Климатический оптимум как фактор кризиса экономики степных номадов в iv В. Н. Э

DOI:

Citation. Krivosheev M.V., Borisov A.V. Climatic Optimum as a Factor of the Economic Crisis of Steppe Nomads in the 4th Century AD. Vestnik Volgogradskogo gosudarstvennogo universiteta. Seriya 4. Istoriya. Regionovedenie. Mezhdunarodnye otnosheniya [Science Journal of Volgograd State University. History. Area Studies. International Relations], 2019, vol. 24, no. 3, pp. 47-57. (in Russian). DOI: jvolsu4.2019.3.4

Цитирование. Кривошеев М. В., Борисов А. В. Климатический оптимум как фактор кризиса экономики степных номадов в IV в. н. э. // Вестник Волгоградского государственного университета. Серия 4, История. Регионоведение. Международные отношения. – 2019. – Т. 24, № 3. – С. 47–57. – DOI: jvolsu4.2019.3.4

Введение. Современная хронология сарматских памятников финала раннего железного века традиционно признает конец IV в. н. э. окончанием позднесарматской культуры. Такая датировка обусловлена историографической традицией, связанной с упоминанием Аммиа-ном Марцеллином появления гуннов на границах дунайского лимеса в 370-х гг. и тезисом о том, что аланы-танаиты, обитавшие на Дону, были ими разгромлены и частично включены в гуннскую орду [2, XXXI, 3.1]. Традиционность обозначения верхней даты позднесарматской культуры концом IV в. н. э. также связана с высокой унифицированностью погребального обряда. Основные признаки не претерпевают серьезных изменений на протяжении существования культуры. В связи с этим, нередко при отсутствии четких хроноиндикаторов, бывает сложно отнести конкретный комплекс к начальному или финальному этапу культуры.

На этапе формирования позднесарматской культуры во второй половине II в. н. э. в районах Нижнего Поволжья и Нижнего Дона новое кочевое сообщество испытывало достаточно серьезное влияние традиций предшествующего среднесарматского населения. Однако к началу III в. н. э. признаки среднесарматской культуры в погребальном обряде были практически нивелированы позднесарматской традицией [15]. В Южном Приуралье, где среднесарматских памятников обнаружено значительно меньше, чем в других регионах, позднесарматская культура пред- ставлена в наиболее чистом виде с момента появления [22].

Современный взгляд на проблему не позволяет однозначно установить общую финальную дату позднесарматской культуры для разных регионов. В.Ю. Малашев, проведя анализ памятников второй половины III – IVв. н. э., пришел к выводу, что нет оснований говорить о существовании позднесарматской культуры в IV в. н. э. для всей территории ее первоначального распространения. В Южном Приуралье автор ограничил ее завершение не позднее второй половины третьего столетия [21; 22]. Ситуация может объясняться как отсутствием уверенных хроноиндикаторов IV в. н. э. в южноуральских памятниках, так и оттоком населения с этой территории в лесостепную зону Южного Приуралья или в район Приара-лья [21, с. 50].

На территории Заволжья к IV в. н. э. относятся лишь два погребения Сусловского могильника [28].

Волго-Донское междуречье для периода второй половины III – IV в. н. э. не являлось единым культурно-политическим пространством. В это время здесь складываются два кочевых объединения, одно из которых занимало астраханское правобережье Волги, сохраняя традиции позднесарматской культуры. Второе связано с группой памятников в Т-образных катакомбах, которые ассоциируются с ала-нами-танаитами и распространены преимущественно на территории Нижнего Дона и в северной части Волго-Донского междуречья вплоть до верховий р. Медведицы [14].

Появление центрально-кавказского населения в середине III в. н. э. в низовьях Дона разрушило культурное единство позднесарматского мира второй половины II – первой половины III в. н. э. от Зауралья до Приазовья. В течение второй половины III в. н. э. наблюдается сосуществование новых катакомбных традиций и позднесарматского обряда, отождествляемого с погребениями в подбойных могилах. К IV в. н. э. подбои практически исчезают под влиянием новых традиций [5; 21, с. 49]. Такая ситуация позволила В.Ю. Малашеву вполне справедливо отказать захоронениям в Т-образных катакомбах в принадлежности к позднесарматской культуре. Этот обряд не имеет корней в позднесарматской по- гребальной традиции и генетически связан с аланской культурой Северного Кавказа [21, с. 50]. Нижнедонская группа памятников второй половины III – IV в. н. э. формируется на двухкомпонентной культурной основе: позднесарматской и аланской при доминанте последней, приведшей к исчезновению подбойных могил в IV в. н. э. [5, с. 85; 8, с. 20; 25]. Аналогичные процессы культурогенеза наблюдались на этапе формирования позднесарматской культуры в Волго-Донском междуречье во второй половине II в. н. э. в условиях длительного сохранения среднесарматских погребальных традиций и постепенном их исчезновении к началу III в. н. э. под влиянием позднесарматских обрядовых норм [16].

К IV в. н. э. на Нижнем Дону относится значительно меньше захоронений, чем ко второй половине III в. н. э. Однако они четко идентифицируются по вещевому материалу и представлены в подавляющем большинстве случаев катакомбами. В северной части Волго-Донского междуречья культурно-этническая ситуация повторяет обстановку на Нижнем Дону. Известные памятники в бассейне р. Медведицы сочетают как катакомбные захоронения, так и погребения в подбоях и датируются преимущественно второй половиной III в. н. э. [14, с. 100].

На территории Северного Причерноморья кочевнические памятники второй половины III – IV в. н. э. немногочисленны. Катакомбные могилы близки нижнедонским памятникам этого периода. Связывать их с позднесарматской культурой, как и нижнедонские, вряд ли правомочно [21, с. 48–49].

Таким образом, исключая нижнедонские и северопричерноморские памятники второй половины III – IV в. н. э. из позднесарматских древностей, мы наблюдаем серьезнейшие изменения ситуации в степях Урало-Поволжья, связанные с резким уменьшением, практически исчезновением сарматских захоронений, датируемых IV в. н. э. В первой половине III в. н. э., в период расцвета позднесарматской культуры, она приобретает единообразие на всей территории распространения. В это время формируются два политических центра: в Южном Приуралье и на Нижнем Дону. Процесс оформления элит демонстрирует богатые позднесарматские захоронения типа

Лебедевских, Бердянки в Южном Приуралье [4; 22; 23], погребения могильников Валовый I, Центральный и др. на Нижнем Дону [7]. В Нижнем Подонье эти процессы были прерваны появлением населения центрально-кавказского происхождения. В Южном Приуралье мы не наблюдаем культурных изменений на протяжении всего III в. н. э. Тем не менее к концу III – началу IV в. н. э. на огромной территории урало-поволжских и нижнедонских степей практически исчезают курганы кочевников, что может быть связано с сокращением населения в степи. Одной из возможных причин обез-людивания степи в IV в. н. э. могли стать изменения экологической ситуации в регионе.

Материал и методика исследования. Работы по реконструкции динамики природно-климатических условий на основе данных археологического почвоведения проводятся более сорока лет. Для эпохи раннего железного века степей Юго-Восточной Европы накоплен огромный объем материала, преимущественно на сарматских памятниках Нижнего Поволжья, Нижнего Подонья, Южного Приуралья [10; 26; 27]. Результатом обобще- ния имеющихся данных стала следующая схема изменений климатических условий в Нижневолжском регионе в период конца I тыс. до н. э. – начала I тыс. н. э., разработанная В.А. Демкиным (см. рисунок, А).

В свете полученных сведений вековая динамика степени увлажненности климата, основанная на палеопочвенных данных, представляется в следующем виде [10, с. 52]:

• –    период со второй половины II в. до н. э. по I в. н. э. – повышенные нормы осадков, которые могут рассматриваться как микроплю-виальный период;

• –    конец I в. н. э. – первая половина II в. н. э. – постепенное усиление аридизации климата и снижение нормы зимних осадков;

• –    II в. н. э. – первая половина III в. н. э. – аридный период с резким снижением нормы зимних осадков;

• –    вторая половина III в. н. э. – начало гу-мидизации и увеличение количества зимних осадков;

• –    конец III в. н. э. – IV в. н. э. – плювиальный период с максимально высокими нормами осадков.

  

  А

  
  
  

  Б

  Изменение атмосферной увлажненности в степной зоне Нижнего Поволжья в конце I тыс. до н. э. – начала I тыс. н. э.:

  А – сценарий, предлагаемый В.А. Демкиным и соавторами [10];

  Б – предполагаемый авторами сценарий развития климата в финале позднесарматского времени

  
  

  Changes in atmospheric humidity in the steppe zone of the Lower Volga region in the end of the 1^st millennium BC – the beginning of the 1^st millennium AD:

  A – scenario proposed by V.A. Demkin and co-authors [10];

  Б – climate developing scenario in the final of the Late Sarmatian time assumed by the authors

  
  

К сожалению, климатические условия IVв. н. э. практически не исследованы по па-леопочвенным данным в силу чрезвычайно малого количества памятников этого времени. Мы можем уверенно говорить лишь о том, что на позднесарматское время ( это вторая половина – конец III в. н. э. ) пришелся переломный момент , связанный с изменением увлажненности . Именно в это время начинается период гумидизации – устойчивого роста количества осадков – после предшествовавшего аридного эпизода, имевшего место во II – первой половине III в. н. э. Так или иначе, к концу III – началу IV в. н. э. по всему исследованному региону отмечается установление более гумидных условий почвообразования. В целом период с конца III в. н. э., включая весь IV в. н. э., предложено рассматривать как «позднесарматский микроплювиал» [10, с. 49–52].

Анализ материала. Для того чтобы понять суть процессов аридизации и гумиди-зации, реконструируемых на основании палео-почвенных данных, следует рассмотреть, что происходит в почве при том или ином сценарии изменения климата.

В степной зоне основным фактором, определяющим климат холодного времени года, являлась устойчивость зимнего антициклона [1, с. 92]. В условиях мощного азиатского антициклона зимой устанавливается холодная сухая погода с малой мощностью снегового покрова или его полным отсутствием. В весенний период не происходит промачивания почвы, не вымываются соли, не формируются сегрегационные формы карбонатных аккумуляций. В условиях малой весенней влагозарядки наблюдается угнетение растительного покрова, уменьшение запасов гумуса и магнитной восприимчивости. Изреженный растительный покров способствует усилению эрозии и дефляции почв. Все эти признаки указывают на развитие аридизации [9, с. 51; 31]. Характерно, что в данные периоды создаются максимально комфортные условия для зимнего выпаса скота – основы экономики древних обществ. Именно такие условия сформировались в степной зоне во второй половине II в. н. э. и существовали на протяжении первой половины III в. н. э.

Обратный процесс на территории сухих и пустынных степей – гумидизация – наблю- дается при ослаблении зимнего антициклона и увеличении количества осадков. При этом в результате высоких норм осадков в зимний период вымываются токсичные для растений соли, создаются благоприятные условия для роста растений, чувствительных к засоленности почвы. В самой почве при этом будет происходить накопление гумуса, рост гумусового горизонта, вымывание водорастворимых солей в нижнюю часть почвенного профиля или за его пределы, снижение глубины вскипания, формирование крупной хорошо выраженной белоглазки, увеличение магнитной восприимчивости в верхних горизонтах и т. д. Иными словами, при палеопочвенных реконструкциях этот период будет диагностироваться как период гумидизации.

Обсуждение. Парадокс ситуации заключается в том, что на фоне оптимизации природных условий и расцвета (в прямом и переносном смысле) степи, резко ухудшаются условия для реализации традиционной хозяйственной модели ранних кочевников. В этот период наблюдаются частые зимние оттепели, дожди, туманы, за которыми следуют похолодание и связанные с этим обильные снегопады, метели, гололед, обледенение травы, формирование ледяной корки и увеличение мощности снегового покрова [9, с. 51]. В таких условиях увеличивается число невыпасных дней. Следствием становятся болезни и ослабление скота вплоть до полной потери стада, за которым следует гибель населения. Такие условия имели место в пустынно-степной зоне в начале поздней бронзы [3, с. 56]. Мы полагаем, что аналогичный сценарий начал реализовываться в Нижневолжском регионе во второй половине III в. н. э. Поэтому, если предположить дальнейшее развитие климатической ситуации в сторону гумидизации (см. рисунок, Б ), то можно рассматривать экологический фактор как одну из причин отсутствия памятников позднесарматской культуры IV в. в урало-поволжских степях.

Что касается соседних регионов, то здесь также отмечается увеличение увлажненности, но с некоторыми характерными отличиями. Так, по данным О.С. Хохловой и А.А. Хохлова, на протяжении позднесарматского времени, то есть второй половины II – III в. н. э., преобладали влажные и холодные условия [29, с. 108]. При этом авторы допускают, что процесс смены аридных условий гумидными в Южном Приуралье мог начаться даже несколько раньше: «...на переходе от средне- к позднесарматскому времени или в начале позднесарматского времени сухие условия сменились влажными» [29, с. 106]. Эти наблюдения позволяют предположить более ранние по сравнению с волго-донскими степями сроки начала гумидизации в Приуралье в позднесарматское время. В целом реконструкция динамики палеопочвенных процессов в первые века н. э. для данного региона затруднена ввиду небольшого количества памятников среднесарматского времени.

Косвенным фактом климатических изменений в степях Восточной Европы, отразившихся в первую очередь в Южном Приуралье, являются следы миграций позднесарматского населения, которые можно назвать внутренними. Как уже упоминалось выше, в начале III в. н. э. позднесарматская культура вырабатывает единообразные традиции для всех регионов распространения. К этому времени, помимо унификации погребального обряда наблюдаются и устойчивые экономические связи на этой территории. Например, керамика из производственных центров Северного Кавказа, ставших в этот период основными поставщиками керамической посуды в степь, распространяется не только в Волго-Донском регионе, но и в Южном Приуралье [22; 23]. Единые типы ременной гарнитуры, узды, вооружения характерны для всей культуры [6; 20].

После разрушения Танаиса и меотских поселений на Дону в середине III в. н. э. в погребениях Волго-Донского региона появляются некоторые типы инвентаря, позволяющие четко обозначить середину III в. н. э. как хронологическую границу между двумя основными этапами позднесарматской культуры [17], в погребениях второй половины III в. н. э. в Нижнем Поволжье и на Нижнем Дону – лепные керамические формы, более характерные для южноуральских памятников. Появление южноуральской лепной посуды в волго-донских степях может свидетельствовать о движении позднесарматского населения из Южного Приуралья в Волго-Донской регион в свя- зи с началом периода неблагоприятных природно-экологических условий.

Еще одним аргументом правомочности предлагаемой палеоэкологической реконструкции может быть история развития раннеаланской культуры Северного Кавказа, этапы которой достаточно хорошо разработаны [11; 19]. Ее формирование завершается ко второй половине II в. н. э. Период наивысшего расцвета раннеаланской культуры связан с III в. н. э., что может быть отражением процесса гумидиза-ции климата и, соответственно, повышением урожайности в регионе. В середине III в. н. э., вероятно, ввиду высокой демографической нагрузки в Центральном Предкавказье, наблюдается несколько миграционных волн из этого региона как на восток, до северных районов Дагестана, так и на запад, в степи Нижнего По-донья, где сформировались племена аланов-та-наитов. Последующие миграции раннеаланского населения, относящиеся к IV в. н. э., связаны с дальнейшей экспансией на территории Кавказа, до Южного Дагестана [11, с. 162; 18; 24], но уже не в степные районы, где в это время, вероятно, климатическая ситуация была неблагоприятной.

Заключение. На основании анализа культурно-исторических событий и палеопоч-венных реконструкций климатической ситуации в степях Восточной Европы в финале раннего железного века можно сделать следующие предположения об их взаимосвязи. В волго-донских степях аридизация климата II–III вв. н. э. создала весьма благоприятные условия для жизни ранних кочевников. Холодные сухие зимы в аридные периоды позволяли успешно реализовывать характерную для них хозяйственную модель, основанную на круглогодичном содержании скота на подножном корму. В таких условиях формировалась позднесарматская культура, достигнув расцвета в первой половине III в. н. э.

Гумидизация климата, начавшаяся в Южном Приуралье во второй половине III в. н. э., охватившая волго-донские степи в конце III – начале IV в. н. э., повлекла за собой серьезные последствия для кочевников позднесарматского времени. Неустойчивая зимняя погода с обильными снегопадами, оттепелями и похолоданиями могла привести к резкому возрастанию числа невыпасных дней зимой, что ставило под угрозу выживание стада и, соответственно, самих кочевников. Такие климатические условия могли стать одной из причин сокращения населения в степи в IVв. н. э.

Проведенный анализ позволяет сделать предположение, что в IV в. н. э. в волго-донских степях сложились природные условия, исключающие либо значительно затрудняющие реализацию традиционной хозяйственной модели ранних кочевников.

В описанных критических для кочевого скотоводства условиях гумидизации вполне очевидным выходом могла быть откочевка зимой в более южные районы степи, где традиционно располагались зимники. Однако и там, в условиях повышенной увлажненности, обильный снежный покров мог стать серьезным препятствием для выпаса скота. Например, на Северном Кавказе позднесарматское время ознаменовалось активизацией роста ледников, указывающей на заснеженность и в предкавказской зоне [30].

Насколько длительным оказался период гумидизации в степях Восточной Европы, судить сложно. Хорошо известно только, что период нашествия с востока гуннской орды в последней четверти IV в. н. э. оставил крайне небольшое количество археологических свидетельств [13, с. 111–130]. Учитывая сходство хозяйственных моделей позднесарматских и гуннских племен, можно предположить, что в конце IV в. Южное Приуралье и волгодонские степи не представляли интереса для кочевников-скотоводов. Одной из причин могли быть продолжавшиеся неблагоприятные экологические условия, связанные с высокой гумидизацией климата. Отсутствие зимних пастбищ не позволяло населению задерживаться в степи и влекло на запад, где гумиди-зация была не столь интенсивной, и в более обводненные лесостепные районы, где существовала возможность зимнего выпаса скота в поймах рек [12] с использованием кустарников и подлеска в качестве грубых кормов.