Эволюция верховной власти у восточных славян в X в

ля объяснения некоторых особенностей образа князя Владимира мы сопоставили сведения в русском эпосе о «пассивности» и «трусости» последнего со свидетельствами восточных авторов о наличии у славян и русов священного и реального правителей. Выяснилось, что данные этих источников неплохо дополняют друг друга и должны быть датированы не позже чем второй четвертью X в. Однако возникает вопрос, почему ко второй половине X в. ситуация так меняется? Как опутанному бесчисленными табу священному владыке удалось захватить реальную власть?

Для ответа на эти вопросы выберем те варианты эпических текстов, в которых князь Владимир приказывает посадить «в погреб» Илью Муромца, как мы постарались показать, главу мужского союза воинов-камней. Начнем с того, что этот «погреб» находится на горах, закрывается железными решетками и засыпается желтыми, изредка – белыми песками, внутри него – чудовищный холод. Все это вполне укладывается в семантику иного мира – мира гор, откуда Илья и черпал, согласно многим текстам, свою огромную силу и свойство «не-смерти» в бою с любым обычным противником. Против него здесь используется железо – относительно новый для индоевропейцев материал, который только и мог, по мысли древнего человека, противостоять мощи чудовищных духов гор.

ЛИСЮЧЕНКО Игорь

Смерть же в сознании язычника – это не уничтожение, а всего лишь серьезное изменение человека. И Илью уничтожить невозможно, его можно лишь отправить в тот мир, с которым он связан, откуда он черпал свое могущество и силу – подземный мир. Такая же логика прослеживается в различных сюжетах русского и сербского фольклора. В отношении Ильи враги Р-уси действуют примерно так же, как и Владимир. Калин-царь, в частности, устраивает для Ильи три подкопа, о которых богатыря предупреждает его конь. Из первого и второго подкопа конь спасает Илью, из третьего же он смог выскочить сам, но богатырь остается под землей. Далее по приказу царя Калина ему расковывают руки и ноги, и царь предлагает Илье служить ему. Освобожденный богатырь бьет татарина татарином и побеждает врагов.

Существуют и иные фольклорные тексты, которые можно привести как аргументы в пользу нашей интерпретации. Таковы тексты онежской старины об Иванушке Даниловиче1, о Палии-богатыре – герое украинского фольклора, великом колдуне и враге Мазепы, напускавшем, в частности, на врагов туман. Он также имел неко- торые черты древних хтонических персонажей, например неспособность передвигаться иначе, как на четвереньках. В некоторых вариантах Палий замурован в стене (замена подземного мира), но освобожден по приказу Петра I, ибо только он мог отстоять Полтаву1.

Выход же из подземного мира – возрождение к новой жизни, потому, видимо, Забава Путятишна так говорит о спасенном ею Илье Владимиру: «А- ведь старый казак да Илья Муромец, / Он сидит во погребах глубоких, / Он не старитца да лучше ставитца»2. Вернувшийся из царства мертвых не только не старится, но и помнит далеко не все, что происходило с ним до того. Р-ассматривая русские и сербские тексты, следует отметить, что с Находом Симеуном в Сербии за невольный грех кровосмесительства делают примерно то же, что и с былинным Ильей – отправляют в подземный мир. Е-го помещают в деревянную храмину, возложив над ней холм с узким проходом и закрывая вход железной, как и в случае с русскими богатырями, дверью, ибо железо, по всей видимости, сильнее существ иного мира, в своем генезисе – божеств доземледельчес-кой эпохи. В другом тексте он помещен в проклятую темницу, где вода по колено, а в ней, до его прощения, – змеи и ящери-цы3, тоже существа нижнего мира. В одном из текстов о Михайле Потыке Марья Лебедь Б-елая совершает, по сути, аналогичные действия. Дав ему «забудущего» зелья, она стаскивает мужа в глубокий погреб и прибивает к стене за руки и за ноги. Сердечного гвоздя Марье не хватило, и она пошла за ним на «ярмонку», что позволило Настасье-королевичне спасти понравившегося ей богатыря. Исключая способ казни, явно заимствованный из житийной литературы, былина сохранила описание древнего обряда отправки хто-нического персонажа (а таковыми являлись все русские эпические богатыри) в «его» мир.

Проведем анализ рассмотренных выше текстов. Начнем с упоминания о «рогатинках звериных», что само по себе чрезвычайно интересно, ибо отражает древнейшее неразличение войны и охоты. Первоначальное значение глагола во-евати – гнать, преследовать (охотничью добычу). Этот глагол родственен литовскому ng^ v^ti – гнать(ся), преследовать, авестийскому vayeiti – гонит, преследует, латинскому venai-aii – охотиться, древневерхненемецкому weida – охота, ирландскому fiad – дичь и др. Приведенные примеры из различных индоевропейских языков не оставляют сомнений в том, что древними индоевропейцами война первоначально воспринималась как разновидность охоты. Охота же – «своеобразный сакральный акт, сопровождаемый жерт-воприношением»⁴. Таким образом, враги ловили членов мужского союза в ловушки, исходя из реальной практики охоты с применением ловчих ям.

Однако ограничиться констатацией данного факта – значит, остаться во многом на поверхности изучаемых явлений. Существовали некие представления мифологического характера, без которых данные действия врагов восточных славян едва бы попали в эпос. Угроза татар отрубить Илье голову – не исконное, по нашему мнению, явление. Нейтрализовать любого из членов мужского союза воинов-камней можно было, лишь проведя соответствующий обряд закапывания в землю. Это – не просто военная хитрость, а военно-магический обряд. Подкопы, надо думать, действительно устраивались врагами Р-уси, несомненно, знавшими о магической «ахиллесовой пяте» лидеров восточных славян. Внешние и внутренние противники мужского союза воинов-камней могли поступать так, по нашему мнению, и еще по одной причине. Обратим внимание на тот факт, что литовский король обращается с приказанием отправить Дуная в погреб к «татаровьям могучим». Те же «татары» отлично себя чувствуют в «подкопах» и в былине об Илье и царе Калине. Но если «погреб» или «подкопы» – хто-нический мир, осмысляемый в т.ч. и как могила, то как оказалось возможным для сказителей «поместить» туда живых лю- дей, пусть даже врагов, и показать, что они могут свободно перемещаться в мир смерти? Но все становится на свои места, если вспомнить, что сами иноплеменники воспринимались в архаических культурах совсем по-другому, чем в Новое время. Свое племя или группа племен отождествлялись тогда со всем человечеством. Иноплеменники же сближались или даже отождествлялись со стихийными силами природы. Иноземец (неотделимый, разумеется, от своих богов) нередко оценивался как исчадие иного мира, мира потустороннего, страшного, зловещего. В частности, античный варвар первоначально воспринимался греками и римлянами как житель преисподней1. Р-усский фольклор неоднократно отражает именно такое восприятие иноплеменников.

Таким образом, эпические враги Р-уси – существа иного мира, который, в том числе, воспринимался и как мир смерти, потому им и «положено» быть «хозяевами смерти». Ч-то же касается славянорусского бездеятельного владыки, то это действительно «владыка мира», верховный судья над всеми и вся, а значит, и владыка смерти. Б-ез понимания данного факта невозможно, по нашему мнению, понять, как бездеятельный и нередко (в эпосе) трусливый правитель смог отправить в «погреб» Илью – великого богатыря, истребляющего бесчисленные «силы» врагов. Ведь последний явно сильнее всех иных богатырей, служащих Владимиру.

Сказители порой достаточно остро чувствовали парадоксальность этой ситуации, но логично объяснить ее не могли, ибо ко времени их жизни уже была утеряна необходимая для этого информация о языческих мифах и ритуалах. «Конечно, никогда бы они его не посадили, – пояснял один из них, – только он не хотел противиться князю Владимиру…»2 Б-ессилие богатырей довольно странное.

– И собирал тут он всех же богатырей, – говорит певец о Владимире. – Они думали думу да заединое: «Как куда же станем да старого девать? / Нам весить старого – да не повесити, / И казнить нам старого – да не сказнить будет!» / Да придумали все они заединое: / Ище выкопать во далечом во чистом поли, / Как во том во роздольици во широком же, / Как выкопать подгреб да сорока сажон, / Посадить старого казака да Илью Муромца.

Далее от слов они перешли к делу.

– Запирали они двери да тут желез-ныя, / Задвигали задвижочки желез-ныя, / Замыкали замки они заморския; / Навалили хрящу тут белого каменья, / Накатили каменья да серодикого: / «И не бывать тебе, старой казак, на белом свету, / Не бывать тебе, старому, да свету бело-го!»3.

Таким образом, хотя казнить Илью нельзя, но закапывание в землю – это не казнь в понимании певца.

Кто же отводит героя в «погреб»? В одном из текстов герой посажен в погреба под желтые пески, т.е. также в хтоничес-кий мир. Владимир обращается на пиру ко всем присутствующим, стремясь найти «охвотничков» выполнить его приказ.

– И будут ли тому делу охвотнички? / И у этого стола княженецкаго / Сидит-то там детинушка невеликонькой, / Сам проговорит да таково слово: / «Да к этому делу будут охвотнички, / Не надо ведь неволь-ничков».

После этого он отправляет героя в пог-реба4. Маленький рост, судя по тем же сказкам о мужичке сам-с-ноготок-боро-да-с-локоток, – одна из характеристик существ иного мира, говоря конкретнее, хтонического.

Подводя итоги статьи, можно сказать следующее. В X в., а может быть, и чуть раньше, у восточных славян происходила определенная эволюция верховной власти, которая заключалась в борьбе табуированного и реального правителей. Побеждает первый, воспользовавшись своим статусом «владыки мира», которому служит даже «хозяин подземного мира». Р-еального же правителя, связанного с мощью хтонических существ, невозможно убить, ибо от духов гор в ходе посвятительных обрядов он получил огромную силу и неуязвимость в бою. Однако можно провести соответствующие обряды, отправив его в подземный мир, чем и пользовались как внутренний враг последнего – сам священный владыка славян и русов, так и внешние вр аги Р-уси.