Экофилософия и экоэкономика: кто кого?

Мамы разные нужны.

Мамы всякие важны.

Сергей Михалков, 1935 г.

Марк Сагофф (Mark Sagoff)

нельском и Висконсинском университетах, в Школе права Мэриленда, возглавлял Институт философии и общественной политики (Institute for Philosophy and Public Policy [IPPP] в 19881995 и 2006-2013 гг.) при Университете Джорджа Мейсона (George Mason University; Фэрфакс, штат Виржиния); в этом же университете продолжает работать на кафедре философии.

Став заметной фигурой на «экофилософском небосклоне», Сагофф активно участвует в обще- ственной жизни: в 1994-1997 гг. он был президентом Международного общества экологической этики (International Society for Environmental Ethics; ISEE было создано в 1990 г.; первый президент – Холмс Ролстон [Holmes Rolston]; подробнее см. [Розенберг, 2013]); в 1996-1999 г. был членом Национального исследовательского совета (National Research Council [NAC]) в составе Комитета по оценке биоразнообразия (Committee on Valuing Biodiversity), в 2003-2005 гг. активно сотрудничал с Агентством по охране окружающей среды (US Environmental Protection Agency [US EPA]), сейчас является членом Научно-консультативной комиссии (EPA Science Advisory Board) в Комитете по оценке экосистемных услуг (Committee on the Valuation of Ecosystem Services).

Основной пафос привлекшей мое внимание статьи Сагоффа [54] в переводе на русский язык, как, впрочем, и его более ранних монографий [52, 53], состоит в следующем. Сагофф выступает резким критиком «сциентизма» экологических проблем, заявляя, что защита окружающей среды должна вестись на языке социальных ценностей, и неудачных, как он считает, попыток экоэкономистов «оценить» экосистемы с целью их защиты. Рассматривая становление последние 3035 лет «экологической экономики» и происходящее сегодня её слияние с «неоклассической экономикой», он приходит к выводу о том, что имеет место «кризис течения экологической экономики по причине концептуальных изменений в смежных дисциплинах… представители этого течения оказались в тупике как в политике, так и в науке, будучи пойманными в капканы своих математических моделей и концептуальных кон- струкций… вместо того, чтобы интересоваться настроениями в обществе» [54, с. 4, 5]. Попробуем разобраться в причинах этого кризиса.

Прежде всего, замечу, что обвинять во всех бедах математическое моделирование социо-эколого-экономических систем (СЭЭС), по меньшей мере, не конструктивно. Действительно, «нельзя ругать модель за то, что с её помощью можно получить неверный результат, как нельзя ругать топор за то, что им можно поранить руку», – эта мысль физиолога А.А. Ухтомского [31, с. 346] как нельзя лучше демонстрирует несостоятельность этого «заблуждения».

В докладе «Устойчивое развитие и учение о ноосфере (экологические основы устойчивого развития)», заслушанном на Академических чтениях, посвященных 150-летию со дня рождения академика Владимира Ивановича Вернадского (Тольятти, Самара; 12-14 марта 2013 г. [10]), чл.-корр. РАН В.М. Захаров продемонстрировал следующую схему (рис. 1).

Легко убедиться, что сегодня «идеалы» устойчивого развития, постулированные на саммите в Рио-де-Жанейро в 1992 г. (равновеликое участие трех основных составляющих устойчивого развития), деформированы и «экологическая составляющая» заметно потеряла свою значимость. Именно этот факт и стал основанием для б о льшего внимания к экологическим приоритетам развития на саммите Рио + 20 (по Захарову):

. повышение значимости экологических аспектов развития;

. акцент на «зелёную» экономику (политика двойного выигрыша, экосистемные услуги и пр.);

. декаплинг как направление инновацион-

ного развития ( decoupling – явление, прямо противоположное синхронизации);

. построение индикаторов для поддержания баланса и здоровья среды в рамках СЭЭС.

В этом контексте совсем по-иному смотрится схема устойчивого развития из «Википедии» (рис. 2).

Здесь «устойчивое развитие» (англ. sustainable development ) – гармоничное (правильное, равномерное, сбалансированное) развитие; это процесс изменений, в котором эксплуатация природных ресурсов, направление инвестиций, ориентация научно-технического развития, развитие личности и институциональные изменения согласованы друг с другом и укрепляют нынешний и будущий потенциал для удовлетворения человеческих потребностей и устремлений. Во многом речь идёт об обеспечении качества жизни людей (категория, в основном, философская, что дает «плюс» представлениям Сагоффа).

Инвестиционная привлекательность отдельных предприятий и комплексов промышленности сегодня немыслима без оценки их воздействий на окружающую природную среду. Сегодня – это практически аксиоматическое утверждение («плюс» сторонникам экоэкономики). Однако многие современные экономисты и политики все чаще ставят вопрос о разработке принципов оценки инвестиционной привлекательности достаточ- но больших по площади территорий, включая, естественно, и экологическую составляющую. Одним из важных механизмов регулирования политики в области экономики народного хозяйства и охраны окружающей природной среды становится экологический аудит территорий и территориально-промышленных комплексов. С этой точки зрения сошлюсь на монографию В.С. Юриной [36], которая представляет интерес, как одно из первых эколого-экономических исследований в этой области. Автор взяла на себя смелость рассмотреть очень широкий круг теоретико-методических вопросов и предложить новый подход к экологическому аудиту такой сложной и большой территории, как Волжский бассейн (13% территории Европы), основанный на системном анализе пространственно распределенной информации. Экологический аудит понимается Юриной [36, с. 20], как «систематизированный, документированный процесс получения, изучения и оценки экологической информации об объекте аудита на основе осуществления независимой, вневедомственной проверки его соответствия определенным критериям». В контексте статьи Сагоффа – это еще один «плюс» экофилософам [54, с. 9].

Сагофф считает, что решение экологических проблем лежит не в плоскости вычислительных затрат и экономических выгод, а в области «эффективной политики», под которой он понимает

• •    Инновации

• •    Управление рисками

• •    Экспансия

Экономическое развитие

Занятость населения Повышение квалификации Бизнес-этика

Честный мир

Изобильный

мир

Эффективное использование ресурсов Производство согласно принципам устойчивого развития

(Управление жизненным циклом эдуктов

Устойчивое развитие

Соблюдение прав' человека Инвестиции в некоммерческие организации

Социальный прогресс

Пригодный для \ жилья мир

Ответственность

за окружающую среду Ж

ВгСохранение чистого воздуха и ” воды

• •    «Нулевые» отходы

• •    Экологическое правосудие

• •    Здравоохранение

• •    Контроль над изменением климата

• •    Сохранение биоразнообразия

Рис. 2. Схема устойчивого развития, которая предлагается в «Википедии» [Устойчивое_развитие]

чувствительный к моральным и эстетическим соображениям политический диалог экофилософов и экоэкономистов. При этом он защищает несколько тезисов [46, 48, 52].

• 1.    Наиболее важными причинами защиты ландшафтов и отдельных видов являются нравственные и эстетические.

• 2.    Экономическая теория благосостояния не есть эквивалент благополучия, что не позволяет отдать ей приоритет перед первостепенностью социальных задач.

• 3.    Невозможно измерить индивидуальные предпочтения [52, глава 3].

• 4.    Цена что-то не имеет смысла без отношения к чему-то. Цены природных компонент измеряют меновую ценность, а не потребительскую стоимость.

• 5.    Попытки определить, сколько люди готовы платить за что-то, измеряют меновую стоимость (и, соответственно, не сообщают нам ничего о потребительной стоимости), что интерпретируется Сагоффом [52] как «ловушка и обман – a snare and a delusion» (с. 100).

• 6.    Концепция внешнего мира (мира вне нас, экстерналии – externality; издержки или выгоды от рыночных сделок, не отраженные в ценах) является бессодержательной (с. 111). Государственное вмешательство с целью устранения провалов рынка является ненужным или нецелесообразным (с. 114). Нет ничего, что могло бы сделать правительство для устранения провалов рынка, чего не может сделать частный сектор (с. 110). Бюрократическая опора на научные знания для нахождения эффективных решений экологических проблем является наивной и слепой верой в науку и в централизованный контроль (с. 202-205).

• 7.    Не существует опасности исчерпания ресурсов и экономические выгоды от защиты окружающей среды малы (глава 7).

• 8.    Решение конфликтов между экономическим ростом и охраной окружающей среды заключается в поиске политического компромисса между местными заинтересованными сторонами. Экономика играет важную роль в создании институтов, в рамках которых такой компромисс осуществим (глава 8).

• 9.    Борьба с загрязнением должна начинаться в точке, где ущерб начинает быстро расти (с. 53-54, 123).

Не буду разбирать все эти тезисы (некоторые из них выглядят либо тривиальными [тезис № 3], либо провокационными [например, последний № 9 – « чисто не там, где убирают , а там, где не мусорят»]) . Остановлюсь на тезисе № 5 и попробую формализовать его с помощью так не любимого Сагоффом моделирования.

На языке «( U ; V )-обмена»¹ в рамках моделей потенциальной эффективности сложных систем

[17, 21, 32, 33], для внерыночной оценки природных ресурсов можно использовать представления экономистов, которые предположили, что индивид способен отказаться от некоторого количества материальных благ, чтобы избежать ухудшения качества окружающей среды ( U ; фактически, готов заплатить), или же согласиться на это ухудшение лишь при условии получения материальной компенсации ( V ; получить компенсацию за потери [44, 49, 51, 55-57 и др.]). Количественное выражение этих величин носит название WTP (willingness to pay) и WTA (willingness to accept), соответственно [15, 41, 43, 44, 47, 50, 54, c. 12].

WTP – готовность платить за то, чтобы сохранить благоприятную экологическую среду и не проводить в этой территории некоторой экономической деятельности, которая может привести к негативным экологическим изменениям. Выявленные в результате опросов предпочтения людей дают денежный показатель ценности тех или иных экологических объектов. Готовность платить зависит от способности платить (т. е. от дохода опрашиваемых). Так, по данным Маркетингового информационного центра Правительства Москвы в 1999 г. сделать пожертвования на содержание городских парков и скверов высказались: по 30 руб. с семьи – 22% опрошенных, 30-50 руб. – 25%, 50-100 руб. – 8,4% и выше 100 руб. – 2,4%. Таким образом, средний размер пожертвований одной московской семьи на «экологически важное деяние» на начало нового тысячелетия оценивался, примерно, в 25 руб./год (см. [35, с. 223-224]).

WTA – готовность принять компенсацию за негативные изменения в окружающей среде в ре- зультате экономической деятельности. В этом случае речь идет о готовности населения отказаться от имеющихся экологических благ и выгод, нести экологический ущерб (чем не «экофи-лософский», этический посыл?), но получать за это некоторую компенсацию. Обычно, денежные суммы в рамках готовности принять компенсацию на порядок (а то и более) выше сумм, которые граждане готовы платить за сохранение экологических благ. Объясняется это, как минимум, двумя основными причинами:

. нежелание потерять имеющиеся выгоды, т. е. оценка ущерба (потерь) выше, чем сравниваемый выигрыш по отношению к некоторому начальному запасу активов (включая экологические блага [здесь этика явно хромает…]);

. ограниченная замещаемость экологических благ другими.

При этом существует два основных подхода для определения WTP и WTA – методы выраженных и выявленных предпочтений [7, 34, 35, 39]. Методы выраженных предпочтений (в частности, метод условных оценок [МУО]) носят опросный характер, что позволяет построить кривые спроса. Создается гипотетический (или условный) рынок, который используется для выяснения того, сколько индивидуумы готовы платить за сохранение экологического блага или ресурса (WTP) и сколько они готовы получить в качестве компенсации за его утрату (WTA). Сравнение МУО с другими методами, в большей степени основанных на рыночных факторах, показало, что они в значительной степени совпадают. Как и любой опросный метод, МУО обладает, однако, и рядом недостатков, важнейшие из которых – проблемы связанные с составлением и распространением опросных листов, интерпретацией полученных результатов и пр. Правда, при определенных обстоятельствах МУО может оказаться единственно приемлемым методом оценки ресурсов, которые являются всеобщим достоянием, эстетических благ, уникальных ресурсов окружающей среды, т. е. в тех случаях, когда отсутствует рыночная цена исследуемого ресурса. Данные, полученные благодаря МУО, могут оказаться вполне достаточными для того, чтобы на их основании можно было согласиться с одними из вариантов проекта и забраковать другие. Методы выявленных предпочтений направлены на анализ поведения индивидуумов на рынках товаров, так или иначе связанных с исследуемым «благом» окружающей среды (например, рекреационной емкостью среды). Применение в этом случае регрессионного анализа позволяет оценивать показатели благосостояния в виде потребительского излишка. Здесь наиболее часто используемым методом является классический транспортный метод линейного программирования [5]. В известной степени он близок к используемому в экологии приему моделирования экосистем с заданными свойствами.

Замечательным фактом теории потенциальной эффективности сложных систем при их стохастическом описании [32, 33] является возможность выражения этой теории в единой форме через вероятность P(U;V) : при достаточно больших значениях U и соответствующих им больших значениях V вероятность выгодного ( U ; V )-обмена имеет следующее асимптотическое поведение:

P(U;V) ^ 0, при V > V0, P(U;V) ^ 1, при V < V0, где V0 – количество ресурса, получаемого оптимальной по данному качеству системой А0. Таким образом, системе не выгодно получение величины ресурса V > V0 (жадность до добра не доводит [17] – «модельный» вывод «экофилософ-ского» содержания…). Общее асимптотическое поведение вероятности P(U;V) обосновывается глубокой математической закономерностью, лежащей в основе поведения всех стохастических моделей потенциальной эффективности сложных систем, – вероятностями больших уклонений (строгое доказательство приводится в работе [32, с. 202-210]). В работе [15] с помощью данной модели получены оценки экосистемных услуг («экоэкономика») рекреационно-туристического потенциала некоторой территории (на примере Республики Башкортостан); причем, показана возможность конструктивного использования трудно формализуемых и количественно неоце-ниваемых показателей «экофилософского» содержания, когда люди перестали довольствоваться только «тремя S» (Sea – Sun – Sand [море – солнце – пляж]) и постепенно переходят к другой парадигме – «три L» (Lore – Landscape – Leisure [национальные традиции – пейзаж – досуг]).

Итак, что в «сухом остатке»? Экофилософы стоят на своем (мораль и этика – превыше всего, «моральная сила может вернуться, если сторонники [защиты] окружающей среды не будут предписывать выполнения различных задач обществу, а помогут обществу достичь целей, которые у него уже имеются» [54, с. 14]), а экоэкономисты – на своем (будем «выстраивать свои теории на основе ценообразования на “услуги” и выгоды, предоставляемые экосистемами» [54, с. 14]).

Еще со времени Г. Гегеля (Georg Wilhelm Friedrich Hegel; 1770-1831) принято различать мораль (нем. Moralitдt, англ. moral, morality) и нравственность (нем. Sittlichkeit, англ. morals, virtues). Согласно разделению этих понятий, нравственность является внутренней установкой человека, мораль (наряду с законом) – только внешним требованием к поведению индивида. При таком взгляде на мораль, она признается «протезом нравственности». «Нравственность – термин, чаще всего употребляющийся в речи и литературе как синоним морали, иногда – этики» [1]. В более узком значении нравственность – это внутренняя установка индивида действовать согласно своей совести и свободной воле – в отличие от морали, которая, наряду с законом является внешним требованием к поведению индивида. Этика же – название науки о морали. Экологическая этика – прикладная дисциплина, являющаяся результатом междисциплинарного синтеза на стыке этики и экологии; основателями экологической этики считают немецко-французского теолога, врача и философа, нобелевского лауреата Альберта Швейцера (Albert Louis Philipp Schweitzer; 1875-1965) и американского эколога и философа Олдо Леопольда (Aldo Leopold; 1880-1948), хотя «отсчет» можно вести и от Франциска Ассизского (Franciscus Assisiensis; 1182-1226). Здесь также можно назвать М. Бук-чина [30], Г. Хардина [19, 20, 45], Х. Ролстона [22], В.Е. Борейко [3, 4] и мн. др. При этом, если у Швейцера в центре внимания находится нравственность, то в работах Леопольда доминирует экологический аспект в структуре этического знания: конфликт с природой предопределен не только неправильным использованием её ресурсов, но и неумением видеть Землю как часть сложной системы, к которой принадлежат все люди. Леопольд вводит новый термин «экологическая совесть» (с экологической точки зрения, эта норма этики представляет собой ограничение свободы действий человека в борьбе за существование, с философской – разграничение общественного и антиобщественного поведения). Он вводит понятие «виды – эстетические индикаторы», которые представляют собой «отличительный знак» данного ландшафта: «Если их нет, тогда в ландшафте отсутствует ясный свет совершенного здоровья. Подобно неуловимой пуме или лесному волку, их нет необходимости видеть, чтобы они оживили пейзаж. Достаточно просто знать, что они имеются» (цит. по: [40]). Сходные позиции по отношению к охране природы и природопользованию занимает и Русская Православная Церковь [13]: «В диалоге с представителями общества, государства, международных организаций Русская Православная Церковь считает долгом содействовать укреплению в людях, принадлежащих к разным социальным, этнокультурным, возрастным и профессиональным общностям, чувства солидарной ответственности за сохранность Божиего творения и поддерживать их труды в этом направлении». И еще. «Православие не рассматривает окружающую нас природу обособленно, как замкнутую структуру. Растительный, животный и человеческий мир взаимно связаны. С христианской точки зрения природа есть вместилище ресурсов, предназначенных не для эгоистического и безответственного потребления, но дом, где человек является не хозяином, а домоправителем. Экологические проблемы носят, по существу, антропологический характер, будучи порождены человеком, а не природой. Поэтому ответы на многие вопросы, поставленные кризисом окружающей среды, содержатся в основном, в человеческой душе, а не в сферах экономики, естественных наук, техники» [6, с. 164].

Современные экоэкономисты [2, 38, 42 и мн.-др.] также ратуют за смену парадигм традиционной экономики, гуманизацию и экологизацию её главных принципов (можно сказать, экологическая экономика с «человеческим лицом» или то, что сегодня называют «зелёной экономикой» [27]). Но при этом никто не отменяет необходимость управления (еще лучше – эффективного управления) природопользованием в единой системе социально-экономического управления обществом. И здесь без науки и моделирования (которое так «не нравится» М. Сагоффу) не обойтись. Да и сам он не может этого сделать: в качестве аргументов «исчерпания» традиционной экологической экономики Сагофф [54, с. 10, 14] привлекает хорошо известную экологам концепцию непрерывности экосистем Раменского – Глизона (1910 г.) и современную концепцию нейтральности Хаббела (2001 г.), которые имеют вполне адекватное математическое описание (см., например, [37]).

И все-таки, я, оставаясь естествоиспытателем, склонен принять реалистично-сциентистскую (без экстремизма) точку зрения украинского гидробиолога А.А. Протасова [14, с. 209]: «Период, целая эпоха, связанная с “охраной окружающей среды”, главная заслуга которой состоит в том, что она открыла человеку глаза на его реальное “могущество”, должен смениться периодом целенаправленного “конструирования” и создания новых структурно-функциональных блоков ноосферы». Сциентизм и антисциентизм – это белое и черное, без полутонов; реалистический сциентизм – это позиция, разделяемая большинством людей с точки зрения здравого смысла, подкрепленная научной теорией и не отрицающая нравственные начала.

Детский стишок Сергея Михалкова «А что у вас?», давший строфы для эпиграфа этой статьи, завершается двустишием, которое как нельзя лучше, на мой взгляд, резюмирует эту виртуальную дискуссию:

Дело было вечером, Спорить было нечего.