Юридические фикции и презумпции в церковном судопроизводстве (по положению о церковном суде 2008 г.)

Как известно, такие средства юридической техники как презумпции и юридические фикции (далее в статье — презумпции и фикции) являются одними из старейших по времени возникновения. Соответственно, они довольно хорошо изучены — существует множество фундаментальных работ, научных статей и пр. Таким образом, на их основании можно дать краткие определения понятий.

Презумпция (от лат. praesumptio — предположение) — это предположение о существовании каких-либо фактов, используемое для возникновения правовых последствий. Как существенные признаки презумпций современные исследователи выделяют: а) обобщение знаний об окружающей действительности; б) использование как познавательный прием; в) вероятность презюмирующего явления; г) содержание чаще всего в процессуальных нормах; д) по логической природе является умозаключением неполной индукции; е) возможность опровержения, способом, закрепленным в законодательстве [Саркисян, 2010].

Фикция (от лат. fictio — выдумка) — это некое несуществующее положение, в силу определенных обстоятельств признаваемое законодателем как реальное, существующее и ставшее общеобязательным. Как существенные признаки юридических фикций современные исследователи выделяют: а) представляют собой творчество законодателя; б) фикции к познанию не имеют отношения, так как это вымышленный факт; в) в основе фикции — воображение; г) чаще всего содержатся в материальных нормах; д) по логической природе представляют собой суждения; е) как правило, фикция опровергнута быть не может [Саркисян, 2010].

При этом следует отметить, что «презумпции и фикции представляют собой … явления одного порядка, одной юридической природы» [Давыдова, 2009, 18]. Исследователи презумпций указывают на «следующие черты сходства с юридической фикцией: а) как те, так и другие условно принимаются за истину…; б) правовые презумпции и фикции получают нормативное закрепление» [Саркисян, 2010, 483]. Как известно, фикции впервые появляются в римском праве. Использование фикций связывается с развитием т. н. преторского права, а именно формулярного процесса: претор мог предписывать судье действовать так, как если бы «какой-либо юридически значимый факт, не имевший место в действительности, был налицо или, наоборот, как если бы действительный факт не имел места» [Дождев, 2015, 220]. Таким образом, фикции воспринимаются как «важнейший инструмент претора по совершенствованию позитивного права» [Дождев, 2015, 220].

Возникшее христианство, впоследствии легализованное св. Константином Великим, во многом формировало церковные институты по примеру устройства институтов государственных, и, в частности, «церковное право развивалось в контексте римского права, господствовавшего в обществе» [Цыпин, 2012, 38]. Таким образом, можно предположить и рецепцию устройства римского суда судом церковным.

Профессор А. Ю. Митрофанов отмечает «адаптацию институтов классического римского права церковной организацией» [Митрофанов, 2010, 11]. Соответственно можно предполагать инкорпорацию в церковный суд средств юридической техники, прежде всего презумпций и фикций. Подтверждением этой мысли являются работы О. В. Танимова об использовании фикций в церковном праве. Протоиерей Владислав Цыпин, в свою очередь, отмечает, что на действующее право Русской Православной Церкви влияние государственных законов Византии (составной части римского права) прослеживается через Кормчую книгу [Цыпин, 2012, 78].

В современном светском законодательстве презумпции и фикции используются весьма широко, поскольку они являются одним из способов эффективного заполнения пробелов законодательства [Исаев, 2012, 35; Придворов, Трофимов, 2010, 463]. Так, проф. Н. Н. Ковтун говорит про «здание права, во многом возведенное из «кирпичиков» фикций и «несущих» конструкций-презумпций» [Ковтун, 2010, 234].

Таким образом, исходя из предположения наличия презумпций и фикций в церковном праве в целом, в настоящей статье рассматривается их использование конкретно в судопроизводстве Русской Православной Церкви на основе действующего Положения о церковном суде от 2008 года (Положение) (далее по тексту — Положение). При этом используется метод сравнения статей Положения и законодательства России.

Презумпции в церковном судопроизводстве

Как указывалось выше, презумпции рассматриваются как «несущие конструкции» права. Это дает нам основание начать исследование Положения именно с наличия или отсутствия в нем презумпций. Используя вышеприведенные существенные признаки презумпций, проведем сравнение статей Положения с законодательством России.

В результате анализа Положения обнаружено, что текст п. 1 ст. 6. «Правила наложения канонического прещения (наказания). Примирительная процедура урегулирования разногласий» напоминает формулировку презумпции невиновности из УПК РФ. Однако, при текстуальном сравнении установлено их существенное различие:

… Лицо, обвиняемое в совершении церковного правонарушения, не может быть подвергнуто каноническому пре-щению (наказанию) без достаточных доказательств, устанавливающих виновность данного лица …

(Положение п. 1 ст. 6)

Обвиняемый считается невиновным, пока его виновность в совершении преступления не будет доказана в предусмотренном настоящим Кодексом порядке и установлена вступившим в законную силу приговором суда.

(УПК РФ ст. 14. ч. 1.)

В Положении виновность лица устанавливается доказательствами, а в светском праве виновность устанавливается на основании доказательств, полученных законным образом, и только вступившим в законную силу приговором суда. Следовательно, указанный текст Положения не является презумпцией невиновности. При этом два важнейших существенных признака — презюмируемость факта и возможность опровержения, — в тексте статьи Положения отсутствуют. Это показывает, что исследуемый текст вовсе не является презумпцией, а относится скорее к доказательственному праву (ГПК РФ гл. 6).

В тексте п. 1 ст. 6 содержится ссылка на 28 правило Карфагенского Собора, которое фактически устанавливает «презумпцию виновности» — правовое понятие, означающее, что лицо считается виновным и само должно доказать свою невиновность, — поскольку в нем имеется презюмируемость факта («да не будет…доколе…») и возможность опровержения («доколе не очистит»), а также он напоминает формулировки, используемые в Гражданском кодексе России. Так, при текстуальном сравнении обнаружено их сходство:

Аще кто из епископов подвергнется обвинению … то без предосуждения да имеет свободу к оправданию в течение другаго месяца, да не будет в общении, доколе не очистит себя доказательствами по делу … [Книга Правил (28 правило Карфагенского Собора)]

Лицо, причинившее вред, освобождается от возмещения вреда, если докажет, что вред причинен не по его вине… (ГК РФ ст. 1064 п. 2)

В итоге, в тексте Положения мы не находим принятой в светском праве формулировки презумпции невиновности. Приводимое в тексте 28 правило Карфагенского Собора содержит аналогичную светскому праву презумпцию виновности. Иных презумпций в Положении не обнаружено.

Юридические фикции в церковном судопроизводстве

Выше отмечалось, что фикции являются «кирпичиками» права, поэтому именно фикциям в настоящей статье уделяется большее внимание. Рассмотрим Положение на наличие фикций, используя их вышеприведенные существенные признаки. Также проведем текстуальное сравнение выявленных фикций с законодательством России. Поскольку в результате последовательного анализа Положения обнаружено значительное количество фикций, постольку далее будут рассмотрены лишь самые характерные для каждого раздела.

В процессе анализа Раздела I. «Общие положения» обнаружено, что текст п. 1 и п. 2 ст. 3 содержит формулировки о делегировании судебной власти другому органу.

При этом экклезиологическая модель нашей Церкви строится на том, что «полнота власти … в епархиях принадлежит епископам как преемникам апостолов…» [Цыпин, 2012, 569]. Исходя из этого, в строгом смысле, судебная власть епископа может быть передана, но не делегирована. Однако, поскольку епископу было бы затруднительно осуществлять судебную власть в полном объеме единолично, в Церкви как отдельный институт существует суд, которому делегируется судебная власть, что можно признать юридической фикцией, так как присутствуют ее существенные признаки — творчество законодателя и признание несуществующего факта существующим. При этом подобной аналогии в светском законодательстве нет, т. к. суд никому не делегирует своих полномочий. Отметим, что похожая фикция содержится в абз. 2 п. 4 ст. 19 (составление благочинным протокола осмотра вещественного доказательства), а также в ст. 23 раздела II. «Епархиальный суд» о возложении функций епархиального суда на епархиальный совет. В светском праве функции суда переданы быть не могут. Также по смыслу к подобным фикциям примыкает норма п. 2 ст. 49. «Вступление решений Высшего Общецерковного суда первой инстанции в законную силу» об их утверждении резолюцией Патриарха Московского и всея Руси.

Также, при анализе Раздела I Положения обнаружено, что в него встроены некоторые нормы светского законодательства, содержащие фикции. Так, в п. 1 ст. 8 говорится: «полномочия судьи церковного суда прекращаются досрочно … по следующим основаниям: … объявление его умершим или признание безвестно отсутствующим в установленном государственным законодательством порядке» (Положение). Согласно п. 3 ст. 18, не подлежат привлечению в качестве свидетелей «недееспособные в соответствии с государственным законодательством лица». Данные основания являются имплементацией норм (являющихся фикциями) Гражданского кодекса (ГК РФ) и Гражданского процессуального кодекса России (ГПК РФ).

Обращает на себя внимание текстуальное совпадение некоторых норм светского процессуального законодательства и Раздела I Положения. В обоих случаях это нормы, описывающие вызовы в суд.

Статья 11. Вызовы в церковный суд. 3. … Лица, участвующие в деле, обязаны сообщить церковному суду о перемене своего адреса. При отсутствии такого сообщения вызов направляется по последнему известному церковному суду месту жительства или месту служения (работы) адресата в каноническом подразделении Русской Православной Церкви и считаются доставленными, хотя бы адресат по этому адресу более не проживает или не служит (не работает). (Положение)

Статья 118. Перемена адреса во время производства по делу. Лица, участвующие в деле, обязаны сообщить суду о перемене своего адреса во время производства по делу. При отсутствии такого сообщения судебная повестка или иное судебное извещение посылаются по последнему известному суду месту жительства или месту нахождения адресата и считаются доставленными, хотя бы адресат по этому адресу более не проживает или не находится. (ГПК РФ)

Как видим, в обоих статьях содержится фикция, сформулированная одним и тем же суждением «считаются доставленными». Важно, что оно максимально четко описывает ключевой существенный признак — признание несуществующего факта существующим.

В Разделе III. «Высший Общецерковный суд» мы обнаруживаем фикцию, аналогии которой нет в светском праве. Пункт 2 ст. 28 гласит, что суд рассматривает в качестве церковного суда второй инстанции дела, «рассмотренные епархиальными судами и направленные епархиальными архиереями в Высший общецерковный суд для окончательного разрешения». Светское законодательство устанавливает, что суд (в данном случае первой инстанции) обязан принять решение. Суд второй и т. д. инстанции действует, имея перед собой вынесенное окончательное решение (приговор). В норме же церковной мы видим, что суд первой инстанции передает принятие решения (т. е. свою функцию) другому суду, и этот другой суд становится «как бы» судом первой инстанции. Таким образом, исходя из нормы светского права применительно к церковному, налицо признание несуществующего факта существующим, т. е. фикция.

Аналогичную норму, являющуюся фикцией, мы видим также в абз. 2 п. 2 ст. 31 Раздела IV. «Суд Архиерейского Собора»: Собор рассматривает в качестве церковного суда второй инстанции дела, направленные «на рассмотрение Архиерейского Собора для вынесения окончательного решения».

В Разделе V. «Порядок церковного судопроизводства» содержатся фикции, которые ранее мы видели в других разделах. Так, п. 3. ст. 34 гласит, что не принимаются к рассмотрению заявления, поступившие от «недееспособных в соответствии с государственным законодательством». Таким образом, фикция светского права принимается церковным судом. Стоит отметить, что и в указанной статье Положения, и в ранее рассмотренном п. 3 ст. 18 речь идет лишь о признанных недееспособными, в то время как признанных ограниченно дееспособными (ГПК РФ гл. 31) церковный законодатель не указывает.

Также в п. 2. ст. 38 «Подготовка дела к рассмотрению в церковном суде» содержится уже встречавшаяся ранее фикция о делегировании полномочия суда: «… епархиальный архиерей может поручить благочинному … оказать церковному суду содействие в подготовке дела к рассмотрению».

Абзац 2 ст. 39. «Заседание церковного суда» гласит: «В случае, если в ходе подготовки дела к рассмотрению заявитель был опрошен …, церковный суд вправе рассмотреть дело в отсутствие заявителя». Данная норма не имеет аналогии в светском праве, где, во-первых, заявитель (истец) не может быть заранее допрошен по обстоятельствам дела не судом, а неким иным органом; во-вторых, дело может быть рассмотрено в отсутствии заявителя лишь в случае письменного заявления заявителя (истца) либо ответчика о рассмотрении дела в его отсутствии (ГПК РФ ст. 167, 233). Указанная норма Положения, несомненно, является фикцией, поскольку церковный суд рассматривает дело «как бы» в присутствии заявителя (что, впрочем, происходит и в светском суде при рассмотрении в отсутствии заявителя). Таким образом, при разности правового положения суда (церковный суд «вправе рассмотреть», светский суд «обязан рассмотреть, при наличии заявления» дело в отсутствии заявителя), и та и другая ситуация является фикцией. Сходная фикция усматривается и в п. 4 указанной статьи Положения: «При рассмотрении Высшим Общецерковным судом первой инстанции дел в отношении архиереев объяснения обвиняемого лица заслушиваются в отсутствие заявителя и иных лиц, участвующих в деле, …», где заявитель «как бы» присутствует на заседании суда.

В п. 3 ст. 40. «Последствия неявки на заседание церковного суда лиц, участвующих в деле» мы, как и ранее в Положении, видим текстуальное совпадение с аналогичной нормой светского права:

«Церковный суд вправе рассмотреть дело в случае неявки кого-либо из сторон, извещенных о времени и месте заседания церковного суда, если ими не представлены сведения о причинах неявки или церковный суд признает причины их неявки неуважительными». (Положение)

«суд вправе рассмотреть дело в случае неявки кого-либо из лиц, участвующих в деле и извещенных о времени и месте судебного заседания, если ими не представлены сведения о причинах неявки или суд признает причины их неявки неуважительными» (ГПК РФ, ст. 167 п. 3 абз. 1)

Как видно, обе практически тождественные нормы содержат фикцию о «как бы» присутствии отсутствующих в заседании сторон (лиц). Сходные фикции содержатся также в указанной статье в п. 4 («суд рассматривает дело в отсутствие обвиняемого лица»), и в п. 5 («В случае неявки на заседание церковного суда иных лиц, участвующих в деле, церковный суд … решает вопрос о возможности рассмотрения дела в их отсутствие»). Очевидно, что все указанные фикции — как в светском суде, так и в церковном, — служат цели скорейшего рассмотрения дела.

Пункт 6 ст. 40 гласит: «Если стороны или иные лица, участвующие в деле, без уважительных причин покинули заседание церковного суда во время рассмотрения дела, церковный суд рассматривает дело в их отсутствие». Указанная норма очевидно является фикцией (дело рассматривается «как бы» в их присутствии). Однако наиболее интересным в этой норме является, на наш взгляд, то, что столь очевидное и нужное с практической точки зрения правило поведения суда в, общем-то, вполне вероятной ситуации, совершенно не предусматривается светским правом. В данном случае церковный суд обладает большей возможностью для своевременного рассмотрения дела.

Заключение

Таким образом, можно сделать вывод, что традиция заимствования отдельных средств юридической техники — в данном случае презумпций и фикций, — между светским и церковным судопроизводством, возникшая еще в первые века христианства, продолжается и сегодня. Как видно даже при достаточно поверхностном знакомстве с Положением, в современном церковном суде широко используются фикции. При этом презумпции в церковном суде практически не используются.

При анализе статей Положения выяснилось, что ряд фикций в церковном суде аналогичен таковым в светском праве. В первую очередь это относится к порядку церковного судопроизводства. Как следует из представленных в статье сравнений, большинство юридических фикций выполняет в церковном и светском суде сходные функции, что говорит о значительной схожести устройства церковного и светского судов. Также важно отметить, что в Положении неоднократно наличествует текстуальное совпадение с аналогичными статьями светского процессуального законодательства (это относится к весьма важным для процесса нормам).

Отличительной особенностью церковного суда является то, что ряд юридических фикций в нем наполнены содержанием, характерным только для церковного права. Это, прежде всего, нормы о делегировании полномочий суда в разделе «Общие положения». Таковое содержание норм следует из самого устройства Православной Церкви.

В связи с этим также следует отметить фикции, аналогий которым нет в светском праве, но которые можно отнести к несомненным достоинствам церковного суда. Это, прежде всего, норма о рассмотрении дела в отсутствии лиц, покинувших зал заседания.

Также, рассматривая особенности церковного суда в сравнении со светским, хочется подробнее остановиться на факте включения (т. е. безусловного принятия) в Положение ряда норм светского права, являющихся фикциями (о недееспособности, об объявлении умершим и др.). С одной стороны, это дополнительно свидетельствует о схожести церковного и светского судов. С другой стороны, это показывает своего рода «взаимоотношения» светской и церковной правовой систем, а, точнее, систем судопроизводства. Так, известно, что светский суд принимает решения и сам в определенной мере участвует в реализации (либо корректировке) решений третейского суда (арбитража) [Об арбитраже], который, с точки зрения Конституции России [Конституция], собственно судом не является. Тем не менее деятельность третейского суда (арбитража) урегулирована федеральным законодательством, и прямо взаимодействует с процессуальным правом России. При этом решения суда церковного, как и сам церковный суд (который также, с точки зрения Конституции России, собственно судом не является), никаким образом светским законодательством не регулируется и не воспринимается1. При этом, как мы видим при изучении Положения, церковный суд оказывается более гибок и открыт к взаимодействию с иной правовой системой. С нашей точки зрения, это обстоятельство следует рассматривать как важное достоинство и преимущество церковного суда по сравнению со светским судом.

Указанные выводы, на наш взгляд, лишний раз подтверждают тезис о схожести устройства светского и церковного судов, при несомненном и естественном, обоснованном прежде всего экклезиологической моделью Православной Церкви, различии в содержании.