Экзистенциальные концепты поэзии Ф. И. Тютчева в контексте взаимоотношений человека и природы

Уже первые издатели и критики поэзии Федора Ивановича Тютчева – И. С. Аксаков, Н. А. Некрасов, И. С. Тургенев, А. А. Фет – подчеркивали не только красоту образов природы, созданных русским поэтом, но и их глубокую философичность. У Тютчева философское восприятие природы лежит в основе его экзистенциально-мировоззренческих концептов. Правнук и биограф Тютчева В. А. Пигарев писал: «у одного Тютчева философское восприятие природы составляло в такой сильнейшей степени самую основу видения мира» [4, с. 203].

По отношению к поэзии Тютчева, часто использовался термин «пейзажная лирика». Однако, на наш взгляд, данный термин не в полной мере отражает широкий круг тем, поэтически представленных в стихах Тютчева о природе. В своем творчестве поэт стремится не столько показать красоту природы, сколько представить свои взгляды на мироздание, законы, управляющие им и человеком, осветить вопросы, касающиеся человеческого существования, взаимоотношений природы и человека. Эта романтическая вера в идентичность двух миров наиболее полно выразилась в натурфилософии Шеллинга: «природа должна быть видимым духом, дух – невидимой природой. Следовательно, здесь, в абсолютном тождестве духа в нас и природы вне нас, с необходимостью должна решаться проблема, как возможна природа вне нас» [7, с. 128].

Тютчев стремится познать тайны человеческого существования, ища ответы в мире природы. Действие и состояния природы отождествляются с действием и состояниями человека. Отождествление Бога с природой у Тютчева связано с романтическим пантеизмом Шеллинга. Тютчев берет у Шеллинга характерное понимание природы как живого, наполненного духом целого, а также убежденность в единстве явлений природного мира и мира человека. Двойственность бытия, восприятие природы и человека как двух сторон диалога имеет свой источник в романтическом мировоззрении. Образы мира природы в стихах Тютчева можно трактовать как аллегории. Природа является доказательством существования Бога, а познание ее – синоним стремления к самопознанию. Таким образом, «пейзажная лирика» Тютчева – это, скорее, экзистенциальная лирика, так как поэт ищет ответы на свои экзистенциальные вопросы в поэтической натурфилософии, а не в метафизике.

Мир природы показан Тютчевым с помощью образов ночи, дня, весны, осени, зимы, лета, мотивов пространства, хаоса, неба, моря, земли. Эти образы трансформируются в символы и мифы. Романтическая поэзия и эстетика сформировались в кругу верований о том, что жизнь природы первобытна и неделима, а доступ к ней имеет не ум, а воображение с помощью символов. При этом Тютчев остается в рамках романтической эстетики, не признающей механистического, бездушного отражения природы. Природа создает символы, говорит символической речью, пишет символической письменностью, и только через символы можно проникнуть в нее, вступить с ней в диалог. Тютчев берется за этот диалог, пытаясь найти новый язык экзистенциальной поэзии.

В ранних стихотворениях Тютчева порой появляется прямое выражение мыслей и эмоций автора с помощью явно определенной лирической темы: «Люблю грозу в начале мая» [6, с. 89]; «Нет, моего к тебе пристрастья / Я скрыть не в силах, мать – Земля!» [6, с. 137] Но в большинстве стихотворений о природе лирическое «я» скрыто, особенно в «поэзии ночи». Активный герой поэмы – природа – действует, творит и мыслит. Так реализуется основной принцип трансцендентальной поэзии – единство творческого действия природы и человека.

Стихотворение, которое можно считать программным в экзистенциально-пейзажной лирике Тютчева, – «Не то, что мните вы, природа» [6, с. 149].

Здесь четко определено положение лирического субъекта на фоне материалистического взгляда на природу, воспринимающего ее как бездушный механизм. Для лирического субъекта природа – это мать, полная чувств, говорящая с человеком на своеобразном языке лесов, звезд и ночей. Тех, кто его не понимает, поэт описывает как глухонемых слепцов. Эти лирические «они» духовно ущербны в глазах Тютчева. Стихотворение носит явно полемический характер, лирическая тема в самом начале стихотворения вовлекает читателя в спор о том, что такое природа.

Сила природы очаровывала поэта как в ранний период его творчества, так и в более поздний, изобилующий рядом трагических событий в его личной жизни. После возвращения из-за границы, когда начинается его роман с Еленой Александровной Денисьевой, Тютчев пишет стихотворение «Сияет солнце, воды блещут» [6, с. 196], в котором создает выразительный, пластичный пейзаж, насыщенный движением, блеском, красотой. Здесь нет разделения на мир природы и мир человека. Видна идея их единства – «На всем улыбка, жизнь во всем» [6, с. 196]. Каждая строка показывает радость бытия, деятельности природы. Первые две строки отражают философский тезис о том, что природа – это живой организм. Эта идея развивается в последующих строках: «И мир, цветущий мир природы / Избытком жизни упоен» [6, с. 196]. Здесь также в предельно пластичной форме представлена излюбленная мысль Тютчева и Шеллинга о единстве мира природы и мира человека. Эта идея также появляется в стихотворении «Еще земли печален вид» [6, с. 150]. Тут наиболее ярко проявляются характерные черты экзистенциально-пейзажной лирики русского классика. Стихотворение состоит из двух восьмистрочных строф. Первая показывает весеннее пробуждение природы на фоне грустного, мертвого зимнего пейзажа. Вторую строфу содержательно можно разделить на две части. Первые четыре строки говорят о пробуждении человеческой души от духовного сна. В последних строках видения возрожденной природы и обновленной человеческой души сливаются в неделимое символико-изобразительное единство. Поэт подчеркивает этот процесс, объединяя в одном предложении описание природы и состояния человеческой души: «Блестит лазурь, играет кровь» [6, с. 150].

Персонификация природных явлений усиливается введением поэтом, особенно на ранних этапах своего творчества, мифологических мотивов и фигур: Геба, Зевс, Музы, которые действуют и живут как люди. Эти божества, олицетворяющие персонифицированные явления природы, более четко подчеркивают единство человека и природы. Стихотворение «Весенняя гроза» [6, с. 320] пронизано радостным, свежим чувством бытия. Процесс незаметного перехода от представления стихии природы к человеческому определяется М. Л. Гаспаровым как «интериориза-ция» [2]. В отличие от персонификации, которая с самого начала придает описываемому явлению характеристики человека, интериоризация означает постепенную, медленную персонификацию, как бы введение человеческой души в феномен природы. В «Весенней грозе» Тютчев создает образ весенней бури, показывая все этапы этого явления – от первого грома до ливня. Стихотворение заканчивается мифологическими антропоморфными образами: «Ты скажешь: ветреная Геба / Кормя Зевесова орла / Громокипящий кубок с неба / Смеясь, на землю пролила» [6, с. 320].

Человек, стремящийся к самопознанию, пытается разгадать тайны природы, но его познавательные возможности ограничены. Попытки человека понять сущность бытия и познать тайны мироздания оказываются тщетными. Это убеждение выражено Тютчевым в стихотворении «Фонтан» [6, с. 148]. Знание дано человеку, но оно ограничено высшей силой: «Но длань незримо-роковая / Твой луч упорный преломляя / Свергает в брызгах с высоты» [6, с. 148]. И если в творчестве Шеллинга человек является частью природы, и даже его стремление к самопознанию и открытию сущности бытия не нарушают гармонию мироздания, то Тютчевский образ человека изменчив: человек когда-то являлся элементом природы, но в какой-то момент, совершив свой экзистенциальный выбор, он отделился от нее и теперь живет по своим принципам, иногда внося сумятицу в упорядоченный мир природы. Трагическая судьба человеческой личности, не способной найти себя в гармонии природы, показана в стихотворении «Певучесть есть в морских волнах» [6, с. 224]. Поэт использует метафору Паскаля, изображая человека как «мыслящий тростник». Именно осознание драмы человеческого существования, которая одновременно была свидетельством величия человека, связывало Тютчева с французским религиозным философом Блезом Паскалем. Детально параллель между русским поэтом и французским философом показывает Б. Н. Тарасов [5]. Развитие философской мысли Паскаля можно найти у многих экзистенциальных философов, таких как С. Кьеркегор, К. Ясперс, Ж.-П. Сартр, для которых было важно запечатлеть трагедию и парадоксы человеческого существования.

Трагическая судьба человека в лирике Тютчева созвучна теме трагизма в трудах основателя экзистенциализма Сёрена Кьеркегора, рисовавшего мрачные картины человеческого существования в отчаянии и трагедии: «нет никого, в ком глубоко внутри не пребывало бы беспокойство, тревога, дисгармония, страх перед чем-то неизвестным» [3, с. 39]. По мысли Кьеркегора, единственный выход для человека – это вера в то, что в Боге возможно невозможное, что в Нем время и вечность едины, что и жизнь, и смерть имеют смысл. У современных исследователей можно найти интересные сопоставления Тютчева и Кьеркегора. Так, В. С. Баевский считает, что первенство в основании экзистенциализма можно отдать именно Тютчеву: «в России на десять лет раньше Кьеркегора родился поэт мистических откровений, для которого его глубоко личные трагедии были отзвуками мирового неустройства, подобно Кьеркегору – создатель эзотерических текстов. Да, речь о Тютчеве» [1, с. 2].

У Тютчева трагичность существования часто связана с темой ночи. Ночь – это время перехода человека из эмпирической в метафизическую сферу, в которой он сам сталкивается с ужасом и красотой мироздания. В поэзии Тютчева ночь открывает человеку темный хаос, «мир таинственный духов», бездну бесконечности. С такой лирической ситуацией читатель сталкивается в стихотворении «День и ночь» [6, с. 157–158]. Слово «день» здесь имеет огромное философское значение. По сути, это аналог Кьеркегоровой веры, ибо день исцеляет больные души и является другом богов и людей, в то время как ночь – это аналог отчаяния. В стихотворении «О чем ты воешь, ветр ночной?» [6, с. 144] тревога лирического субъекта, невозможность выражения через язык накопленных чувств и мыслей, растерянность, страх и восторг выражаются через использование восклицаний, вопросов, многоточий, тире. Единственный язык, который может передать целую гамму эмоций – это язык ночного ветра. Здесь ночь говорит голосом ветра. С этого момента ночь в поэзии русского классика становится не только временем откровений. Слова «воешь», «безумно», «страшный», «глухо жалобный», «мука» передают атмосферу страха, неверия, ужаса перед силами природы.

Чрезвычайно торжественный, таинственный и недоступный образ ночи показан поэтом в стихотворении «Видение» [6, с. 92–93]. Ночь становится символом, который помогает проникнуть в самые глубокие сферы человеческой души, и в то же время остается носителем тайн, недоступных человеческому знанию. Мифологические образы сочетаются с мотивом ночи – ночь сгущается как «хаос на водах». Землю настигает забвение, только Музу пугают вещие сны, которые вдохновляют ее на творчество. В стихотворении «Как хорошо ты, о море ночное» [6, с. 221] очарование ночного моря привлекает человека, способного познать красоту стихии, когда он находится наедине с морем. В нем рождается желание соединить свою душу со стихией. Как и в предыдущих стихах, человеческое «я» имеет тенденцию сливаться в одно целое с природой.

Ночь в поэзии Тютчева показана в диалогическом ключе, в образе ночи присутствуют противоположные эмоции и чувства. Часто это время преподносится как опасное: «Ночь хмурая, как зверь стоокий / Глядит из каждого куста!» [6, с. 148] Образ ночи рождает в человеке амбивалентные чувства. С одной стороны, она привлекает человека своей загадочной красотой, с другой, – пугает его. Трагедия человека заключается в том, что он разрывается между стихиями дня и ночи, между таинственными силами хаоса и миром природы.

Для Тютчева небесное измерение – это сфера священного, к которой стремится человек, пытаясь освободиться от ограничений, налагаемых на него собственной несовершенной природой. Острая оппозиция земли и неба представлена поэтом в стихотворении «Снежные горы» [6, с. 112]. Разница между землей и небом имеет трагическое измерение: земля, лишенная силы, погружается в сон, в то время как в небе ледяные вершины гор играют с небесной лазурью. В стихотворении «Ночное небо так угрюмо» [6, с. 227] открытая оппозиция «земля-небо» отсутствует. Внимание Тютчева направлено на создание образа темного, мрачного неба и представление первобытного начала, имеющего свой исток в хаосе. Однако, когда на мгновение появляется яркая вспышка, вместе с ней можно увидеть элементы ландшафта – поля и леса. Заключительные строки, однако, вновь переносят читателя с земного плана на небесный, где разгадываются важнейшие тайны бытия. В стихотворении «Хоть я и свил гнездо в долине» [6, с. 212–213] лирический субъект, как птица, хочет взмыть в небо, отринув все земное. Земля является сферой профанного. В посвящении Е. Н. Анненковой [6, с. 211–212] небесный эфир становится чем-то родным и близким человеческой душе. Подчеркивается принадлежность человека к небесной сфере, где все лучше и чище, чем на земле.

В поэзии Тютчева Земля представлена в нескольких контекстах. Прежде всего, в размышлениях о месте человека на земле и его отношении к нему. В данном случае мы имеем дело с двумя полярными установками: человек как сын земли или как существо, принадлежащее к высшему, духовному, миру, стремящееся к небесной сфере. Образ земли появляется и в космогонии поэта относительно устройства мира и механизмов, происходящих в нем. Явления, касающиеся земли, природы, порождают процессы в психике человека («Фонтан»). Образ земли также появляется в стихах, близких к христианской космогонии. В «Последнем катаклизме» [6, с. 112] изображена своеобразная инверсия христианской космогонии. Поэт представляет апокалиптический сценарий, когда земля разрушится и покроется водами, над которыми, отражаясь, будет парить Дух Божий. Процесс создания мира каким-то образом обращен вспять. Через пейзажи стихии Тютчев создает «легендарную» метафору образа. Образ воды, бездны, кружащей вокруг земли и сливающейся со стихией воздуха, неоднозначен уже благодаря богатому и разнообразному значению символов воды, неба, воздуха. Вода как промежуточный элемент между эфирными элементами, такими как воздух и огонь, и неподвижными элементами, землей, между жизнью и смертью... Вода всегда находится в движении, изменчива, дает жизнь, но и заключает в себе опасность, объединяя эти два мира.

Тютчевское видение мира построено на принципе антиномии явлений. Мир природы и внутренний мир человека сочетают в себе противоположные элементы, которые поэт воспринимает диалектически. Жизнь природы и жизнь человека подчинены полярным силам, являющимся причиной постоянных изменений: день и ночь, времена года, радость от гармонии мира и ужас перед лицом хаоса. В результате человек, бренным телом находящийся на земле, а душой стремящийся в небеса, оказывается в состоянии экзистенциальной расколотости, о котором Карл Ясперс писал: «духовная ситуация человека возникает лишь там, где он ощущает себя в пограничных ситуациях. Там он пребывает в качестве самого себя в существовании, когда оно не замыкается, а все время вновь распадается на антиномии» [8, с. 322]. В процессе освобождения человек стремится достичь единства с высшей формой существования, которой может быть Абсолют или Бог. Это желание отчетливо выражается в лирике Тютчева. Человек не удовлетворен, он стремится освободиться от ограничений, налагаемых его несовершенной природой.

В философской миниатюре «С поляны коршун поднялся» [6, с. 142], изображающей стремительный подъем ввысь свободной птицы, звучит горькое, ироничное заключение: человек – «царь земли» – на самом деле ее пленник. Поэт показывает, что любой поиск смысла в мире природы может оказаться бессмысленным. Возможно, любое исследование законов, управляющих природой, попытка увидеть больше, чем показывают эмпирические данные, окажется ошибкой. Слова «Загадки нет и не было у ней» [6, с. 148] звучат как горькое сомнение в идеалистическом подходе к природе. Освобождение человека, изображенного в поэзии Тютчева, в конечном счете кажется невозможным, потому что человек не способен выйти за границы, существующие в нем самом. Он не может достичь веры или слиться в единство с бесконечностью и природой. Расхождение между человеком и природой, показанное Тютчевым, вызвано внутренним конфликтом, определяющим экзистенциальную расколотость человека. Индивид не может окончательно освободить себя, и в этом трагедия его существования. Но то, что человек осознает «недостатки» своей природы, является его великим достижением.

К несчастью, вера также не всегда дает утешение, а следовательно, не может быть основой человеческого существования. По мнению поэта, причиной тому является «болезнь века» – атеизм и общий духовный упадок, захвативший души тогдашнего поколения. Человек эпохи Тютчева хочет веры, но в то же время отвергает ее. Поэт перефразирует цитату из Евангелия от Марка (9:24). В отличие от библейского персонажа человек эпохи Тютчева «И жаждет веры... но о ней не просит...» [6, с. 185]. Герой Тютчева впадает в отчаяние. Однако отчаяние в данном случае не просто случайное чувство, а отношение к жизни, потому что, как писал Кьеркегор,

«человек – это синтез бесконечного и конечного, временного и вечного, свободы и необходимости» [3, с. 29]. Страдания, вызванные двойственностью человеческой природы, страхом перед тайнами бытия, заставляют Тютчева стремиться к Богу, несмотря ни на что: «Пускай страдальческую грудь / Волнуют страсти роковые / Душа готова, как Мария / К ногам Христа навек прильнуть» [6, с. 202].

Для Тютчева важен не только вопрос веры, но и категории христианской этики. В стихотворении «Когда на то нет божьего согласья» [6, с. 222] есть важная мысль о страдании, которое обладает, как и позже в творчестве Ф. М. Достоевского, личностно образующими качествами и тем самым освобождает личность. Страдание понимается поэтом в христианском духе, оно становится категорией искупления. Вера, с другой стороны, является одним из немногих факторов, которые могут принести утешение страдальцу. Именно поэтому в данном стихотворении тема страдания не сопровождается темой экзистенциальной тревоги.

Тютчев создает поэтические произведения, которые показывают гармонию природы и трагизм человеческого существования. Парадоксально, но его мировоззрение сочетает в себе разные, порой даже полярно противоположные взгляды. В центре внимания Тютчева находится человеческая личность. Поэтому его мировоззрение характеризуется своего рода поэтическим антропоцентризмом. Поэт отводит человеку ведущее место в космосе, интерпретирует мир с исключительно человеческой позиции. В рамках антропоцентризма можно выделить метафизический антропоцентризм, который воспринимает человека как существо автономное, но определяемое историческим временем, в которое он встроен. Точно так же тютчевская концепция человека может быть встроена в круг философской антропологии, главной целью которой является разработка общей концепции человека, в рамках которой можно было бы ответить на вопрос о видовой сущности человека и человеческой природе. Тютчев пытается определить место и роль человека в мире природы, что также является задачей философской антропологии. Мировоззрение Тютчева специфическим образом отражается в поэтическом пространстве. Это пространство имеет вертикальный характер. При создании пейзажа поэт использует мотивы неба и земли. Между ними находится природа, мир и человек. Социальное пространство, которое можно охарактеризовать как горизонтальное, менее важно для Тютчева.

Освобождение человека может быть достигнуто через самопознание, понимание смысла своего существования. Это сближает Тютчева со взглядами Кьеркегора. Экзистенциализм Кьеркегора предполагал, что человеческое существование есть процесс постоянного становления, поэтому личность должна развиваться, искать свое место, стремиться к подлинности. Личность действует, чтобы стать бесконечной, и в то же время обращается к конечности. Отход от одного из этих путей приводит к распаду полноценной личности, приводя ее к состоянию экзистенциальной расколотости. Таким образом, по мнению Кьеркегора, невозможно запечатлеть существование в единой формуле. Существование человека означает его связь с трансценденцией, стремлением вырваться из бренного существования к истинному существованию, выражением которого становится религия. Отчаяние, таким образом, становится одной из важнейших категорий мышления, оно означает потерю собственной личности.

Человеческое существование ошеломляет. Если раньше человек был неотъемлемой частью мира природы – элементом, гармонично вписанным в структуру мира, то с ростом самосознания возникают вопросы о том, кто такой человек, что такое природа и в чем смысл существования? Гармония разрушена. А развитие личности, которое и есть превращение в личность, оплачивается ощущением трагедии человеческого существования. Человек остается один перед лицом опасностей и тайн мироздания. Ощущение одиночества и бессилия человека перед лицом необъятности мироздания и его тайн приводит к желанию раствориться, слиться в одно целое с природой, потерять себя в бесконечности. В то же время это стремление вызывает отречение от своей индивидуальности, отречение от собственного «Я».