К вопросу о языческих верованиях и культах финно-угорского племени меря

Многие балтийские и финно-угорские народы, проживавшие некогда на окраинах Древней Руси, были ассимилированы пришлыми славянами в течение XI–XII вв. Однако их языческое наследие составило неотъемлемую часть древнерусской культуры. Неславянские языческие мотивы чётко прослеживаются в древнерусском ремесле, строительстве, искусстве, народном фольклоре. Важной частью финно-угорской традиционной культуры являлись их верования и культы. Они оказали существенное влияние на формирование народного Православия в раннехристианскую эпоху. Таким образом, без изучения религиозных верований и культов финно-угорских народов, проживавших на восточнославянских землях, невозможен детальный анализ религиозного и культурного развития древнерусского общества.

Однако если славянское язычество стало объектом исследования отечественных учёных ещё во второй половине XVIII в., то дохристиан- ские верования и культы финно-угорских народов, проживавших некогда в Северо-Восточной Руси по сей день, остаются для нас загадкой.

Особый интерес в этом отношении вызывает суровое племя меря, проживавшее вплоть до начала XI в. в ростовских, ярославских и костромских землях. Мерянские языческие верования и культы оказали существенное влияние на мировоззрение недавно окрещённого пришлого славянского населения, существенно повлияв на формирование древнерусской двоеверной картины мира, отдельные элементы которой просматриваются в народном Православии вплоть до нашего времени.

В настоящее время усилился интерес к народным традициям и верованиям, проживающих в России финно-угорских народов. Целый ряд отечественных исследователей проводят реконструкцию различных аспектов некой единой финно-угорской мифологии, опираясь на этнографические материалы XIX — начала XX вв., собранные среди финно-горских народов Поволжья, Урала или Сибири1.

Между тем, языческие верования и культы финно-угорских народов, ассимилированных славянами в XI–XII вв. остаются вне научного внимания современных исследователей. Так, В.Я. Петрухин, например, в одной из своих монографий провёл ретроспективный анализ мифологии финно-угров в целом, но мерю в своём исследовании он так ни разу и не упомянул2.

На сегодняшний день можно констатировать, что детального научного исследования, посвящённого религиозным воззрениям финно-угорского племени меря в отечественной гуманитарной науке, не существует.

Историческая реконструкция языческих мерянских верований и культов — основная цель данной статьи.

Самыми ценными источниками в свете реконструкции верований и культов мерянского племени являются материалы раскопок мерянских языческих святилищ и могильников конца X–XI вв.

Некоторые драгоценные детали религиозной жизни Ростовского края конца X–XI вв. содержатся также в «Житии Авраамия Ростовского» и народном предании «Сказание о построении града Ярославля». По мнению И.О. Тихомирова, «Сказание» восходит к какому-то письменному источнику XI в., не дошедшему до нашего времени3.

Так, в «Житии Авраамия Ростовского» сообщается о том, что святитель Авраамий с великим негодованием обнаружил в одном из районов Ростова (Чудском конце) капище Велеса с каменным идолом4.

«Чудский конец» — это старый район города, в котором проживали коренные жители мерянского края. Именно они, согласно отрывку из вышеупомянутого источника, и поклонялись Велесу в Ростове в период правления здесь князя Бориса Владимировича.

Более информативным выглядит сообщение о религиозной жизни ярославской мери из народного предания «Сказание о построении града Ярославля»: «Бысть селище, рекомое Медвежий угол, в нем же насельницы человецы, поганыя веры языцы, зли суще. Идол, ему же кланястася сии, бысть Волос, сиречь скотий бог. И сей Волос, в нем же бес живя, яко и страхи мнози твори, стояше осреди логовины, нарицаемой Волосовой, отселе же и скотии по обычаю на пажити изгоняше. Сему многокозненному идолу и кере-меть створена бысть и волхв вдан, а сей неугасимый огнь Волосу держа и жертвенная ему кури. Тако егда прииде первый спут скотия на пажити, волхв закала ему тельца и телицу, в обычное же время от диких зверей жертвенное сожига, а в некиих зело больных днех и от человек»5.

Исследователи связывают поселение Медвежий угол с небольшим мерянским посёлком, расположенном некогда на высоком коренном берегу реки Которосли, практически на водоразделе между этой рекой и Волгой на территории нынешнего Ярославля. Его следы были обнаружены в 1938–1940 гг. при раскопках Успенского собора в археологическим слое X — начала XI вв.6

Из «Сказания» следует, что у ярославской мери славянский культ «скотьего бога» Велеса наложился на местный тотемистический культ медведя. Так, само название поселения «Медвежий угол» может означать, что оно представляло собой городище-святилище и сакральный центр местной округи, в котором поклонялись богу-медведю. Упоминание же в «Сказании» «керемети» указывает на тот факт, что капище Велеса было мерянским. Подобным словом древнерусские книжники обычно называли святилища финно-угорских или балтийских народов. Медведь, скорее всего, считался у местных жителей тотемным воплощением Велеса. Не случайно Велесу, согласно тому же источнику, приносили в жертву коров перед первым весенним выгоном скота в лес. Медведь у различных народов Европы считался хозяином леса.

Согласно преданиям в языческую эпоху капище Велеса находилось также в селе Чертово в десяти верстах от Ростова7.

Показательно, что процесс синкретизма культа Велеса — повелителя умерших и тотемистического культа медведя произошёл также в мифологии балтийских народов. Так, язычники литовских и латышских племён считали медведя прародителем человека и одним из образов бога Велеса (Вельниса) — проводника в царство мёртвых и повелителя душ умерших8.

В пользу предположения о том, что ярославская меря почитала тотемного зверя-медведя, свидетельствует обычай класть в местные курганные захоронения рядом с останками покойника глиняные муляжи медвежьих лап и металлические кольца. По мнению Д.И. Дубова, таким образом местные жители хотели добиться лояльного отношения бога смерти — медведя к умершему в загробном мире, а глиняные кольца являлись платой за это9.

В одном из захоронений Тимирёвского могильника было найдено захоронение девочки 11– 13 лет. Рядом с её останками была зафиксирована отрубленная лапа медведя. На руку девочки и фалангу медведя были одеты одинаковые брасле-ты10. Совершившие данное захоронение местные жители, видимо, осуществили обряд «посмертного обручения» умершей девочки с богом загробного мира.

Глиняные муляжи медвежьих лап и металлические кольца встречаются в мерянских погребениях костромских и владимирских курганов11. Возможно, что верования, связанные с медведем — властителем подземного мира были распространены не только у ярославской, но также у костромской и владимирской мери.

О том, что ярославские язычники поклонялись подземным богам, сообщает и автор «Повести временных лет». Так, если верить данному источнику, некие волхвы, пришедшие от Ярославля и устроившие мятеж в Белозёрских землях в 1071 г., заявили местному воеводе Яну Вы-шатичу, что поклоняются богам, которые «сидят в бездне» ¹² .

Характерно, что у родственного мере финского племени мокша вплоть до XVIII в. сохранился обычай приносить в жертву корову перед первым весенним выгулом скота некоему богу Велу. Так, померанский учёный XVIII в. И.Г. Георги в своём «Описании всех в Российском Государстве обитающих народов» упоминает, что у мокши суще- ствовал весенний праздник, схожий по описанию с тем, что был некогда у язычников Медвежьего угла. Согласно данному источнику весной перед выгоном скота в поля мокша приносит в жертву некому богу Велу чёрную корову13.

Таким образом, можно предположить, что накануне христианизации в землях ярославской, костромской и владимирской мери существовал культ медведя-повелителя «иного мира». У ярославской мери произошла синкретизация местного тотемного культа медведя с культом древнерусского бога Велеса.

В настоящее время исследованы всего несколько языческих святилищ, которые можно условно назвать мерянскими. Так, в 2014 г. в северо-восточной части Угличского кремля были открыты развалины языческого капища, функционировавшего ещё до основания древнерусского города Угличе Поле. Общие размеры сакральной зоны составляли 7 на 10 м. В одной из исследованных ям, входивших в сакральную зону святилища, были найдены прокалённый грунт и погребённые черепа лошадей и собаки. В другой жертвенной яме были обнаружены кальцинированные кости птиц (жертвенные животные либо остатки трапезы). Найденная при раскопках святилища лепная керамика принадлежит финно-угорской (мерянской) культурной традиции и изготовлена из красной глины. Данная керамика обнаруживает ближайшие аналоги на памятниках центральных районов Волго-Окского междуречья — Ростова и ростовской округи. По мнению исследователей, осуществлявших раскопки святилища, оно функционировало в третьей четверти X в., то есть в период обитания здесь племени меря14.

Другое, возможно также мерянское святилище было открыто исследователями в 1996 году при раскопках домонгольских археологических слоёв города Плеск Владимирской области. Оно находилось в северной части современной Соборной горы. Основу сакрального комплекса составила яма правильной, почти квадратной формы, длиной 2,3 м (с севера на юг) и шириной

2,1 м, чётко сориентированная по сторонам света. Наиболее отчётливо выявились следы двух жертвоприношений: первого и последнего. Судя по сохранившимся фрагментам костяка, жертвенным животным оказался крупный лось-самец с мощными рогами. На сгоревшие кости была брошена связка из 13 ключей, в юго-западный угол ямы — тесло и точильный брусок. В юго-восточном и юго-западном углах ямы на кострище были найдены плохо сохранившиеся фрагменты навесного замка или даже нескольких замков. В кострище же оказались обломки лепной красной керамики, принадлежащей финно-угорской (мерянской) традиции15.

Как мы видим, святилище, найденное при раскопках древнерусского города Плесса, во многом схоже с тем, что было найдено исследователями при раскопках города Угличе Поле. Так, в обеих случаях на территории святилищ были найдены жертвенные ямы, долгое время используемые служителями культа для жертвоприношений. При раскопках этих ям были найдены черепа и кости животных. Кроме костных останков животных также были обнаружены глиняные горшки, фрагменты разбитой керамики, схожей с той, что была найдена при раскопках древнего Клещина.

До недавнего времени было принято считать, что Плёс, возник в середине XII в. как опорный пункт владимирских князей на Волге в военных целях и в целях колонизационного освоения окрестных территорий16. Однако недавно во время раскопок в Плёсе были обнаружены археологические слои X–XI вв., свидетельствующие о том, что до возникновения здесь княжеской крепости на месте славянского города находилось мерянское поселение. К нему относились и погребальные курганы X–XI вв.17.

Население Плёса первоначально составляли местные меряне, со временем ассимилированные пришлыми славянами. Так, при его раскопках была обнаружена в основном мерянская керамика, схожая с камской. Краниологический анализ человеческих останков из Плёса, датируемых концом X — XIII вв. показал близость местного населения к финно-угорскому субстрату18.

Вполне возможно, что руины языческого святилища, исследованного П.Н. Травкиным, относятся к периоду функционирования мерянского посёлка, а не древнерусского города.

Таким образом, можно предположить, что в языческую эпоху в Плёсе местные меряне, как и жители поселения, на месте которого возник славянский город Угличе Поле, почитали неких божеств, связанных с нижним, подземным миром.

Третье мерянское святилище предположительно находилось на Александровой горе. В языческую эпоху здесь располагалось укреплённое мерянское городище, окружённое с трёх сторон оврагами и обрывистым берегом озера, по всему периметру защищённое искусственным насыпным валом19. Со всех сторон Александрова гора была окружена курганными могильниками X–XI вв. На раннем этапе Александрова гора и находящееся рядом селище были центром мерянской округи. Одно из народных названий Александровой горы — Ярилина гора указывает на существование в дохристианскую эпоху здесь языческого капища.

В 0,5 км к северо-западу от Александровой горы лежит почитаемый местным населением в древности Синий камень. Ещё в XVII в. он оставался местом поклонения окрестного населения. Об этом, в частности, сообщает «Житие Иринарха Ростовского». Так, в данном источнике сообщается о том, что каждый год в день Петра и Павла (12 июля) здесь собирались местные жители со всей округи и устраивали народные гуляния20.

По мнению И.В. Дубова Клещинский Синий камень ранее лежал либо прямо у подножия Александровой горы, либо на её площадке и, видимо, входил с нею в один сакральный комплекс21. Подобные камни были найдены в Ярославле, Угличе, на Берендеевом болоте22.

Таким образом, можно предположить, что в языческую эпоху на Александровой горе находилось языческое святилище, частью которого был сохранившийся до наших дней Синий камень.

К сожалению, нет никакой возможности в настоящее время установить объект поклонения в данном святилище. По мнению И.В. Дубова в языческую эпоху здесь было капище бога солнца Ярилы. Культ камней исследователь связывает с культом мёртвых предков, принесённым в Верхнее Поволжье славянами-переселенцами23.

По нашему мнению, в данном случае следует учитывать, что отечественные исследователи обнаружили на Александровой горе следы мерянского поселения IX–X в. Славянское же поселение здесь возникло лишь в XIII в. Таким образом, в языческом святилище на Александровой горе не могли почитать славянских языческих богов.

К тому же день Петра и Павла, во время празднования которого крестьянская округа обычно сходилась к Синему камню, отмечали 12 июля. Таким образом, славянский бог Ярило, которого почитали в начале весны, никакого отношения к данному святилищу не имел, также как и князь Александр Ярославич Невский.

Расположение святилища на вершине горы указывает на тот факт, что в нём почитали кого-то из верхних, небесных мерянских божеств.

В грунтовых могильниках клещеевской мери исследователи не обнаружили муляжи глиняных медвежьих лап и металлических колец, характерных для ярославских, владимирских и костромских могильников. Вместе с тем, здесь было зафиксировано значительное количество оберегов с изображениями уток или других водоплавающих птиц24. Были найдены также амулеты-привески в виде птичек или утиных и гусиных лапок в погребениях костромской и ивановской мери. Так, в местных мерянских захоронениях встречаются стилизованные коньковые подвески в виде фантастических птичек, плоские подвески птичек в привесками в виде утиных лапок и полые подвески с шумящими привесками, соединяющие в себе признаки коня и утки25.

Этнографы ещё в начале XX в. отмечали изображения уток, гусей или утиных лап на сакральных камнях Костромского края. Подобного рода камень был найден в Бараньих горах в 7 км от с. Чёрная Заводь, а также в местности «Гусыня» около села Пушкино Костромского уезда. И под Минским городищем у Волги когда-то стоял громадный камень «кобыла» с нацарапанным изображением утки, потом разбитый и отвезённый в Кострому под фундамент одной часовни26.

Согласно финской традиционной мифологии некая утка, летающая по бескрайнему небу, создала весь человеческий мир. Из её яиц возникла земля и всё живое на ней27.

Таким образом, можно предположить, что на Александровой горе в дохристианскую эпоху существовало святилище некоего языческого божества, связанного с тотемистическим культом волшебной птицы.

Типичными для мери являлись грунтовые могильники с захоронениями в ямах. Встречаются как захоронения, совершённые по обряду кремации, так и ингумационные погребения. Для трупоположений характерны меридиональная, чаще северная ориентировка. Женщины погребались с украшениями, в погребениях мужчин встречаются ножи, кресала, топоры, оружие. В ярославских могильниках учёные находят имитации «домиков мёртвых», глиняные лапы и кольца. Подобный погребальный инвентарь учёные фиксировали также во владимирских и костромских курганах28.

В ранних мерянских могильниках встречаются домики мёртвых — небольшие срубы, ориентированные по сторонам света размерами 2 x 2 м.

В таких срубах размещались останки пяти-шести человек29.

Анализ погребальной обрядности позволяет предположить, что загробный мир, согласно языческим преставлениям мерян, находился где-то далеко на севере, а не на западе как у многих других индоевропейских народов. На это указывает обычай класть умерших головой на север или северо-восток. Как и у славян, у мерян царство мёртвых считалось царством тьмы и холода, поэтому покойникам часто клали в могилу кресаль-ные камни для добычи огня. Обычно они располагались у пояса умерших30.

Домики мёртвых, а также бытовые вещи, положенные в могилы к умершим указывают на тот факт, что меряне-язычники верили, что души умерших продолжат своё существование после смерти. Так, при раскопках муромских погребений были найдены кузнечно-литейные мастерские, а также инструменты для добычи и выплавки металлов31.

Видимо, по мнению мерян, в загробном мире случались и военные конфликты. Так, самым обычным погребальным инвентарём в мерянских мужских погребениях были боевые топоры, ножи и копья. В целом оружие было обнаружено примерно в 75 % мужских погребений. Зафиксировано оружие и в некоторых женских погребениях32.

Душу покойника в загробный мир, по мнению мерян должен был перенести волшебный конь. Так, захоронения с останками лошадей исследователи зафиксировали в ярославских, костромских могильниках, захоронениях плещеевской и ростовской мери. Интересно, что конские кости исследователи фиксируют не только в мужских, но и женских захоронениях. Зафиксированы исследователями и конские захоронения без человеческих останков33. Вероятно, такие конские погребения сооружали для тех, кто погиб на чужбине и не мог, по мнению мерян, отправиться в загробный мир без волшебного коня.

Таким образом, можно прийти к выводу, что в языческую эпоху у мери существовали стационарные языческие святилища, в которых почитали тотемных животных — медведя — покровителя мёртвых и бога верхнего мира, символом которого были птицы. В X — начале XI вв. произошла синкретизация культа славянского Велеса с мерянским тотемистическим культом медведя — хозяина иного мира.

Загробный мир, по мнению мерян находился где-то на севере и представлял собой тёмное и холодное подобие реального мира.