Категории осуществления субъективных прав в контексте их цифровизации

Причисление цифровых прав к объектам гражданских прав в ст. 128 ГК, их категоризация в ст. 141.1 Кодекса, допущение смарт-контрактов в ст. 309 и другие итоги цифровой реформы бросили российской цивилистике вызов. В научной среде обсуждаются теоретические и прикладные проблемы, которые видны были еще до того, что было названо «допустимым» законодательным экспериментом. Теперь остается дать оценку его состоятельности. Автор работы обращается к тематике осуществления цифровых прав, прежде всего посредством смарт-контрактов. Именно в правоприменении обнаруживаются критические отличия смарт-контракта от гражданско-правового договора, которые, по мнению автора, не могут быть преодолены расширением представлений о понятии субъективных прав и о принципах договорного права. Автор полагает, что невозможность должной верификации интересов сторон смарт-контрактов, а также лингвистической верификации их воли, выраженной в программном коде, преграждает смарт-контрактам путь в правовую реальность. В цифровых «договорах» не соблюдается принцип договорного равновесия. Свойство самоисполнимости таких договоров, а также их неспособность быть нарушенными являются их фатальным пороком, а вовсе не достоинством. Встатье также показано, что те инструменты частного права, которые в прагматических целях обеспечивают относительную необратимость реализации прав, не могут служить оправданием такого режима в договорном праве. Единственный совместимый с принципами права и действительно ценный эффект цифровой реформы - это закрепление в законодательстве цифровых способов фиксации гражданских прав и их осуществления.