Ключевые слова в поэтическом цикле "Стол" М. Цветаевой (от звука к смыслу)

Художественный текст является исключительно сложным и информативным феноменом: естественным представляется рассмотрение его как функциональной динамической системы, самоорганизующейся на основе синергии взаимных трансформаций между единицами разных уровней его организации и культурного контекста. При таком подходе художественный текст может быть представлен как аналог единой информационной базы (или тезауруса) человека (его памяти) и внутреннего лексикона в психолингвистических теориях . При этом слово обеспечивает доступ к внутреннему лексикону и единому информационному тезаурусу.

Ключевое слово дает вход в художественный текст с его системой жанровых, пространственно-временных, образных, лингвистических и иных единиц и средств, разворачивающихся не только на пространстве отдельного текста, но и в общем контексте культуры. Ключевое слово в известной степени "высвечивает" фрагмент континуальной и многомерной картины мира художественного текста в проекции на интертекст. И каждый раз подобный вход обеспечивают собственно лингвистические признаки слова, его особенности от фонетики до синтаксической роли. Анализ ключевого слова неизбежно затронет все уровни организации художественного текста и приведет к определенной, пусть и не единственной из всех возможных, его интерпретации.

Важной проблемой является проблема соотношения звуковой и смысловой стороны слова в художественном тексте. Именно на пересечении этих уровней строятся такие важные и широко используемые художественные приемы, как корневой повтор, этимологическая регенерация, поэтическая этимология, паронимическая аттракция и др.

Наиболее ярким примером использования этих приемов является 2

поэзия М. Цветаевой . В целом поэтику поздней Цветаевой М.Л. Гаспаров характеризует следующим образом: "Сближение слов по звуку и вслушивание в получившийся новый смысл; выдвижение слова как образа и нанизывание ассоциаций, уточняющих и обогащающих его старый смысл; рефренное словосочетание как композиционная опора, к которой сходятся все темы всех частей стихотворения. Словом поверяется гема:

• ¹    См., например: Залевская А.А. Текст и его понимание. Тверь, 2001.

• ²    Подробное описание и дифференциация приемов дана в: Зубова Л.В. Поэзия Марины Цветаевой: Лингвистический аспект. Л., 1989.

созвучность слов становится ручательством истинного соотношения вещей и понятий в мире, как он был задуман богом и искажен человеком"1.

Рассмотрим только стихотворный цикл "Стол", написанный Цветаевой в 1933 году. Весь цикл организован вокруг ключевого слова, обозначенного в заглавии. Стол в результате последовательно развернутой поэтической этимологии организует весь цикл по вертикали. Стол превращается в столбцы текста и жизни:

Стол, выстроивший в столбцы

Горящие: жил багрец!

Деяний моих столбец! (595)2

Примечательно, что в контексте появляются жилы, очевидно соотносимые с мускулом Пушкина:

Преодоленье

Косности русской -Пушкинский гений? Пушкинский мускул... (571) Далее стол трансформируется в столп;

Столп столпника, уст затвор -Ты был мне престол, простор -Тем был мне, что морю толп '                 Еврейских - горящий столп! (595)

Столп здесь и колонна, и Бог, принявший вид огненного столпа, указавшего евреям путь исхода из Египта. Кроме того, стол превращается в престол и простор для творчества самого поэта. Последнее особенно важно, поскольку простор связан с идеей безмерности, столь важной для 1 (ветаевой при описании поэта и творчества. "Его внутренняя форма (*рго-stor-; *pro-stiratl) апеллирует к таким смыслам, как "вперед, вширь, вовне" и далее - "открытость, воля" ("Попробуем прислушаться к языку. О чем он говорит в слове пространство! В нем говорит простор. Это значит: нечто простираемое, свободное от преград. Простор несет с собой свободу, открытость...")³.

Далее стол становится "стойкий, врагам на страх", обращается в скалу и свод:

Упорства. Скорей - скалу

Своротишь! И лоб - к столу Подстатный, и локоть под -Чтоб лоб свой держать, как свод. (599)

Свод, конечно, еще и "небесный купол" (МАС). Вновь возникает идея безмерности.

Стол создал "Столяр" (так у Цветаевой - с большой буквы). Столяр вровень с Богом. И в конце концов стол превращается в стаол, через который вливаются жизненные силы, через который лирическое "я" Цветаевой соприкасается с корнями, духовными истоками, из которых черпается вдохновенье:

Остался - живым стволом!

С листвы молодой шрой Над бровью, с живой корой, С слезами живой смолы, С корнями до дна земли! (599)

Образ стола разворачивается и в других направлениях. Наиболее значимым представляется мотив широты. Он возникает сначала за счет повторения корневых морфем, достаточно частотного художественного приема у Цветаевой:

Настольных - большал, ширел,

Так ширился, до широт... (595)

Следует отметить цветаевский окказионализм "ширеть", глагол, выражающий динамику, процесс распространения широты. Мотив широты поддерживается идеей роста, также переданной через повтор: "Спасибо, что рос и рос". Широта и рост неожиданно превращаются в сравнение:

Так ширился, до широт -

Таких, что раскрывши рот (595)

И все реализуется в образе заливаемого морского берега (штранду

Схватясь за столовый кант...

Меня заливал, как штранд!1 (595)

В четвертом стихотворении цикла пространственная широта оказывается поставленной в ряд с вечностью как категорией времени: А прочный - во весь мой вес,

Просторный - во весь мой бег,

Стол - вечный - во весь мой век! (599)

В данном контексте поразительным образом сочетаются, казалось бы, несочетаемые понятия. Первую часть строк (три слога) составляют характеристики прочный - просторный - вечный, им противостоят через тире и рефрен ("во весь мой") вес - бег - век. Слова «прочный» и «вес», в силу своего лексического значения ('крепкий', 'постоянный', масса ) обозначающие статичные характеристики обычного физического мира ("непоэта"), по отношению к поэту (мой) оказываются динамичными категориями движущегося, расширяющегося в беспредельность пространства как бега и переходят в категории временные - вечность и век*. Еще бл. Августин о противопоставлении времени и вечности писал: "Время составляет меру движения и измерения, присущих всем конкретным, "сотворенным" вещам. Оно не существовало до вещей, до творения мира, а появилось в результате Божественного творчества, одновременно с ним. Сотворив преходящие вещи, Бог создал и меру их измерения... Будучи источником времени, Бог не переживает никакого "пред тем" и никакого "потом", ибо в мире Его мыслей-идей все есть раз и навсегда. В этом мире поэтому все существует как застывшее постоянное "теперь" (nuns stans). Статичная вечность неотделима от Божественного существа"2. Подобная трансформация усиливается за счет появления образа лба в предшествующей (через одну) строке: "Чтоб лоб свой держать, как свод". Этот же образ возникает в первом стихотворении цикла, появляется при описании Пушкина ("Самый вольный, самый крайний Лоб" в цикле «Стихи к Пушкину»), Гете (в письме Пастернаку от 23 мая 1926 года), он же характеризует путь поэта в цикле "Поэт": "кверх лбом". В библейской традиции он связан с лобным местом, горой над черепом Адама, на которой был распят Христос. Искупление Христом на этом месте греха первочеловека (и человечества вообще) символизирует преемственность поколений и движение времени.

• Стол выступает в качестве хранителя, сопровождающего поэта и ограждающего от мирских соблазнов:

Спасибо за то, что шел Со мною по всем путям. Меня охранял - как шрам. (594)

Путь поэта - особый путь. Здесь он из "пути кометы" в цикле «Поэт» становится тяжелым жизненным путем, требующим выносливости и терпения:

Мой письменный вьючный мул!

Спасибо, что ног не гнул Под ношей, поклажу грез -Спасибо, что нес и нес. (594)

Стол сравнивается с символом правосудия: "строжайшее из зерцал". Он выступает как закон, ограждающий поэта от всего, что тому мешает, что относится к другому миру, миру "непоэтов":

(Соблазнам мирским порог) Всем радостям поперек, Всем низостям - наотрез! (594)

Этот ряд продолжат "ненависть" и "обида". Стол настигает поэта на всех «не его путях» и возвращает назад к творчеству, к ремеслу (один из мотивов "Стихов к Пушкину»):

Срывался! На всех путях Меня настигал, как шах -Беглянку. - Назад, на стул... (595)

Противопоставление двух миров ("поэта - непоэта") доведено до предела в шестом стихотворении цикла. Эти области четко противопоставлены с первых строк: "непоэт" - вы, "поэт" - я. Кроме того, оппозиция поддерживается другими языковыми средствами: от противительных союзов в сложном предложении ("Вас положат - на обеденый, А меня - на письменный") до параллельных конструкций:

Оттого что, йотой счастлива, Явств иных не ведала.

Оттого что слишком часто вы, Долго вы обедали. (600)

Однако наиболее очевидно области разведены на уровне лексики. В мире "непоэта" абсолютно преобладают слова, связанные с едой, с животной сферой человеческой жизни: объедена, обедали, отрыжками, трюфелем, оливками, пикулем, спаржа, скатерть, крошками, огрызками. К области "поэта" отнесена лексика, связанная с творчеством, с поэзией. При этом фонетически они часто пересекаются: э/сивописаны, книжками, грифелем, рифмами, дактилем. Подобное фонетическое объединение еще более разъединяет, поскольку границы заданы изначально. Цветаева использует свой излюбленный художественный прием (смысловое сближение фонетически сходных слов) наоборот, оживляя его изнутри, поскольку речь идет о творчестве и нетворчестве.

Все это разворачивается на фоне противопоставления двух столов: обеденного для "непоэта" и письменного для "поэта". И все разрешается смертью для обоих. Смерть "непоэта" означает следующее:

А чтоб скатертью не тратиться -

В яму, место низкое,

Вытряхнут вас всех со скатерти: С крошками, с огрызками.

Каплуном-то вместо голубя

Порх! - душа - при вскрытии. (600)

Скатерть здесь означает беспредельно разворачивающееся пространство, сопоставимое со скатертью-верстою из цикла "Ханский полон"¹, характерное для "поэта". Поэтому всех "непоэтов" с нее стряхивают в яму, в могилу. А души их превращаются в каплунов -выхолощенных петухов, откармливаемых на мясо.

Иная смерть предназначена "поэту":

А меня положат - голую:

Два крыла прикрытием (601).

Образ крыла, завершающий ряд переломанного крыла Блока и серафимьего крыла Пушкина, дает "поэту" (Цветаевой) возможность чистого ("голую") полета в разворачивающуюся беспредельность, в область вечного и безмерного Божественного Абсолюта.

Механизм перехода от ключевых слов к поэтическим приемам и художественным концептам может быть представлен следующим образом. Весь цикл построен как последовательное развертывание поэтической этимологии ключевого слова, поставленного в заглавие. Стол трансформируется в столбцы, связанные с идеями текста и жизни, далее в тексте появляется столп, на концептуальном уровне это и колонна, и Бог, принявший вид огненного столпа, указывающего евреям путь исхода из Египта. Через художественный прием сравнения ("Тем был мне, что морю' толп"...) огненный столп оказывается указателем для творчества лирического "я" поэта. Концепт творчества на лексическом уровне обозначен двумя словами: престол и простор, из которых последнее, за счет внутренней формы, связано с художественными концептами безмерности и свободы, неразрывно связанными с творчеством как их неотъемлемой характеристикой. Подобное соответствие подчеркивается параллелизмом конструкций: "Ты был мне" - "Тем был мне". Безмерность выражается и в слове свод, сравниваемом со лбом как символом поэта, творчества и лобного места, горой над черепом Адама, на которой был распят Христос, что в культурном контексте не может не указывать на концепт смерти. Наконец, стол трансформируется в Столяр, что вводит концепт творца, Бога, и разворачиваемая поэтическая этимология разрешается словом ствол, через который вливаются жизненные силы, через который лирическое "я" Цветаевой соприкосается с корнями, духовными истоками, из которых черпается вдохновенье, необходимое для творчества.

Кроме непосредственного фонетического обыгрывания слова стол, с ним, как поэтическим образом, оказываются связанными другие ключевые слова, также объединяемые звуковым подобием, сопровождаемым корневыми повторами: больша-д ширел, ширился, широт и рос, рос. Все они на концептуальном уровне указывают на пространственную динамику по горизонтали и вертикали, очевидно связанную с безмерностью и свободой. Ряды прочный, просторный, вечный и вес, бег, век ставят в соответствии концепту безмерности вечность, объединяя пространство и время.

В последнем стихотворении цикла тем же приемом фонетического сближения очерчиваются концепты мир поэта (творчество) и мир непоэта. Для мира непоэта характерно абсолютное преобладание слов, связанных с едой, с животной сферой человеческой жизни: объедена, обедали, отрыжками, трюфелем, оливками, пикулем, спаржа, скатерть, крошками, огрызками. К области мира поэта отнесена лексика, связанная с творчеством, с поэзией: живописаны, книжками, грифелем, рифмами, дактилем. Фонетическое объединение двух рядов еще более разъединяет данные концепты. Цветаева использует свой излюбленный художественный прием (смысловое сближение фонетически сходных слов) наоборот, оживляя его изнутри, поскольку речь идет о творчестве и нетворчестве.