«Княжеское» женское погребение на поселении Мухино2 гуннского времени на Верхнем Дону

Памятники гуннского времени на Верхнем Дону, объединенные в группу Черто-вицкое-Замятино ( Обломский , 1999. С. 133), стали целенаправленно изучаться с конца 1980-х гг. Наиболее интересные из них исследованы на Острой Луке Дона – в излучине реки, около г. Задонск (Липецкая обл.). Здесь расположены самые крупные по площади поселения и их комплексы, в том числе поселение Мухино-2 (рис. 1).

В данной статье будет дана краткая археологическая характеристика пока единственного в верхнедонском регионе «княжеского» захоронения1. Это по-

• ¹    Авторами готовится полная публикация материалов этого погребения.

  
  
  

  гребение № 1, выявленное на многослойном поселении Мухино-2, на левом берегу р. Снова, недалеко от впадения ее в р. Дон ( Земцов , 2003. С. 111–113; 2004. С. 22–25). Захоронение можно отнести к числу «княжеских» находок гуннского времени, так называемого горизонта Унтерзибенбрунн, который соответствует периоду D2 «варварской» европейской хронологии², т. е. 380/400–440/450 гг.

Рис. 1. Географическое положение поселения Мухино-2 на Верхнем Дону.

Точкой обозначено поселение

Мухино-2

Описание погребения

Как уже отмечалось, захоронение было обнаружено на территории поселения гуннского времени. Судя по планиграфии памятника, погребение было совершено на восточном краю усадебного комплекса. Весьма вероятно, что поселенческие материалы и захоронение одновременны ( Земцов , 2012. С. 157).

Погребение было совершено в яме неправильной прямоугольной формы по обряду ингумации. Яма была заполнена материковой глиной, в нижней половине ее заполнения были встречены редкие включения гумуса и углей. На дне могильной ямы фиксировался углистый слой, а в некоторых местах прослежены более четкие полосы углей, возможно следы плах. На этой прослойке был обнаружен плохо сохранившийся скелет человека, однако присутствующие кости лежали в анатомическом порядке. Погребенный был захоронен в вытянутом положении на спине, головой на север, руки положены вдоль тела. Проведенное М. В. Добровольской и М. Б. Медниковой антропологическое исследование скелетных останков показало, что они принадлежат женщине 20–29 лет. На основании отсутствия эмалевой гипоплазии зубов (признак, свидетельствующий о стрессах, перенесенных человеком в детстве) предполагается, что ее детство было достаточно благополучным и не сопровождалось кратковременными остановками роста. Изотопный анализ коллагена костной ткани скелетных

• ²    Здесь и далее используется общеевропейская хронология Барбарикума, см., например: ( Godłowski , 1970; Tejral , 1988; 1997; 2005; 2007; Shchukin, Kazanski, Sharov , 2006).

фрагментов женщины позволяет строить гипотезы относительно пищевого рациона и среды обитания погребенной ( Мастыкова и др. , 2013; Добровольская и др. , 2014).

Погребальный инвентарь

Сопровождающие вещи, помимо двух керамических сосудов и костей животного, зафиксированных выше уровня залегания скелета человека, были обнаружены на дне могилы преимущественно в районе груди и кистей рук и составляли несколько скоплений. Часть вещей принадлежит типам и категориям, изучавшимся нами ранее. В статье мы дадим лишь их краткую характеристику, а основное внимание сосредоточим на предметах, прежде нами не рассматривавшихся.

Два керамических сосуда , располагавшиеся по линии север–юг на расстоянии одного метра друг от друга, были выявлены в верхней части заполнения могильной ямы в грунте, который не отличался от материковой глины.

Лепной горшок, сильнопрофилированный с высоко расположенными плечиками и хорошо заглаженной поверхностью (рис. 2, 1 ).

Лепной кувшин с подлощенной поверхностью (рис. 2, 2 ). По мнению А. М. Обломского, кувшин такой формы и фактуры характерен для столовой посуды позднеантичного Танаиса гуннского времени. Также подобные сосуды известны в Юго-Западном Крыму в позднеримское и гуннское время ( Облом-ский , 2005. С. 107; 2011. С. 445).

Бляшки из золотой фольги округлой, треугольной и зигзагообразной формы со штампованным декором и дырочками для нашивания были зафиксированы, прежде всего, в районе груди погребенной (цв. илл. XV, 1–9 ).

Такого рода золотые бляшки хорошо известны в богатых погребениях пон-токавказского и дунайского регионов в позднеримское и гуннское время ( Кишш , 1995. С. 83; Mastykova, Kazanski , 2006; Мастыкова , 2014. С. 137–142. Цв. вкл. Рис. XIII, XV, XVI). Только в одном случае золотые аппликации были встречены в контексте княжеского горизонта Смолин-Косино (период D2/D3, т. е. 430/440–470/480 гг.) в Бакодпусте (Bakódpuszta) ( Кишш , 1995. Табл. 5), хронологические рамки которого могут заходить в пределы постгуннского времени.

Бляшки из золотой фольги треугольной формы, гладкие без декора, с дырочками для нашивания лежали в ногах погребенной (цв. илл. XV, 10, 11 ).

Золотые пронизи в виде трех соединенных трубочек были найдены в районе головы и правой руки (цв. илл. XV, 12–14 ).

Трубочки-пронизки известны в Римской империи, а также и в Северном Причерноморье уже с начала н. э. В гуннское время они хорошо представлены на Боспоре Киммерийском, в Юго-Западном Крыму и Танаисе ( Мастыкова , 2014. С. 142–144. Рис. 4).

Фрагмент предмета из золотой фольги с рельефным декором найден в районе груди, ближе к восточной стенке могилы (цв. илл. XV, 16 ).

Рис. 2. Керамические сосуды из погребения № 1 на поселении Мухино-2. Фото Г. Л. Земцова

Вероятно, это – фрагмент накладки-лунницы или наконечника ременной гарнитуры гуннского времени (ср.: Засецкая , 1994. Табл. 1, 10 ; 6, 14 ; 10, 3, 4 ; 11, 3 ; 17, 18 ; 22, 1 ; 30, 8 ).

Металлическое ³ зеркало с центральной петлей, украшенное тремя концентрическими рельефными кругами ⁴, было обнаружено в районе груди погребенной (рис. 3, 1 ).

Зеркала с таким декором – двумя или тремя параллельными концентрическими кругами – были рассмотрены в свое время И. Вернером и выделены в отдельный тип Карповка–Сан-Сюльпис ( Werner , 1956. S. 117–118). Позднее Б. Анке выделил такие зеркала в тип IV ( Anke , 1998а. S. 26, 27). Мы используем объединенное название этого типа: зеркала типа Карповка–Анке-4 ( Мас-тыкова , 2009а. С. 83, 84). Впоследствии эти зеркала были подробно рассмотрены И. П. Засецкой и ее соавторами при изучении комплексов Морской Чу-лек и Михаэльсфельд ( Засецкая и др ., 2007. С. 18–24; Засецкая , 2010. С. 149, 150).

Зеркала типа Карповка-Анке-4 известны уже в позднеримское время на Северном Кавказе и существуют в Восточной Европе вплоть до IX-X вв. включительно ( Засецкая и др. , 2007. С. 21, 22. Табл. 1; Засецкая , 2010. С. 149, 150). Эти зеркала хорошо представлены в древностях оседлого населения Крыма, Тамани, Танаиса и Западного Предкавказья в гуннское и постгуннское время, изредка попадают на Дунай и в Западную Европу ( Мастыкова , 2009а. С. 83, 84). В кочевнических могилах такие зеркала, за редкими исключениями (Михаэль-сфельд, Новопокровка), не отмечены.

• ³    Химический анализ предметов из цветного металла не проводился.

• ⁴    На лицевой стороне зеркала сохранился слабый отпечаток следов ткани.

Рис. 3. Предметы погребального инвентаря из захоронения № 1 на поселении Мухино-2

1 – зеркало с центральной петлей, украшенное рельефными кругами; 2 – туалетный набор из двух стерженьков на проволочном кольце; 3 – пинцет с расширенными концами на проволочном кольце; 4 – браслет с расплющенными окончаниями;

1–4 – металл

По: ( Земцов , 2012. Рис. на с. 161)

Металлическая трехрогая (пельтовидная) гладкая лунница-подвеска найдена рядом с зеркалом в районе груди погребенной (цв. илл. XV, 15 ).

Такие подвески достаточно широко были распространены в римское время и эпоху раннего Средневековья. По мнению С. Ю. Каргопольцева и И. А. Бажана, гладкие лунницы без вставок и филиграни бытуют в основном в IV в., т. е. в период СЗ–D1 (300/320–400/410 гг.); в V в., с появлением полихромных лун-ниц, гладкие подвески выходят из употребления. Авторы приходят к выводу, что трехрогие лунницы возникают на базе провинциально-римских фибул и накладок (как гладких, так и с эмалевыми вставками) I–II вв. ( Каргопольцев, Бажан , 1993. С. 113–120. Рис. 1; 4).

Собранные нами параллели в целом подтверждают эту схему, хотя существование гладких лунниц в гуннское и даже в постгуннское время засвидетельствовано рядом находок. Гладкие двухрогие и трехрогие лунницы известны в женских погребениях черняховской культуры на могильниках: Черняхов, Пет-рикивцы, погр. 3; Косаново, погр. 5; Тыргшор, погр. 82, 155 и 243; Могошань, погр. 39, 57; Фынтынэле Риц, погр. 2; Бырлад-Валя-Сякэ, погр. 407, а также на поселении Демьянов II ( Баран , 1981. С. 118. Табл. XXIX, 15 ; см. библиографию: Мастыкова , 2011). Три золотые гладкие лунницы, две трехрогие и одна – двухрогая, были в составе клада Валя-Стрымбэ, обнаруженного в Трансильвании в ареале черняховской культуры и содержавшего предметы черняховского типа. Клад относится к финальной фазе черняховской культуры, периоду D1 (360/370–400/410 гг.), поскольку в нем находились монеты 367–383 гг. (Там же. С. 359–365. Рис. 13).

Подобная трехрогая лунница-подвеска найдена вместе с туалетным набором в погребении 6 в позднеантичном Западном некрополе Фанагории на Таманском полуострове ( Шавырина, Ворошилова , 2013. С. 458–460. Рис. 26, 1 ).

Трехрогие гладкие лунницы представлены в известном кладе Брангструп (Brangstrup) на о. Фюн в Дании, с монетами от 248-251 по 335-337 гг.⁵; в погребении 68 могильника Чаквар (Csákvár) конца IV – начала V в., в Паннонии ( Werner , 1988. S. 269–274, 285. Abb. 18; 23, 2 ).

Такой же формы гладкие лунницы известны в Северной Башкирии на могильнике Бирск, в погребениях 35 и 123 гуннского и постгуннского/шиповского времени ( Мажитов , 1968. С. 89, 90. Табл. 2, 18–21 ; 13, 1 ); в Среднем Поволжье в погребении 191 могильника Армиево, которое автор относит к третьей четверти VI в. ( Богачев , 1992. Рис. 26).

Особый вариант гладких лунниц со слабовыраженными рожками известен в материалах киевской культуры, например в кладе на поселении Роище. Исходя из размеров лунниц, их обычно интерпретируют как элемент конского убора ( Терпиловский , 1984. С. 31. Табл. 22, 3 ; 2004. Рис. 62, 1, 3 ).

Металлический браслет с расплющенными окончаниями в виде змеиных головок, имеющих расширение и напоминающих раздутый капюшон кобры, был надет на левое запястье погребенной женщины. Из-за плохой сохранности предмета трудно определить, имелся ли декор на расширенных концах браслета (рис. 3, 4 ).

Браслеты с расплющенными орнаментированными и неорнаментированны-ми концами известны в Европе с римского времени (полную библиографию см.: Мастыкова , 2009а. С. 66–69).

Подобные браслеты с окончаниями в виде раздутой головы кобры встречаются уже в сарматских материалах I-II вв., например в погребениях 12 и 18 могильника Калантаево в Черкасской обл. ( Покровська, Ковпаненко , 1961. С. 133, 135. Рис. 7, 1, 3 ; Щукин , 1994. Рис. 72, 8, 10, 12 ) . Известен такой браслет в погребении 1N могильника «Городок Николаевка» на Нижнем Днепре ( Ebert , 1913. Abb. 108, i ), относящемся, скорее всего, к дочерняховской фазе могильника.

Браслеты с расплющенными окончаниями в виде раздутой головы кобры известны на Северном Кавказе на следующих памятниках: Дюрсо, в погребениях 292, 306, датированных 450–480/90 гг.; Клин-Яр 3 в захоронении 62 времени от 450/460 по 530/570 гг.; Джамагат, погребение 4 конца гуннского времени или ранней фазы шиповского горизонта, т. е. от 430/440 до 500/510 гг. ( Мастыкова , 2009а. С. 67–69); Харачой, погребение 4 ( Багаев , 2008. Рис. 152, 7, 8 ), которое, по В-образной пряжке, принадлежит горизонту «геральдической» гарнитуры.

На Урале такие браслеты представлены в Бирском могильнике, в погребениях 78 и 138 шиповского/постгуннского горизонта ( Мажитов , 1968. Табл. 14, 6, 9 ; Амброз , 1989. Pис. 33, 12 ).

В Паннонии подобные браслеты найдены на могильнике Чаквар (Csákvár) в погребениях 10 и 51, относящихся к концу IV – началу V в. ( Salamon, Barkóczi ,

• ⁵    Этот клад также содержит подвеску, типичную для горизонта Унтерзибенбрунн: ( Werner , 1988. Abb. 18, 10 ; ср.: Capelle , 1994. S. 23–25. Fig. 15).

1971. Abb. 6, 32 ; 1978. 4 kép., 51 ). Может быть, стоит отметить и пластинчатый браслет с очень похожими окончаниями с поселения эпохи Великого переселения народов в Нитре в Словакии ( Pieta , 1993. Оbr. 6).

Трудно сказать, можно ли считать аналогией браслет с расплющенными концами схожей формы, но украшенными насечкой и гравировкой, происходящий из погребения 5 могильника Животинное на Верхнем Дону ( Медведев, Винников , 1989. С. 151–155. Рис. 2, 2 ; Медведев , 1990. Pис. 29, 16 ), которое, по мнению А. М. Обломского, относится к гуннскому/постгуннскому времени (2004. С. 224). Прямой параллелью этой находке из Животинного является браслет из погребения 253 Танаиса, датированного первой половиной III в. ( Арсеньева , 1977. С. 69–72, 141. Табл. XXXIII, 8 ). К ним близок и браслет с расплющенными концами, но без декора, найденный на верхнедонском могильнике Ксизово-19. А. М. Обломский относит этот памятник в целом к гуннскому времени (2011. С. 454).

Металлический туалетный набор из двух стерженьков, надетых на проволочное кольцо с закрученными концами (конец одного стерженька обломан, второй – имеет форму миниатюрной ложечки) был найден рядом с костями левого запястья и бедренной костью (рис. 3, 2 ).

Во многих женских погребениях эпохи Великого переселения народов встречены так называемые туалетные наборы. Это два или три металлических стержня, часто с загнутыми концами, обычно интерпретируемые как копоуш-ки, маникюрные инструменты, предметы для чистки зубов и т. д. Нередко эти стерженьки закреплены на металлическом кольце, иногда вместе с так называемыми косметическими ложечками или ложками-цедилками. К туалетным приборам можно отнести и металлические прямые или с загнутыми концами стерженьки, имеющие, иногда, колечко для подвешивания. Подобные туалетные наборы сблизить в эпоху переселения народов хорошо известны в Танаисе, Восточном Крыму, на Северном Кавказе, в Абхазии ( Мастыкова , 2009а. С. 90, 91. Рис. 111; 112, 1–3 ), отмечены они и на Таманском полуострове ( Шавырина, Ворошилова , 2013. С. 458–460. Рис. 26, 2 ).

Они неплохо представлены и в древностях Центральной и Западной Европы того же времени, в частности в «княжеских» находках, таких как Рабапордань (Rábapordány) в Венгрии ( Alföldi , 1932. Taf. 10), Унтерзибенбрунн (Untersieben-brunn) в Нижней Австрии или Баллер (Balleure) в Бургундии (L’Or des princes barbares…, 2000. № 9, 28 ; 10, 9 ; 14, 6 ).

Металлический пинцет с расширенными концами на проволочном кольце с закрученными концами лежал рядом с туалетным набором возле костей левого запястья и бедренной кости (рис. 3, 3 ).

В целом такого рода находки, как пинцеты, широко распространены в Европе в римское время и в раннем Средневековье. В Римской империи они известны уже в I в. н. э. ( d’Ambrosio , 2001. P. 24, 25), появление этого предмета в женском уборе у варваров произошло, очевидно, под римским влиянием.

Подобные пинцеты встречаются в материалах черняховской культуры, в частности на поселении Великая Бугаевка ( Петраускас, Шишкин , 2013. С. 64.

Табл. 27, № 671 ) или на поселении Козары ( Жарова и др ., 2002. С. 119, 120. Рис. 2, 6 ).

Известны они и на Боспоре Киммерийском. Например, в Керчи в погребении 2 склепа 78.1907 г., который, будучи семейной усыпальницей, использовался долгое время и датируется широким периодом со второй половиной V до середины VI в. ( Засецкая , 1998. С. 430–432. Табл. 15, 4 ). В некрополе Сиреневая Бухта в склепе 20/8 такой пинцет был обнаружен вместе с туалетным набором ( Масленников , 1997. Рис. 46, 13 ). В «азиатской» части Боспора пинцеты найдены на Ильичевском городище в помещениях XXV и XIX ( Гавритухин, Паромов , 2003. Табл. 61, 69, 70 ).

Пинцет с расширенными концами представлен в уже упоминавшемся погребении у с. Новопокровка в Восточном Крыму вместе с зеркалом типа Карповка - Анке-4 ( Гаврилов , 1996. Рис. 2, 6). Данное погребение И. П. За-сецкая и ее соавторы обоснованно датируют в пределах последней четверти V – второй половины VI в., т. е. постгуннским временем ( Засецкая и др. , 2007. С. 15–24).

На Нижнем Дону в погребении Терны пинцет лежал на зеркале, декорированном концентрическими кругами, в районе грудной клетки погребенного, причем на запястье правой руки находился металлический браслет с расплющенными концами в виде стилизованных змеиных головок ( Гудименко , 1990. Рис. 1, 3, 6, 7 ).

На Северном Кавказе подобные пинцеты с расширенными концами были зафиксированы в инвентаре ряда женских погребений эпохи переселения народов ( Мастыкова , 2009а. С. 89. Рис. 106, 1-6) ⁶. Но встречаются пинцеты в женских погребениях в указанном регионе и позднее, например в Кугульском Западном склепе 3 ( Рунич , 1975. Рис. 11, 4 ).

Для дунайского региона в V в. назовем находки пинцетов на следующих памятниках: погр. 1 некрополя Вранья (Vranja) ( Dautova-Ruševljan , 1980–1981. Tabl. III, 2 ), Соб (Szob) ( Kovrig , 1957. Pl. 1, 6), Кишкундорожма (Kiskundorozs-ma) – пинцет находился на одном колечке с туалетным набором ( Vőrős , 1985. Tabl. 4), Рабапордань ( Alfoldi , 1932. Taf 10), Гава (Gava) (Das Gold von Ny^re-gyháza…, 1997. Abb. 60, 2 ), погр. 14 могильника Вышков (Vyškov) ( Tejral , 1974. Abb. 2, 8 ), погр. 1 и 2 некрополя Хоберсдорф (Hobersdorf) ( Werner , 1956. Taf. 11, 11, 12 ; Tejral , 2005. Abb. 4, C. 5, 16 ), погр. 25 Дравлье (Dravlje) ( Slabe , 1975. Tabl. 7, 2 ), погр. 7/37 могильника Велатице (Velatice), погр. 26/23 могильника Новый Шалдорф (Novỳ Šaldorf) ( Tejral , 1982. Obr. 103, 7 ; Obr. 84, 1 ).

Железный нож, длиною 13,8 см, в деревянных ножнах, покрытых обкладкой из золотой фольги с чешуйчатым декором, был найден возле левого запястья и бедренной кости погребенной, золотая обкладка сохранилась частично (рис. 4; цв. илл. XVI, 1 ).

• ⁶    При этом в погребении 500 некрополя Дюрсо под Новороссийском, как и в захоронении 15 могильника Нижний Джулат в Кабардино-Балкарии, пинцеты были найдены вместе с зеркалами типа Карповка – Анке-4 ( Мастыкова , 2009а. Табл. 14, 16, 20 ; 192, 8, 9 ).

  

  Рис. 4. Железный нож из захоронения № 1 на поселении Мухино-2.

  Фото С. В. Ольховского

  
  

  Такого рода декор на ножнах клинкового оружия имел широкое распространение от Волги до Северной Франции, а также известен и на сасанидском оружии ( Казанский , 2012. С. 332–334).

Например, подобный декор имеется на ножнах клинкового оружия из погребения 17 могильника Байтал-Чапкан на Верхней Кубани ( Минаева , 1971. Рис. 35, 4 ) и из погребения 118 могильника Зарагиж в Кабардино-Балкарии ( Atabiev , 2000. № 26, 2 ).

В кургане 3 у ст. Шипово в Оренбургской обл. был найден кинжал в деревянных ножнах, украшенных тонким золотым листком с чешуйчатым орнаментом ( Засецкая , 1994. С. 34. Табл. 41, 1 ). Как отмечает И. П. Засецкая, находки кинжалов происходят и из боспорских склепов конца IV – первой половины V в. и V–VI вв., и на некоторых из них сохранились золотые обкладки от ножен (Там же. С. 35).

Если говорить о других видах клинкового оружия, то чешуйчатый декор на металлическом листе отмечен на ножнах меча в погребении Якушовице (Jakuszowice) в Южной Польше ( Werner , 1956. Taf. 16, 3а ; Anke , 1998b. Taf. 103, 3 ), Блучина (Blučina) в Южной Моравии (L’Or des princes barbares…, 2000. № 33, 2 ), Кишкунхалаш (Kiskúnhalas) в Венгрии ( Alföl-di , 1932. Taf. XXXIII; Werner , 1956. Taf. 24, 1, 2 ).

Фрагменты золотой фольги с чешуйчатым декором были найдены возле костей правой руки (цв. илл. XVI, 2 ).

Возле правой руки погребенной сохранились остатки какого-то деревянного изделия, здесь же зафиксированы обрывки обкладки из золотой фольги с чешуйчатым декором, ря- дом – маленькие металлические заклепки, сохранившиеся на мелких деревянных фрагментах, немного в стороне – обломок металлической накладки с двумя штифтами. Чуть дальше, с правой стороны правой большой берцовой кости, вместе с кусочками дерева лежала гладкая, без декора, целая пластиночка из тонкой золотой фольги прямоугольной формы с дырочками на противоположных концах. Не исключено, что все это остатки деревянной шкатулки, обтянутой золотой фольгой.

Обкладками с подобного рода декором украшали, как мы говорили выше, ножны клинкового оружия, а также и седла (Новогригорьевка, Кизиярская балка, Владимирское, Шипово: Засецкая, 1994. Табл. 2, 10; 7, 9; 35, 13; 41, 8; Дюрсо: Дмитриев, 1979. Рис. 4; Лермонтовская Скала 2/кат. 10 (позолоченная фольга): Рунич, 1976. Рис. 6, 1).

В некоторых других случаях назначение таких фрагментированных обкладок остается неясным. Это находки, например, в погребении у с. Концеш-ты в Румынии, в Крыму – в разрушенном погребении у совхоза им. Калинина, в Саратовской обл. – в разрушенном погребении у дер. Курнаевка и в кургане 18 у г. Покровска ( Засецкая , 1994. Табл. 19, 13 ; 22, 15 ; 30, 2 ; 31, 17 ).

Стеклянные бусы – 15 экз., из них восемь – так называемые крапчатые, две – монохромные, одна – с «золотой» металлической прокладкой, четыре – миллефиори (цв. илл. XVII, 1–19 ). Бусы были найдены в районе груди, у левого запястья и бедренной кости погребенной, а также в переотложенном слое в кротовине.

Бусы с «крапчатым» декором (цв. илл. XVII, 1–8 ) известны на очень широкой территории от Абхазии и Верхнего Дона до Испании и подробно анализировались нами в предыдущих работах. Пик их распространения приходится на вторую треть V – cамое начало VI в. (периоды D2/D3, D3 и D3/Е, т. е. примерно от 430/440 по 500/510 гг.). Наиболее показательные находки: Смолин, Киш-кунфеледьхаза (Kiskunfélegyháza), Вышков (Vyškov), Аквасанта (Aquasanta), Сен-Мартен-де-Фонтене (Saint-Martin-de-Fontenay) и т. д. Присутствие «крапчатых» бус в мухинском погребении свидетельствует об их появлении во второй четверти V в. «Доживать» бусы этого типа могут до середины – третьей четверти VI в., например: Юрьевская Горка, Лучистое, Плейдельсхайм (Pleidelsheim), Шауйи (Chouy) и т. д. (см. подробнее: Мастыкова , 2004. С. 85, 86; Ivanišević et al. , 2006. Р. 73–76; Мастыкова , 2009а. С. 112–115; Мастыкова, Плохов , 2010. С. 337–357).

Бусина с «золотой» металлической фольгой-прокладкой (цв. илл. XVII, 9 ). Такие стеклянные бусы известны с IV в. до н. э. и существуют очень долго, но на протяжении этого времени некоторые приемы обработки этих бус менялись. Рассматриваемая нами бусина из мухинского погребения имеет плотное соединение основы, металлической фольги-прокладки и верхнего защитного слоя, что является, на наш взгляд, характерным технологическим признаком бус данного типа в IV–VI вв. Бусы с аналогичными свойствами отмечены, например, в склепах 24.06.1904 г. Боспорского некрополя, материал которых относится к последней четверти IV – первой половине V в. ( Засецкая , 1993. С. 56. Табл. 25, 100 ). Известны они и на Северном Кавказе: погр. 2, 17, 45 могильника Клин-Яр 3; в погребении II могильника Брут 2; в погребениях 3.1948 г., 15.1948 г. и 5.1949 г. Пашковского могильника № 1 (подробнее см.: Ivanišević et al. , 2006. Мастыкова , 2009б. С. 441, 442).

Миллефиори – подобного типа бусы из темно-синего / зеленого стекла с белыми «лепестками» и красной серединкой (цв. илл. XVII, 10, 13, 16, 17) встречаются нечасто. Можно назвать находки таких бус на Боспоре Киммерийском, в Керчи в погребении 8 и 12 склепа 78.1907 г. второй половины V – первой половины VI в. (Засецкая, 1998. С. 430. Табл. XIII, 3; XVI, 5); в Панти-капее – в погр. 78.1907 г. и погр. 1904 г. (Алексеева, 1982. С. 43, 45. Табл. 49, 51, 96). Аналогичные бусы представлены в женском погребении некрополя Вранья в Сремском Подунавье (Северная Сербия), которое по наличию в нем фибул типа Братеи Я. Тейрал относит к заключительной фазе периода D2 или к начальной фазе периода D2/D3 «варварской» хронологии, т. е. к 430–450 гг. (Dautova-Ruševljan, 1980–1981. S. 146–153; Tejral, 2005. S. 117, 120. Abb. 2, 6–9; 2007. S. 78).

Янтарные бусы – 4 экз., три дисковидной формы (одна из них, диско-коническая, очень большого размера) и одна цилиндрической формы (цв. илл. XVII, 11, 14, 18, 19 ). Одна янтарная бусина была найдена под правой бедренной костью погребенной, другая (очень большого размера) – слева от левой бедренной кости; две – в переотложенном слое в кротовине вместе со стеклянными бусами.

Крупные и средние янтарные бусы рассматриваемой формы появляются в позднеримское время и получают широкое распространение (от волжских степей и Абхазии до Пиренейского полуострова), особенно в течение всего V – первой половины VI в., но известны и позднее, до первой трети VII в. (подробнее см.: Казанский, Мастыкова , 1998. С. 121–125; Мастыкова , 2001. С. 78–89; Мас-тыкова , 2009а. С. 95–98. Рис. 114, 3–8 ).

Подобные бусы известны и в Боспорском некрополе: погр. 7 в склепе 180/1904 г., относящемся, по периодизации И. П. Засецкой, к третьей хронологической группе, т. е. второй половине VI – началу VII в.; погр. 8, 12 склепа 78/1907 г., датированном второй половиной V – серединой VI в.; в склепах 24.06.1904 г., которые И. П. Засецкая датирует последней четвертью IV – первой половиной V в. ( Засецкая , 1998. С. 432, 433. Табл. XIX; XVI, 4–7, 14 ; XIII, 1–5, 16–18 ; Засецкая , 1993. С. 56. Табл. 25, 100 ). Или, например, в погребении Си-нявка гуннского времени, открытого близ Танаиса; целое ожерелье из дисковидных янтарных бус было обнаружено в разрушенном женском погребении также гуннского времени у дер. Березовка Саратовской обл. ( Каменецкий, Кропоткин , 1962. Рис. 2, 5 ; Засецкая , 1994. С. 112–114. Табл. 28, 3 ).

Для северокавказского региона это также довольно распространенный тип янтарных бус, встречается на памятниках как в Западном, так и в Центральном Предкавказье, которые фиксируются в хронологических рамках гуннского и постгуннского горизонтов, т. е. от 360/370 по 530/570 гг. ( Мастыкова , 2009а. С. 95–98).

Происхождение убора

Как мы видим, в погребени и с поселения Мухино-2 представлен выразительный погребальный инвентарь: бляшки-аппликации из золотой фольги округлой, треугольной и зигзагообразной формы и золотые пронизи; металлические трехрогая лунница, зеркало типа Карповка–Анке-4, туалетный набор, пинцет, браслет с расплющенными окончаниями в виде змеиных головок; железный нож с обкладкой из золотой фольги с чешуйчатым декором; стеклянные, в том числе «крапчатые» и янтарные, бусы (цв. илл. XV, XVI, XVII; рис. 3; 4).

На первый взгляд, наличие таких «кочевнических» предметов, как металлическое зеркало или нашивные золотые аппликации, а особенно отсутствие двупластинчатых фибул создают впечатление, что данное захоронение принадлежит к кругу степных ( Обломский , 2005. С. 107) или, конкретнее, алано-сарматских ( Зиньковская , 2008. С. 49). Однако при внимательном изучении составляющих погребального инвентаря складывается иная картина. Так, зеркало, традиционно считающееся сарматским элементом, представлено в мухинском погребении конкретным типом – Карповка–Анке-4 (рис. 3, 1 ), который, как уже подчеркивалось, распространен практически только у оседлого населения, в первую очередь Северного Причерноморья и Западного Предкавказья. Наличие нашивных золотых аппликаций (цв. илл. XV, 1–9 ) указывает скорее на северопонтийское происхождени е мухинского убора, а не алано-сарматское, поскольку, как уже неоднократно отмечалось, подобные аппликации исчезают в степных сарматоаланских комплексах в III–IV вв., но продолжают существовать в позднеримское время только в северопонтийском престижном костюме (см.: Мастыкова, Казанский , 2005; Казанский, Мастыкова , 2009; Мастыкова , 2014).

Показательно отсутствие в мухинском уборе пары двупластинчатых фибул, типичных для восточногерманского костюма ( Bierbrauer , 1975. S. 71–78). Это также указывает на культурную традицию оседлого населения Северного Понта, где для гуннского времени известны параллели убора без двупластинчатых фибул, но зато с золотыми накладками и пронизками: Керчь, гробница 11.1899 г./ингумация 1; склеп 340.1903 г./ингумация 1; склеп 165.1904 г./ингу-мация 4; склеп 176.1904 г./ингумация 1; Танаис, погр 10.1981 г. ( Думберг , 1901. С. 80–93; Шкорпил , 1905. С. 69, 70; Засецкая , 1993. С. 83, 87. Табл. 53, 287 ; 57, 325 ; Шкорпил , 1907. С. 52–54; Арсеньева, Безуглов, Толочко , 2001. Табл. 6).

Наши предположения о принадлежности захороненной женщины к оседлому населению и об истоках происхождения ее убора подтверждаются данными антропологической экспертизы. Для реконструкции рациона питания были проведены атомно-абсорбционный элементный и изотопный анализы, которые показали умеренную долю белковой пищи в каждодневном рационе этой женщины, но активное употребление растений С4 (просо). Подобное сочетание указывает скорее на структуру питания, характерную для оседлого населения. Как предполагают антропологи, большую часть своей жизни она прожила в более южных районах в условиях достаточно аридных ландшафтов ( Мастыкова и др. , 2013; Добровольская и др. , 2014).

* * *

Подведем итоги. Женский убор с золотыми аппликациями имеет, скорее всего, северопричерноморские истоки и более всего связан с культурой оседлого населения позднеантичных центров Северного Понта. Похожий костюм распространялся у различных варварских народов (готов, алан, гепидов, свевов, вандалов), а также у эллинизированного населения Боспора Киммерийского, он отражает гетерогенный характер правящих варварских элит гуннского времени и не может быть отнесен к какому-то определенному этносу.

Точная дата мухинского захоронения определяется по сочетанию в погребальном инвентаре золотых аппликаций (цв. илл. XV, 1–9 ), типичных для горизонта Унтерзибенбрунн (период D2: 380/400–440/450 гг.) и практически отсутствующих в последующем по времени горизонте Смолин (период D2/D3: 430/440–470/480 гг.), и «крапчатых» бус (цв. илл. XVII, 1–8 ), неизвестных для горизонта Унтерзибенбрунн, но хорошо представленных в древностях горизонта Смолин. Скорее всего, погребение Мухино можно отнести к концу периода D2 – началу D2/D3, т. е. приблизительно 430–450 гг.

На сегодняшний день это единственное «княжеское» погребение гуннского времени на Верхнем Дону. Погребение Мухино сопоставимо с «княжескими» женскими могилами восточных германцев эпохи Великого переселения народов, такими как Унтерзибенбрунн (Untersiebenbrunn), Хохфельден (Hochfelden), Баллер (Balleure), Регей (Regöly), Эран (Airan), Кудиат-Затер (Kudiat-Zateur) и др. (библиографию см.: Мастыкова, Казанский , 2005. С. 253–268). Эти захоронения Ф. Бирбрауер выделил в категорию Ia своей иерархии восточногерманских могил ( Bierbrauer , 1989. S. 81).

Подобные «княжеские» могилы маркируют некие центры власти «варварских» предгосударственных образований и показывают существование общей иерархической системы у территориально удаленных друг от друга варварских социумов ( Мастыкова , 2008. С. 154, 155).