Экзистенциальная рефлексия личности как способ преодоления деструктивного чувства вины

PhD in Pedagogy, Candidate of Philosophical Sciences, Vice-Rector on Science and Innovations of the East European Institute

EXISTENTIAL REFLECTION OF THE PERSONALITY AS WAY OF OVERCOMING DESTRUCTIVE SENSE OF GUILT

The article is examined the phenomenon of destructive sense of guilt and the possibilities of existential reflection of the personality to overcome this sense are also considered. The author identifies the levels of personality development such as conformity, subjectness and dominance and he provides a brief overview of interaction of the personality on the different levels of development with external and internal hierarchy of motives and destructive sense of guilt. Keywords: personality, existential reflection, socio-psychological adaptation, sense of guilt, conformity, subjectness, dominance

С овременный этап развития человеческой цивилизации в значительной степени характеризуется достигнутым высоким уровнем удовлетворения базовых потребностей, таких как потребность в пище, питье или тепле. Несмотря на непрекращающиеся локальные конфликты и сохранение множества очагов напряженности в мире, наша потребность в физической безопасности также достаточно полно удовлетворяется: наша жизнь не связана с повседневной борьбой за выживание и противостоянием физическому насилию. Основные психологические угрозы теперь носят так называемый «ноогенный» характер, т.е. порождаются нашим собственным сознанием. Это не означает, что эти угрозы менее значительны, напротив, их неочевидный, нематериальный и субъективный характер делает их потенциально более разрушительными, так как человеку сложнее осознать эти угрозы, принять сам факт их существования и, тем более, воспользоваться чужой помощью в их преодолении.

Виктор Франкл, классик экзистенциальной психологии, был одним из первых психологов, начавших изучение ноогенных неврозов и психозов. Он предостерегал от абсолютизации ноогенного генезиса всех человеческих заболеваний: «Не каждая болезнь имеет ноогенное происхождение; тот, кто утверждает иное, является спиритуалистом или – соответственно в том, что касается телесных недугов, – ноосоматиком» [Франкл, с. 58]. Тем не менее Франкл отмечал, что любая болезнь имеет «смысл», который заключен не в факте заболевания, а в особенностях страдания, в той позиции, которую занимает больной по отношению к своему страданию. Основой терапии Франкл считал сохранение у больного человека установок здорового человека в противовес установке заболевшего. Целью нашей статьи является анализ возможностей лидерства и экзистенциальной рефлексии по профилактике и преодолению индивидуального деструктивного чувства вины как одного из сильнейших ноогенных неврозов – через формирование здоровых установок по отношению к причине ощущения вины.

Вина является одним из наиболее значительных источников страдания современного человека, лишенного необходимости каждый день сражаться за жизнь и пищу. Зато каждый из нас практически ежедневно становится мишенью психологических манипуляций, призванных вызвать и интенсифицировать чувство вины: от религиозного – «Ты неправильно живешь и грешишь» – до корпоративного – «Ты не выполняешь план» – и даже семейного – «Ты мало внимания уделяешь детям». Вина становится частью психической реальности человека, оказывает влияние на его образ мышления и поведение, подчиняет индивида внешним установкам и ожиданиям.

Феноменвинывтечениедолгоговремени представляетзначительныйинтересдля психологов. Традиция рассмотрения вины как деструктивного психологического явления была сформирована работами Зигмунда Фрейда и продолжена другими учеными (G.A. Berrios, 1992; C. Covington, 2001; T. Fuchs, 2003; F. Johnston, 2000; H. Lewis, 1971; L.E. O’Conner, 1999; A. Waska, 2002 и др.), а в последние десятилетия оформилось и альтернативное направление, в рамках которого рассматриваются положительные, регулятивные и адаптивные аспекты чувства вины (K.C. Barrett, 1995; R.F. Baumeister, 1994; M.L. Hoffman, 1983; J. Lindsay-Hartz, 1984; J.P. Tangney, 1990, 2003 и др.). В отечественной психологии феномену вины долгое время не уделялось должного внимания, и серьезные работы по этой тематике появились лишь в последнее время (О.А. Гаврилица, 1998; В.В. Иванова, 2002; А.А. Игнатьева, 2002; Е.П. Ильин, 2001; Т.Ю. Кирилина, 2001; М.Н. Корнилов, 1998; Г.Г. Матюшин, 1998; К. Муздыбаев, 1995; Ю.М. Орлов, 1997, 2004; И.А. Белик, 2006).

И. Ялом отмечает, что в рамках психотерапии «вина» выступает как «...эмоциональное состояние, связанное с переживанием неправильных действий, – всепроникающее, высоко дискомфортное состояние, характеризуемое тревогой в соединении с ощущением своей плохости» [2, с. 312]. Необходимо отметить, что деструктивное чувство вины, основанное на переживании неправильности своих действий и собственной «плохости», на протяжении столетий использовалось религиями и государствами как эффективный психологический инструмент массового контроля. При этом часто использовалось так называемое «коллективное» чувство вины, например концепция первородного греха, общая для христианства, или чувство вины народа Германии после Второй мировой войны. Виктор Франкл, тем не менее, отрицал саму возможность существования коллективной вины, утверждая, что вина может и должна быть только личностной, индивидуальной [1]. Независимо от того, существует ли коллективная вина, на индивидуальном уровне чувство вины всегда является потенциальным источником психологической опасности. Выходя за пределы необходимого механизма социальной адаптации, оно эффективно препятствует самореализации личности. Деструктивное воздействие вины также проявляется в снижении адаптационных возможностей личности, падении уровня социального интереса и даже аутоагрессии. Человек, находящийся в переживании своей «плохости», тревожен, испытывает недостаточную психологическую безопасность и беспомощность.

Справляясь с чувством отверженности, испытывающий вину склонен к невротическим стратегиям поведения(невротическим потребностям), описаннымеще Карен Хорни в 1942 г. Ведущими из них являются потребность в любви и одобрении (проявляется в повышенной чувствительности к критике, отверганию и недружелюбию) и потребность в руководящем партнере (проявляется в чрезмерной зависимости от других) [3]. Очевидно, что личность, реализующая такие стратегии, является идеальным объектом для чужого воздействия, теряет способность реализовывать собственную жизненную программу, становится инструментом и жертвой многочисленных манипуляций как на уровне государства и религиозного сообщества, так и на уровне малых групп и межличностного взаимодействия.

В работе И.А. Белик (2006) впервые четко сформулировано понятие оптимального уровня чувства вины. Такой уровень выступает как свидетельство психического здоровья человека, при нем у индивида наблюдаются высокие адаптационные возможности и следующие психологические особенности:

• •    устойчивое позитивное эмоционально-ценностное отношение к себе;

• •    осмысленность жизни и стремление к личностным изменениям;

• •    высокая способность к самоконтролю и саморегуляции;

• •    устойчивость к стрессовым ситуациям [4].

Таким образом, осмысленность жизни и наличие четкой системы ценностей являются необходимыми условиями сохранения чувства вины на оптимальном уровне. Система ценностей, которая определяла бы структуру его мотивов, характер его деятельности и взаимоотношений с внешним миром традиционно ассоциируется с «субъектностью»личности. Учение о субъекте в отечественной психологии рассматривает субъектность как особое психическое явление, связанное со способностью индивида жить «подлинной жизнью», направленной на самосовершенствование и достижение идеала. Представители акмеологического направления в отечественной психологии (К.А. Абульханова, А.Г. Асмолов, В.А. Петровский и др.) понимали под «подлинностью» способность личности искать и осознавать собственный смысл, формулировать индивидуальные, а не навязанные социальной средой, жизненные цели [5].

Очевидно, что субъектность формируется по мере развития личности и отражает ее растущую способность к экзистенциальной рефлексии , а также к противостоянию внешнему социально-психологическому давлению.

Экзистенциальная рефлексия как психологический феномен уже рассматривалась в отечественной психологической науке. Само понятие «экзистенциальная рефлексия» было введено И.Н. Семеновым в результате дифференциации различных типов рефлексивной деятельности: интеллектуальной, личностной, коммуникативной, кооперативной, экзистенциальной, культурной. В более современных работах, в частности в диссертационном исследовании В.Г. Аникиной, экзистенциальная рефлексия понимается как «сложный многофункциональный механизм, осуществляющийся при разрешении проблемно-конфликтной ситуации и включающий: оценку сложности ситуации для личности, оценку протекания и окончания процесса решения, расширение ситуации, построение смысловой картины личности и выявление опорных смыслов и смысловых связей, необходимых для принятия решения, создание и преодоление внутренних рефлексивных конфликтов, расширение и углубление смыслового поля сознания личности» [6, с. 9].

Отдавая должное существенному вкладу, который внесли в теорию экзистенциальной рефлексии исследования В.Г. Аникиной и др., считаем необходимым отметить, что описанный выше подход воспринимает экзистенциальную рефлексию как реактивное психическое явление, помогающее более эффективно и смыслосообразно решать проблемно-конфликтные ситуации, возникающие независимо от желания личности. Такой подход, безусловно, является продуктивным при работе с определенными социальными группами, но не отражает достижений экзистенциальной психологии в области проактивного поведения человека. Мы считаем более целесообразным понимать экзистенциальную рефлексию как стремление и способность индивида проактивно формулировать смысл собственного бытия и руководствоваться мотивами, связанными с осуществлением этого смысла [7].

Таким образом, экзистенциальная рефлексия понимается нами как необходимое условие достижения личностью уровня субъектности. Сформировав понимание смысла жизни и связанные с ним мировоззренческие установки, субъектная личность обретает возможность делить получаемые в процессе общественной жизни мотивы на те, что соответствуют ее смысложизненным ориентациям, и те, что являются чуждыми и не способствуют реализации жизненных смыслов личности. Такая дифференциация позволяет личности сформировать иерархию мотивов, где высшие уровни принадлежат смыслосообразным мотивам. Соответственно, в условиях мотивационного внутриличностного конфликта смыслосообразные мотивы будут брать верх над мотивами низших уровней, не связанными с реализацией жизненных смыслов личности.Рациональное осознание своего смысла и связанной с ним иерархии мотивов позволяет человеку эффективно противостоять чувству вины, связанному с невозможностью удовлетворения отдельных мотивов, которым в окружающей социально-психологической среде может придаваться значительная ценность, в то время как для самой личности эти мотивы не являются приоритетными.

Субъектная личность, таким образом, преодолевает деструктивное чувство вины за счет концентрации на мотивах, доминирующих в ее внутренней иерархии, являющейся результатом экзистенциальной рефлексии. Тем не менее нельзя недооценивать возможности внешней социально-психологической среды, которая в силу разных причин способна в течение долгого времени осуществлять на личность психологическое давление, добиваясь ее возвращения на более низкий уровень личностного развития, уровень конформности, на котором личность становится более управляемой извне.

Если субъектность является уровнем развития личности, на котором результаты экзистенциальной рефлексии позволяют достаточно успешно противостоять внешнему давлению, то на следующем уровне – уровне лидерства – личность уже сама воздействует на окружающую среду, пропагандируя собственные смыслы и ценности и инициируя связанную с ними деятельность.

Мы можем констатировать существование индивидов, обладающих выраженной субъектностью личности, но при этом не обладающих лидерством. Так, например, рабочий на заводе, не поддающийся массовой тяге к курению, сохраняющий, несмотря на внешнее давление, собственную ценностную позицию о том, что курение – это зло, безусловно, обладает субъектностью. Но мы не можем говорить о том, что он как-то проявляет свое лидерство, так как он не воздействует на социальную ситуацию, не проецирует вовне свои ценности. Субъектность, таким образом, можно метафорически воспринимать как «психологический щит», способность личности защищаться от нежелательного воздействия внешней среды, оста- ваться самой собой в любых ситуациях. А лидерство представляется нам «психологическим мечом», источником воздействия личности на окружающую социально-психологическую реальность с целью трансформировать ее сообразно собственным ценностным представлениям [8]. Лидер не только защищен от деструктивного чувства вины результатами экзистенциальной рефлексии, но и способен проактивно воздействовать на окружающую среду чтобы не допустить дальнейшего давления на себя и попыток навязать извне мотивы, не отражающие ценностные ориентации личности.

Таким образом, можно говорить об уровнях развития личности, отражающих различные механизмы ее социально-психологической адаптации:

Рисунок 1. Развитие личности и уровни ее социально-психологической адаптации

Низший уровень социально-психологической адаптации личности – конформность – предполагает изменение мнений и поведения индивида в ответ на реальное или воображаемое внешнеедавление.Мы вводимдополнительнуюзначимуюхарактеристику конформности – отсутствие экзистенциальной рефлексии. Индивид, не задумывающийся о смысле собственной жизни, не стремящийся найти собственный путь и жить «подлинной» жизнью, неизбежно ориентирован на соответствие требованиям внешней социальной среды из-за слабости или даже отсутствия внутренней системы ценностных координат. Несоответствие требованиям среды вызывает у такого человека чувство тревоги, собственной «плохости», отверженности – т.е. деструктивное чувство вины, препятствующее полноценной личностной реализации.

Более высокий уровень социально-психологической адаптации личности – субъектность – характеризуется наличием экзистенциальной рефлексии и связанной с этим способностью личности противостоять внешнему давлению. Только при достижении личностью этого уровня можно говорить о том, что индивид стремится к достижению собственных целей, реализует собственные жизненные сценарии. На этом уровне личность формирует внутреннюю иерархию мотивов, которая отражает степень соответствия того или иного мотива задачам реализации жизненных смыслов личности. Осмысленность жизни и устойчивость системы ценностей позволяют личности удерживать вину в оптимальных пределах, используя ее адаптационный потенциал и не допуская деструктивных воздействий.

Наконец, на высшем уровне развития – уровне лидерства – личность не только эффективно противостоит внешнему воздействию и порождаемому им деструктивному чувству вины, но и способна сама воздействовать на окружение через собственную систему смыслов и ценностей и сообразную с нею деятельность. Таким образом, лидер может не только освободить себя от деструктивного чувства вины, но и помочь другим сделать это. При этом нельзя исключать и вероятность того, что лидерское влияние, а также сам образ лидера ста- нут для окружения источником вины на новом уровне. Поэтому развитие личности до уровня лидера должно по возможности сопровождаться формированием гуманистической системы ценностей. Лидерство само по себе не является положительным или отрицательным, социальным или антисоциальным; оно определяет лишь способность личности распространять свою систему смыслов и ценностей на других. Какой является эта система ценностей, к чему она побуждает – индивидуально для каждого лидера. Свобода от деструктивного чувства вины еще не означает высоких моральных качеств лидера. Создание и поддержание нравственных ориентиров, которые наследовались бы лидерами в процессе экзистенциальной рефлексии, при создании внутренней иерархии мотивов, при работе с последователями – одна из приоритетных задач, стоящих перед обществом в целом и его системой образования и воспитания в частности.