Эволюция правового регулирования деятельности специальных коллегий (1934-1938 годы)

С овременные вызовы актуализируют изучение советского опыта государственного строительства. Исследование ответов на схожие вызовы прошлого не позволит повторить совершенные ранее ошибки. В связи с этим изучение советской системы судопроизводства продолжает оставаться актуальным.

Данное направление содержит большое количество пробелов. Одним из них является деятельность специальных коллегий, которые действовали в составе верховных, краевых, областных и главных судов. Исследователи XX века обходили стороной эту тему. Даже в фундаментальном труде М. Кожевникова она удостоилась лишь упоминания [12]. Современ- ные исследователи фрагментарно описали их функционирование [8; 10; 11; 17-19].

В статье использованы как опубликованные, так и архивные источники. Прежде всего следует выделить «Историю сталинского Гулага» [9]. Автор использовал документы, хранящиеся в Государственном архиве РФ и Объединенном государственном архиве Челябинской области.

Специальные коллегии (далее – СК) были созданы на основании двух постановлений Центрального исполнительного комитета СССР (далее – ЦИК СССР) от 10 июля 1934 года: первое лишало Народный комиссариат внутренних дел СССР (далее – НКВД СССР) судебных функций, второе предписывало создание спе- циальных судебных коллегий в составе председательствующего и двух членов суда для рассмотрения дел о государственных преступлениях, расследованных НКВД. Однако постановления лишь в общих чертах определяли их компетенцию. Соотношение дел в этих органах юстиции динамично изменялось (см. Таблицу).

По мнению А. Кодинцева, СК рассматривали дела по следующим статьям Уголовного кодекса (далее – УК): 58, 59, 74, 79, 84, 108, 109, 111, 112, 116, 120, 143, 162, 164, 165, 166, 167, 169, 182 [10, с. 81]. Это существенно отличалось от той модели, которая была установлена постановлениями ЦИК от 10 июля 1934 года. К тому же данный список не является полным. Их компетенция не была статичной. В 1934-1938 годах она динамично расширялась.

Расширение их подсудности началось во второй половине 1934 года в результате передачи на рассмотрение областных (краевых) судов дел народных судов. Например, им были переданы дела по закону 7.8. 1932 года, дела о бандитизме, грабежах, групповом хулиганстве, дела о должностных лицах (директоров совхозов, МТС и др.). Также их рост объяснялся увеличением количества дел об антисоветской агитации, вызванных убийством С. Кирова. Например, в 1935 году в СК Верховного Суда РСФСР доля дел по закону 7.8 составляла 10,6 % от общего количества [2, Л. 12].

Также к подсудности спецколлегий относились дела по закону 25.7 [13, Л. 5]. Речь шла о постановлении ЦИК и Совнаркома от 25 июля 1934 года. Оно вводило уголовную ответственность за преступления в торговле (обвешивание, обмеривание и др.). Санкция за эти преступления предусматривала лишение свободы на срок до 10 лет.

Таким образом, специальные коллегии рассматривали не только антигосударственные дела (политические и против порядка управления), но и общеуголовные.

Их компетенция также регламентировалась ведомственными актами различной степени секретности. Во-первых, ряд актов расширяли компетенцию данных органов. Так, директивное письмо № 13 Верховного Суда СССР от 7 марта 1935 года расширяло компетенцию спецколлегий, относя к их подсудности дела, связанные: с неправильным расходованием мобилизационного фонда, недоброкачественным выполнением заказов военного ведомства, невыполнением планов мобилизационного запаса и военных заказов, разглашением и халатным отношением к хранению секретной и совершенно секретной переписки [9, с. 226]. Во-вторых, существовали акты, которые уточняли, разъясняли компетенцию СК. Как правило, подобные документы направлялись после завершения уголовно-правовых кампаний и имели целью сократить количество рассматриваемых дел по определенным видам преступлений. Совместным циркуляром НКВД и Прокурора СССР от 27 ноября 1935 года № 167 «О порядке направления дел по обвинению в подлоге партийных документов» и последующими разъяснениями к нему устанавливалось, что в спец-коллегии должны направляться дела о подлоге партийных документов, «в которых одновременно имеются обвинения в контрреволюционной деятельности и в сокрытии контрреволюционного прошлого». Устанавливался упрощенный порядок рассмотрения таких дел.

Такая политика в сфере расширения/сужения компетенции СК создавала ситуацию неопределенности. Директивное письмо Верховного Суда СССР № 25 от 31 мая 1935 года констатировало, что СК принимали к своему производству не подсудные им дела о поджогах (ст. 58-9 УК) и по ст. 111 УК РСФСР [6, Л. 24, 114]. В отчете СК Верховного Суда РСФСР за 1935 год отмечалось, что СК нарушали подсудность и принимали к производству дела «об обычных должностных преступлениях» [3, Л. 2об.].

Нарушение правил подсудности фиксировалось вплоть до ликвидации СК. Так, в 1938 году на рассмотрение СК направлялись дела по ст. 58-8 и ст. 58-9 УК, подсудные военным трибуналам [4, Л. 68].

В своей деятельности судьи СК ориентировались как на опубликованное, так и на секретное законодательство. Первое в 1934-1938 годах существенно ужесточилось. Так, постановлением ЦИК и Совнаркома СССР от 8 августа 1936 года СК предоставлялось право применять новый вид наказания в виде заключения в тюрьму.

Таблица

Состав дел, рассмотренных специальными коллегиями (1935 год) [3, Л. 9]

Виды преступлений	1-е полугодие 1935 года, %	3-й квартал 1935 года, %
к.р. преступления	56,4	74,2
в том числе ст. 58-10	46,7	63,6
Закон 7.8 1932 года	8,8	3,7
ст. 59-3	12,7	7,9
ст. 82	0,4	0,5
Прочие преступления	21,7	13,7

14 сентября 1937 года были внесены изменения в УПК, распространившие упрощенные правила на дела о вредительстве; 2 октября 1937 года максимальное наказание по делам о вредительстве было увеличено до 25 лет лишения свободы.

Большую роль в регулировании деятельности СК играли ведомственные нормативные акты различных степеней секретности. Они касались различных сторон функционирования СК. Выделялись акты верховных судов СССР и РСФСР, Прокурора и Наркома юстиции СССР.

Директивы верховных судов, как правило, касались вопросов толкования материального права, изменения процессуальных норм и правил направления дел. Важное значение имело Директивное письмо № 13 Верховного Суда СССР от 7 марта 1935 года, которое запрещало по делам о контрреволюционной агитации применять принудительные работы и условное осуждение, а дела с недостаточным количеством улик в отношении социально опасных обвиняемых предлагалось передавать на рассмотрение Особого совещания (ОСО) [9, с. 227].

Директивное письмо Верховного Суда № 24 от 28 мая 1935 года рекомендовало прокурорам при недостатке доказательств также направлять дела в ОСО и запрещало делать указания на фашистскую деятельность подсудимых [6, Л. 23].

Постановление 50 Пленума по докладу о деятельности СК Верховного Суда СССР за 1934 год от 27 марта 1935 года установило, что по закону 7.8. 1932 года СК должны рассматривать только дела, в которых хищения социалистической собственности сопровождаются массовыми выступлениями, насилием, группировками [7, Л. 32].

Ведомственные акты прокуратуры в основном касались правил квалификации. Так, директива Прокурора СССР от 23 января 1935 года одобрение террористических актов «в отношении вождей партии и советского правительства» требовала квалифицировать по ст. 58-10 УК. Групповые дела требовалось квалифицировать по ст. 58-11 и ст. 17-58-8 УК [15, с. 35-36].

Большую роль играли совместные акты Верховного Суда и Прокуратуры СССР. Они обычно ограничивали усмотрение суда, изменяли процессуальные правила и ориентировали судей на вынесение более суровых наказаний. Так, директива от 11 марта 1935 года приказывала дела о грабежах с насилием заканчивать расследованием в 5-дневный срок, обвинительные заключения вручать за сутки до слушания дела в суде, передавать эти дела на рассмотрение в СК и рассматривать их в течение 3-5 дней. Их следовало квалифицировать по ст. 59-3 или по ст. 167-3 УК и «грабителей приговаривать к расстрелу» [6, Л. 6].

Совместной директивой Верховного Суда и Прокурора СССР № 5сс от 2 февраля 1937 года в СК было приказано направлять дела о преступлениях секретных сотрудников (осведомителей) НКВД в случае необходимости применения к ним наказания свыше 5 лет лишения свободы. Их надлежало рассматривать по нормам постановления ЦИК и Совнаркома от 10 июня 1934 года [5, Л. 9].

Циркуляры прокуроров РСФСР и СССР направляли деятельность подчиненных прокуроров, определяя начало и завершение уголовно-правовых кампаний. Так, циркуляр Прокурора РСФСР № 33/с от 9 ноября 1937 года требовал активизировать борьбу с «контрреволюционным вредительством» в области животноводства [16, с. 498].

Большую роль играли директивы Наркомата юстиции СССР. Например, директива от 2 апреля 1936 года № 21/с содержала «четкие и конкретные указания о практике работы» по делам об антисоветской агитации (ст. 58-10 УК) [1, Л. 15].

Значение имели также директивы Народного комиссариата юстиции РСФСР (далее – НКЮ РСФСР). Например, приказ № 2сс от 14 января 1938 года констатировал игнорирование СК директив от 16-го и 26го сентября 1937 года, требовавших установить контроль по делам по ст. 58-7 УК. В результате в ряде случаев были вынесены приговоры, не соответствующие материалам дела. Нарком Я. Дмитриев потребовал под личную ответственность председателей СК установить контроль по этим делам.

Директива НКЮ РСФСР от 8 мая 1938 года положила начало пересмотру дел колхозников и сельских активистов, осужденных СК за малозначительные (не контрреволюционные) преступления.

В результате для регулирования деятельности СК была характерна фрагментация. Сотрудники СК о существовании многих ведомственных директив не знали. Так, ревизия СК Верховного Суда Башкирской АССР, проведенная в начале 1938 года, установила, что «члены суда для рассмотрения этих дел назначаются без всякого подбора, с общими директивами по этой категории дел эти члены суда не знакомы».

Сотрудники не успевали отслеживать изменения директив. Например, 30 декабря 1937 года Н. Крыленко и А. Вышинский издали совместный приказ № 33/с, в котором потребовали рассматривать в СК дела по ст. 58-7 (вредительство), только расследованные органами НКВД [14, Л. 1-18]. Но уже 29 мая 1938 года А. Вышинским и Н. Рычковым был подписан новый приказ № 18с, отменявший приказ № 33/с, который требовал все дела о государственных преступлениях рассматривать в СК.

С назначением Наркомом юстиции Н. Рычкова наблюдалась отмена ряда нормативных актов, изданных его предшественником. Например, в июне 1938 года был отменен п. 3 директивного письма Верховного Суда СССР № 13 от 7 марта 1935 года, требовав- ший передавать на рассмотрение ОСО дела об антисоветской агитации, по которым отсутствовали достаточные улики и доказательства [14, Л. 34, 36].

В результате такого правового регулирования основную массу дел СК составляли преступления, квалифицируемые по ст. 58-10 УК (антисоветская агитация). Доля этих дел по СК РСФСР составляла в 1935-м – 58,1 %, в 1-м квартале 1936 года – более 80 % [9, с. 253]. Данная статья толковалась судебными органами чрезвычайно широко. Под ее квалификацию попадали:

•    одобрение убийства С. Кирова, смерти В. Куйбышева и др.; •    высказывания против мероприятий партии и правительства (критика колхозов, хлебосдачи, госзаймов и др.); •    распространение политических анекдотов, стихов, частушек и др.;

•    любые действия с портретами руководителей партии и правительства, которые могли характеризоваться как надругательство или уничтожение (например, помещение в уборную); •    распространение клеветнических сведений, слухов в отношении СССР, в том числе обращение за помощью к иностранным организациям; •    одобрение деятельности лидеров оппозиции

(Л. Троцкий и др.);

•    различные подвиды агитации (религиозная, связанная с авариями, катастрофами и др.) [9, с. 253].

В качестве примера можно привести дело М., который «будучи членом ВКП (б), …проводил среди коммунистов и комсомольцев троцкистскую контрреволюционную агитацию против строительства социализма, говоря, что "построение социализма в одной стране невозможно", что "теорией можно как ложкой вычерпать Аральское море, попробуйте это сделать практически"». М. был осужден на 7 лет лишения свободы с лишением избирательных прав на 3 года.

Итак, следует отметить, что СК Верховного Суда РСФСР неоднократно указывала на нарушение правил подсудности, установленных ведомственными актами, и достаточно высокую долю «прочих» дел (в 1935 году – до 33,7 %), которые могли быть рассмотрены в судах общей юстиции.

Изначально компетенция СК была достаточно узкой и предусматривала рассмотрение ряда государственных преступлений, однако уже со второй половины 1934 года наблюдалось ее расширение. Оно происходило двумя путями: де-юре, то есть на основании законов или ведомственных актов, и де-факто, то есть на основании решений органов юстиции. Второй вариант не поощрялся, но и жестко не пресекался, поэтому нарушение правил подсудности сохранялось на всем протяжении существования СК.

Основную роль в правовом регулировании СК играли ведомственные акты. Они нередко подменяли нормы действовавшего законодательства, противоречили им. К тому же ведомственные акты часто изменялись, отменялись, заменялись новыми, что способствовало фрагментации правового поля и возникновению различных противоречий.

Основную группу дел,рассматриваемых СК, составляли дела, квалифицируемые по ст. 58-10 УК, то есть дела об антисоветской агитации. Данная норма подвергалась расширительному тол-кованию,поэтому нередко критические высказывания о недовольстве социально-экономическим положением приобретали политическую окраску и квалифицировались по данной статье. Это же было характерно и для других дел с иной квалификацией, рассматриваемых СК. Расширение толкования зависело от проводимых кампаний, так как СК действовали в рамках модели кампанейского правосудия.