К вопросу о содержании категории "разделенный народ"

Н едавние события на Балканах (проблема самоопределения сербов в Республике Косово, возможность раздела региона на сербскую и албанскую части с перспективой присоединения их к Сербии и Албании) и в Закавказье (актуализировавшаяся после августа 2008 г. дискуссия о возможности объединения Республики Южная Осетия и Республики Северная Осетия – Алания) вновь обусловили актуализацию в медийном пространстве темы «разделенных народов».

БАРАШ

Раиса Эдуардовна – аспирант факультета политологии

МГУ им.

М.В. Ломоносова, младший научный сотрудник отдела социальноэкономических исследований ИС РАН raisabarash@gmail. com

В наиболее общем смысле «разделенный народ» определяется как народ, этническая граница расселения которого не совпадает с государственной1. Ю.А. Балашов понимает под разделенным народом «этническую группу, территория проживания которой разделена границами двух или более государств, которая осознает себя в качестве единой общности, стремится к объединению своего этнического пространства в рамках собственного единого государственного образования, или, по крайней мере, к получению широких автономных прав в границах уже существующих государств и формирует специфические механизмы сдерживания культурной дифференциации своих отдельных частей, расположенных по разные стороны государственных границ»2. М.С. Джунусов разделенными полагает народы, у которых «отсутствует административно-территориальное единство: части народа (этноса, нации) проживают в различных государствах»3. Ю.И. Семенов объяснил явление разделенных народов несовпадением этнической территории с территорией существования геосоциорного организма4.

При этом единая трактовка термина «разделенный народ» отсутствует, и единственным квалифицирующим фактором явления выступает деление территории проживания некоторой этнонаци- ональной группы политическими гра-ницами1. Это оставляет обширное пространство для спекуляций, главным образом – для политической софистики (в форме предельно узкой трактовки категории «разделенность» при одновременном употреблении узкоспециального понятия «народ» в отношении чрезмерно широкого спектра феноменов). Употребляемая в отношении очень широкого круга объектов категория «разделенный народ» при этом теряет аналитическую ясность.

Даже на основании наиболее ярких прецедентов разделения XX в. (Ирландия, Индия, Кипр, Германия, Корея, Вьетнам) не только сложно установить «типические черты» явления этнонационального разделения, но, напротив, скорее можно резюмировать уникальность каждого случая, прежде всего в части оценки конструктивности / деструктивности его последствий. Например, в равной степени как о разделении можно говорить в случае деления некогда единого государства (Индия – Пакистан – Бангладеш); внутреннего политического разделения страны, например по этническому принципу, в целях официального закрепления самобытности каждой из составляющих политического конгломерата (Бельгия, Голландия, в более общем смысле – Испания); создания внутри страны полуавтономных регионов для этнических меньшинств (создание в Ираке Курдистанского региона); разделения политически единой территории на этнические регионы, которые не контролируются центральной властью (Косово, Биафра, Катанга). Исходя из причин явления, можно говорить о разделении как следствии колониализма (Индия, Палестина, Ирландия); наследии «холодной войны» (Германия, Корея, Вьетнам, Китай); о разделении, обусловленном агрессивной политикой государств-соседей (Турции на Кипре и в Курдистане соответственно); о разделении, возникшем вследствие разрушения многонациональных государств (СССР, Чехословакия, Югославия, Эфиопия).

В разделение может быть вовлечено целое государство, часть которого фактически отделилась, не получив соответствующего статуса; разделение может быть навязано сильными государствами более слабым (в результате войны или ее угрозы), может возникнуть в результате обоюдного согласия или реализации предложенного третьей стороной алгоритма мирного разрешения конфликта. Разделение также может быть следствием решения политических элит, референдума или иных форм самоопределения2. Р. Скрутон определяет политическое разделение как разделение территории некогда единого политического пространства на несколько независимых частей с целью учреждения суверенных образований3. А. Мерфи отмечает, что разделение можно трактовать как «эмпиическое политическое или юридическое отражение социальной проблемы, являющейся результатом географических изменений и причиной общественных трансформаций»4.

Б. О’Лири предлагает классифицировать прецеденты разделения в зависимости от того, является ли оно внутренне или внешне обусловленным, а также по объекту разделения – гомогенные или гетерогенные образования5. Если внешне обусловленное разделение или распад этнически гомогенной группы справедливо трактуется как негативное явление, то внутренне детерминированное разделение или «расхождение» частей национально или этнически гетерогенного образования, напротив, может расцениваться как менее драматичное и даже положительное. Говоря предметно, целью внутригосударственного разделения может являться инициированное внутренними силами установление системы иерархического управления одной и более этническими группами (федерализация Бельгии и Испании), их дезорганизация для последующей оптимизации управления (реорганизация индийских штатов по языковому принципу). Внутреннее разделение мо- жет также быть направлено на выделение из некоторого гомогенного политического организма определенной территории в целях купирования конфликта между различными этническими, национальными, религиозными и социальными группами. Фактически данные прецеденты являются примерами самоопределения и, соответственно, обладают скорее положительной контекстностью. О внешне обусловленном разделении (категории, обладающей негативной контекстностью) можно говорить для обозначения внешнего вмешательства в суверенитет (как в случае с разделением Венгрии, Индии и Кипра) или в ситуации реализации имперской политики – прежде всего, Британией в отношении Ирландии, Индии (и, соответственно, Пакистана) и Палестины1. Здесь же можно говорить о разделении колониального Ирака, от которого, до предоставления ему независимости, был отделен Кувейт (что впоследствии обусловило претензии на него партии БААС как на девятнадцатую иракскую провинцию)2.

Если разделение многонациональных образований нередко трактуется в положительном контексте как возможное проявление законного желания на самоопределение (распад Австро-Венгерской и Османской империй, дезинтеграция Чехословакии, Югославии и Советского Союза), то разделение гомогенных национальных образований однозначно представляется негативным явлением (Ирландия, Индия, Руанда-Бурунди, Палестина и даже Голландия и Бельгия). При этом разделение этнически гомогенных образований может быть обусловлено отнюдь не внешними причинами, но стремлением его части к самоопределению (в случае ФРГ и ГДР, Республики Корея и КНДР, Северного и Южного Йемена, разделения Вьетнама или отделения Тайваня от Китая), причем каждая из частей разделения «позиционировала себя единственно легитимным преемником предшествовавшего государства или нации»3.

Еще одним аспектом широкого упо- требления понятия «разделенный народ» является «закрепление» (прежде всего, медийное) атрибута разделенности за народом и непринятие во внимание возможности разделения нации или этноса. Во многом такая тенденция обусловлена универсальностью употребления в западной традиции категории «nation» для обозначения народа, нации и народности. При этом этнонациональные категории достаточно четко различаются между собой. Этнос, совпадающий по смыслу с категорией «национальность», представляется совокупностью объективных черт и характеристик, которые, будучи способными объединить определенный кластер людей, лишь потенциально возможны. В том числе лишь возможным представляется осознание представителями этноса своей разделенности – несмотря на фактическую разделенность, стремление к объединению отсутствует у монголов, историческая территория проживания которых разделена между Монголией, автономным районом Внутренняя Монголия КНР и Китаем; саамов, исторически проживающих на современных территориях России, Норвегии, Финляндии и Швеции; шведов, традиционно проживающих в Швеции и на землях Аландских островов; практически отсутствуют идеи воссоединения у басков Франции. В свою очередь, о народе можно говорить в ситуации сознательной консолидации представителей некоторой этнической группы по одному из оснований идентичности. То есть, формально категория «разделенный народ» обозначает восприятие разделения в качестве актуальной проблемы представителями этнически гомогенной группы.

Традиционно одним из ключевых элементов этнической идентичности является территория проживания группы, и, соответственно, в буквальном своем значении категория «разделенный народ» означает нарушение гармонии и единства заданного дуализма «крови» и «почвы». То есть, разделение территории и проживающей на ней этнической группы чисто эмоционально (ввиду широко распространенного интуитивного примордиализма) воспринимается как нарушение заданного исторического порядка. Однако существуют минимум два довольно мощных контраргумента однозначного «закрепления» конкретной территории за некоторой этнической группой – с одной сторо- ны, невозможность тотальной эндогамии представителей группы (то есть, отсутствие достоверного доказательства сохранения черт этнической группы), а с другой, что гораздо важнее, – невозможность определить «точку отсчета» исторической «принадлежности» территории. Кроме того, сегодня постановка вопроса об обоснованности территориальных претензий возможна лишь в форме соответствующих претензий общественных движений, строящихся на принципе не этнической гомогенности, но сознательного выбора исторической и политической идентичности ее представителями.

Представляется, что именно поэтому в большинстве случаев разделения можно говорить о разделении нации как государственной, социальной, культурной принадлежности индивида, а не антропологической и этнической предопределенности. Принадлежность к нации основана на сознательном самоассоциировании с определенной социальной, культурноисторической и, прежде всего, политической общностью и фактически лишена идеи об общности физиологических качеств. Собственно, появление проблемы, трактуемой сегодня как «разделение народа», стало возможным только с формированием представления о политической нации – в первой половине XIX в., когда после французской и американской революций стало очевидным несоответствие установленных абсолютизмом государственных границ естественным пределам проживания этнонациональных групп.

В то время как в эпоху феодализма легитимность разделения не подвергалась сомнению – территория и проживающее население традиционно рассматривались монархическими династиями в качестве своей собственности.

Таким образом, в силу распространенности в общественно-политическом дискурсе весьма важным представляется четкое определение категории «разделенный народ». В первую очередь потому, что политическая практика, запрос на эффективный механизм решения проблемы разделенных этнонациональных групп обусловливает необходимость четкого понимания различий между разделенными нациями и народами. Фактически категория «разделенный народ» справедливо употребляется в отношении достаточно узкого круга явлений. Тогда как решение проблемы разделения этнонациональных групп (причем тогда, когда разделение воспринимается в качестве проблемы) надо искать не в историческом обосновании претензий на конкретную территорию, но в констатации политической самоорганизации некоторой общности. Закрепление прерогативы «субъекта разделения» за народом и трактовка разделенности как проблемы делает субъектом истории не демос, а этнонациональную группу, принадлежность к которой возможна только по факту рождения, тогда как большинство требований приведения номинальных границ в соответствие с фактическими является результатом политического самоопределения гражданских общностей.