Эмодзи в политической интернет-коммуникации: универсальное и национальное

С овременная политическая коммуникация немыслима без Интернета, ставшего одним из главных ее пространств. Не случайно отечественные исследователи Е.И. Горошко и Т.Л. Полякова определяют политическую интернет-коммуникацию как речевую деятельность, целью которой является передача определенной политической информации, пропаганду тех или иных политических идей, эмоциональное воздействие на граждан при помощи cети Интернет. Политическая интернет-коммуникация идет в ногу со временем и для расширения электората: возникают новые жанры, в частности твиттинг – своеобразный интернет-жанр, обеспечивающий общение с помощью интер-нет-сервиса Твиттер [Горошко, Полякова 2014: 93]. Попыткам осмыслить это явление с разных сторон посвящены сотни исследований, направленных на постижение специфики политической онлайн-коммуникации, изменения офлайн-моделей в сетевом взаимодействии. К числу маркеров, характеризующих сетевое пространство, относится значительный рост интенсивности массовой коммуникации, обусловленный увеличением числа источников информации, масштабированием эффекта клипового мышления, максимальной символизацией и визуализацией цифрового пространства, наличием особого языка, мемизацией, эрративами и ироничностью. Отличительной особенностью политической интернет-коммуникации является вовлеченность коммуникантов в активное взаимодействие, предполагающая возможность оценки информации посредством лайков и комментариев [Володенков, Артамонова 2020: 189].

Обусловленная этими обстоятельствами значительная эмоциональность онлайн-коммуникации, высокая реактивность при недостаточной рефлексивности, склонность к упрощенным фреймам приводят к тому, что в сетевом пространстве широко распространяются эмодзи. Разработанные в Японии в конце 1990-х, эмодзи представляют собой пиктограммы – схематизированные изображения лиц и фигур людей, их чувств или действий, растений и животных, транспортных средств и зданий и т.п. В 2009 г. эмодзи вошли в стандарт

Unicode , а сегодня он насчитывает уже 3 304 эмодзи¹. Задача эмодзи – отразить настроение и эмоции за счет использования невербальных средств, что обеспечивается их размещением в раскладке клавиатуры, дающим возможность их быстрой вставки в текст сообщения.

Исследователи отмечают, что политическая коммуникация была эмоционально окрашена и обращалась к средствам визуализации задолго до появления Интернета. Вспомним политический плакат, представляющий собой результат креолизации текста – взаимопроникновения письма и изображения. По мнению М.Б. Ворошиловой, суггестивный потенциал политических креолизованных текстов увеличивался благодаря использованию различных паралингвистических средств (в т.ч. иконических знаков), т.к. зрительный образ предполагает многократное к нему возвращение [Ворошилова 2007: 74]. Существует еще один предшественник эмодзи – мем, ставший сегодня популярной темой для исследований. В частности, С.В. Канашина обращает внимание на сходство мема и плаката, т.к. и то и другое представляет собой картинку, предельно простую и доступную для понимания. Интересно, что эмотикон (графический символ в системе ASCII – American Standard Code for Information Interchange, – обозначающий эмоции), изначально был интернет-мемом, но вышел за ее рамки и стал культурным мемом, т.е. узнаваемым знаком [Канашина 2014: 258]. Примером использования мема в политической коммуникации – пусть и не совсем удачным – может служить избирательная кампания президента Соединенных Штатов Америки 2016 г. Кандидат от демократов Хиллари Клинтон осудила кандидата от республиканцев Дональда Трампа за распространение неоднозначно трактуемого «вирусного» мема. Трамп, его сын и близкий советник опубликовали в социальных сетях коллаж фотографии команды Трампа с лягушкой Пепе. Поскольку в конце 2015 г. группа геймеров поработала над тем, чтобы связать лягушку Пепе с нацистской пропагандой, образ был «считан» именно так, и сыну Трампа пришлось давать объяснения в социальных сетях. Необходимо отметить, что и сама кандидат от демократов Хилари Клинтон получила от блогеров титул «королевы мемов», т.к. о ней было снято огромное число роликов².

Возвращаясь к эмодзи в политических интернет-коммуникациях, отметим, что они становятся составной частью так называемых интерактивных мультимодальных платформ (ИМП) (англ. – interactive multimodal platforms), позволяющих комментировать контент в социальном вебе при помощи мультимодальных каналов на одном сайте и даже с помощью одной «беседы». Об этом пишут в своем исследовании Е.И. Горошко и Л.В. Павлова. Для ИМП характерно минимальное использование текста и опора на еще одну дополнительную семиотическую систему: видео, аудио, графику [Горошко, Павлова 2015: 96-97]. Интересно, что американские конгрессмены для «оживления» своих персональных страниц используют подобные средства визуализации. В частности, на них широко представлены пиктограммы – сообщения, представляющие комбинацию одиночных невербальных знаков, призванные сделать сайт оригинальным, активизировать механизм запоминания. Эмодзи помогают установить коммуникацию с молодежью – самой политически нестабильной частью общества, ведь именно она чаще всего использует эмодзи в коммуникации.

В период активного внедрения информационно-коммуникационных технологий, подчеркивает Д.А. Войнов, эмодзи выступают одним из инструментов демонстрации участниками интернет-аудитории политических предпочтений [Войнов 2016: 107]. Они выполняют целый ряд функций, к которым можно отнести мобилизацию участников политического процесса; сплочение единомышленников; информирование и коммуникацию; политическую социализацию; внешнюю идентификацию приверженцев какой-либо политической партии или объединения; конструирование политических иллюзий, не соответствующих реальности (манипуляция общественным сознанием). Многие перечисленные функции отсылают к фатической речи, предполагающей обращение к собеседнику в целях установления контакта.

С одной стороны, использование эмодзи позволяет коммуникантам быстро «считывать» информацию и понимать, «кто с нами, а кто против нас», причем универсальность символики эмодзи во многом снимает языковые границы. Важно, что эмодзи как своего рода универсальный символический язык создают пространство диалога и внутри носителей одного языка, и на уровне кросс-языковой и кросс-культурной практики. Это требует унификации и информационно-смысловой нагрузки того или иного политического «эмодзи», с одной стороны, и отказа от провоцирования деструктивных коммуникаций – с другой. В частности, из этих соображений ряд социальных сетей и медиа не применяют иконку «не нравится», что позволяет снизить возможности негативной оценки действий других пользователей, реализует политику толерантности и неконфликтного взаимодействия.

С другой стороны, в ситуации вертикальной политической коммуникации эмоциональная вовлеченность, которая визуально обеспечивается посредством применения определенных символов и знаков – о них говорили применительно к американским политикам упоминавшиеся выше исследовательницы Е.И. Горошко, Л.В. Павлова, – усиливает эффективность воздействия на электорат. Интересно, что опыт создания эмодзи политических деятелей связан с той же выборной кампанией президента США в 2016 г. В приложении KIMOJI , выпущенном американской телеведущей Ким Кардашьян, появился набор смайликов-эмодзи, среди которых были изображения Белого дома, статуи Свободы, американского флага и стикер I voted (Я проголосовал). Кроме того, в коллекции присутствовали «плачущие» кандидаты от республиканской и демократической партии – Дональд Трамп и Хиллари Клинтон, т.е. основные претенденты на кресло президента Соединенных Штатов, а также тогдашний лидер страны Барак Обама¹. Первым политиком, который использовал эмодзи в интервью, стала Джулия Бишоп – министр иностранных дел Австралии (2013–2018), которая в 2015 г. ответила на все вопросы изданию BuzzFeed со своего смартфона при помощи смайликов и иконок. Эксперты отмечали, что использование подобного формата позволяет уйти от канцеляризмов и официально-делового стиля, делая ответ предельно кратким и демонстрируя его эмоциональную окрашенность. Надо сказать, что руководитель внешнеполитического ведомства Австралии активно использовала эмодзи для ведения своего Twitter .

Использование эмодзи в рамках публичного высказывания актуализиро- вало проблему правового регулирования: в одних случаях они считываются как побуждение к действию, а в других – нет. В. Эванс приводит такой пример: в США в 2015 г. впервые осудили человека (Asiris Oristy) за использование эмодзи. Среди постов в Facebook о несправедливости, которая творится в отношении афроамериканцев, Асирис сделал публикацию, используя эмодзи полицейского и пистолета. В результате полиция расценила использование данных пиктограмм как угрозу применения насилия и нарушение общественного порядка. Автор книги на последующих страницах рассуждает, как использование эмодзи – по сути, метафоры – в данном контексте привело к судебному разбирательству. Полицейские и судьи прочитали сообщение в том ключе, который им показался наиболее правдоподобным с точки зрения коммуникативной интенции: «Смысл наших слов часто не соответствует тому, что мы говорим, буквальному прочтению слов. Действительно, большую часть времени то, что мы имеем в виду, сводится к интерпретации скрытых смыслов, т.е. к распознанию коммуникативного намерения, которое лежит в основе сообщения» [Evans 2017]. Все это свидетельствует о том, что эмодзи, наряду со словами, сообщают значения и смыслы, и к их использованию необходимо подходить обдуманно.

Надо отметить, что, несмотря на попытку универсализации смыслов, сами по себе эмодзи не являются политически нейтральными. Постановка вопроса о том, насколько плюралистична система эмодзи, позволяет сделать вывод, что отсутствующие символы являются не менее существенными, чем присутствующие. Не случайно в последние годы воспроизводится спор о необходимости включения в общий набор дополнительных пиктограмм¹. То что для одного человека является «еще одной иконкой», для другого – важная часть идентичности. Внедрение новых иконок, отражающих разный цвет кожи и другие физические отличия человека, постепенно делают язык эмодзи более дружелюбным по отношению к разным идентичностям и культурам. В то же время появление в наборах эмодзи символов государства, национальной кухни и одежды, политической идеологии нельзя оценивать однозначно, поскольку их универсальная интерпретация быстро приведет к догматизму. Иными словами, в использовании эмодзи существует экономико-политический мотив, поскольку оборот и функционирование эмодзи определяется политикой институций ( Unicode и другие корпорации, включенные в совет по унификации символов), которые ответственны за включение/не включение конкретного образа в общий набор. Разнообразие, инклюзивность, обновление волнуют широкую публику, поскольку лежат в сфере административной политики (дисциплинарной практики) по обороту эмодзи.

Именно поэтому не все новые наборы иконок воспринимаются одинаково позитивно, инициируя дискуссию о навязывании американских культурных стандартов. В частности, введение Apple в 2014 г. серии «толерантных» эмодзи вызвало негативный отклик у патриотически настроенной части Рунета. Набор смайлов, получаемых автоматически вместе с гаджетом, представляет собой канал пропаганды определенной идеологии, и, принимая предложенную знаковую систему как вариант нормы, пользователи со временем соглашаются с ней. Это привело к тому, что активисты проекта «Сеть» подготовили новый бесплатный мессенджер c набором идеограмм, соответствующих российским культурным кодам и транслирующих российские ценности и смыслы.

Было предложено около 200 национально ориентированных патриотических эмодзи, которые отражают традиционные российские ценности – от изображений В.В. Путина до образа православного священника и советского солдата со знаменем Победы над рейхстагом1.

Вопрос создания «национального» варианта эмодзи актуализировался не только для российских пользователей. В статье В.В. Колесниковой и А.Г. Лагойко анализируются финские эмодзи – национальные «смайлики», появившиеся в 2015 г., которые изображают финские чувства и эмоции, отражают имидж этой страны [Колесникова, Лагойко 2019: 421]. Показательно, что в МИДе Финляндии есть национальное имиджевое подразделение, курирующее создание финских эмодзи (их автор – художник Бруно Лео Рибейро). Исследователи отмечают, что финские эмодзи можно разделить на несколько групп. Первая – это изображения своего рода национальных героев, среди которых Матти Нюкянен – прыгун на лыжах с трамплина, Том оф Финланд (Тоуко Лааксонен) – финский художник, миротворец (Мартти Ахтисаари) – бывший президент Финляндии, лауреат Нобелевской премии мира и т.д. Вторая группа включает пиктограммы с изображением присущих финнам эмоций и чувств: в частности, «финская любовь» – иллюстрация финской эмоциональной сдержанности, но отнюдь не бесчувственности; есть символы, показывающие уникальность Финляндии, например «неубиваемый» (телефон Нокиа). Посредством эмодзи финское Министерство иностранных дел продвигает идею, что, с одной стороны, все люди на планете похожи, с другой – каждая страна имеет самобытность и культурные отличия.

Резюмируя, можно сделать вывод, что сегодня эмодзи-символика стала одним из инструментов политической интернет-коммуникации. Дальнейшее исследование эффектов использования эмодзи в этой сфере позволит оценить, действительно ли они играют роль политической символики, воплощая те идеалы и ценности, которые впоследствии интерпретируются и усваиваются общественным сознанием, способствуя формированию и воспроизводству политической идентичности, отражая национально-государственные символы и идеалы. Однако очевидно, что эмодзи, становясь частью политической культуры, превращаются в проводники идей, заложенных в них создателями, что заставляет задуматься о достижении баланса между универсальными и национальными смыслами, в них содержащимися.

Статья публикуется при поддержке Школы молодого этнополитолога в Республике Башкортостан (грант Фонда президентских грантов 19-2-022447).