К дискуссии о политико-административном статусе Боспора в X-XII веках

DOI:

На протяжении X–XII вв. Боспор являлся одним из ключевых стратегических пунктов Византийской империи в Северном Причерноморье, во многом обозначая здесь восточные пределы зоны влияния империи. Даже немногочисленные и краткие упоминания письменных источников об истории городища в это время позволяют говорить о нем как о важном приморском пункте (порте), связанном с транзитной торговлей на юге Восточ-

ной Европы (Ибн Русте) [55, с. 670], византийской крепости на границах с варварским миром (Константин Багрянородный) [16, с. 52–53, 156–157, 171–177, 246–275], резиденции одноименной фемы, учрежденной не позднее 70-х гг. Х в., очевидно, в связи с ростом политической и территориальной экспансии Древнерусского государства в регионе (Эску-риальский Тактикон) [68, р. 266–269], и центре самостоятельной архиепископии [64, p. 273–274, 293–294, 345–346].

Тем не менее это лишь самые общие замечания о роли Боспора в политической жизни Северного Причерноморья в X–XII вв., не позволяющие пока воспроизвести целостную историческую картину. Причиной такого заключения, безусловно, является явный дефицит нарративных свидетельств об истории региона в интересующий нас период времени, что хорошо видно на примере крайне скудной историографии вопроса, сконцентрированной в основном лишь на отдельных сюжетах либо общих обзорах письменных источников по истории города и его округи [5, с. 118–120; 12, с. 93–101; 13, с. 235–236; 15, с. 128–140; 17, с. 132–133; 19, с. 237–242; 20, с. 93–96; 21, с. 87– 92; 42, с. 78–85; 66, p. 198–203; 70, p. 17–65].

На сегодняшний день прогресс в изучении истории Боспора X–XII вв. возможен лишь при условии расширения ее источниковой базы. При этом, занимаясь многие годы данной научной проблемой и хорошо представляя себе связанные с ее разработкой трудности, мы уверены, что такая работа должна идти одновременно в двух направлениях. Прежде всего, не ожидая открытия новых археологических объектов на территории городища, что, в принципе, всегда вероятно, но требует значительного времени для завершения исследований и введения в научный оборот их результатов, необходима максимально полная ревизия уже имеющихся архивных и фондовых музейных собраний вещественных источников, картографирование сохранившихся материальных объектов на территории Керчи, содержащих культурные горизонты или, по крайней мере, отдельные комплексы X–XII вв., что в целом даст возможность получить дополнительную информацию для обсуждения вопросов исторической топографии Боспора. Уже первые результаты такой источниковедческой работы, проделанной нами вместе с Л.Ю. Пономаревым, показали ее эффективность, позволив более предметно представить границы и архитектурно-топографические доминанты городища в X–XII вв. [32, с. 311–321; 41, с. 244–263], повторно «открыть» либо произвести реинтерпретацию ряда уже забытых в историографии памятников архитектуры и каменной пластики византийского Боспора [36, с. 275–288; 37, с. 295–309], подвести некоторые промежуточные итоги изучения ранней хронологии церкви Святого Иоанна Предтечи, наиболее известного византийского храмового комплекса на территории исторической части Керчи [34, с. 325–331] 2.

Другим направлением изучения истории Боспора X–XII вв. на сегодняшний день является ревизия сведений хорошо известных письменных источников, возможности анализа которых, как нам кажется, далеко не исчерпаны. При этом, ввиду их немногочисленности, необходимо широкое привлечение общих данных по истории взаимоотношений Византийской империи, Хазарского каганата и Древней Руси в пределах всего Северного Причерноморья, что даст возможность лучше оценить исторический контекст редких упоминаний Боспора в источниках для этого времени. Также следует обратить особое внимание на материалы сфрагистики, которые содержат важную дополнительную информацию о характере византийского присутствия и эволюции фемной модели управления в регионе.

Фонд опубликованных византийских печатей X–XII вв., происходящих с территории Боспора и соседнего Таманского городища, в последние годы значительно вырос и насчитывает уже около 90 моливдовулов [1, с. 564– 569; 52, с. 364–369; 54, с. 190; 57; 59, с. 240– 250; 62, р. 61–67] 3. Подавляющее большинство из них происходит из акватории либо из раскопок Таманского городища, что, несомненно, указывает на его тесные политические, экономические и культурные связи с Византией. Относительно же небольшое количество византийских булл с территории Боспора, очевидно, связано с тем, что центр поселения этого периода в настоящий момент скрыт городской застройкой и портовой инфраструктурой, что не дает возможности вести его планомерные археологические исследования 4.

Именно введение в научный оборот большого числа сфрагистических находок, сопровождавшееся переосмыслением известных событий из истории Боспора, в хорошем смысле «спровоцировали» в историографии новый этап обсуждения интересующей нас проблематики [2, с. 7–13; 25, с. 49–58; 30, с. 118–128; 38, с. 165–187; 40, с. 169–192; 47, с. 157–163; 48, с. 153–159; 49, с. 368–375; 50, с. 567–574; 60]. Однако в рамках этой дискуссии стало понятным, что практически все ключевые вопросы истории Боспора X–XII вв., к которым следует отнести – завершение «хазарского периода» в его истории, исторический контекст и географию походов хазарского «булшци» Песаха» (около 935–941 гг.), древнерусских князей Святослава (около 965 г.) и Владимира (около 986–987 гг.), мятеж архонта Хазарии Георгия Цулы (1016 г.), дату учреждения и территориальные пределы Тму-тараканского княжества, фемы Боспор и византийского катепаната в Таврике, политикоадминистративный статус Боспора в XII в., требуют дальнейшего специального изучения.

В своей работе мы попытаемся выстроить возможный эскиз хронологии и последовательности событий, происходивших на берегах Керченского пролива на протяжении X– XII вв., акцентируя внимание на политической принадлежности Боспора в тот или иной период времени. Наш анализ основан не только на известных данных нарративных свидетельств, но и, по возможности, привлекает хорошо стратифицированные археологические материалы. Такой комплексный подход при работе с источниками позволяет, как нам кажется, дать более объективную и разностороннюю оценку рассматриваемых событий.

О финале хазарского господства на Боспоре. Если не брать во внимание довольно сложный по задумке и, скорее всего, не реализованный Византией проект создания на полуострове фемы Климатов в 841 г.⁵, который был быстро заменен на более реальный по исполнению проект фемы Херсон около 860 г., то для Боспора существует довольно надежный хронологический репер для ответа на вопрос, когда хазарский военно-политический контроль в регионе сменился византийским – письмо патриарха Фотия к бос-порскому архиепископу Антонию (около

873 г.) [69, S. 132]. Крещение последним местных иудеев, о чем восторженно сообщал Фотий в письме, в условиях свершившегося официального обращения хазар в иудаизм (не позднее 864 г.), было возможным только после размещения в городе византийской администрации и гарнизона 6.

Данное заключение хорошо коррелируется с археологическими материалами (подробнее см.: [38, с. 175–179]). В конце IX – начале Х в. прекращают функционирование подавляющее большинство салтово-маяцких поселений в Восточном Крыму, как, впрочем, и в других частях полуострова. При раскопках крупных городищ полуострова события эпохи иллюстрируют горизонты разрушения, выявленные археологически на Боспоре, а также в Партените и на Бакле в Южной Таврике. В Партените они датированы монетами Василия I (867–886) и Романа I Лакапина (920– 944). На Боспоре на месте разрушенной хазарской застройки в портовой части городища строится новый византийский квартал с прилегающей церковью Святого Иоанна Предтечи [22, с. 358–363, 382–383, 390–391].

Боспор для последней трети IX – середины X в., безусловно, является одним из византийских центров в Таврике. Ибн-Русте называет К-р-х (Керчь) византийским («рум-ским») портом, для Ибн Хордадбеха и ал-Факиха Керченский пролив – западный предел Хазарского каганата [9, с. 35; 11, с. 124; 55, с. 27]. Область Боспора входит в состав фемы Херсон, что следует из сопоставления данных Тактиконов Филофея (около 899 г.) и В.Н. Бенешевича (934–944 гг.), где эта фема упоминается как единственная византийская административная единица на полуострове, и трактатов Константина Багрянородного «О фемах» (934–944 гг.) и «Об управлении империей» (948–952 гг.), из сообщений которых ясен для фемы столичный статус Херсона и включение в состав провинции всей области Климатов, в том числе Боспора [16, с. 36–37, 52–53, 156–157, 174–175; 63, p. 98; 68, p. 138– 139, 246–247].

Характеристика территориальной структуры фемы была бы не полной без привлечения, пусть и в качестве косвенного источника, нотиции времени второго патриаршества Николая I Мистика (912–925 гг.), перечисля- ющей архиепископии на территории полуострова (Херсон, Боспор, Сугдея, Готия и Фул-лы), в том числе новосозданные в конце IX в. (Сугдея, Готия, Фуллы). Они охватывают все основные приморские и горные географические зоны полуострова, где влияние Византии было традиционно велико, и, таким образом, также определяют размеры фемного округа [64, p. 273–274] 7.

Наконец, показательными являются сведения Кембриджского Анонима (около 949 г.) о походе хазарского наместника Самкер-ца Песаха против жителей Таврики, состоявшемся между 935 и 941 гг. в ответ на спровоцированный ранее Византией набег «царя ро-сов» Хельгу [8, с. 138–142]. Целью хазарской карательной акции были «города Романа», то есть императора Романа I Лакапина (920–941), что подчеркивает византийскую принадлежность полуострова в это время. Важное следствие войны – поход Руси на Константинополь в 941 г., который в историографии справедливо сопоставляется с известным походом князя Игоря древнерусских летописей. Поход Песаха остается, очевидно, последней зафиксированной в источниках попыткой хазар вмешаться в политическую историю Таврики ⁸.

Русско-византийский кризис 935–941 гг. был исчерпан подписанием мирного договора 944 г., где при описании «Корсунской страны» подчеркивается ее византийская принадлежность и запрет русским вести здесь военные действия [43, с. 37, 234]. В целом определить статус и территорию «Корсунской страны» в нем не сложно. Топоним является древнерусской калькой официального названия византийской провинции на полуострове – фемы Херсон, зафиксированного в уже упомянутых тактиконах Филофея и В.Н. Бенешевича [68, р. 138–139, 246–247]. Географически она совпадает или близка области Климатов Константина Багрянородного, под которой подразумевались горные и прибрежные районы полуострова между Херсоном и Боспором [16, с. 36–37, 52–53, 156–157, 174–175]. В этой связи проблематичным выглядит аутентичность данных Пространной редакции Ответного письма хазарского царя Иосифа о западных пределах каганата в середине Х в., где среди пунктов, определявших их, присутствует местность К-р-ц (Керчь) [14, с. 102]. Скорее все- го, эти сведения следует отнести к более раннему времени (концу VIII – началу IX в.), когда территориальная экспансия хазар в Крыму была максимальной [33, с. 546].

О русских походах 60 – 80-х гг. Х в. в Крым и Приазовье. В данном случае речь идет о «восточном» походе князя Святослава 965 г. против Саркела, ясов и касогов в Приазовье и «корсунском» походе князя Владимира. Последний ныне датируется около 986– 987 гг. [40, c. 189], хорошо укладывается в русло в целом прогерманской и антивизантий-ской политики Руси в период княжения Яро-полка (972–978) и первое десятилетие правления его брата, князя Владимира [28, c. 393– 424, 433–434]. Взятие Херсона становится причиной заключения династийного русско-византийского союза в Киеве, условием которого является крещение Руси и участие русского военного корпуса в подавлении мятежа Варды Фоки в Малой Азии в 988–989 годах ⁹.

В контексте политико-административной истории Боспора этого времени следует отметить ряд моментов. Во-первых, «восточный поход» Святослава 965 г., который фактически стал финалом существования Хазарского каганата и максимально приблизил Древнерусское государство к границам византийской провинции в Таврике, вынудил Византию выделить из состава фемы Херсон отдельную фему на Боспоре . Впервые она присутствует в Эскуриальском тактиконе, составленном в 70-е гг. Х века [68, p. 255–261, 268–269]. Появление фемы объясняется не только общими процессами в административно-провинциальной истории Византии второй половины Х в., когда на смену крупным фемам «ромейского» типа приходят малые фемы «армянского» типа, но и необходимостью усилить оперативность принятия решений местным стра-тигом, подчиненным непосредственно Константинополю.

Во-вторых, «Корсунский поход» Владимира, судя по данным современной археологии, имел значительно более широкую географию, чем принято думать, ориентируясь на сообщения древнерусских источников. В последние годы, вероятно, синхронные между собой «слои пожаров» 60-х – начала 80-х гг. Х в. были обнаружены в Сугдее (датирован монетами Константина VII Багрянородного

945–959 гг. выпуска), Алустоне (с монетой Никифора Фоки 963–969 гг.) и на Таматархе (с монетой Иоанна Цимисхия 969–976 гг.) [4, с. 128–129; 27, с. 124; 45, с. 147; 58, с. 286]. Логично предположить, что и на Боспоре эти события должны были найти свое отражение в стратиграфии городища, хотя пока нам известны только пожары конца IX и конца XII в. из раскопок в его портовой части [23, с. 144].

В-третьих, после похода Владимира в самом конце Х в. из состава Херсонской фемы, вероятно, выделяются фема Сугдея, известная по печатям ее стратигов первой половины XI в. [53, c. 187] и турмархия Готия. С последней связаны две печати ее турмарха [1, c. 566] и надпись с именем топотерита Цулы на Мангупе 994–995 гг., указывающая на появление византийского гарнизона на городище в это время [6, c. 262–271].

Наконец, в-четвертых, при Владимире в конце Х в. либо в самом начале XI в., но не позднее 1015 г., на Таманском полуострове появляется древнерусское Тмутараканское княжество. Его статус (самостоятельное княжество либо союзная территория под протекторатом русских князей) и первые годы существования остаются предметом дискуссии в современной историографии [7, c. 155–165; 59, c. 258–259]. Однако в любом случае территория княжества не распространялась на европейский Боспор.

Боспор первой половины XI в. , вероятно, продолжает оставаться столицей одноименной фемы. Правда, прямых указаний этому немного – печати, принадлежащие протоспа-фарию Боспора Георгию Цуле (должность в легенде моливдовула не сохранилась) и стратигу Боспора Аркадию [10, c. 95; 46, c. 70].

С именем Георгия Цулы, в контексте истории Боспора и Тмутараканского княжества, связана заметка Иоанна Скилицы об отправке императором Василием II в январе 1016 г. в Хазарию флота во главе с экзархом Монгом, сыном Андроника Дуки Лида, который вместе со Сфенгом, братом русского князя Владимира, подчинил эту страну, а ее архонта Георгия Цулу пленил в первом же сражении. «Монг» («Хриплый») – прозвище полководца времени Василия II Варды Фоки [26, c. 50–51]. Главный вопрос идущей в историографии дискуссии относительно отрывка

Иоанна Скилицы касается локализации упомянутой им области Хазарии – в Восточном Крыму (В.В. Майко, Н.А. Алексеенко), в пределах Керченского и Таманского полуострова (В.П. Степаненко, В.Н. Чхаидзе) или же Северо-Восточного Причерноморья (В.Е. Науменко, Ю.М. Могаричев) ¹⁰. Если располагать Хазарию Скилицы в восточной части Крымского полуострова либо расширять ее территорию в восточном направлении, в таком случае Боспор времени мятежа оказывается вне зоны византийского влияния. Если же помещать указанные события исключительно на Таманском полуострове, то объяснения требует сам факт ведения военных действий Византией на территории формирующегося Тмутаранского княжества.

На наш взгляд, по имеющимся сведениям письменных источников X–XI вв., нет оснований пытаться локализовать Хазарию в пределах Крымского полуострова. Особое внимание стоит уделить сопоставлению топонимики указанных сочинений Константина Багрянородного с топонимической частью легенды известных печатей тмутараканско-го князя Олега-Михаила 1083–1094 гг. выпуска. Для первого к востоку от византийской Таврики, области Климатов, располагаются Таматарха, Зихия и Хазария [16, c. 41, 53, 157, 175]. На всех моливдовулах князя Олега периода 1083–1094 гг. он назван архонтом «Мат-рахи, Зихии и всей (!) Хазарии» либо архонтом и дукой «Таматархи и всей (!) Хазарии» (сводку печатей см.: [40, c. 191]). Следовательно, топоним «Хазария» включает в широком смысле территории Северо-Восточного Причерноморья, в том числе и более узкие географические понятия Таматарха и Зихия, но не имеет никакого отношения к Таврике.

По справедливому замечанию В.П. Степаненко, титул Георгия Цулы («архонт») в момент мятежа, а также ярко выраженный ан-тивизантийский характер восстания позволяют причислить главу мятежников к числу варварских правителей на границах империи, имевших союзные с ней отношения [51, с. 34].

О времени образования и территории византийского катепаната в Таври-ке. На сегодняшний день существует ряд хронологически точных свидетельств об образовании византийского катепаната в регионе около середины XI в. и его функционировании примерно до рубежа XI–XII веков. Эта реформа происходит не ранее 1059 г., на что указывает известная строительная надпись Льва Алиата, стратига еще объединенной фемы Херсона и Сугдеи [18, c. 15–19]. Но уже под 1066 г. «Повесть Временных лет» сообщает об отравлении тмутараканского князя-изгоя Ростислава херсонским «котопаном» [43, с. 111]. Из этого сообщения ясно, что византийский катепанат в регионе к этому времени существует, но в его состав еще не входят области, расположенные восточнее Таврики.

Ситуация изменяется в самом конце XI в., о чем свидетельствует недавно опубликованная печать Никифора Алана, катепа-на Херсона и Хазарии [2, c. 8–9]. С учетом союзного для Византии статуса Тмутаракан-ского княжества в период правления князя Олега (1083–1094 гг.) (легенды его моливдо-вулов – «архонт Матрахи, Зихии и всей Хаза-рии» либо «архонт и дука Таматархи и всей Хазарии»), логичнее отнести датировку печати Никифора Алана к несколько более позднему времени. Таким образом, после 1094 г. византийский катепанат включил в свой состав и Таманский полуостров.

Здесь небезынтересно привести два косвенных источника в пользу данной гипотезы – энкомий Мануила Страворомана в честь Алексея I Комнина о территориальных приобретениях императора «на Боспоре Киммерийском» в период 1094–1105 гг. и письмо болгарского архиепископа Феофилакта (рубежа XI–XII вв.) об угрозе для «греческих городов между Танаисом и Меотидой» [12, c. 96; 19, c. 239].

Политико-административный статус Боспора в XII в. остается до конца не ясным. Понятно лишь, что территория Бос-пора Киммерийского, по крайней мере, сам Боспор и Таматарха, находятся под контролем византийской администрации, но не более того. Сведения Иоанна Цеца (40-е гг. XII в.), Михаила Ритора (1153 г.), Михаила Хо-ниата (1182 г.) слишком неопределенны, чтобы реконструировать административную систему управления в регионе [12, с. 96–101; 13, с. 235–236]. Византийско-генуэзские договора 1169 и 1192 гг. лишь указывают на то, что города Боспор (Русия) и Таматарха включе- ны в состав империи [67, p. 35; 65, S. 255–256, № 1488]. Однако появление любой новой сфра-гистической либо эпиграфической находки может неожиданно быстро перевернуть наши нынешние представления об административной модели управления Византии на Европейском и Азиатском Боспоре.