Этничность и религиозность как критерии выбора брачного партнера у современной молодежи

Ф ормированию брачных отношений предшествуют поиск и определение партнера. При этом социальные действия индивида, осуществляющего брачный выбор, детерминируются объективными социально-экономическими и политическими условиями, а также его субъективными представлениями и установками. Механизм данного процесса и его результаты были рассмотрены учеными с различных позиций: сквозь призму психологических [Китова, Балова 2011] либо демографических представлений [Козлов 1999: 64 – 77], в экономических категориях [Беккер 2003: 383 – 437], с позиций рационального мышления¹. Статусные характеристики потенциальных и реальных брачных партнеров изучались социологами [Бурханова 2011: 104 – 109], но сложность предмета исследования по-прежнему детерминирует интерес к данной проблематике. Попытки моделирования указанного процесса не привели к созданию универсальной модели, учитывающей разнообразие внешней среды, априори изменчивой и динамично развивающейся, что, в свою очередь, обуславливает необходимость многократного обращения к проблеме критериев брачного выбора и их изучения.

Фактически все физически зрелое население может быть задействовано на брачном рынке – воображаемом пространстве, где индивиды обоих полов ищут «вторую половину», нацеленные на формирование супружеских отношений. При этом каждый потенциальный и реальный участник брачного рынка имеет характеристики, определяющие уровень его конкурентоспособности и, соответственно, детерминирующие результативность брачного отбора.

Исследование процесса брачного выбора в полиэтничном социуме требует учета этнической и конфессиональной составляющей в характеристике его участников и обладает рядом особенностей, обусловленных современным состоянием глобализирующегося и трансформирующегося социума.

Как и любая сфера социального взаимодействия, брачный рынок подвержен влиянию внешних условий на его становление и функционирование. Российское общество в последние три десятилетия испытало влияние множества факторов, трансформировавших не только его структуру, но и во многом изменивших характер взаимодействия субъектов брачных отношений. Распад Советского Союза, рыночная экономика и глобализация привели к формированию новых социальных практик, изменению приоритетов в ценностных ориентациях. Объективные факторы брачного выбора обусловлены такими характеристиками брачного рынка, как брачные нормы, ценности, уровень разводимости, рождаемости, пространство брачного выбора, либерализация половой морали в теории и на практике; субъективные – это социально детерминированные представления о браке, доминирующие в различных группах, прежде всего среди молодежи.

Наблюдения показывают, что россияне, в том числе молодежь, стали чаще задаваться вопросом о своем происхождении: например, интересоваться гене-алогией1. При этом поддерживаются этнические и религиозные традиции, и их значимость не только не уменьшается, напротив, наблюдается тенденция к возрождению забытых ритуалов и обычаев. Трудно не согласиться с мнением В.Т. Лисовского по поводу религиозности молодежи: «Проблема религиозности молодежи весьма значима в масштабе всей Земли, она не просто отражает острые процессы сакрализации и секуляризации в отдельной стране. Масштабность этой проблемы явно недооценивается социологами, которые с удовлетворением пишут о расширяющейся секуляризации светского мира» [Лисовский 1996: 299]. Таким образом, необходимость научного осмысления вопросов межнационального и межконфессионального взаимодействия, прогнозирования тенденций их развития в контексте семейно-брачных отношений по-прежнему актуальны.

Перспективы развития социально-демографических и этнокультурных процессов зависят прежде всего от установок и намерений молодежи, но сохранение этнической культуры напрямую связано с функционированием семьи. Бытие этносов соотносится с семьей, сохранить семью – значит сохранить народ. Поэтому в основу концепции проведенного исследования положен следующий тезис: образование межэтнических/межнациональных семей непосредственно влияет на процессы сохранения или вымирания этнически однородных народов. Соответственно целью проведенного в 2020 году в рамках подготовки к всероссийской молодежной научной школе-конференции на тему «Соотношение конфессиональной, этнической, региональной и гражданской общероссийской идентичности в общественной и политической среде Республики Башкортостан»2 интернет-опроса было выявление значимости этнической принадлежности и вероисповедания как критериев выбора брачного партнера. В опросе приняли участие 315 респондентов (в возрасте от 18 до 35 лет), выборка стихийная. Проведенное исследование носит поисковый характер, но в целом отражает тенденции в рассматриваемой сфере.

Как показал опрос, 71 % респондентов не считает необходимым проводить религиозные обряды венчания, никаха и иных (соответствующих вероисповеданию). Интересен тот факт, что у 24 % опрошенных родители считают религиозные обряды обязательными, и дети непременно должны их соблюдать при заключении брака. 75 % родителей респондентов относятся к обрядам нейтрально, а 1 % старшего поколения высказывается категорически против проведения религиозных обрядов и ритуалов. При этом 90 % опрошенных не согласны менять вероисповедание, если брачный партнер окажется приверженцем другой конфессии. Фактически получаются противоречивые данные. С одной стороны, молодые люди заявляют о нейтральном, почти равнодушном отношении к религиозным обрядам, но с другой – готовы проявить принципиальность, если возникнет вопрос о необходимости изменить религиозную идентификацию.

Можно сделать вывод о том, что толерантность в вопросах этнического и конфессионального многообразия имеет некие пределы: если человек окажется перед концептуальным выбором, в нужный момент он вспоминает о своем происхождении. Вопрос, несомненно, требует отдельного, более глубокого рассмотрения, но на поверхности оказываются факторы потенциальных конфликтов. По данным проведенного опроса, 34 % респондентов уже состоят в отношениях с представителем другой национальности и иных религиозных взглядов, 48 % состоят в отношениях с партнером своей национальности, при этом среди таких пар есть противоречия в вопросах вероисповедания. 18 % респондентов не состоят в семейно-брачных отношениях.

При конструировании обобщенной модели влияния этнических и религиозных норм на брачную структуру необходимо учесть тот факт, что культуры разных этносов и конфессий отличаются друг от друга еще и тем, что допустимы ли в них в принципе повторные браки или нет. Если повторные браки допустимы, та совокупность, в которой происходит выбор брачного партнера, является довольно-таки широкой и включает в себя состоящих и не состоящих в браке людей. Первоначально индивид доступен для брака, то есть является потенциальным участником процесса брачного выбора, вне зависимости от того, состоит он в браке или нет.

В культурах, где повторные браки не допускаются, в условиях традиционной, жесткой моногамии, пространство возможного выбора не включает в себя тех, кто уже состоит в браке. Индивид попадает в эту совокупность по достижении установленного законом или обычаем в рамках этнической/религиозной культуры брачного возраста и покидает её, вступив в брак. В современном мире, где стирается граница между западным и восточным типом, историческая тенденция заключается в переходе от строгой моногамии, когда вступление в повторный брак было затруднено, к моногамии серийной, когда повторные браки стали обычным делом. Что касается степени свободы индивидуального выбора, в этом отношении между общностями наблюдаются различия. В некоторых культурах, а в прошлом практически повсюду, преобладают браки, обусловленные выбором родителей или других родственников, под чьей опекой находятся молодые люди. Такие браки априори были этнически однородными. Можно предположить, что межнациональные (межэтнические) браки в прошлом были скорее исключением.

Вообще, сама проблематика межэтнической брачности заслуживает отдель- ного рассмотрения. Как справедливо отмечают ученые, «точных данных о количестве таких браков не было и нет, однако статистика подтверждает, что в России количество межнациональных браков стало расти уже после победы Великой Октябрьской социалистической революции, превратившись к настоящему времени в широко распространенное социальное явление. Интересно, что именно в этот период традиционная семья практически прекращает свое существование, сменяясь современным типом семьи с явно ослабленными институциональными характеристиками, межнациональная же семья начинает формироваться именно как социальный институт. В 50-е годы в бывшем СССР межнациональным был каждый 10-й брак, в 80-е годы – уже каждый 7-й, а в некоторых республиках – каждый 5-й. Республика Башкортостан, согласно материалам переписи населения 1989 года, становится второй в Волго-Уральском регионе по численности межнациональных браков. Каждый третий ребенок рождается в межнациональной семье (на 1 млн 50,3 тыс. семей, учтенных переписью, пришлось 262,4 тыс. межнациональных семей)» [Сизоненко 2007: 141].

Ученые дают следующее объяснение тенденций в сфере брачных отношений: «не вызывает сомнений, что рост межнациональной брачности обусловлен прежде всего отменой частной собственности – главной основы экономической и моральной зависимости молодых людей от воли родителей при вступлении в брак. Советская власть упразднила самое действенное наказание за нарушение семейного кодекса, и результат не замедлил сказаться: молодые семьи, скрепленные одобряемым родителями браком и не одобряемым, оказались в равном экономическом, политическом и социальном положении, что в свою очередь спровоцировало свободу относительно самостоятельного выбора брачного партнера. Помимо указанных доводов весомую роль в расширении национально-смешанной брачности сыграло ослабленное положение института религии, утрата им регламентирующего влияния в сфере межличностных отношений людей разной этнической принадлежности. Изменилась и позиция государства: при царизме правительство, боясь сближения и совместной борьбы народов против феодально-колониального гнета, запрещало смешанные браки (сильному стеснению подвергал браки башкир с казанскими татарами-переселенцами Указ от 11 февраля 1736 года, брак разрешался лишь с позволения казанского губернатора), при Советской власти положение резко изменилось. Межнациональные браки могли способствовать укреплению дружбы и взаимопонимания между людьми различных национальностей.

Межнациональная семья должна была стать и стала своеобразным символом дружбы народов многонационального Союза Советских Социалистических Республик. Однако в 90-е годы после распада Союза отношение к межнациональным семьям изменилось, что связано с процессами пробуждения национального и религиозного самосознания. Тем не менее, межнациональная семья – распространенное явление в современном социуме…» [Абдрахманов, Сизоненко, Юлдашева 2011: 55 – 57].

Результаты проведенного интернет-опроса свидетельствуют о том, что молодые люди до определенного момента не задумываются о своем отношении к вопросам вероисповедания и этнической идентификации, однако по мере взросления эти вопросы могут актуализироваться. Особенно значимым данный вопрос может оказаться при выборе брачного партнера. Но опять же, на стадии знакомства и добрачных отношений скорее всего доминирует толерантность, однако впоследствии могут проявиться принципиальные разногласия по организации быта, воспитанию детей и т.д. Данная проблематика освещалась в исследованиях этносоциологов1. Вполне оправдано появление в современной науке такой научной дисциплины как этнопсихология2, в рамках которой могут быть выявлены определенные поведенческие закономерности, характерные для представителей этнических групп. Это, безусловно, перспективное направление научных изысканий.

Важно понимать, что исследования вопросов этнической и религиозной идентификации отличаются сложностью как в организации, так и концептуализации понятийного аппарата, объекта и предмета. Многообразие стилей отношений, субъективизм в оценке собственной этнокультурной идентичности требуют намеренного упрощения некоторых терминов для обеспечения доступности языка анкеты для респондентов. Некорректные формулировки могут быть неверно интерпретированы опрашиваемыми, что может спровоцировать конфликтную ситуацию. Объективность и надежность результатов зависят от того, насколько серьезно молодежь относится к самому проблемному вопросу, понимают ли респонденты его значимость и насколько искренне отвечают. Можно предположить, что релевантные данные могут быть получены экспериментальным путем, что позволит, например, выявить глубинные причинно-следственные связи и детерминанты выбора брачного партнера. Тем не менее, проведенное исследование все же позволяет сделать вывод о значимости этнической и религиозной идентификации для современной молодежи, что с большой вероятностью проявится в процессе формирования и развития семейно-брачных отношений при доминирующих в социуме установках на толерантность.

Таким образом, демаркация по линии «свой-чужой» по признаку этнической принадлежности и вероисповеданию у большинства опрошенных актуализируется при выборе брачного партнера, но в повседневных контактах и иных сферах жизнедеятельности может не проявляться. Такого рода тенденции уже отмечались, но возрастающая статистика по межнациональной брачности как будто бы противоречила им. Ситуация проясняется при определении этнической идентификации партнеров: она свидетельствует о том, что в межнациональные браки вступают, как правило, те, у кого в родословной представители нескольких этносов, что не позволяет документально однозначно определить национальную принадлежность индивида. Это явление как «вторичный эффект» межнациональной брачности было описано в научных публикациях [Сизоненко 2007: 142] и подтверждается результатами данного опроса.

Статья публикуется при поддержке Школы молодого этнополитолога в Республике Башкортостан (грант Фонда президентских грантов 19-2-022447).