Контуры культуры устойчивого развития

Начиная с шестидесятых годов ХХ века, наиболее актуальным направлением мировой повестки дня становится обсуждение модели устойчивого развития (УР), условий, факторов и средств успешности ее строительства. В многочисленных международных и отечественных документах, а также методологических исследованиях, посвященных проблемам перехода человечества к новой эпохе, подчеркивается, что для поддержания устойчивого развития цивилизации необходимо создать новую структуру социальных отношений, позволяющих согласовывать сегодняшние потребности человечества с заботой о будущих поколениях и сформировать у населения новые правила взаимодействия с природой.

По мере осмысления мировым сообществом проблем и перспектив этого перехода пришло осознание необходимости создания нового образца культуры — культуры устойчивого развития, в основании которой лежат коэволюционный императив, ноосферное мировоззрение и глобальное мышление. Экономика, производство, техносфера, которые отражали достижения индустриального общества и его динамику, в эпоху устойчивого развития становятся ее производными.

Проблема необходимости трансформации культуры в процессе перехода к новой эпохе неоднократно рассматривалась на международных конференциях ЮНЕСКО, юбилейной конференции ООН «Рио + 20» (2012 г.) и многих других совещаниях и саммитах. В принятых ими декларациях содержится призыв к мировому сообществу сделать культуру основой политики УР, отмечается, что культура — ключ к устойчивому развитию, созидатель желаемого будущего и «нового» человека как его части. Она выступает способом гармо- ничного соединения человека с природой на основе глубокого познания и понимания сущности природы, которая из объекта деятельности человека должна превратиться в его партнера и равноправный субъект взаимодействия. Подчеркивается роль диалога культур, образования и просвещения в формировании универсальных ценностей культуры устойчивого развития [18].

К изучению феномена «культура устойчивого развития» и проблемам ее становления сегодня все больший интерес проявляют философия, обществознание, культурология, аксиология, акмеология, социология, педагогика, общая и возрастная психология, юриспруденция и другие сферы познания человека, его поведения и деятельности и их регулятивов. Однако до сих пор нет четкого определения самого понятия «культура устойчивого развития». Пока намечаются лишь ее контуры и отдельные черты. Нет полного понимания, чем она отличается от уже достаточно изученного объекта «экологическая культура».

Научные поиски ведутся с использованием, главным образом, филогенетического и онтогенетического подходов. В рамках филогенетического (цивилизационного) подхода раскрываются истоки и предпосылки для разработки методологии и теории культуры УР, зарождающиеся в общем потоке исторического развития, в процессе восхождения человечества от первобытности к постиндустриальной цивилизации. В рамках онтогенетического (психолого-педагогического) подхода рассматривается восхождение отдельной личности к идеям и идеалам устойчивого развития, условия и факторы его успешности.

В логике этих подходов исследования развиваются в нескольких направлениях:

Проблемы экологии, формирования экологической культуры, науки о земле

• —    методологические, ориентированные на поиски философских оснований культуры УР и ее преемственности с экологической культурой;

• —    феноменологические, акцентирующие внимание на раскрытии или уточнении ее сущности и содержания;

• —    психолого-педагогические, направленные на разработку методик и технологий ее формирования на разных ступенях обучения, выявление условий и факторов, способствующих успешности «взращивания» человека культуры устойчивого развития;

• —    социологические (эмпирические), связанные с изучением, мониторингом и обобщением практического опыта формирования культуры УР.

К изучению отдельных сторон культуры УР обращались многие российские и зарубежные специалисты (J. Hawkes, J. Dessein, W.F. Garrett-Petts, А. Печчеи, Э. Ласло, О. С. Анисимов, С. Н. Глазачев, Э. В. Гирусов, Н. М. Мамедов. Н. Н. Моисеев, А. Д. Урсул и др.) [1, 2, 6–11, 13–17]. Как полагают некоторые исследователи, предтечей культуры УР, ее стартовым началом может стать экологическая культура (ЭК). Однако это вопрос дискуссионный.

Конечно, экологическая культурология построила методологию и теорию формирования ЭК и на сегодняшний день накопила в этом плане богатейший практический опыт. Особо следует отметить достижения школы экологической культурологии профессора С. Н. Глазачева. В рамках ее исследований изучены теоретические аспекты ЭК [7], ее философские основания, методология и методика ее формирования у разных категорий обучающихся. Выявлены место и роль ЭК в культуре мира [8], показана актуальность акмеологического изучения этого феномена [1, 9]. Обоснована и конкретизирована ее понятийная матрица. Успешно продолжаются работы по исследованию вхождения ЭК в мировой ноосферный проект [2]. И культурология устойчивого развития может успешно использовать этот опыт.

Однако, если исходить из концептуальных оснований УР, то просматриваются их существенные различия. Освоение человеком экологической культуры, иррациональное и рациональное постижение своей взаимосвязи с природой продвигает его к вершинам духовности и постижению своей космической роли [1, 9]. Она гуманитарна по своей природе. Ее поле соткано из множества субкультур. В ее формировании в равной мере значимы разум, чувства, верования, традиции, практический опыт поколений. Глобализованная культура УР в большей степени опирается на рациональное знание и, по сути, является технократической.

Вопросы культуры УР находились в центре внимания одного из выдающихся мыслителей конца двадцатого столетия Н. Н. Моисеева [16, 17]. Исследуя философские аспекты проблемы УР, он использует понятие «коэволю-ционный» (экологический) императив, рассматривая его как систему научно обоснованных норм, правил и предписаний, строго регламентирующих поведение человечества в биосфере, и запретов на деятельность, опасную для раз- вития цивилизации. Их неукоснительное выполнение способствует практической реализации коэволюционной стратегии развития, в рамках которой одним из ключевых действий общества и государства становится жесткое регулирование всех сторон жизнедеятельности человека. Несмотря на то, что в современном обществознании пока нет однозначного отношения к проблеме регулирования, все же именно оно является важнейшим фактором сохранения устойчивости социоприродной среды, а значит, и основой выживания человечества в условиях истощения природных ресурсов Земли. И чем дальше мы заглядываем в будущее, тем это регулирование представляется все более жестким и бескомпромиссным.

Ограничение поведения и деятельности человечества рамками коэволюционного императива, приоритетность необходимости над свободой, наличие элементов принуждения во имя сохранения благоприятных условий для жизни будущих поколений остаются в рамках гуманизма УР и служат гуманным целям. Но они вкладывают новый смысл в понятие «гуманизм». Рассматривая «новый гуманизм» — гуманизм устойчивого развития, Н. М. Мамедов отмечает, что его базу составляют коэволюционные ценности. В их основе лежат идеи холизма, универсальности и значимости природы в жизни человека, видение его как ответственного и деятельного субъекта, созидателя культурно-исторического процесса. Коэволюционные ценности формируют аксиологическую основу культуры УР. Новые ценностные ориентации формируют новые мировоззренческие установки и новый характер потребностей личности, мотивируют ее устремления к деятельности, обеспечивающей коэволюцию общества и природы [13–15]. В условиях УР гуманизм становится прагматическим. В его рамках социально значимо, нравственно и морально все то, что исходит из необходимости сохранения качества среды обитания человека в интересах ныне живущих и будущих поколений, но при этом не ущемляет разумных потребностей и интересов отдельной личности. С этих позиций оказываются гуманными все процессы регулирования жизнедеятельности человека.

На ранних этапах развития общества регулятивную функцию выполняли эмпирический опыт, традиции, мифологии, религии. Заложенные в них морально-нравственные нормы формировали правила и модели поведения человека в природе. Они составляли основу народной экологической этики, создавали предпосылки действий, ориентированных на сохранение и развитие человеческого и природного бытия. До определенного времени это позволяло сохранять устойчивость биосферы. Однако в индустриальную эпоху, характеризующуюся мощным антропогенным давлением на природу, для сохранения природы и строительства с ней партнерских отношений этих средств недостаточно. Необходимо знать законы ее развития и использовать их для научного обоснования этических норм взаимодействия в системе «человек — общество — природа». Выработанные на их основе нормы общественной морали, закрепляют правила и модели поведения человека в природе, как желательный стандарт [3, 5, 12, 19].

Более строгим регулятивом являются научно обоснованные, законодательно оформленные нормы поведения и деятельности человека в природе, обязательные к неукоснительному исполнению. Экологическое право в наиболее четкой форме выражает и практически реализует требования коэволюционного императива. Его «жесткие» нормы служат основой принятия оперативных решений государственных органов в преодолении неустойчивостей, возникающих в быстроменяющихся и зачастую непредсказуемых условиях. Защищая права человека на жизнь в благоприятной природной среде, оно и обязывает его поддерживать ее качество и использовать лишь дозволенные правом образцы поведения и деятельности. Законопослушный гражданин добровольно выполняет его предписания. Незаконопослушного — принуждают их выполнять. Нарушение его норм и правил влечет за собой наказания разной степени тяжести [4, 11].

Обе формы регулятивов отражают требования ко-эволюционного императива. И та, и другая основывается на знании законов природы, которые задают «берега» возможных способов деятельности и поведения. В них отражены все важнейшие стороны бытия человека: природная, культурная, нормативная. И в этом плане их нельзя отделять одну от другой, они выступают в диалектическом единстве, дополняя друг друга, и проявляются в долженствовании и экологической ответственности человека.

Успешность перехода к устойчивому развитию во многом возлагают на правовые регулятивы. В этом контексте одной из важнейших составляющих культуры устойчивого развития становится эколого-правовая компетентность как основа стиля жизни человека новой эпохи. Она является важнейшим средством его адаптации к реалиям жизни в условиях устойчивого развития, выступает в качестве основного регулятива отношений с социоприродной сре- дой и характеризует его как гражданина. Перекрываясь с теми сферами постижения окружающего мира, которые направлены на обоснование норм поведения и формирование ответственности, она становится неотъемлемой частью культуры УР, усиливая ее деонтологический ракурс [11].