К семантико-мотивационной интерпретации русских диалектных продолжений праслав. *bъdr-

В статье будут рассмотрены русские диалектные лексемы, являющиеся элементами этимолого-словообразовательного гнезда *bъdrъ(jь) , с точки зрения мотивационных отношений, которые их связывают.

Данные многих диалектных словарей русского языка, а также факты, содержащиеся в неопубликованной полевой картотеке «Словаря говоров Русского Севера», свидетельствуют о том, что *bъdr- имеет множество продолжений в русских говорах, которые развивают значения, не свойственные литературному языку.

Особое внимание будет нами сосредоточено на таких словах, как бо́дриться ‘пренебрегать гостеприимством, брезговать угощением’, ‘пренебрегать общением или угощением, вести себя заносчиво’, бо́дрый ‘такой, кто отказывается от угощения, пренебрегает гостеприимством’ [КСГРС]. Они были записаны сотрудниками Топонимической экспедиции Уральского университета в 2017 г. в ходе работы в Тотемском районе Вологодской области. Эти лексемы ранее не фиксировались, предположительно, в лексикографической литературе. Релевантность этих значений для семантического пространства диалектной лексики обусловлена существованием социальной регуляции приема пищи в традиционном обществе, в особенности в ситуации го-щения (см. об этом: [Леонтьева 2012; Кабакова 2013: 17–23]). Проявление брезгливости в чужом доме, по данным языка, наносит личную обиду хозяевам дома и ведет к возникновению межличностных конфликтов (подробнее см.: [Малькова 2016: 90–91]). Таким образом, приведенные лексемы оказываются вписанными в круг диалектных фактов, связанных с функционированием традиционного общества, его взглядами и ценностями.

Остановимся на рассмотрении основных мотивационных линий, представленных в гнезде.

По мнению А. Е. Аникина, бодрый восходит к прасл. *bъdrъ(jь) со значением ‘бодрый, здоровый, смелый, бдительный’, а далее к и.-е. *bhudro- , производному с суффиксом -ro- от *bheudh- , которое продолжается в бдеть, блю-сти́ [Аникин РЭС 3: 309–310] .

По данным «Этимологического словаря славянских языков», прасл. *bъdrъ(jь) следует возводить к *bъděti как отглагольное прилагательное с суффиксом -r- [ЭССЯ 3: 111–112]. Этот глагол имеет такие продолжения, как др.-рус., рус.-цслав. бъдѣти ‘бодрствовать’, рус. стар. бдеть ‘проводить время без сна, бодрствовать’, ‘заботиться о ком-, чем-либо, наблюдать’ [там же: 109].

Первичные значения сохраняются в семантике лексем, маркирующих состояние бодрствова- ния: литер. бо́дрствовать, алтай. прободри́ться ‘не спать ночью, гулять’ [СРГС 4: 24].

Идея бодрости (т. е. полноты жизненных сил, здоровья), таким образом, восходит к представлению о том, что человек не спит, а пребывает в состоянии активности. Это значение воплощается, например, в пск. бо́дрый ‘полный энергии, живости’: «Сли́шком была́ краси́вая де́вацка и бо́драя, шу́страя» [ПОС 2: 72]; смол. бодрё́ха ‘бодрая энергичная женщина’: «Ну и бадрёха ш ты! Ей уш пумирать скора, а ина усё бадрицца, бегъить» [ССГ 1: 204], бодри́ться ‘быть энергичной, бодрой’ [там же: 204–205], волог. на́бодро ‘бодро’ [СВГ 5: 20].

Вероятно, при развитии значения сыграло роль представление о том, что человек во время сна набирается энергии и по пробуждении чувствует себя особенно активным. Так, словари отмечают, что прасл. *bъděti родственно каузативному *buditi (> рус. будить ) [ЭССЯ 3: 109]. Значение пробуждения и нахождения в состоянии активности развивается также и у контину-антов корня *bъdr- в русских говорах: арх. обод-ри́ться ‘проснуться’ [СРНГ 22: 156–157].

Большинство семантических линий, развивающихся в рамках гнезда, связаны с идеей энергии и силы в различных проявлениях.

Наиболее близко в семантическом отношении к идее бодрости как наличия сил и энергии, по-видимому, стоят лексемы, имеющие в своем значении сему ‘быстрый’. Например, это разнообразные номинации человека и животных, такие как пск. бодря́к, бодра́к ‘бодрый, резвый человек’ [ПОС 2: 72], пск. бодрак (удар?) ‘резвый мальчик’ [СРНГ 3: 56], смол. бодрё́ха ‘резвое животное’ [ССГ 1: 204]. Сюда же примыкают слова со значением высокой скорости действия: брянск. бо́дре ‘быстро, поспешно’ [СБГ 1: 63].

В ходе семантического развития рождаются значения типа пск. бодри́ться ‘баловаться, шалить’ [ПОС 2: 72], арх. бодри́ть ‘шалить, озорничать’ [АОС 2: 46], пск. бодря́шка ‘забияка, шалун’ [ПОС 2: 72]. Излишнее проявление подвижности, резвости расценивается как проказливое, хулиганское поведение, непослушание.

С другой стороны, наблюдение за быстротой реакций, резвостью движений того или иного человека обусловливает возникновение представлений о его соответствующих интеллектуальных качествах, таких как ловкость, сообразительность, изобретательность, предприимчивость: арх. бодри́стой ‘уверенный в себе, ловкий’ [АОС 2: 46], бодря́га новг. ‘бодрый, бойкий (человек), хват’ [СРНГ 3: 58], пск. ‘бойкий человек’ [ПОС 2: 72], смол. бодрё́ха ‘бодрая, ретивая женщина’ [СРНГ 3: 56].

Другой крупный семантический блок производной семантики – это обозначение веселья, задора. Идея жизненной энергии в данном случае понимается расширительно и связывается с добрым состоянием духа, внутренним оживлением, приподнятым настроением. Это может быть обозначение конкретных эмоциональных состояний, как в пск. бодре́нный, бодру́щий экспр. ‘веселый, общительный’ [ПОС 2: 72], Лит. ССР разбод-ри́ть ‘развлечь, развеселить’, разбодри́ться Лит. ССР ‘взбодриться, развеселиться’ [СРНГ 33: 265], смол. ‘развеселиться’ [ССГ 9: 82], яросл. ободрева́ть ‘ободрять’ [ЯОС 7: 16]. С другой стороны, лексемы, созданные по этой мотивационной модели, могут обозначать и в целом жизненную позицию: арх. бодру́ля ‘веселая, жизнерадостная женщина’ [КСГРС].

Возникновение таких значений, вероятно, связано с тем, что прилив сил обыкновенно сопровождается повышением настроения, появлением весёлости. Приведенные значения вполне могли развиваться через ступень, связанную с обозначением энергичного выполнения работы: пск. бо́дрость ‘сильное увлечение работой, задор’: «В Тарафцэ́ фсё арте́лем ко́сят, пайдёш жать, так и разбира́е тябя́ бо́драсть» [ПОС 2: 72]. Активный труд рождает определенный настрой, представления о котором воплощаются с помощью приведенной выше лексики.

Здесь стоит также обратить внимание и на другие комплексные значения, которые сочетают в себе обозначение физической активности и положительных эмоций: пск., твер. бо́дер, бо́дра, о ‘весел, резов’ [СРНГ 3: 57–58], новг. бодрё́ный ‘веселый, полный энергии’ [НОС: 49].

Поскольку первичная семантика связана с обозначением внутреннего состояния организма, то переход значения может осуществляться в этом же направлении. Семантика нахождения в состоянии активности в противоположность сну, наличия у человека сил и энергии служат мотивационным импульсом к появлению комплекса значений, связанных с обозначением крепкого здоровья. Это может быть указание непосредственно на внутреннее состояние организма, как в ср.-урал. бодря́щей, бодря́щий ‘бодрый, здоровый человек’ [СРГСУ/Д: 33], арх. бодер (удар.?) ‘сильный, здоровый’ [СРНГ 3: 57–58], брянск. бо́дрость ‘сила, здоровье’ [СБГ 1: 63], или же на особенности телосложения и внешнего вида: свердл. бо́дрой, бо́дреной ‘красивый, здоровый’ [СРГСУ 1: 48], арх. бодря́ный ‘бодрый, крепкий; дюжий, дебелый, здоровый; здоровый на вид’ [СРНГ 3: 58], калуж. бо́дрый ‘мужественный, крепкий’, пск., твер. бо́дер, бо́дра ‘крепок телом’ [там же: 57–58].

Идея накопления сил ярко реализуется в обозначении процесса взросления: ср.-урал. бодре́ть ‘взрослеть, крепнуть’ [СРГСУ/Д: 33].

В причинно-следственные отношения вступают номинации напитков, которые получают наименование с помощью корня -бодр- благодаря их свойствам давать человеку энергию: перм. бодря́жка ‘то, что придает бодрость; освежающий напиток’.

Лексему бодря́жка без указ. места ‘народное блюдо из гречишной муки с простоквашей’ [СРНГ 3: 58] можно интерпретировать двояко. С одной стороны, вероятно, ее происхождение связано со способностью этого блюда наполнять человека энергией. С другой стороны, возможно предположить, что мотивационно значимым оказался признак брожения, который может быть обозначен с помощью корня -бодр- .

Для шуточных номинаций типа бодря́жка краснояр. ‘водка’, перм. ‘вино, водка’, казан. ‘простое вино’ [там же], ворон. бодри́ло ‘водка’ [там же: 56] мотивационными импульсами послужили как семантика прилива сил, энергии, так и значения, связанные с веселым расположением духа.

Значение полноты сил может связываться с семантикой плодородия при характеристике урожая: яросл. бо́дрый ‘о семенах – хорошие, полные, свежие’ [ЯОС 2: 7], арх. бодро́й ‘обильный, богатый, хороший (об урожае)’ [АОС 2: 46].

При семантическом развитии может актуализироваться идея полноты, изобилия, которая также заключена в продолжениях корня -бодр- , к примеру, новосиб. набодри́ть ‘положить друг на друга’: «Набодришь на тарелку много лепешек, кремом зальешь» [СРГС 2: 314]. Это слово уже демонстрирует предметное, «вещественное» значение, дающее существенный отход от семантики бодрости, и интерпретировать его позволяет только понимание общих закономерностей, организующих смысловое пространство изучаемого гнезда.

Сочетаясь с номинациями предметов, конти-нуанты изучаемого корня дают семантику хорошего качества, прочности, неизношенности: арх. бодря́ный ‘неизношенный, крепкий’ [СРНГ 3: 58], арх., олон. бодё́р ‘крепок (об одежде)’: «По-ниток-то на тебе бодёр еще» [там же: 57–58], ‘о вещи, хорош, цел, крепок, прочен, годен’: «Кафтан-от бодёр ещо» [Даль I: 260]. Глаголы в последнем случае приобретают значение воздействия на какой-либо объект с целью улучшения его качества: ср.-урал. бодри́ть ‘поправлять, пытаться сделать лучше’ [СРГСУ/Д: 33], подбод-ри́ть волог. ‘заменить, обновить’ [СВГ 7: 87], ср.- урал. ‘придать более красивый вид, подновить’: «Лавка старая, подбодрил» [СРГСУ/Д: 415]. Вероятно, сюда следует включить и орл. бодрúк ‘холстинное кольцо, накладываемое на голову для того, чтоб выше стояла сорока (верхний головной платок) и кичка’ [СРНГ 3: 56]. Эта деталь, по всей видимости, «ободряет» головной убор.

Ряд лексем из гнезда *bъdr- связан с номинациями психологических черт человека и его эмоциональных состояний .

Комплекс лексем с корнем -бодр- может употребляться для обозначения смелого человека, к примеру, пск. бо́дрый ‘храбрый, смелый’ [ПОС 2: 72], астрах. бо́др ‘смелый’ [СРНГ 3: 57–58], брянск. бо́дрый ‘полный сил, деятельности; храбрый’ [СБГ 1: 63], его поведения (пск. забод-ри́ться ‘освоиться, осмелеть’ [ПОС 11: 25]), стремления придать соответствующий настрой духа, как в арх. бодри́ть ‘подбадривать себя, храбриться, хорохориться’ [АОС 2: 46], пск. бод-ри́ться, бодря́ться ‘стараться проявить бодрость; храбриться’ [ПОС 2: 72], или же абстрактного качества (пск. бо́дрость ‘храбрость, смелость’ [там же]).

Вероятно, значение ‘храбрый, смелый’ связано с существовавшим в древнерусском языке комплексным значением бъдръствовати ‘бодрствовать; быть бдительным’, бъдрый ‘бодрствующий, бдительный’ [СлРЯ XI–XVII 1: 270]. Как отмечают М. А. Бобрик и Д. Я. Калугин, «в древнерусской письменности церковнославянский топос бодрый дух находил реализацию в двух основных контекстах – воинском и монашеском. Бодрствование подразумевало активное, деятельное начало и понималось при этом как синоним мужества в борьбе с врагом, в христианском контексте – дьяволом и грехом» [Бобрик, Калугин 2016: 347]. Таким образом, можно предполагать выделение значения храбрости из синкретичной семантики активности, смелости, бдительности, которая актуализировалась при обозначении борьбы.

Значение пск., твер. бо́дер ‘опрометчив’ [Даль I: 260] образуется от значения ‘храбрый’, когда излишнее проявление смелости расценивается как поспешная решительность, бездумное отсутствие страха перед опасностью.

Вероятно, обозначение арх. бодри́ть ‘сердить, злить’ [АОС 2: 46] связано с идеей сильного эмоционального воздействия. Семантическое развитие в таком случае, по-видимому, шло в следующем направлении: ‘придавать силы, веселить’ → ‘вызывать сильные эмоции’ → ‘сердить, злить’.

Возможно, что с рассмотренной выше лексемой энантиосемичными отношениями связаны слова взба́дривать экспр. хакас. ‘бить, наказывать, сечь’ [СРГС 1: 145], ср.-урал. ‘бить’ [СРГСУ 1: 77], cвердл. навзба́дривать ‘избить кого-либо’ [СРНГ 19: 163]. Однако в большей степени представляется, что данные слова являются самостоятельными образованиями, несущими семантику воздействия на человека с целью отрезвления, возвращения к адекватному восприятию действительности.

Семантика бодрости может интерпретироваться как состояние организованности, психологической готовности, как в новосиб. подбод-ри́ться ‘собраться’ [СРГС 3: 281].

В целом, нужно отметить, что как этимологически первичная семантика, так и большинство рассмотренных производных значений обладают положительными коннотациями. Это позволяет развиться сугубо оценочной семантике одес. бо́дро ‘хорошо’ [СРГО I: 43].

Оценочные значения, в свою очередь, с помощью актуализации коннотативных сем в ходе переноса значения формируют единичные лексемы с различной положительной семантикой типа новосиб. подбодри́ть ‘положить что-либо так, чтобы было удобнее пользоваться’ [СРГС 3: 281] и сев. ободро́нушка ‘полное довольство; нега’ [СРНГ 22: 157].

Особого внимания заслуживают элементы изучаемого гнезда с семантикой брезгливости, пренебрежения , которые стоят особняком среди «психологических» значений изучаемого корня. Эти слова отмечены Топонимической экспедицией УрФУ в Тотемском районе Вологодской области: бо́дриться ‘пренебрегать гостеприимством, брезговать угощением’, ‘пренебрегать общением или угощением, вести себя заносчиво’: «Не бо́дрись, ешь до отвороту», по-бо́дриться ‘побрезговать, пренебречь угощением’, бо́дрый ‘такой, кто отказывается от угощения, пренебрегает гостеприимством’: «Чего бо́дришься, не ешь? Хлеба не поела, по-бо́дрилась. Бо́дрых гостей-то не любили», небо́дрый ‘такой, кто не пренебрегает гостеприимством’: «Бо́дрится иной раз гостья, ты ей пирога, а она не ест. Ты вот небо́драя гостья, хорошо поела» [КСГРС]. На той же территории зафиксированы близкие значения заносчивости, высокомерия: бо́дриться ‘вести себя заносчиво’, ‘отказываться от еды’, бодри́ться ‘высокомерно насмехаться’ [там же].

Приведенные значения кажутся достаточно поздним образованием на фоне этимологической семантики корня *bъdr-.

Как кажется, непосредственным мотивационным импульсом для формирования семантики брезгливости стало значение ‘отказываться от еды’. В традиционной культуре отказ от еды обыкновенно воспринимается как проявление брезгливости, высокомерия, как личное оскорбление, нанесенное хозяевам дома, – поэтому следующей ступенью могло выступать значение ‘вести себя заносчиво’. Так, цепочку семантического развития можно реконструировать следующим образом: ‘отказываться от еды’ → ‘вести себя заносчиво’ → ‘пренебрегать гостеприимством, брезговать угощением’.

В лексикографической литературе также находим принадлежащие к гнезду *bъdr- лексемы с семантикой высокомерия: волог. бодри́ться ‘кичиться, чрезмерно гордиться, превозноситься’: «Всё бодри́тесь, не еди́те моего́ хле́-то» [СВГ 1: 35], волог. бодё́р, бодра́, о ‘спесив, чванлив, ломлив’ [СРНГ 3: 57–58], смол. бо́дрость ‘заносчивость, зазнайство’ [ССГ 1: 205].

Модель, указывающая на представление о высокомерии, заносчивости брезгливого человека, обладает продуктивностью в русских говорах. Приведем некоторые примеры лексем, где представление о спеси заключено уже на уровне внутренней формы: влад., яросл. спеси́виться ‘брезговать’ [СРНГ 40: 135], перм. спеси́вый ‘брезгливый’ [СПГ 2: 382] ← спеси́вый ‘высокомерный, надменный’; помор. цьва́нной ‘брезгливый’ [Дуров 2011: 436] ← чва́нный ‘спесивый, тщеславный’; смол. го́рдать , горди́ться ‘брезгать, гнушаться’ [ССГ 3: 55–56], погорди́ться арх. ‘побрезговать’ [СРНГ 27: 307–308].

В русских диалектах также встречаем примеры комплексных значений, сочетающих семантику брезгливости и чрезмерного самомнения: яросл. покухна́ться ‘пренебречь чем-, кем-л. из чувства высокомерия, заносчивости, отвращения и т. п.; погнушаться’ [ЯОС 8: 47], яросл. перемо́тина ‘чванливый, брезгливый человек’ [ЯОС 7: 96], сев.-зап., пск. гордова́ть ‘вести себя заносчиво, пренебрегать, гнушаться кем-либо’ [СРНГ 7: 28].

В то же время, вероятно, комплекс слов с семантикой высокомерия может мотивировать появление лексемы арх. бо́дрый ‘церемонный’ [СРНГ 3: 57–58].

Теперь обратимся к «левой мотивации»2 принадлежащей к гнезду *bъdrъ(jь) лексики с семантикой высокомерия: смол. бодри́ться ‘гордиться, зазнаваться’ [ССГ 1: 204–205], твер. бодер (удар.?) ‘горд, самонадеян’ [СРНГ 3: 57–58], смол. бо́дрость ‘заносчивость, зазнайство’ [ССГ 1: 205]. Предполагаем, что данные значения происходят от лексем со значениями волог. бо́дрить, бодри́ть ‘идти мерным шагом, навытяжку’ [СРНГ 3: 56], арх. бодё́р ‘мужествен, оса- нист’ [там же: 57–58]; морд. бо́дрый ‘стройный, осанистый’ [СРГМ 1: 36]. Подобный переход представляется возможным ввиду существования представлений о модели поведения высокомерного человека: осознавая свое превосходство над другими, он ходит прямо, неспешно, с высоко поднятой головой (ср. перм., ср.-урал. вздымо-ры́лить ‘заноситься, задаваться, важничать’ [СРНГ 4: 262], перм., урал. здыморы́л ‘человек с большим самомнением, гордец, зазнайка’ [СРНГ 11: 239]), может упереть руки в бока (ср. иркут., том. подбодря́ться, подбодри́ться ‘подбочениться’ [СРНГ 22: 156], новосиб. подбодри́ться ‘принять гордую, независимую позу; подбочениться’ [СРГС 3: 281])3.

В свою очередь, возможность обозначения осанки, особой выправки с помощью продолжений корня -бодр- обусловлено выделяющимся внешним видом здорового, полного сил человека.

На территории Русского Севера бытует также ряд лексем, которые могут иметь связи с рассмотренными выше, а именно группа лексики, обозначающая хорошо одевающихся людей, которые следят за своим внешним видом. Во-первых, это слова, называющие щеголей и щегольское поведение: арх. бодру́нья ‘хорошо одевающаяся женщина, модница’ [АОС 2: 46], влг. бодру́нья ‘щеголиха’ [СВГ 1: 35], волог. бодру́ха ‘то же’ [СРНГ 3: 57], арх. бодри́ть, бодри́ться ‘модничать’ [АОС 2: 46]. Во-вторых, это лексика, именующая нарядных людей и их действия: арх. бо́дрой ‘нарядный’ [там же], бо́дрый волог. ‘нарядный’ [СВГ 1: 35], арх. ‘красивый, нарядный’ [СРНГ 3: 57–58], бодро́ сев.-двин., волог. ‘красиво’ [там же: 57], арх. ‘нарядно, красиво’ [АОС 2: 46], арх. бодру́ля ‘хорошо одевающаяся, аккуратная женщина’ [КСГРС], арх. бодри́ться ‘наряжаться, прихорашиваться’ [СГРС 1: 131], волог. бодри́ться ‘наряжаться, хорошо, нарядно одеваться’ [СВГ 1: 35], арх. вы́бодриться ‘одеть красивую одежду, нарядиться’ [АОС 7: 106], арх. забодри́ться ‘начать прихорашиваться’ [СГРС 4: 12], смол., сев.-двин., новг., курск., ряз. набод-ри́ться ‘нарядиться’ [СРНГ 19: 122]⁴.

Связь между обозначениями нарядных и брезгливых людей вполне естественна, поскольку она отражает наблюдения за поведением щеголей, которые, с одной стороны, гордясь своим внешним видом, отличаясь от остальных людей, могут вести себя высокомерно, хвастливо, ср., например, тобол. вы́бодриться ‘принять форсистый, франтовый вид’: «Эк, ведь выбодрилась… и ногу отставила» [СРНГ 5: 247], орл, ворон. по-бодри́ться ‘пощеголять, пофорсить’ [СРНГ 27: 199], а также смол. пободри́ться ‘покрасоваться’

[ССГ 8: 89]. В таком случае линия мотивационного развития выглядит следующим образом: ‘щеголь’ → ‘высокомерный человек’ → ‘брезгливый человек’, ‘наряжаться’ → ‘вести себя высокомерно’ → ‘брезговать’.

С другой стороны, нельзя не отметить, что франты, щеголи, одеваясь нарядно, неподходяще для выполнения крестьянской работы, могут чураться повседневных обязанностей, брезговать грязной работой, что отражается в лексической семантике: смол. бо́дрый ‘нарядный; праздничный’: «У будинь день нъдивали хвъртучок свойский, сами ткали с пълытна. У празники нъдива-ли бодрый хвартук. Яго делъли с шерсти, с сиц-цу» [ССГ 1: 205–206].

Если возвращаться к «левой мотивации» рассмотренных лексем, то думается, что формирование семем ‘нарядный человек’, ‘нарядный’, ‘наряжаться’ происходило от семантики бодрости. Так, возможно предположить семантический переход ‘бодрить, придавать сил, веселить’ → ‘делать красивым, придавать чему-л. лучший вид’ → ‘наряжать, прихорашивать’ на основе актуализации сем ‘весёлый’, ‘радостный’ в результате сходства полученных впечатлений.

Представляется, развитие семантики шло именно через промежуточное звено ‘красивый’, ‘красиво’, ‘делать красивым’, поскольку эти значения менее специализированы и также представлены в русских говорах: смол. бо́дрый ‘красивый, эффектный’, ‘красивый, приятный на вид’ [ССГ 1: 205–206], смол. бо́дрость ‘красота’ [там же: 205], новосиб. набодри́ть ‘украсить кого-либо или что-либо’ [СРГС 2: 314], а также ряз. подбодри́ть ‘придать чему-л. лучший вид (сделать наряднее, чище и т. п.)’ [СРНГ 27: 340], смол. бодри́ть ‘приводить в порядок, прибирать’ [ССГ 1: 204].

Для того чтобы ввести семантику продолжений изучаемого гнезда в типологический контекст, обратимся к мотивационным параллелям *bъdr- (словам других гнезд , развивающих сходные значения) .

Спектр производных значений, обнаруженных в гнезде с вершиной бодрый , перекликается с мотивационными линиями, связывающими продолжения корней с семантикой жизненной силы, полноты, – *vesel-, *dobr-.

Об этимологической семантике корня *vesel- можно судить, исходя из того, что его продолжения обозначают новое, рождающееся, процветающее, полное сил (см. об этом в исследовании Н. И. Толстого и С. М. Толстой: [Толстая 2008: 252–274]), что коррелирует с семантикой корня *bъdr-.

В гнезде *veselъ(jь) находим семантико-мотивационные параллели⁵ к континуантам корня *bъdr- :

• 1)    обозначение доброго, радостного расположения духа, ср. арх., ленингр., вят., перм., свердл., том., алт. весе́льство ‘веселье; радостное настроение; развлечение, увеселение’ [СРНГ 4: 182], север., вят., калуж. взвеселя́ться ‘делаться веселым, веселиться’ [там же: 249] и разбодри́ться Лит. ССР ‘взбодриться, развеселиться’ [СРНГ 33: 265], смол. ‘развеселиться’ [ССГ 9: 82];

• 2)    номинация процессов брожения, ср. весе-ли́ть киров. ‘заквашивать (о молоке)’, ворон. ‘класть хмель в пиво, брагу для брожения’ [СРНГ 4: 179], навесе́ливать волог., сев.-двин., арх. ‘усиливать брожение пива путем добавления дрожжей, хмеля’, вят., Бурят АССР ‘добавлять муки в квасную гущу’, Бурят. АССР ‘месить (тесто)’ [СРНГ 19: 160] и без указ. места бодря́жка ‘народное блюдо из гречишной муки с простоквашей’ [СРНГ 3: 58];

• 3)    наименования, связанные с действием спиртных напитков, ср. амур., ряз. веселу́ха ‘водка’ [СРНГ 4: 180], яросл. весё́лые капли ‘то же’ [там же: 181] и ворон. бодри́ло ‘водка’ [СРНГ 3: 56];

• 4)    обозначения высокой скорости действия: казан. весё́лый ‘быстрый, скорый’ [СРНГ 4: 181], казан. весело́ ‘быстро’ [там же: 180] и брянск. бо́дре ‘быстро, поспешно’ [СБГ 1: 63].

При этом, конечно, стоит отметить, что спектр значений в гнезде *veselъ(jь) не исчерпывается приведенными и значительно отличается от продолжений корня *bъdr- . Так, в частности, среди рефлексов *vesel- значительную часть занимают лексемы с культурной семантикой. С. М. Толстая и Н. И. Толстой, которые исследовали круг значений производных от *vesel- слов в контексте традиционной обрядности и фольклора, отмечают, что «могут быть выделены следующие основные семантические сферы, в которых представлена семантика и символика веселья: 1. рождение и Рождество, 2. весна и весенние праздники, 3. свадьба, 4. смерть, 5. светила и стихии» [Толстая 2008: 252–253]. Семантический охват может быть расширен, если обратиться к сфере бытовых значений контину-антов *vesel- . Помимо приведенных выше лексем, это обозначения объектов природного мира (птиц, рыб, животных, растений), метеорологических явлений, различных праздников, соответствующих черт характера. Однако большинство из них так или иначе оказываются связанными с исходной семантикой полноты жизненной энергии.

Мотивационные параллели к моделям, представленным в гнезде *bъdr- , находим в гнезде с вершиной *dobrъ(jь).

Наметим основные совпадения в спектре значений составляющих двух гнезд:

• 1)    обозначение общей положительной оценки, ср. добря́цкий тюмен., тобол. ‘хороший, добрый’: «Этот конь добряцкий», «Добряцкий мужик-от, хозяйственный», перм. ‘очень хороший’ [СРНГ 8: 80–81], перм. добря́тко ‘очень хорошо’ [там же: 80] и одес. бо́дро ‘хорошо’ [СРГО I: 43];

• 2)    номинация явлений и продуктов хорошего качества, ср. том. добро́та ‘хорошее качество чего-либо’ [СРНГ 8: 78–79], без указ. места сдобре́ть ‘стать добротнее (о вещи)’ [СРНГ 37: 76] и арх. бодря́ный ‘неизношенный, крепкий’ [СРНГ 3: 58];

• 3)    обозначение здоровья, сил, ср. пск., твер. подобре́ть ‘стать здоровее, сильнее; окрепнуть’ [СРНГ 28: 108], казаки-некрасовцы недо́брый ‘больной, нездоровый’ [СРНГ 21: 15–16]⁶ и брянск. бо́дрость ‘сила, здоровье’ [СБГ 1: 63];

• 4)    обозначение плодородия, вегетативных сил, ср. новосиб. подобре́ть ‘вырасти (о растениях)’: «Подобреет в июле, что посеяно, вырастет. Подобреет, вырастет все» [СРНГ 28: 108]⁷ и арх. бодро́й ‘обильный, богатый, хороший (об урожае)’ [АОС 2: 46];

• 5)    номинации на основе семы интенсивности, ср. курск. до́бре , том. добре́ ‘много’ [СРНГ 8: 75] и новосиб. набодри́ть ‘положить друг на друга’: «Набодришь на тарелку много лепешек, кремом зальешь» [СРГС 2: 314].

Взаимодействие продолжений *vesel- и *bъdr- осложняется возможностью контаминаций ввиду формально-семантического сходства корней. Приведем некоторые примеры.

Возникшими в результате контаминации представляются слова пенз. доброта́ ‘ретивость (о лошади)’ [СРНГ 8: 78–79], до́брить ‘бодрить, погонять (лошадь)’ [там же: 76]. Эти лексемы по своему семантическому наполнению ближе к *bъdr- . Кроме того, нужно отметить, что корень *dobr- , в отличие от *bъdr- (примеры см. выше), не развивает в русских диалектах семантику высокой скорости действия.

Еще один яркий пример развития контаминационных процессов: калуж. бодрохо́д ‘нечистая сила’ [СРНГ 3: 57] < калуж., смол., орл. добро-хо́т ‘бранное слово: черт, дьявол’ [СРНГ 8: 79]. Последний является эвфемистическим наименованием нечистой силы⁸.

Скажем, наконец, и о том, что, несмотря на большое число совпадений в семантическом развитии продолжений *bъdr- и *dobr-, последнее гнездо отличается набором значений. Не претендуя на исчерпывающую полноту описания, очертим основной семантический круг: это обозначение положительных свойств характера, таких как доброта, ум, радушие, гостеприимство, щедрость, и действий людей, обладающих этими чертами, к примеру, помощь другим, проявление нежности и т. д. Продолжения *dobr- могут быть связаны с идеей наполнения жизненными силами, откуда появляются значения ‘кормить’, ‘улучшать вкус, питательные свойства пищи’, ‘потолстеть’. В гнезде присутствуют также наименование имущества, временные значения, семантика, связанная со свадебным обрядом, а также эвфемистические номинации.

***

Подытоживая вышесказанное, можно отметить, что развитие значений внутри гнезда -бодр- первоначально исходило из заключенной в этимологической семантике корня ключевой мысли о жизненной энергии, активности. Большинство семантических переходов происходило с ориентацией именно на эту идею. Меньшее число лексем появилось в ходе дальнейшей деривации внутри гнезда⁹.

Идея полноты сил дает широкий семантический спектр разнообразных номинаций. Семантика бодрости служит непосредственным импульсом к формированию обозначения эмоций (веселье), предметов и объектов действительности (еда, напитки), качеств (быстрый, полный, свежий, обильный, крепкий, прочный), физических (здоровый, сильный, красивый, мужественный, энергичный, осанистый) и психологических (общительный, жизнерадостный, деятельный, храбрый) характеристик, поведения (подбочениться), общей оценки (хороший, красивый), различных неспециализированных действий (положить друг на друга, собраться).

В ходе дальнейшей семантической деривации появляются номинации эмоций (злить; задор, довольство), качеств (поспешный), черт характера (уверенный в себе, ловкий, опрометчивый), поведения (баловаться, пренебрегать гостеприимством, брезговать угощением, вести себя заносчиво, отказываться от еды, наряжаться), неспециализированных действий (бить, наказывать; положить что-либо так, чтобы было удобнее пользоваться).

Анализ мотивационных параллелей, представленных в гнездах *veselъ(jь ) и *dobrъ(jь), подтверждает выделение некоторых линий развития значения продолжений *bъdr- , указывает на особенности семантического развития идеи полноты жизненных сил.

Примечания

• ¹    Исследование выполнено в рамках проекта 34.2316.2017/ПЧ «Волго-Двинское междуречье и Белозерский край: история и культура регионов по лингвистическим данным», поддержанного Минобрнауки РФ.

• ²    По терминологии С. М. Толстой, «левая» мотивация» представляет собой воплощенные в лексике поля мотивационные модели [Толстая 2008: 192–193].

• ³    Ср. также размышления О. А. Кузнецовой о том, что в мировосприятии носителя традиционной культуры, по данным языка, гордый человек «держит себя прямо, величаво, его движения неторопливы и спокойны», он обладает «определенной осанкой, постановкой головы»… свад. постатный ‘горделивый, красивый (о походке)’ [СРНГ, вып. 30, с. 216]; костром., перм., твер. глагол осаниться ‘принимать гордый, надменный вид’ [СРНГ, вып. 23, с. 352]…» [Кузнецова 2015: 144–145].

• ⁴    Отметим при этом, что данная семантика существует гораздо шире: смол. бодру́н ‘нарядно одетый человек; франт’ [ССГ 1: 205], бо́дрый перм., иван., свердл., тюмен., ряз. ‘нарядно, щеголевато, по-праздничному одетый; расфранченный’, смол. ‘красивый, нарядный’ [СРНГ 3: 57– 58], перм. ‘нарядный, красивый, праздничный’ [СПГ 1: 44], хакас., тюмен. ‘то же’ [СРГС 1: 76], бурят., новосиб., хакас. выбодря́ться ‘наряжаться; принимать франтовый вид’ [там же: 193], омск. вы́бодренный экспр. ‘нарядный’ [там же], набодри́ться смол., новг., курск. ‘нарядиться’ [СРНГ 19: 122], карел. ‘то же’ [СРГК 3: 293].

• ⁵    См. о понимании семантико-мотивационных параллелей как «лексических рядов, демонстрирующих сходные модели смыслового развития слов, в рамках которого воспроизводится как собственно переход значения, так и его мотивация», [Березович 2014: 13].

• ⁶    Для данной лексемы мы исходим из противоположного значения.

• ⁷    Сюда же с некоторой долей условности можно отнести свердл. добри́ть ‘удобрять, вносить удобрения в почву’ [СРНГ 8: 76], при-иртыш., новосиб. одобря́ть ‘то же’ [СРНГ 23: 57], карел. удо́брье ‘удобрение’ [СРНГ 46: 305].

• ⁸    Исследователи указывают также на ритуальную функцию веселья как способа «предотвращения действий потусторонних, смертоносных или нечистых сил» [Толстой 1995: 347]. См. об этом подробнее: [Толстой 1995; Толстая 2008: 267–268].

• ⁹    Отметим также и то, что нами не были охвачены единичные факты, которые на данном эта-

• пе исследования представляются темными: арх. бодрё́нка ‘растение с полым стеблем, части которого употреблялись в пищу’ [КСГРС], тамб. бодреник [удар.?] ‘растение из рода полыней, Artemisia Abrotanum’ [СРНГ 3: 56], без указ. места бодря́нка ‘растение Argelica Archangelica L., ныне Archangelica officinalis Moenih., сем. зонтичных, Umbelliferae’ [там же: 58].

SPIN-code: 2391-6261

ResearcherID: P-8937-2018

Submitted 09.09.2018

The present article deals with Russian dialect words originating from the root *bъdr- . The material is analyzed in terms of motivational relationships between lexemes within the word family. The study shows that the key idea, which was an original one for the semantic development of the words from the root *bъdr- and is contained in the etymological meaning of the pre-Slavic root, is the idea of vital energy, force, activity. The article also refers to some lexemes which were formed during the further derivation inside the word family. The scope of meanings include emotions, objects, qualities, general appraisal, physical and psychological characteristics, behavior, different non-specialized actions. The continuants of the semantically related roots *vesel- and *dobr- are compared with the root in question. This comparison gives grounds for corroboration of some motivational models, as well as allows us to make some conclusions about the development of semantics of vital force plenitude in Russian dialects. For example, continuants of *vesel- and *bъdr- are traced in the nominations of good mood, high speed of action and process of fermentation. The resemblance of *dobr- and *bъdr- can be noted in general positive assessment, good quality, health and vegetative force. The author pays particular attention to the semantic and motivational peculiarities of the verb bódritsya ‘to neglect hospitality, to be squeamish about food’, and the adjective bódryy ‘about a person who refuses to eat, neglecting the hospitality’ (the Vologda region). The attention to these lexemes is due to their importance for ordinary folk: squeamishness and refusal to eat are regarded as disrespect towards the hosts, a sign of arrogance.