Коррупция и миллениалы: региональные практики поведения

Особую значимость исследованию придает также региональный характер проведенного исследования, позволяющий проследить, насколько уникальными чертами обладает поведенческая коррупционная модель поколения Y.

Материалы и методы. В качестве источника данных для анализа коррупционного поведения миллениалов Республики Мордовия выступают данные массовых социологических исследований, проведенных в регионе в 2007–2016 гг. (10 мониторинговых волн исследования) ГКУ РМ «Научный центр социально-экономического мониторинга». В 2007 г. вопросы о специфике региональных коррупционных практик были заданы 8 610 респондентам (квотная выборка по муниципальным районам; молодежь – 1 872 чел., люди среднего возраста – 3 529 чел., люди старшего возраста – 3 209 чел.), в 2008–2013 гг. – 1 000 респондентам (общереспубликанская квотная выборка по полу, возрасту и месту жительства; молодежь – 211 чел., люди среднего возраста – 341 чел., люди старшего возраста – 448 чел.), в 2014–2016 гг. – 384 респондентам (общереспубликанская квотная выборка по полу, возрасту и месту жительства; молодежь – 81 чел., люди среднего возраста – 131 чел., люди старшего возраста – 172 чел.). В статье использовались отдельные результаты опроса 2019 г. ( N = 384, общереспубликанская квотная выборка по полу, возрасту и месту жительства), в рамках которого впервые задавались вопросы об эмоционально-мотивационной стороне коррупционного поведения.

Поколение миллениалов в общем массиве ответов респондентов выделялось не по году рождения (1982–2000), а по периоду взросления (1999–2016). Именно годы социализации, или формативные годы, для каждого поколения (18–25 лет), когда человек наиболее восприимчив к изменениям, формируют убеждения и стереотипы, закрепляют большую часть поведенческих практик [Радаев 2018: 30].

Результаты исследования. Коррупционное поведение миллениалов в Республике Мордовия в 2007–2016 гг. отличалось большей активностью, чем поведение людей среднего возраста (30–49 лет) и лиц старшего возраста (от 50 лет и старше). В среднем среди молодежи коррупционным опытом обладали 3/4, среди людей среднего и старшего возраста – около 1/2 (см. рис. 1). Большая коррупционная активность молодежи традиционно связывается с двумя факторами: складыванием в последние годы чрезмерной экономической детерминированности жизненных целей россиян на фоне размытости правовых норм и сверхпрагматизмом ценностных ориентаций молодежи [Афаунов 2016: 16].

Трансформация ценностей, свидетельствующая об уходе в прошлое «советского простого человека» [Радаев 2018: 31], создает предпосылки для формирования в обществе, особенно в среде молодежи, неформального социального капитала, который способствует распространению коррупции [Федотов 2012: 139]. В данном контексте социальный капитал понимается как совокупность норм, транслирующих высокий уровень межличностного доверия и низкий уровень доверия к государственных и общественным институтам, к формальным социальным взаимодействиям [Bosovik 2017].

Рисунок 1. Попадали ли Вы при решении каких-либо проблем в ситуацию, когда приходилось материально благодарить служащего? (в %)

Влияние возрастной специфики на коррупционную активность миллениалов прослеживается лишь в сферах образования, призыва на военную службу и общения с автоинспекцией. В указанных сферах молодежь давала взятки в 1,5 раза чаще, чем лица среднего возраста, и в 2–3 раза, чем лица старшего возраста. Так, в сфере высшего образования давали взятку 21,4% миллениалов в 2007 г. (38,5% в 2016 г.), 13,4% лиц среднего возраста (20,5%) и 11,0% лиц старшего возраста (22,6%). В сфере общения с ГИБДД – 12,1% (23,1%), 9,0% (15,4%) и 4,3% (12,3%) соответственно.

В системе высшего образования на формирование коррупциогенной институциональной среды работают оказание дружеских услуг с привлечением служебного ресурса, низкие зарплаты, массовый спрос на высшее образование, низкий уровень подготовки абитуриентов и т.д. [Леонтьева 2009]. Коррупция в сфере призыва на военную службу связана с тем, что среди молодежи существуют различные опасения: страх неуставных взаимоотношений, недостаточная социальная защищенность, страх навредить своему здоровью, нежелание терять время, которое можно использовать для учебы и работы [Максименко, Шаповалова 2018: 77].

Для характеристики коррупционного поведения особое значение имеет частота возникновения коррупционных ситуаций. Миллениалы, как и респонденты других возрастов, на протяжении всего исследуемого периода стабильно демонстрируют преобладание частоты эпизодической (столкновение со взятками примерно 1 раз в год) коррупции над регулярной (в течение последней недели/месяца).

В то же время для каждого из возрастов фиксируется свое соотношение. Люди в возрасте 50 лет и старше в 2007–2016 гг. чаще всего давали взятку больше года назад. По результатам отдельных социологических замеров (2014–2016 гг.) частота их эпизодических коррупционных связей существенно превышала частоту регулярных (в 10–15 раз), что, в целом, объясняется снижением социальной активности граждан «третьего возраста» [Полтавская 2018: 59]. У лиц среднего возраста преобладание не столь существенно.

У представителей поколения Y частота регулярной коррупции, как правило, приближается к частоте эпизодической коррупции. В отдельные годы исследования соотношение практически выравнивается. В частности, в 2016 г. среди молодежи давали взятку 23,1% «в течение последней недели/месяца» и 23,2% – «больше года назад». Более высокая регулярная коррупционная активность молодежи определяется целым комплексом факторов. Необходимо говорить и об особой амбициозности, экстремальности и трансгрессивности молодого поколения [Зубок, Чупров 2017: 16]; о распространенности в молодежной среде политического нигилизма, правовой безграмотности и недоверия к государственным органам власти [Афаунов 2016: 17]; о популярности идеологии демонстративного потребления в условиях недоступности отдельных социальных ресурсов [Харитонов и др. 2019: 53].

Следующим параметром оценки коррупционного поведения миллениалов выступает размер сумм взяток. Анализ результатов исследования показывает, что на протяжении 2007–2016 гг. размер чаще всего используемых взяток у миллениалов меняется. Если в 2007 г. наиболее популярной взяткой среди молодежи выступала сумма в размере до 1 000 руб. (58,4%), то в 2016 г. – сумма от 1 001 до 5 000 руб. (53,8%) (см. рис. 2). Удорожание коррупционного поведения может быть обусловлено сложными социально-экономическими процессами и явлениями федерального и регионального характера (финансовые экономические кризисы 2008–2009 гг., 2014–2015 гг., подготовка к празднованию Тысячелетия вхождения мордвы в состав единого Российского государства в 2012 г., подготовка к проведению Мундиаля в 2018 г.), определившими высокий уровень инфляции, падение покупательной способности рубля, снижение уровня зарплат, схлопывание рынка труда и т.д.

О

2007 г                2010 г                2013 г                2016 г

^^^^■до 1000 р. iiiiiiiWiiiiii от 1001 до 5000 р. ■ ^ свыие 5001 р.

Рисунок 2. Какую сумму Вы приблизительно потратили? (в %, для миллениалов)

Фиксируется последовательное снижение доли взяток мелкого размера (до 1 000 руб.) и в отношении людей среднего и старшего возрастов. В частности, у лиц среднего возраста доля взяток до 1 000 руб. в 2007–2016 гг. снизилась с 26,5% до 20,7%; у лиц старшего возраста – с 26,3% до 20,1%. Это также свидетельствует о масштабности влияния на коррупционное поведение протекающих противоречивых социально-экономических процессов в регионе и стране.

Параллельно проходящие процессы снижения числа взяток мелкого (до 1 000 руб.) и крупного (свыше 5 001 руб.) размеров, фиксируемые во всех возрастных когортах, позволяют говорить о формировании своеобразного коррупционного стандарта, единой для всех суммы от 1 001 до 5 000 руб., которая используется в большей части коррупционных сделок. Предположительно, региональная коррупция как подчиняющийся экономической логике рынок [Васильева, Воробьев 2015: 233] чутко реагирует на социально-экономическую ситуацию в стране и регионе. В рамках снижения реальной стоимости рубля и доходов основной массы населения произошла своеобразная самоорганизация регионального рынка коррупционных услуг, в рамках которой в республике установился некий единый тариф (сумма от 1 001 до 5 000 руб.) на большую часть коррупционных услуг.

Оценка миллениалами эффективности мер по борьбе с коррупцией позволяет опосредованно судить об их коррупционном поведении. Результаты всего цикла социологических замеров свидетельствуют о популярности среди представителей поколения Y таких «силовых» методов противодействия коррупции, как «показательные процессы против крупных коррупционеров» (40,5% в 2016 г.) и «ужесточение наказаний за коррупционные преступления» (50,0% в 2016 г.). Методы «либерального» толка выбирались примерно в 1,5 раза реже («совершенствование законодательства» – 32,4% в 2016 г., «сокращение административных барьеров» – 24,3%, «сокращение контрольных и разрешительных полномочий органов власти» – 13,5% и т.д.).

Сохранение подобного соотношения на протяжении длительного периода времени свойственно миллениалам независимо от места их жительства, гендера и уровня образования, что свидетельствует о формировании у них единого взгляда на специфику осуществляемой антикоррупционной борьбы. Частью такого взгляда, по всей видимости, становится убежденность в неспособности государства справиться с коррупцией «либеральными» методами.

Подобных оценок эффективности, в первую очередь «силовых» методов борьбы с коррупцией, придерживаются и представители других возрастных когорт. В частности, «ужесточение наказаний за коррупционные правонарушения» в 2016 г. выбрали половина лиц среднего (50,0%) и старшего (47,7%) возраста, а «совершенствование законодательства» – только каждый третий (31,3% и 35,1% соответственно). Можно утверждать, что в регионе сформировался и длительное время не теряет своей актуальности ярко выраженный запрос на усиление борьбы с коррупцией и взяточничеством. В целом по стране исследователи также отмечают «стабильно обостренное восприятие проблемы коррупции как проблемы, требующей первоочередного решения» [Латов 2019: 43].

Для анализа субъективной стороны коррупционного поведения миллениалов на завершающем цикле исследования респондентам был задан вопрос об отношении к взяткодателям и взяткополучателям. Фиксируется двойственность в суждениях представителей поколения Y : категорически осуждают взяткодателей 54,8%, а взяткополучателей – 72,6% (см. рис. 3). Существенно разнится и уровень нейтрального отношения к субъектам коррупционного действия.

Разница в оценках действий взяткодателя и взяткополучателя некоторыми исследователями связывается с тем, что коррупционное поведение приобрело функциональный и адаптационный характер. Нередко асимметрию восприятия коррупционного поведения взяткодателей и взяткополучателей увязывают с существованием в массовом сознании системы двойных стандартов, когда свои коррупционные действия (и своего близкого окружения) не имеют негативной окраски и воспринимаются как вынужденные. В свою очередь, аналогичное поведение других лиц однозначно оценивается в качестве общественно опасного и связывается с коррупцией [Журавлев, Юревич 2014: 66]. С точки

Рисунок 3. Как Вы относитесь к тем, кто дает/получает взятки? (в %, для миллениалов)

зрения социально-антропологического подхода данная противоречивость в оценках коррупционного поведения обусловлена не макро- (уровень экономического развития, особенности государственных и общественных институтов), а микрофакторами (моральные установки, устоявшиеся формы социального взаимодействия, культурные и этнические стереотипы и т.д.) [Torsello, Venard 2016].

Таким образом, данные длительных мониторинговых исследований (на протяжении 2007–2016 гг.) позволяют говорить о существовании у коррупционного поведения миллениалов как особых, так и общих с другими возрастными когортами свойств. Если первое может быть следствием специфических психовозрастных качеств поколения Y , то второе – результатом сосуществования в социально-экономических и политических реалиях одного региона. К особенностям коррупционного поведения миллениалов следует отнести:

– наличие коррупционного опыта у достаточно большого числа представителей поколения Y (до 74%);

– то, что абсолютное большинство коррупционных взаимодействий миллениалов распределяется между такими сферами, как высшее образование, призыв на военную службу и общение с ГИБДД;

– высокую коррупционную активность, характеризующуюся значительным уровнем регулярной коррупции (дача взятки в течение последней недели) по сравнению с эпизодической (больше года назад). У миллениалов в отдельные годы исследования уровень регулярной коррупционной активности приближался к уровню эпизодической коррупционной активности или был несущественно ниже;

– удорожание коррупционного поведения. Если на первом этапе исследования (2007–2011 гг.) представители поколения Y давали преимущественно взятки мелкого размера (до 1 000 руб.), то на втором этапе (2012–2016 гг.) – взятки, как правило, среднего размера (1 001–5 000 руб.).

К единым для всех возрастных категорий свойствам коррупционного поведения можно отнести:

– использование в большей части коррупционных сделок суммы среднего размера – от 1 001 до 5 000 руб., выступающей в качестве наиболее экономически обоснованной суммы для большей части неформальных сделок;

– популярность «силовых» методов борьбы с коррупцией, в эффективность которых верит большая часть представителей всех возрастных когорт; при этом меры противодействия коррупции условно «либерального» толка выбираются респондентами реже;

– двойственность в оценках коррупционного поведения, которое в зависимости от личного участия воспринимается или исключительно негативно, или нейтрально (в качестве вынужденной меры).

Выделенные черты позволяют говорить о том, что в регионе в последние годы формируются коррупционная модель поведения, которая обладает сходными для всех возрастных когорт чертами. Происходит постепенное сближение форм, содержания и протекания коррупционных практик у разных возрастных групп. Коррупционное поведение все больше приобретает функциональный и адаптационный характер. Для коррупционного поведения миллениалов характерно более яркое выражение общих для всех черт.