Юридические факты в гражданском праве Российской Федерации и зарубежных стран

Гражданско-правовое регулирование, будучи по своему замыслу и существу не воздействием на общественные отношения, а только их социальной (в первую очередь – государственновластной) оценкой, актуализируется с возникновением тех или иных конкретных социальных отношений, подходящих по своим классическим признакам под определенный род или вид таких отношений, урегулированный (или скорее – оцененный) той или иной нормой гражданского права, и «де-актуализируется» (становится беспредметным, обессмысливается) с изменением и (или) прекращением соответствующего общественного отношения. В данном контексте, если принимать его буквально, данные отношения, длительность которых скорее бесконечна, и являются теми самыми факторами, которые вызывают к себе внимание гражданско-правовых норм, а далее, благодаря действию этих норм, приводят к формулированию различного рода гражданско-правовых форм, в первую очередь гражданских правоотношений. С другой же стороны, понятие общественного отношения – категория весьма абстрактная, недоступная практическому наблюдению. Следовательно, не имея возможности воспринимать общественные отношения непосредственно, мы можем ощущать их внешние проявления. Так, каждому наблюдателю любые общественные отношения, в частности регулируемые гражданским правом, будут представляться не чем иным, как совокупностями последовательно сменяющих друг друга, а также параллельно существующих обстоятельств реальной действительности – фактических обстоятельств, или фактов1. Данный тезис и приводит к мысли о целесообразности связи активности правового регулирования в целом и гражданско-правового в частности, причем не с самими общественными отношениями, а с теми фактическими обстоятельствами, в которых данные отношения проявляют себя, в которых они существуют, которыми ограничивается во времени их существование и описывается их институциональная сущность.

Юридические факты в широком смысле представляют собой факты реальной действительности, с которыми, в силу подлежащих применению правовых норм, связывается возникновение, изменение или прекращение правоотношений. Содержанием юридических фактов становятся явления прошлого и обстоятельства, связанные с настоящим. В правоприменительной практике юридические факты формируются на основании различных социальных обстоятельств, как следует из данной выше характеристики института, которые также носят название доказательственных фактов2. Они определяются в качестве информации, которая отражает установленные следы; субъекты в рамках доказывания доказывают истину фактами, однако при этом они используют источники доказательств3.

Современная юридическая наука повышенное внимание уделяет такой масштабной и в то же время достаточно известной категории, как юридический факт. На первый взгляд может показаться, что теория и практика правовой науки уже настолько обогащены трудами, посвященными юридическим фактам, что ничего нового и нет, чтобы привнести в этот исследовательский пласт. Однако затянувшаяся модернизация российского гражданского права указывает на необходимость разработки новых подходов к пониманию юридического факта4. И в данном направлении весьма значимым может стать зарубежный опыт и перспективные направления его использования применительно к российской действительности. Как отмечается в литературе, познание зарубежного права – это часть общей истории гражданского права5.

Таким образом, целью данной статьи является изучение и сравнительный анализ юридических фактов в гражданском праве Российской Федерации и зарубежных стран, ориентированные на дополнение научно-исследовательского базиса не только самого института юридических фактов, но и их систематизации, структурирования и регулирования.

В соответствии с определенной автором целью данной статьи был сформулирован актуальный методологический базис, который позволил провести компаративный анализ юридических фактов в гражданском праве зарубежных стран (России, Швейцарии, Франции, Германии, Великобритании, США) континентальной и англосаксонской правовой семьи. Методологическая основа исследования поставленной проблемы, таким образом, включила общенаучный диалектический метод научного познания, специально-юридические методы (структурно-функциональный, юридико-догматический), методы правового моделирования, сравнительного и исторического правоведения, а также универсальные методы (анализ и синтез, описание, наблюдение, индукция и дедукция, сопоставление, обобщение, формально-логический и системный). Данный методический комплекс позволил на соответствующих теоретико- и практико-ориентированных примерах изучить, обосновать и выделить общие и особенные признаки юридических фактов, а также установить их влияние на правоотношения и, как результат, сформулировать дальнейшие направления научных изысканий в области как самой институции юридических фактов, так и их специфики в разрезе российского гражданского права Новейшего времени.

По общему правилу, юридический факт – это социальное обстоятельство, которое неизменным образом влияет на правоотношения, а также предполагает наступление ряда юридических последствий. Данный контекст подтверждается разными исследователями; к примеру, российский автор Н. Ю. Завьялова отмечает, что юридическими фактами становятся только обстоятельства, имеющие социальную значимость, т.е. такие, которые «влекут по- явление интересов не только вступающих в отношение лиц, но и интересов общества, государства, иных коллективных субъек-тов»6. Кроме того, чтобы быть опосредованным правом, отношение должно входить в сферу правового регулирования. Зарубежное законодательство знакомо с юридическими фактами, которые по своей природе объективированы вовне, но при этом они не являются абстрактными понятиями или событиями. Как пример, можно привести оценочную категорию добрых нравов и злоупотребления правом в гражданском законодательстве Швейцарии7. Длительное время в швейцарском гражданском праве добрые нравы являлись оценочной категорией, и многие дела в судебном порядке разрешались согласно судейскому усмотрению, что давало объективную оценку проявлению добрых нравов в гражданских правоотношениях.

Важно обратить внимание на то, что в гражданском праве Швейцарии категория добросовестности также возникла в противовес злоупотреблениям правом, которые нашли свое отражение в статье 2 Швейцарского Гражданского уложения 1907 года. Принцип доброй совести препятствовал совершению нарушений и имел следующую формулировку: «при осуществлении прав и исполнении обязанностей каждый должен поступать по доброй совести. Явное злоупотребление правом не пользуется защитой», – пишет один из известнейших российских ученых XX века К. М. Варшавский8. В данном контексте юридические факты, объективированные вовне, учитывают субъективную сторону различных поступков, а также событий, имеющих решающее значение для понимания того или иного сложного факта.

По мнению Э. Рабеля, критерий доброй совести оставался неопределенным, равно как и категория явного злоупотребления; законодатель Швейцарии принял решение оставить данный вопрос открытым9. Предполагается, что добрая совесть не допускает злоупотребления правом – недобросовестного осуществления своих прав; лишение права на защиту выступает в качестве санкции, для вынесения которой юридический факт отражает субъек- тивную сторону проступка, например, интерес, вину или мотив, цель. Однако нет четкого и объективного понимания того, как определить добросовестность в условиях реализации и осуществлении лицами тех или иных гражданских прав, что лишь подтверждает мысль о том, что абстрактное событие, мысль или понятие не могут быть положены в основу юридического факта. Судьям приходится оценивать действия участников гражданских правоотношений, исходя из нравственных и моральных соображений10.

Анализ юридических фактов в швейцарском гражданском праве через призму института злоупотреблений правом и добрых нравов проведен целенаправленно: данный пример подтверждает мысль о том, что объективированные вовне юридические факты базируются на субъективных критериях. Одновременно с этим совокупность объективного и субъективного подходов к пониманию явлений и категорий юриспруденции в швейцарском гражданском праве позволяет трактовать юридические факты как взаимосвязь юридических норм, внешних поводов и правовых последствий.

Отдельный интерес в данном контексте представляет анализ юридических фактов в зарубежном гражданском праве применительно к категориям, которые сложно поддаются оценке и объективизации, несмотря на то что в буквальном смысле оценочными не являются. Речь идет о системе сложных правоотношений по компенсации морального вреда.

Институт морального вреда получил широкое распространение не только в России, но и за рубежом. Непосредственно в законодательстве Германии термин «моральный вред» не используется; вместо него законодатель Германии оперирует формулировкой «страдания»11. Целесообразно упомянуть точку зрения российского ученого Н. И. Полищука, который отмечает, что правоотношения по поводу морального вреда и его возмещения обусловлены существованием определенного юридического факта, скорее, целой их совокупности, внутри которой не всегда возможно отделить один факт от другого12. Так, основания денежной компенсации за причиненный страдания (моральный вред) отражены в § 253 Германского гражданского уложения13. Страдания могут быть не только физическими, но и психическими. В частности, согласно § 253 данного нормативно-правового акта, на справедливую денежную компенсацию вправе рассчитывать лицо, которому был причинен вред неимущественного характера.

В законодательстве Германии перечень правовых благ, нарушение которых порождает право на компенсацию страданий, является открытым14. Как правило, речь идет о самых разнообразных нарушениях прав и свобод личности. Конституционность норм § 253 Германского гражданского уложения не оспаривается и Федеральным конституционным судом Германии15.

Исходя из содержания норм немецкого гражданского законодательства, можно утверждать, что правоотношения по компенсации морального вреда обусловлены существованием негативных юридических фактов, которые пусть и порождают отрицательные, неблагоприятные последствия, однако, одновременно с этим, составляют мощную юридическую основу для последующего исчисления и возмещения морального вреда, а также выявления непосредственно самого факта совершения гражданского правонарушения, деликта.

В законодательстве Франции подобным же образом признан институт морального вреда, равно как и в Германии. Так, в статье 9 Французского гражданского кодекса прямо предусмотрена возможность защиты личных неимущественных прав, нарушение которых сопровождается причинением не только имущественного, но и морального вреда. Общие положения о возмещении вреда содержатся в статьях 1382–1383 Французского гражданского кодекса16.

Интересно будет заметить, что французский законодатель не разграничивает имущественный и неимущественный вред как неблагоприятное правовое последствие в нормативных актах. Одновременно с этим научная доктрина и французские суды выделяют категорию “dommagemoral”, которая тождественна российскому институту морального вреда17. Как и немецкий, французский законодатель не ограничивает перечень личных неимущественных прав, которыми может обладать личность и нарушение которых может повлечь принятие мер для компенсации причиненного морального вреда. Российский ученый И. В. Бондаренко в данном контексте справедливо и весьма обоснованно отмечает, что возникновение необходимости компенсации морального вреда, равно как и его причинение личности или юридическому лицу, бесспорно, сопровождается изменением ряда общественных отношений, участником которых, так или иначе, выступал потерпевший субъект18. Следовательно, французский законодатель стоит на том, что компенсация морального вреда – это зародившееся, в результате совокупности юридических фактов, новое правоотношение, которое одновременно выступает в качестве правового основания для возникновения ряда других отношений, обусловленных теми неблагоприятными последствиями, которые наступили в результате совершения нарушений действующего законодательства.

Вне зависимости от происходящих изменений и трансформаций во внешнем мире, совершенное деяние и его различные формы «взрывают» общественное отношение изнутри, деформируя его, но не уничтожая. Следуя рассуждениям французского законодателя, произошедший «взрыв» затрагивает исключительно «ядро» правоотношения. Возникновение оснований для компенсации морального вреда – это закономерный результат ликвидированной общественно полезной связи, которая существует в каждых правомерных, общественных отношениях и исчезновение которой способствует установлению неблагоприятного, общественно вредного отношения. В данном контексте следует упомянуть с некоторыми оговорками еще одного российского автора – Н. И. Адаева, утверждающего, что отрицательные последствия в виде компенсации морального или иного вреда весьма негативно сказываются на различных социальных институтах гражданского общества19. С данной точкой зрения солидарны итальянские пра-воведы20.

Фактически, фундамент неблагоприятного последствия как юридически значимого обстоятельства, юридического факта составляет совокупность явлений – наступление соответствующих негативных для потерпевшего результатов от деяний, совершенных другим участником гражданских правоотношений, и возникновение права на компенсацию (возмещение). В целях подтверждения своих рассуждений следует в отдельных аспектах сравнить категорию юридического факта при компенсации уже упоминавшегося выше морального вреда в Германии и Франции, принимая во внимание принадлежность стран к континентальной правовой семьи, однако не игнорируя накопленный опыт, географическую и историческую специфику регулирования правоотношений в указанных державах.

Известно, что в Германии и Франции механизм компенсации морального вреда ориентирован на защиту личных прав и свобод от возможных нарушений и противоправных посягательств21. Так, личные права и свободы образуют обособленную в рамках единой системы подсистему прав и свобод, призванных обеспечить личную безопасность и физическую свободу человека, свободу от неправомерного или чрезмерного вмешательства государства в различные сферы его частной жизни, а также направленные на обеспечение достоинства и частной жизни человека. Личные права и свободы взаимосвязаны, они влияют друг на друга, часто основное право выступает одной из правовых гарантий другого. Как представляется, категорию «нематериальные блага» более целе- сообразно соотносить с объектами гражданских прав, а «личные неимущественные права» возникают по поводу реализации прав, являясь мерой возможного поведения лица. Однако, как видно из зарубежного опыта, на основе одних и тех же аргументов делаются противоположные выводы о природе юридических фактов. Так, объект фактически может носить материальную или нематериальную природу, однако юридически наделяется признаком нематериального блага – неимущественным характером, является объектом неимущественного правоотношения.

Отдельные немецкие юристы утверждают, несмотря на всю прогрессивность гражданского права Германии, что на практике до сих пор нет единой, универсальной, концептуальной модели возмещения как морального, так и имущественного вреда22. Материалы правоприменительной практики свидетельствуют о том, что государство весьма неохотно принимает на себя обязательства по выплате и компенсации какого-либо ущерба. Так, в деле B 9V 1/13R от 16 декабря 2014 года Федеральный социальный суд Германии подчеркнул, что угроза причинения вреда не является достаточным основанием для увеличения размера компенсации23. С одной стороны, с учетом провозглашенных ценностей и всеобщего признания прав и свобод человека, важности их полноценной и достаточной защиты, подобное утверждение немецкого суда вызывает много вопросов и противоречий. Однако, с другой стороны, если следовать строгой концепции юридического факта, то рассуждения и утверждения Суда исключительно правильные и обоснованные.

Немецкий правоприменитель исходит из того, что юридический факт, положенный в основу компенсации (возмещения) вреда, иными словами, неблагоприятных правовых отношений, – это всегда социальное событие, действие или обстоятельство. Любой юридический факт несет в себе всю необходимую информацию о состоянии общественных отношений24, соответственно, различ- ные идеи, мысли, абстрактные понятия или душевные переживания (заблуждения) отдельных индивидов не могут и не должны рассматриваться как юридический факт. Данные явления могут учитываться, но решающее значение иметь не должны.

В § 847 Германского гражданского уложения, в первую очередь, делается важное с точки зрения немецкого законодателя уточнение о том, что компенсация за причиненный моральный вред должна быть справедливой. В основе немецкого механизма находится принцип выравнивания выгоды, согласно которому пострадавшее лицо должно быть восстановлено в своем положении, которое предшествовало нарушению25. При этом пострадавший вследствие причинения морального вреда не должен использовать механизм компенсации как инструмент для собственного обогащения, получения незаконной выгоды или удовлетворения иных личных интересов. Немецкие судебные инстанции используют широкий перечень показателей для установления размера компенсации морального вреда. Это и физические страдания лица, и его психическое состояние, индивидуальные качества личности, имущественное положение виновного лица, а также степень его вины в причинении вреда. Кроме того, судебные инстанции, устанавливая окончательную сумму при компенсации морального вреда, принимают во внимание предыдущий правоприменительный опыт исчисления компенсационной суммы. Принцип справедливости, так же как и в Германии, положен в основу механизма компенсации морального вреда во Франции. Одновременно с этим французский законодатель позволяет потерпевшим лицам рассчитывать на компенсационные выплаты неограниченное количество раз, особенно если присутствуют все основания считать, что причиненный моральный вред повлек серьезные физические либо психические последствия для личности.

Интересен тот факт, что в гражданском праве Франции, по сравнению с гражданским правом Германии, такое повышенное внимание юридическим фактам и их влиянию на зарождение или прекращение правоотношений не уделяется. Например, еще Л. Ж. де Морандьер отмечал, что «каждое из обстоятельств <…> определяется особыми правилами: причем наше [т.е. француз- ское] право не исходит из какой бы то ни было общей теории юридических фактов»26. В качестве показательного примера можно привести следующий: в законодательстве Франции природа жизни и здоровья предполагает, что никто не должен вмешиваться в процессы жизнедеятельности индивида. Соответственно, физическая свобода выражается в том, что субъект имеет право перемещаться по своему усмотрению и выбирать место жительства в соответствии с правилами той страны, в которой находится. Право на внешний облик предполагает, что человек сам выбирает стиль одежды, походку, форму прически27.

Каждый из сегментов автономии предполагает, что в пределах каждого из них выбор лица проявляется в специфических действиях. Возможность каждого из множества таких действий предполагает особенное субъективное право. Иными словами, в настоящее время принято называть нематериальными, или неимущественными, или духовными благами, – вполне материальные блага. Такие блага, безусловно, невещественны. Однако даже при таких условиях называть их нематериальными вряд ли правильно: автономия в целом и ее проявления как свойства субъектов гражданских правоотношений вполне материальны, как и всякие иные свойства субъекта.

Любопытно, что стройная структура юридических фактов отсутствует в большинстве стран англо-американской правовой семьи, что неизменным образом сказывается на существующей системе гражданских правоотношений. Например, в США и Великобритании – странах англосаксонской правовой семьи – вообще практически отсутствует необходимая, развернутая терминология, позволяющая раскрыть суть и природу того или иного явления в одном определении. Так, в американском и британском гражданском праве термин «моральный вред» не используется. Но вместо него применяются иные категории: psychological injury (психический вред) и nervous shock (нервный шок). Данные категории позволяют, прежде всего, дифференцировать цель возмещения причиненного вреда, определить наличие компенсационного характера (при наличии критерия неосторожности) либо выявить штрафной характер (если имеет место умышленное причи- нение вреда). В странах англосаксонской правовой семьи компенсация морального вреда находится в прямой зависимости от личного права (право на то, чтобы за личностью сохранялось непоколебимое притязание на существование и развитие и чтобы не нарушалась неправомерно ее неприкосновенность).

Содержание юридического факта при наличии неблагоприятных последствий в Великобритании не может состоять в том, чтобы нематериальное благо было во всех без исключения отношениях предоставлено только управомоченному. Личное неимущественное право – это субъективное право, относящееся к категории нематериальных благ. Личные неимущественные права (в частности, право на имя, право на свободу передвижения) возникают у человека от рождения. Особенности личных неимущественных прав заключаются в отсутствии имущественного содержания и в наличии неразрывной связи с личностью носителя. Личные неимущественные права в механизме компенсации морального вреда по законам Британии и США всё чаще становятся предметом обсуждений в цивилистике, особенно это касается проявления имущественного содержания28. Одновременно с этим определение размера компенсации морального вреда в зарубежных странах, несмотря на самые разнообразные подходы к пониманию и практическому воплощению юридических фактов, имеет свои сложности. По крайней мере, до сих пор ни в одной стране мира на сегодняшний день не существует утвержденной и законодательно закрепленной методики по исчислению и взысканию компенсации за причинение морального вреда.

Юридические факты относятся к числу необходимых предпосылок любого правоотношения и опосредуют все этапы его становления. Кроме того, их связь с правоотношениями может иметь негативный характер, который проявляется тогда, когда они препятствуют возникновению или приостанавливают движение правоотношений. Данными характеристиками функционал юридических фактов в теории права, как правило, исчерпывается. Однако в действительности он значительно шире, так как они (факты) выполняют и иные функции, что обусловлено существенным различием объектов и признаков их воздействия. В рамках данной ста- тьи были рассмотрены юридические факты в гражданском праве зарубежных стран континентальной и англосаксонской правовой семьи. На отдельных примерах были проанализированы общие и особенные признаки юридических фактов, установлено их влияние на правоотношения, а также обозначены дальнейшие направления научных изысканий.

Рассмотренный опыт регулирования неблагоприятных правоотношений и наступления негативных последствий в гражданском праве зарубежных стран указывает на то, что и в странах континентальной (Франция, Германия), и в странах англосаксонской правовой семьи правовые последствия и юридические факты пребывают в тесной взаимосвязи, которая основана на социальной зависимости, сознательно созданной людьми и защищенной правовыми нормами.

Анализ института юридических фактов свидетельствует о том, что во всех рассмотренных зарубежных странах существование юридического факта не отрицается; его взаимосвязь с правоотношениями бесспорна (общий аспект). Особенные признаки состоят в следующем.

• 1.    Наибольшее внимание структурированию юридических фактов, познанию их природы, раскрытию сущности уделяется в законодательстве и правовой доктрине Германии. В частности, немецкие исследователи не уклоняются от теоретических проблем понимания юридических фактов, а немецкий правоприменитель при разрешении спорных ситуаций строго следует устоявшимся представлениям о юридическом факте. Так, в качестве юридического факта гражданское право Германии не признает абстрактные мысли, чувства, идеи, душевные заблуждения, терзания и переживания, хотя не исключает их субъективное влияние на правоотношения. Аналогичный подход наблюдается в гражданском праве России и Швейцарии.

• 2.    Наиболее гибкий подход к юридическим фактам и их практическому определению наблюдается во французском гражданском праве. Длительное время отдельные видные правоведы Франции и вовсе отрицали необходимость выделения юридических фактов в механизме правового регулирования общественных отношений.

В США и Великобритании, как и в большинстве стран англоамериканской правовой семьи, существование юридических фактов, а тем более необходимость их структурирования и систематизации отрицается. Британский и американский правопримени- тель весьма скептично относится к каким-либо устоявшимся понятиям, которые можно было бы в одинаковой мере применять к самым разнообразным правоотношениям. Поэтому в гражданском праве США и Великобритании юридический факт – это процессуальное обстоятельство, которое можно и нужно доказать в том случае, если это необходимо для рассмотрения и разрешения дела по существу.

С учетом вышеизложенного возникает вполне закономерный дискуссионный вопрос, требующий решения в рамках модернизации российского гражданского права. В частности, существует ли необходимость, обусловленная вызовами времени и накопленным отечественным опытом, закрепления на законодательном уровне определения юридического факта? На данный момент не в полной мере понятно, позволит ли это в ближайшей перспективе устранить правоприменительные сложности, коллизии и барьеры; сделает ли гражданские правоотношения более гибкими, подвижными и добросовестными. Однако данную возможность следует рассмотреть, особенно применительно к неблагоприятным правовым последствиям, которые весьма часто сопровождают правоотношения между участниками гражданского оборота.