Комфорт как национальная идея

comfort, reward system, needs and desires of the individual, psychological policy.

П сихология и политика зависят друг от друга намного больше, чем представлялось раньше. Физиологи и психологи настаивают на наличии у человека особой системы удовлетворенности (reward system) , связанной с существующими в центральной нервной системе центрами, которые имеют нейрогормональную природу. С раннего детства человек стремится уйти из зоны горя, боли, дискомфорта в зону физического и морального благополучия, комфорта¹. Эти термины в последнее время употребляются с завидной частотой в обыденной жизни, в логистике, в десятках пособий из разряда «Как стать счастливым». Задача данной статьи – показать ареал использования понятия комфорта в современной российской политике.

Если естественные потребности людей не учитываются, люди не принимают и инстинктивно отвергают политические решения. Использование свойств личности в целях, не совпадающих с ее потребностями и желаниями, есть манипулирование. И наоборот, если власть умеет договариваться с индивидами на условиях повышения уровня их удовлетворенности, то получает адекватный ответ со стороны личности на поставленные задачи, будь то задачи стабилизации или мобилизации. В демократическом обществе власть вынуждена учитывать психологические, эмоциональные потребности индивидов и стремится им соответствовать. Отсутствие уважения к личности и ее психологическому комфорту в государственных масштабах приводит к тому, что человек игнорирует призывы властей и не соглашается на выполнение поставленных перед ним задач: управляемость обществом резко снижается.

КАЩЕНКО Татьяна Леонидовна – к.филос.н., доцент кафедр ы гуманитарных и социальнополитических наук МГУТУ

В западном мире довольно рано пришли к выводу, что ценность индивидуальных свобод и достижений политически выгодна, экономически и социально эффективна. Человек хорошо ориентируется в действительности, активно идет на сотрудничество, если ему предоставляются условия комфортного существования. Разработана более общая социально-экономическая категория качества жизни, характеризующая ее материальную и духовную комфортность. Существует интегральный международный индекс развития человеческого потенциала (ИРЧП).

Увы, попытка создать в СССР целостную, пригодную для всех систему общесоциальных норм и коллективных смыслов («борьба за идеалы коммунизма», «борьба с врагами социалистического государства», «ускорение социально-экономического развития») провалилась. Смысл истории, о котором писал К. Маркс, а именно всестороннее развитие личности человека, был вынесен за рамки видимого будущего и никогда не воспринимался в качестве регулятора самочувствия реальной личности. Более простым и результативным казался путь сознательного упрощения социума. В 30-х гг. прошлого века власть впервые попыталась проложить новую траекторию к коллективному сознанию – через сферу эмоций. На Первом Всесоюзном совещании рабочих и работниц – стахановцев 17 ноября 1935 г. И. Сталин сказал: «Жить стало лучше, товарищи. Жить стало веселее. А когда весело живется, работа спорится… Если бы у нас жилось плохо, неприглядно, невесело, то никакого стахановского движения не было бы у нас»1. Ирония истории заключается в том, что этот риторический прорыв психологического фактора в политику был осуществлен на фоне усиления тотального террора против собственного населения.

С середины 1960-х гг. власть пыталась говорить с людьми на языке экономики (хозрасчет, прибыль, уровень жизни, благосостояние граждан). В годы перестройки возобладал политический дискурс с терминами демократии, выборов, общественного мнения и т.п.

Сегодня, в связи с задачами модернизации российского общества, ощущается потребность в новых мобилизационных средствах и новых ценностях. Среди них – обращение к ценности комфорта как части присущей индивиду естественной системы удовлетворенности. Этот тренд не только свидетельствует о наметившемся дрейфе политики в область, традиционную для психологии, но и символизирует разрыв с прежними опорными ценностями русской и советской культуры. Комфорт, удобная жизнь у нас всегда ассоциировались с мещанством, «бытов-щиной». Эти «низкие» ценности всегда противопоставлялись жизни подлинной, духовной и потому аскетичной (в тради- ционной и религиозной русской культуре) или жизни, посвященной высшим ценностям классовой борьбы, построения коммунистического общества (в культуре советской).

В течение многих лет политики не задумывались о том, насколько их теории будут «удобными» для живых существ с их требованиями, вкусами, привычками, качествами и недостатками. «Люди – не глина, не однородная масса, которую можно мять и формовать из нее одинакового образца фигурки; и государство – не скопище стандартных существ, лишенных разума и способности мыслить. И как ни обидно это будет для уверенных в своей правоте “вождей”, люди не нуждаются в “гениальных” теориях, ни в самих “гениях”, если ни те, ни другие не считаются с насущными их нуждами и требованиями»2.

В 1930-х гг. в США на стыке политической науки и психологии возникла «политическая психология», ориентированная на изучение психологических компонентов политической жизни общества. В постсоветский период политическая психология в ее классическом варианте получает развитие и в нашей стране. Одни исследователи относят ее ближе к политологии (Е.Б. Шестопал, Г.Г. Дилигенский), другие – ближе к области психологии (А.И. Юрьев, Л.Я. Гозман). Однако политическая психология занимается человеком политическим, который уже вовлечен в политическую жизнь. Возникает вопрос, как работать с человеком обыкновенным, который не только не видит смысла в политике, но часто не знает, что это такое. Где соприкасаются маленький человек и большая политика, и как ей вести себя на поле, которое принадлежит этому маленькому человеку?

Возможно, есть смысл говорить сегодня о «психологически ориентированной политике», в которой выработка политических решений осуществляется, в первую очередь, с учетом наличия системы удовлетворенности основных инстинктов человека, естественного стремления к тому, чтобы социальные отношения были удобными, а жизнь – комфортабельной. Известный историк первобытных обществ Б.Ф. Поршнев писал о связях психологии и политики: «…чем дальше, тем больше, человеку недостаточно и различать, чьему слову безоговорочно повиноваться, а чьему нет. Он хочет, чтобы слова ему были понятны не только в своей внушающей что-либо части, но и в мотивационной, т.е. он спрашивает, почему и зачем, и только при выполнении этого условия включает обратно отключенный на время рубильник суггестии [внушения]»1.

Российское общество сегодня вполне подпадает под данные выводы: оно трудно поддается внушению и далеко от автоматизма послушания. Относительное единообразие, превалирующее в советский период, после крушения системы сменилось разнообразием экономических, политических, идеологических национальных форм. Многие авторы пишут об особом «кризисном менталитете» россиян. Они сегодня более асоциальны и аполитичны, чем жители западных стран. Россияне чувствуют себя уверенно лишь в своем семейном, внутреннем мире, старательно вычерчивая, почти по Гоголю, безопасную для себя «зону комфорта». Социологи известной консалтинговой фирмы «Валидата»2 в ходе сравнительного европейского исследования пришли к выводу, что современные россияне, несмотря на годы коллективистской социализации, испытывают отчужденность как от государства, так и от общества в целом. Они верны родным и друзьям – тем, к кому они могут запросто обращаться на «ты» (в отличие от более формального «вы»). Доверие к «чужакам», лежащее в основе западной цивилизации, в России все еще отсутствует. Понятия демократии, многопартийных выборов, личной свободы, укрепления гражданских прав и частной собственности не занимают важного места в российском менталитете. Зато россияне все чаще понимают, что в некомфортной среде жить невозможно.

Власть постоянно находится в поиске формулы, способной обеспечить стабильность общественной системы и благополучие граждан. Сегодня мы видим сигналы, свидетельствующие о продвижении новых ценностей. Впервые это прозвуч ало в Послании Президента

В.В. Путина Федеральному Собранию Российской Федерации 26 мая 2004 г.: «Наши цели абсолютно ясны. Это – высокий уровень жизни в стране, жизни –безопасной,свободнойикомфортной». Аналогичная политическая формулировка прозвучала в речи Д.А. Медведева на церемонии вступления в должность президента 7 мая 2008 г. Он говорил, что Россия имеет шанс стать одной из лучших стран мира, «лучшей – для комфортной, уверенной и безопасной жизни наших людей»3.

В серии предвыборных статей (зима 2012 г.) В.В. Путин вновь неоднократно обращается к этой теме. Задачи национальной политики требуют, «чтобы люди в своих родных местах, на своей малой родине могли чувствовать себя нормально и комфортно». Модель государства должна быть «абсолютно равно привлекательна и гармонична для всех, кто считает Россию своей Родиной». В статье, посвященной демократии, подчеркивается, что эффективность и жизнеспособность государственных институтов «будет выражаться для каждого гражданина России в комфорте и удобстве получения государственных услуг»4.

Понятие комфорта – это чувственное отражение внешних условий, способствующих благоприятному, спокойному, гармоничному течению личного бытия. Понятием комфорта охватывается поэтому целый комплекс всеобщих ценностей: справедливость, безопасность, высокие стандарты уровня жизни, образования и культуры, гражданский патриотизм и др. Оно, с одной стороны, индивидуально, с другой – идет от коллективного бессознательного. Разница между внешними условиями и индивидуальным ощущением комфорта – это как разница между яркими упаковками кофе в витрине магазина и чашечкой кофе, которую ты выпил сам. Комфорт (ценность и индикатор жизни) вполне может стать одной из скреп общественного порядка (по выражению В.И. Ключевского). Более того, он может стать частью российской идеологии XXI в. наравне с уже известными показателями – удовлетворенностью жизнью, законно- стью, доверием, сотрудничеством, ориентацией на диалог и т.п.1

Создание эмоционально воспринимаемого образа комфортной жизни, «удобного» общества, несомненно, свидетельствует об изменении его традиционного образа – экономикоцентристского. Оказывается, что общественные отношения, если не рассматривать их в стереотипах базиса и надстройки, могут быть удобными или неудобными, «скроенными по фигуре» или «стеснять движения». Они могут обеспечивать индивидуальную зону комфорта или уводить из нее и таким образом либо помогать реализации способностей и желаний человека, либо автоматически захватывать его в механические лопасти большой политики.

На пути продвижения новой системы ценностей стоит ряд ограничений. Возникает, в частности, вопрос, не есть ли это новая форма вмешательства государства в личную жизнь человека? Не есть ли это разрушение традиционной русской системы ценностей, в которой материальные блага, удобства всегда считались неправильными целями по сравнению с высшими духовными мотивами? Подобную озабоченность высказывает Патриарх Московский и всея Руси Кирилл: «Сегодня грех становится нормой, поскольку в обществе потребления нет почвы для понятия “нравственность”. Есть только понятие “комфорт”»2.

Однако главная проблема заключается в том, что от повторения красивых слов «комфорт», «привлекательное, богатое, свободное общество» жизнь привлекательнее и богаче не станет. Необходима хорошая экономика, реализация комплекса разнообразных мер. В то же время сдвиг приоритетов, хотя бы риторическая попытка сопряжения властных решений с естественной тягой человека к положительным эмоциям зоны комфорта вполне могут способствовать продвижению задач модернизации.