Эволюция социологии: обретение новых смыслов и функций

В последние десятилетия российская социология заметно продвинулась вперед. Однако это движение носит не столько интенсивный, сколько экстенсивный характер. Оно вбирает в свою орбиту всё новые явления и процессы, но при этом не дает представления о специфике их социологического анализа. Возникает явное несоответствие между стремлением социологов ко всё более широкому охвату различных сторон жизни общества и незначительной степенью новизны получаемого о них знания. Отсюда происходит дублирование социологией других дисциплин и, в свою очередь, замена её экономическими, политическими и культурологическими теориями.

Характерные черты всей современной социологии — её нарастающая фрагментация и атомизация и, следовательно, отсутствие системности содержания как атрибута научного знания, разрыв теоретического и эмпирического уровней исследований, господство социологического номинализма и методологического индивидуализма. Происходит вращение дискуссий в кругу одних и тех же антиномий, отрицание идеи развития и подмена её изменениями, сведение содержания науки и её истории… Как результат — низкая критическая и прогностическая способность социологии, крайне слабая её востребованность со стороны общества, вызывающая озабоченность многих теоретиков. Нельзя не отметить и увядание социологии в качестве учебной дисциплины, о чем свидетельствует превращение её в факультативный курс, практически означающий исключение социологии из образовательного процесса российских вузов.

Кризис социологии признается многими авторами и служит импульсом для поиска путей его преодоления. Осознание необходимости новых концептуальных решений "является доминирующим мотивом и задает направление теоретизированию в последние два-три десятилетия" (4,с.11). Причем, разные взгляды на то, какой должна быть современная социология определяют и трактовку предшествующих этапов её эволюции.

В данном отношении представляет интерес полемика между П. Штомпкой и М. Буровым, начавшаяся несколько лет назад и прозвучавшая на XVIII Всемирном конгрессе МСА. Штомпка считает, что новая — третья социология в отличие от первой, сориентированной на изучение целостных образований, и от второй, направленной на исследование "социальных атомов и их взаимодействий", должна сосредоточить свое внимание на процессах социальной жизни. По его мнению, существует одна социология для многих социальных миров. Механизмы и закономерности социальной жизни универсальны для всего человеческого рода, хотя, конечно, они проявляются по-разному в разных цивилизациях, культурах, обществах или сегментах обществ. Социология — академическая наука, социолог, следуя научным эталонам, должен заниматься исследованием, а не вторгаться в общественную жизнь (9).

Буровой же ратует за создание публичной социологии, в которой главное вопрос о том, для кого и для чего проводятся исследования. Он выделяет в социологии рефлексивное и инструментальное знание, а саму науку дифференцирует на про- фессиональную, прикладную, критическую и публичную. Каждый из названных видов отличается от другого по характеру знания и направленности на разные аудитории (1). Буровой критикует Штомпку за абсолютизацию одной, универсальной, по существу западной социологии, по отношению к которой все другие, национальные социологии превращаются в придатки, лаборатории для поставки данных (2).

Если Штомпка обвиняет Бурового в утопизме, то Буровой Штомпку — в позитивизме. Выдвигаются и другие варианты обновления социологии. Так, например, один из них представлен Д.В. Ивановым. Согласно автору, данная наука прошла в своем развитии пять фаз — от протосоциологии до "пещерной социологии", существующей в последние десятилетия. Особенность современной социологии, по мнению Д.В. Иванова, состоит в том, что она движется к производству перформативного знания. Последнее понимается "как практическое исполнение, как действие, как продукт совместных усилий исследователей и целевых аудиторий…" (4,с.29).

В свою очередь, перформативность ведет к трансформа-тивности знания. "Если социологи, — отмечает автор, — научатся создавать трансформативное знание — гибкое, подвижное, эффективное и эффектное, изоморфное и синхронное потоковым структурам современности, то станет возможным эволюционный скачок из эры "пещерной социологии" в эру социологических "трансформеров" (4,с.30).

Данная трактовка новой социологии вызывает ряд вопросов. Во — первых, каким образом она способствует выходу социологии из кризиса. Во-вторых, неясно, что выступает в качестве предмета новой социологии, ибо от его определения зависит понимание многих её сторон и функций. В-третьих, раскрывается ли при этом специфика социологии, ибо перформа-тивность и трансформативность присущи и другим отраслям.

Представляется, что эволюция социологии протекает на путях сближения академизма, научности, применения профессиональных эталонов и стандартов, с одной стороны, и публичности, обоснования и реализации её социальных функций, — с другой. Следовательно, вопрос стоит не о том, либо научность, либо публичность, а о том, что возрастание социальной роли социологии в современном мире может быть обеспечено не иначе, как посредством раскрытия её гносеологических потенций. С этих позиций целесообразно оценивать выдвигаемые новые формы социологии, в том числе и отмеченные выше.

Вопрос о научности социологии, как известно, не нов. Однако в настоящее время он приобрел остроту в связи с процессом её снижения, редукции данной науки к другим формам и результатам познавательной деятельности — обыденному знанию, искусству, религии.

Выявление степени научности отдельных отраслей социального знания происходит по мере раскрытия их объекта, предмета, методов и средств исследования, содержания как системы знаний, места и роли среди родственных дисциплин, эпистемологических и социальных функций. При этом важно видеть единство всех звеньев данной цепи, прямые и обратные взаимодействия между ними. Решение указанной проблемы возможно при условии рассмотрения их на одном уровне обобщения. Лишь в этом случае они становятся сопоставимыми друг с другом и с определенным срезом реальности, связь с которым осуществляется через социальные функции. Посредством последних наука, с одной стороны, воздействует на практику, с другой, — получает от неё импульсы для своего развития.(8). Поэтому игнорирование тех или иных звеньев снижает степень научности любой отрасли теоретического знания.

Выявление гносеологических потенций социологии невозможно без опоры на общую эпистемологическую теорию, анализирующую предпосылки и возможности познания, отношение знания к реальности, условия его достоверности и истинности. Использование её достижений способствует преодолению имеющей место эпистемологической неуверенности социологии. История последней свидетельствует о том, что она хронически впадала в крайности: то подвергалась экспансии естественных наук, то, стремясь преодолеть натурализм позитивизма, рассматривала реальность лишь сквозь призму ощущений, представлений, личного опыта… Всё это приводило к крайнему субъективизму и агностицизму. Поэтому раскрытие научности социологии — одна из важных проблем данной науки, решение которой не только способствует приобретению ею собственной идентичности, но, что весьма существенно, обогащает общую теорию социального познания.

Степень научности любой отрасли социального знания, прежде всего, проявляется в том, насколько полно и конкретно очерчены её объект и предмет. Неслучайно дискуссия о специфике многих наук, в конечном счете, сводится к решению этой проблемы. Объект и предмет науки, их соотношение между собой следует трактовать в двух смыслах — онтологическом и гносеологическом, которые нельзя ни отождествлять, ни противопоставлять друг другу. Рассмотрим подробнее каждый из них.

Суть первого заключается в том, что под объектом понимается нечто целостное, существующее вне и независимо от чьего-либо сознания. Предмет же выступает как его часть, фрагмент или аспект. Дифференциация объекта на предметы — необходимое и важное условие научного познания реальности. Поэтому их разграничение — обязательное требование, предъявляемое к любой научной работе. Эвристичность данного подхода заключается и в том, что он позволяет раскрыть воздействие целого как системы на свои элементы и, в свою очередь, выявить их обратное воздействие на него.

Сказанное относительно социологии может означать: в качестве её объекта выступает общество в целом, а предмет — одна из его сфер. Однако поиск особой сферы, не "захваченной" другими науками, до сих пор не увенчались успехом. К тому же подобное понимание предмета социологии существенно расходятся с её реально сложившимся содержанием, которое намного шире и разнообразнее любой сферы и поэтому не укладывается в установленное ему "прокрустово ложе". Если же, наоборот, включать в предмет социологии все сферы общества, то это ведет к отождествлению объекта и предмета, что противоречит логике познания социума, заключающейся в переходе от синкретического ко всё более дифференцированному его представлению. Между тем, как верно отмечает Ж.Т. Тощенко, в литературе широко распространена точка зрения, которая не различает объект и предмет социологии, в результате чего предметом данной науки объявляется общество. Серьезным недостатком такого подхода является то, что он воспроизводит позицию социологов XIX в., игнорирующих факт изучения общества и другими науками. Не выдерживает критики и функциональный подход, согласно которому объектом социологии объявляются многообразные социальные системы (6).

Дифференциация общества по сферам и системам, основу которых составляют структуры, характеризующие его в статике, не позволяет выделить предмет социологии. Представляет- ся, что поиски предмета социологии лежат в русле процессуального подхода к обществу, который в общем виде провозглашается многими теоретиками. Задача заключается в том, чтобы его конкретизировать применительно к решению рассматриваемой проблемы.

Познать общество в его динамике можно как объективно протекающий процесс, на вектор и содержание которого всё большее воздействие оказывает сознательная деятельность людей. Происходит неравномерный и противоречивый, но, тем не менее, заметный переход социума от естественно-исторического к социально-историческому типу развития. По мере развертывания данного процесса изменяется соотношение между его основными составляющими: экономической, политической, духовно-идеологической и социальными формами жизнедеятельности. Процессуальный подход позволяет увидеть и раскрыть ту сторону жизнедеятельности общества, которая выступает предметом социологии. Таковой, по нашему мнению, является социальная жизнь общества. По своему содержанию она шире, чем социальная сфера, представляющая собой лишь особый способ перераспределения общественного продукта и оказания услуг населению посредством функционирования определенных институтов. В данном отношении заслуживает внимания точка зрения Ж.Т.Тощенко, полагающего, что предмет социологии — реальная жизнь, а её базовыми понятиями выступают сознание и поведение (6).Однако с такой трактовкой трудно согласиться, ибо она, делая акцент на микроуровне, отодвигает на периферию исследований общественную жизнь в целом, её дифференциацию на отдельные виды, их изменение в процессе исторического развития общества.

Представляется, что нельзя понять специфику предмета социологии, если абстрагироваться от социальной жизни как относительно самостоятельной формы активности людей. Социальная жизнь тесно связана, переплетается с экономикой, политикой, культурой и, вместе с тем, отличается от них.

Во-первых, она более непосредственно, чем другие формы, сопряжена с процессом сохранения, воспроизводства и развития индивидов, групп и общностей как целостных, социальных образований.

Во-вторых, если в других видах жизнедеятельности создание различных материальных и духовных благ, структур и институтов является самоцелью, то в социальной жизни они превращаются в её предпосылки, условия, средства, включаются уже в новые связи и отношения. В ней происходит интеграция результатов других форм активности и перевод их в особое — социальное русло, функционирующее по своим законам.

Противоположный процесс — абсолютизация тех или иных сторон жизни общества, в котором заинтересованы узкие группы и слои. Она может проявляться в коммерциализации общественной жизни, её этатизации, идеологизации, милитаризации, клерикализации…. Под их воздействием социальная жизнь "сжимается", словно "шагреневая" кожа.

В — третьих, особенность социальной жизни в том, что она представляет собой синтез, соединение, с одной стороны, осознания индивидами и общностями своих потребностей, интересов и ценностей, постановку на этой основе ближайших и перспективных целей, с другой, — деятельности по их реализации. Деятельность — ядро социальной жизни. Поэтому зрелость последней можно определять по доминированию в ней того или иного типа деятельности. Высшим из них, опираясь на типологию М.Вебера, следует признать целенаправленную, социально — ориентированную деятельность.

О возрастании роли социальной жизни в общества свидетельствует тот факт, что об уровне его развития в последнее время судят не столько по экономическим, сколько по социальным показателям. Важнейшие среди них — Индекс развития человеческого потенциала (ИРЧП), степень превращения социума в гражданское общество, государства в социальное государство, экономики в социально-ориентированное ведение хо- зяйства… Эти процессы протекают неравномерно и противоречиво, испытывают взлеты и падения, что отражаются в теоретических дискуссиях. Однако, как сказал в свое время Т. Джефферсон, неспособность общества жить в соответствии с идеалом, еще не означает, что несостоятелен сам идеал.

Социальная жизнь существует не параллельно с другими формами жизнедеятельности общества, а "пронизывает" их, синтезирует результаты их функционирования и развития, превращая в свои предпосылки, условия и средства. Зрелость социальной жизни, следовательно, зависит от многих обстоятельств. Во — первых, от уровня и качества других форм деятельности. Во-вторых, от степени превращения индивидов и общностей из односторонних — экономических, политических, идеологических и других образований в социальные и поэтому более всесторонние, конкретные единицы. В-третьих, от того, насколько общество в целом выступает в качестве совокупного субъекта целенаправленной деятельности, вовлекает в неё индивидов, различные группы, общности и слои. Их включенность в общий процесс определяется степенью преодоления социальной поляризации и разобщенности, наличием стратегической линии и совместными усилиями по её реализации.

Подход к социальной жизни общества как предмету социологии объясняет более позднее появление данной науки по сравнению, например, с политической и экономической теориями. Социология в процессе возникновения опережала свой предмет в силу его незрелости и потому контовская социология справедливо оценивается как проект будущей теории, которая ни Конту, ни его ближайшим преемникам так и не удалось осуществить. Здесь истоки обреченности социологии на постоянные поиски своего предмета и, следовательно, собственной идентичности. Речь идет именно о поисках предмета, а не о частных его уточнениях. Акцент при конструировании социологии делался не на предмете — он отождествляется с обществом, — а на методах исследования, которые переносились из естественных дисциплин. В результате новой науке задавалась позитивистская направленность. Поиски предмета социологии ведутся с тех пор, однако теоретически обоснованного его определения, признаваемого большинством социологов, не существует и сегодня. В этом, как представляется, — одна из причин кризиса социологии, неэффективности её познавательных и социальных функций.

Рассмотрим теперь второй — гносеологический смысл, вкладываемый в понятия "объект и предмет науки". Он заключается в том, что под объектом понимается определенный фрагмент или срез действительности, а под предметом — его теоретическую модель. Здесь происходит превращение предмета в онтологическом плане в объект в гносеологическом отношении. Необходимость модели, воплощенной в предмете, определяется тем, что она позволяет осмыслить объект как относительно самостоятельное и целостное явление, выделить в нем основные элементы, связи и отношения между ними. Это синкретическое видение объекта в предмете обладает эвристическими возможностями. Оно необходимо для последующего конкретного раскрытия содержания и структуры объекта, его эволюции и функций. Следовательно, предмет науки как модель по своей внутренней природе дуалистичен: с одной стороны, он конкретен, ибо в нем теоретики стремятся наиболее полно и целостно представить тот или иной срез реальности, с другой, -абстрактен, поскольку его элементы и связи между ними выражены в предельно обобщенном, "свернутом виде".

Существующее в предмете как модели противоречие между его конкретностью и абстрактностью — разрешается в развертывании, конструировании содержания науки. Последнее есть не что иное, как процесс восхождения от абстрактного к конкретному, исходный пункт которого — предмет науки. Поэтому, от того, насколько адекватно он представлен относительно соответствующего фрагмента реальности, зависит эффективность данного процесса и получение конкретного знания как его ре- зультата. Если же в науке не разработана такая модель, то познание объекта страдает поверхностным эмпиризмом, мелкотемьем, атомизацией знания, оборачивается созданием фикций, не имеющих под собой онтологических оснований. "…Там, — отмечает В.С.Степин, — где наука не может сконструировать предмет и представить его сущностными связями, там и кончаются ее притязания" (5,с.23).

Какую же роль играет предмет социологии как модель социальной жизни в раскрытии специфики основных звеньев данной науки: ее методов, содержания как системы знаний, взаимодействия с другими дисциплинами, гносеологических и специальных функций? Объем статьи не позволяет дать им развернутую характеристику. Поэтому ограничимся краткими замечаниями.

Анализ методов исследований с указанной позиции позволяет лучше высветить их содержание и потенциальные возможности, достоинства и недостатки. Последние, как правило, проявляются в том, что они абсолютизируют одни и игнорируют другие стороны действительности. При этом выявляется определенная логика развития методов, связанная с переходом социологического знания от естественно-исторической к деятельностной и далее — к гуманитарно-личностной парадигме, что, в свою очередь, отражает эволюцию социальной жизни общества. Взгляд на эту сторону социологии сквозь названную выше призму дает возможность объективно оценить новые методы исследований, осуществить их сочетание с традиционными.

Обратимся к содержанию социологии, которое в настоящее время представляет совокупность отдельных теорий. Попытки раскрыть связь между ними, представить каждую из них как элемент единого целого пока не получили аргументированного обоснования. Так, например, усилия по интеграции социологического знания Бурдье, Гидденса, Хабермаса привели лишь к усугублению ситуации мультипарадигмальности ((4, с.23).

Между тем, системность — атрибут любой науки и показатель ее зрелости. Как система знаний она обладает интегративными свойствами и функциями, которые отсутствуют у отдельных теорий. Последние, какие бы претензии на универсальность и глубину не выдвигали их авторы, не могут объяснить многие явления и, следовательно, выработать рекомендации по их корректированию. Сказанное, прежде всего, относится к масштабным процессам, каковым, безусловно, является процесс сохранения, воспроизводства и развития общества.

Дифференциация науки — одна из закономерностей ее развития. Однако она имеет пределы, нарушение которых ведет к атомизации и фрагментации знания и, следовательно, лишает способность выполнять присущие науке функции. Дискуссии, посвященные обоснованию научности социологии, не учитывают достижения общей эпистемологии, один из аспектов которой — раскрытие системного характера научного знания. В результате не раскрываются потенциальные возможности социологии.

Между тем, в социологии по-прежнему остается актуальной проблема когерентности — установление связей между различными теориями, без чего невозможно представить ее содержание как систему. За нею скрывается неспособность науки понять внутреннее единство тех разнообразных явлений, которые включаются в орбиту социологического поля. Трудность состоит в том, что общество как объект и предмет социологии представляет собой сложную, гетерогенную, многоуровневую систему, включающую в себя множество подсистем.

Трактовка социальной жизни общества и ее ядра — целерациональной деятельности людей как предмета социологии позволяет представить содержание данной науки в качестве системы знаний и, следовательно, полнее и точнее раскрыть ее познавательные и социальные функции. Прежде всего, делая акцент на общностях и индивидах как на носителях определен- ной деятельности, она ориентирует на анализ с этих позиций их отношений, общения и поведения, связывая тем самым в единое целое разные формы активности. Во-вторых, указанное определение направляет исследование различных явлений как предпосылок, условий и средств социальной жизни, способствуя выявлению внутренних связей между ними и превращению их теорий в элементы единой системы знаний.

Последовательное развитие этой системы доводится до определенного уровня конкретности — до синтеза объективного и субъективного, когда она порождает новое качество и превращается в теорию деятельности. Социология, таким образом, приобретает новую функцию. Реализация данной функции предполагает, прежде всего, обоснование целей, способов и средств их достижения. Суть в том, что цели в теории деятельности привносятся не извне, они не плод фантазии, как в утопических доктринах, а рассматриваются как результат осознания людьми своих потребностей, интересов и ценностей, которые, в свою очередь, сопрягаются с существующими обстоятельствами жизни. Следовательно, причинно-следственные, функциональные и структурные связи здесь, не обрываются на каком-то одном звене, а "пробегают" по всей цепи социальной жизни. Эта цепь носит открытый характер, обладает способностью к саморазвитию, благодаря действию социальных закономерностей. Прежде всего, речь идет о законе возвышения и роста потребностей, действие которого вызывает необходимость в развитии соответствующих способов и средств их удовлетворения. Отсюда возникает проблема должного, которая в социологии трансформируется в теоретически обоснованные цели, способы и средства их реализации.

Фиксация изменений потребностей людей, их интересов, норм и ценностей как факторов, детерминирующих, в конечном счете, их жизненные позиции, ближайшие и перспективные цели — одна из важных задач социологии, решение которой предполагает проведение широкого круга эмпирических исследований. Однако анализ последних показывает, что их авторы, как правило, сосредотачивают внимание на одних и абстрагируются от других звеньев цепи, что не дает конкретного представления о детерминации социальных целей.

В данном плане оправдан упрек в адрес субъективной социологии (П. Лавров, Н. Михайловский, С. Южаков), которая, анализируя реальность, справедливо ставила вопрос о соотношении сущего и должного. Однако она не могла научно объяснить возникновенье последнего, выводила его из моральных идеалов, а деятельность по их реализации связывала лишь с активностью высоконравственных личностей. Объяснение здесь не доходило до своего логического завершения — до анализа объективной реальности. С точки зрения раскрытия процесса детерминации целерациональной деятельности есть смысл обратиться и к такому позднему течению в современной социологии, каковым является конструктивизм. Он также не может решать эту задачу, поскольку для него социальная действительность не является объективным явлением. Она становится предметом и продуктом субъективных определений и реинтерпретаций.

Итак, достижения определенной степени конкретности социологического знания, превращающего его в теорию сознательной, целерациональной деятельности есть результат восхождения от абстрактного к конкретному. Оно означает переход от одностороннего, неполного знания к знанию более всестороннему и полному. Известно положение Гегеля о том, что результат может быть осмыслен только тогда, когда раскрыт ведущий к нему процесс.

Восхождение от абстрактного к конкретному в рамках социологии протекает в двух, недостаточно отрефлексирован-ных, основных формах. Первая означает движение от предмета к методам и средствам исследований, к содержанию как системе знаний, взаимодействию с другими дисциплинами, познавательным и социальным функциям. Причем обогащение каждого последующего звена идет не только за счет раскрытия предыдущего, то есть действия прямых связей, но и обратных. Выяснение социальных функций науки позволяет более содержательно представить все остальные звенья. Движение вперед есть вместе с тем и возвращение назад к своему основанию — предмету науки. Второй путь — от познания объективного мира к познанию субъективной реальности, от макро — к микромиру, от социологического реализма к номинализму. Эволюция социологии может быть представлена на основе данных процессов. Проблема и заключается в нахождении той теории, которая осуществляла бы синтез указанных сторон социальной действительности. Считается, что эту функцию выполняет конструктивизм. Однако он не в состоянии решить данную задачу, поскольку, как отмечалось, не считает социальную действительность объективным явлением.

Синтез представлений о разных сторонах социальной реальности, по нашему мнению, осуществляется именно тогда, когда социология рассматривается как теория социальной жизни, в структуре которой доминирующую роль играет определенный тип деятельности людей. С данных позиций раскрывается их роль как субъектов, акторов, агентов, обладающих различной степенью субъектности, понимаемой как способность к осознанию своего положения, к самоидентификации, с одной стороны, и к соответствующим практическим действиям, — с другой.

Процесс восхождения от абстрактного к конкретному проходит через разные ступени, обладающие своей спецификой, игнорирование которой негативно сказывается на результате. Особое значение в нем имеют теоретические звенья. Не все они могут быть операционализированы и затем верифицированы на эмпирическом уровне. Однако без них нельзя получить то конкретное знание социальной жизни, к которому по своей внутренней природе тяготеет социология.

Определение социологии как теории социальной жизни ставит ряд вопросов, ответы на которые проясняют её суть и содержание. Рассмотрим некоторые из них.

Прежде всего. речь идет о критериях завершенности социологического анализа социальной жизни в целом, её отдельных фрагментов, блоков и уровней. Он может считаться относительно завершенным, если рассмотрены все основные связи между сопряженными социальными единицами, между ними, с одной стороны, и окружающей средой, структурами, институтами, — с другой. В результате проведенного анализа, существующие между ними противоречия, проявляющиеся в негативном воздействии на жизненную ситуацию людей, неудовлетворенности их потребностей, в ущемленности интересов и ценностей…, конструируются как социальные проблемы. В свою очередь, представление последних будет носить завершенный характер, если обоснованы способы и средства их решения. Симптоматично, что в последние десятилетия социальные проблемы всё больше перемещаются с периферии в центр социологического поля, свидетельствую тем самым о фактическом признании практической функции данной науки. Такое понимание её роли соответствует высказываниям Мертона о том, что главное в социологии — выявление и прогнозирование дисфункций и скрытых функций.

Признание в качестве стержня социальной жизни целерациональной, социально ориентированной деятельности людей предъявляет определенные требования к анализу всех компонентов общества. Если речь идет об индивидах, группах и общностях, то возникает необходимость их рассмотрения с точки зрения проявления субъектности, то есть способности к такой деятельности. Иначе этот анализ будет носить незавершенный характер. Когда же исследуются различные явления, то появляется потребность в раскрытии их, так сказать, не только самих по себе, но как предпосылок, условий и средств социальной жизни. При таком подходе стихийное тяготение социологов к универсальному охвату действительности, к включению в орби- ту своих исследований всё новых явлений, органически сочетается с их специфически социологическим видением. Результаты достигнутые в экономике, политике, культуре и т.д., в социальной жизни, как отмечалось, включаются уже в новые связи и отношения и, следовательно, по другому осмысливаются в социологии как её теории. В противном случае социология закрывает себе путь к развитию, обрекает себя на дублирование других наук, на безграничную атомизацию своего знания, на его бессистемность и абстрактность.

Предложенное понимание социологии, позволяет прояснить и другой существенный вопрос, а именно — степень востребованности социологии со стороны современного общества. Возрастание роли социальной науки во имя гуманизма и справедливости вряд ли кто будет оспаривать. Однако на этом общем фоне положение социологии нельзя оценить однозначно. Многие крупные социологи как отечественные, так и зарубежные фиксируют факт снижения востребованности социологии со стороны государства и общества, падение её авторитета и престижа в глазах широкой публики. Социология, как отмечает Э. Гидденс, не стоит на переднем плане интеллектуальной жизни, публичных дебатов, она отодвинута далеко на периферию (3).

Аналогичные мысли высказывает и М. Буравой, который, показывая неудовлетворительное состояние современной социологии, ратует за придание ей публичного характера, способного активно воздействовать на общественную жизнь (1).

Причины падения социальной роли социологии оба теоретика (и не только они) видят в избыточной специализации науки и отсутствия в ней синтеза. Главное же заключается в том, что по отношению к обществу происходит экспансия рыночного фундаментализма, тирании государства и бюрократии (1).

Нельзя не согласиться с этими положениями. Однако они требуют обоснования и конкретизации. Речь идет о том, что давление рынка, государства и бюрократии на социологию осуществляется не только прямо, но главным образом опосредованно — через ограничение возможностей гражданского общества и деформацию социальной жизни. Ядром последней, как подчеркивалось, выступает целерациональная, социально ориентированная деятельность индивидов и общества. Указанные выше институты навязывают многим из них цели, которые не соответствуют, а то и противоречат их потребностям, интересам и ценностям. Интересы узких групп и слоев доминируют над интересами общества в целом, что часто прикрывается завесой в виде средств массовой коммуникации. Происходит коммерциализация различных сторон общественной жизни, их политизация, идеологизация, клерикализация…Но "ужимание" и искажение социальной жизни и соответствующих форм деятельности, являющихся онтологической основой социологии, естественно, не способствует её востребованности со стороны общества. Исключение могут составлять прикладные исследования, многие из которых также направляются в "сервильное русло", на удовлетворение потребностей влиятельных агентов.

В связи со сказанным возникает вопрос о том, что могут сделать социологи в условиях неразвитости гражданского общества, социальной жизни и форм целерациональной деятельности. Здесь возможны два основных варианта. Один из них заключается в том, чтобы описывать и объяснять социальную реальность, осуществлять её дифференциацию на виды, классы, кластеры, заниматься их типологией и классификацией, рассматривая эту деятельность как конечную цель исследования. Во втором варианте исследование идет дальше. Оно стремится к выявлению не только сущего, но и должного, к конструированию проблем, к обоснованию оптимальных способов и средств их решения. В этом случае наука не ограничивается дескрип-тивностью, а приобретает возможность активно воздействовать на реальность.

Возвращаясь к противостоянию научности и публичности, проявившейся в полемике между П. Штомпкой и М. Буровым, следует сказать, что эти стороны социологии представляют собой единство. Публичное, инструментальное знание может быть получено не вопреки, а благодаря знанию научному, рефлексивному. Доведение социологического знания посредством восхождения от абстрактного к конкретному до качественно нового уровня — до теории целерациональной, социально ориентированной деятельности — это и есть высшее проявление научности. Максимальное усиление научного и академического потенциала социологии — условие выполнения ею своей общественной роли.

Критерий истинности знания, как известно, практика. Что касается социологического знания, то его проверка на адекватность реальности проходит, как и в любой другой науке, сложный путь. Схематично и упрощенно он может быть выражен следующим образом. Прежде всего, выявляется степень совпадения результатов деятельности с теоретически обоснованными целями. В свою очередь, правильность последних определяется тем, насколько в них отражены потребности, интересы и ценности людей. И, наконец, социальная эффективность процесса удовлетворения потребностей, реализации интересов и ценностей может быть охарактеризована с точки зрения того, в какой мере он способствует сохранению, воспроизводству и развитию различных групп, слоев и общества в целом. В действительности же связи между явлениями социальной жизни носят более сложный, многогранный и противоречивый характер. Между ними неизбежно возникают несоответствия и разрывы, вызванные многими факторами. Среди них немаловажное значение в российской реальности приобретают исследованные Ж.Т. Тощенко аномальные, экстравагантные феномены. Они проявляются в деятельности многих государственных и политических деятелей, представителей бизнеса и конкретно выражаются в их непомерной жажде власти, неограниченном желании богатства, в болезненном стремлении к славе (7). Все это деформирует не только экономические и политические процессы, но и социальную жизнь общества

Задача науки заключается не только в теоретическом обеспечении интенсивного развития общества, но и в обосновании правильности его направления. В определении вектора, стратегического курса, основных путей и способов его реализации особая роль принадлежит социологии. Она, в силу своих внутренних потенций, способна не только научно высветить гуманистические цели, но и осуществлять мониторинг, вносить постоянные коррективы в процесс их реализации.