Конфликтологические составляющие детерминации управления как социального феномена

жду потенциальными или актуальными субъектами социального действия, мотивацией поведения которых выступают противостоящие ценности и нормы, интересы, потребности.

Социальный конфликт предстает как крайняя форма социального противоречия, при котором субъекты вступают в борьбу (революцию, войну) за удовлетворение своих потребностей оформленных на уровне сознания в ценности (интересы) и цели с применением насильственных методов и приемов.

Согласно этому определению, конфликтологическими составляющими выступают потребности, ценности, цели и мотивы личности, реализация/достижение которых осуществляется посредством насилия в заданном ситуационном контексте.

Данные составляющие (потребности, ценности, цели, мотивы, особенности личности, контекст ситуации) детерминируют управление как социальный феномен, поскольку четко задают границы/возможности управленческого воздействия, а также ресурсы, которые могут быть применены в процессе его осуществления.

Соответственно, для выявления детерминации управления как социального феномена необходимо рассмотреть с социальнофилософских позиций конфликтологические составляющие: потребности, ценности, цели, мотивы, психофизиолгические особенности личности, социокультурные составляющие контекста ситуации, а также дать социальнофилософский анализ насилия как социального феномена.

Потребности в зависимости от сферы их направленности делятся на три вида: биологические, социальные и духовные. К биологическим (голод, жажда, потребность в безопас- ности, секс) относятся потребности, общие для всех биологических видов. Социальные потребности (стремление к власти, престижу, признанию) являются порождением социальной системы. Духовные потребности (в творчестве, любви, реализации потенциала) возникают в процессе развития личности. В научной литературе в зависимости от предпочтений авторов существует довольно большое разнообразие классификации потребностей. Например, А. Маслоу, выделяя пять уровней потребностей (физиологические потребности, потребности безопасности, принадлежности и любви, самоуважения, самоактуализации), утверждал, что потребности более высокого уровня могут возникать только при условии удовлетворения потребностей уровня предшествующего. То есть потребности, воспринимаемые личностью как жизненно важные, коррелируются с ценностями.

Ценности как философская категория имеют универсальный характер. Как самостоятельная категория ценность вошла в философию благодаря сочинениям Г. Лотце, («Основания практической философии» и «Микрокосм»), в которых он указывал необходимость четко разграничивать мир явлений и мир внутренних ценностей. Ученый впервые обозначил проблему соотношения объективного и субъективного в ценностях и ввел тем самым понятие «ценность» в круг основных категорий философии, что впоследствии привело к формированию философии ценностей (аксиологии).

Ценность – это сознательное наделение положительной значимостью материального и/или нематериального объекта личностью. Осознание чего-либо как ценность имеет в своем основании идеалы и цели личности, где идеал представляет собой «идеальный образ, определяющий способ мышления и деятельности человека или общественного класса. Формирование природных предметов сообразно идеалу представляет собой специфически человеческую форму жизнедеятельности, ибо предполагает специальное создание образа цели деятельности до ее фактического осуществления» [1, с. 202].

Под воздействием объективных и субъективных факторов может происходить переоценка ценностей как на личностном, так и на общественном уровне.

Из сказанного следует, что потребности, ценности, деятельность находятся в отношениях взаимосвязи. Таким образом, потребности и система ценностей, создавая мотивацию достижения, формируют цель и определяют направление деятельности.

Производным от потребностей и ценностей, а также определяющим сущность деятельности выступает мотив, исходя из которо- го личность и осуществляет свою деятельность. Физиологические основы мотивации заключены в доминирующей в данный момент потребности, которая, перерастая в мотивацию, активизирует центральную нервную систему и другие потенции организма. Следовательно, на основе потребностей и ценностей формируются мотивы, которые определяют направленность деятельности. То есть мотивация выступает как основная часть целостной системы целенаправленных поведенческих актов.

В процессе борьбы мотивов происходит выбор цели. При этом выбор цели личность всегда производит, ориентируясь на ценности, идеалы, нормы как некий образец, принцип деятельности, признанные социальной общностью, к которой она себя относит. Эти нормы в той или иной форме исполняются всеми ее членам. В данном контексте система социальных норм обеспечивает упорядоченность общественного взаимодействия на всех уровнях (межличностном, личность-группа, межгрупповом) и во всех ее формах (юридической, моральной, логической и др.). Однако, какую бы норму личность ни выбрала в качестве ориентира, каждая норма формируется на основе определенных законов и включает четыре важных элемента: содержание (действие, являющееся объектом регуляции); характер (то, что данная норма разрешает (предписывает) или запрещает); условия приложения (обстоятельства, в которых должно или не должно выполняться действие); субъект или группа людей, которым адресована норма.

Особенности личности как субъекта принятия решения имеют важное значение при развитии ситуации конфликта, поскольку в конечном итоге именно ими (особенностями личности) и определяется выбор типа поведения. То есть личность осуществляет выбор направления деятельности и типа поведения по схеме «норма – реализация», «задача – решение», либо исходя из готовых стереотипов, либо находя иные, нестандартные при помощи рефлексивного осмысления действительности, но и это осмысление все равно движется по этим же заданным схемам. То есть инициатором конфликтов становятся люди, имеющие конфликтный тип личности, отличительной особенностью которого выступает склонность к насилию на вербальном и/или невербальном уровне.

В социально-философской научной мысли существует два основных подхода к пониманию насилия как социального феномена [2]: абсолютистский и прагматический. По мнению сторонников первого подхода, понятие «насилие» имеет выраженную негативную оценку и вмещает в себя как все формы проявления насилия (физическое, психологиче- ское, экономическое), так и вызываемые им или сопутствующие ему психологические проявления (ложь, ненависть, лицемерие) и практически полностью смыкается с понятием «зло». Данный подход вызывает большие этические проблемы, связанные с вытекающим из него отрицанием возможности использования насилия при защите добра и применения добра при отстаивании своих позиций. Вопрос «Может ли быть добро с кулаками?» влечет однозначно отрицательный ответ: «Не может». Второй подход – прагматистский, заключающийся в признании насилия как одной из составляющих социальной реальности. Следствием данной позиции становятся такие проблемы, как оправдание насилия, справед-ливость/несправедливость его применения, границы допустимости.

Таким образом, с позиции эффективности «обмена модельными мирами» у субъектов взаимодействия для нивелирования конфликта должны быть модели, имеющие примерно равные иерархические структуры. Поэтому особую актуальность приобретает не только собственно научный анализ конфликта, но и поиск путей, способов, форм его профилактики на предконфликтной стадии социального противоречия при помощи соответствующих социальных регулятивных механизмов, направленных прежде всего на трансформацию социокультурных составляющих контекста ситуации.

В социально-философском плане социокультурные составляющие контекста ситуации предстают как составляющие системного насилия, поскольку насилие, безусловно, имеет глубинные социокультурные корни. Например, Т. Парсонс носителем насилия считает саму социальную систему, а Н. Луман полагает, что насилие можно рассматривать в качестве особого типа коммуникации, встроенного в систему общества и потому имеющего системный характер. В большой мере этому способствует отождествление справедливости и силы как готовности применить насилие, характерное для тоталитарного и посттоталитарного воспитательного клише. Так, В. Лефевр в результате сопоставления стратегий поведения коренных американцев и эмиг- рантов из бывшего СССР выявил, что первым свойственно четкое разделение добра и зла при высокой готовности к компромиссному поведению. У вторых присутствует эклектизм представлений о добре и зле. Как следствие – неприятие поведенческих компромиссов, антропологический симптом: бескомпромиссная война неразличимых между собой добра и зла выступает как генератор насилия на всех уровнях от семьи до мира. При этом насилие предстает как производное двух составляющих власти и силы, где сила становится властью, если она может преодолеть сопротивление иного, обладающего силой.

Таким образом, насилие присутствует в конфликте, выступая как одна из главных движущих сил в развитии конфликтной ситуации, вследствие чего применение насилия становится неизбежным, если не единственно возможным способом разрешения конфликта. Это объясняется тем, что исключение насилия возможно только в ситуации абсолютного равенства сил, ситуации практически нереальной в реальном мире.

Итак, конфликтологические составляющие детерминируют управление как социальный феномен, задавая алгоритм его осуществления, поскольку управление только тогда достигает своей цели, когда обозначенная цель превращается в мотив, преломляясь через структуру потребностей и ценностей конкретной личности в ситуации конфликта и ее интерпретацию в рамках контекста ситуации.

При этом потребности, интересы, цели отвечают на вопрос, что именно служит яблоком раздора, а мотивы – почему этого хотят. Особенности личности и специфика социокультурного контекста ситуации предопределяют стратегию и тактику управленческого воздействия.

Однако главной среди конфликтологических составляющих в детерминации управления как социального феномена выступает такая личностная особенность как склонность к насилию и то место, которое данная категория занимает в ценностной системе данной личности.