Коррупционер как специфический образ телевизионного пространства современной России

Исследовательские подходы к пониманию сущности человека как особого объекта исследования позволяют утверждать, что качественное содержание определения во многом зависит исторически от тех доминирующих идей, что были актуальны в разные периоды развития человеческого социума. Так, например, представители древнегреческой научной мысли определяли человека как «общественное животное», эпоха Возрождения ввела в научный круг понятие «человека гармоничного», эпоха Просвещения - «человека образованного», а последователи широко распространившейся теории Ч. Дарвина основное внимание сконцентрировали на Homo Sapiens – Человеке Разумном. ХХ век породил несколько обликов Человека Индустриальной Цивилизации. Появился человек толпы (Г. Тард), человек играющий (И. Хейзинга), человек потребляющий (Е. Николаева), человек кликающий (М. Эпштейн) и т.д.

XXI век наиболее злободневной поставил идею «Человека информационного», когда верной, на наш взгляд, становится формула: «Миром владеет не тот человек, который владеет информацией, но тот человек, который умеет правильно ее интерпретировать». Одним из основных источников формирования информационного поля современного человека, по утверждению многочисленных гуманитарных исследований, является телевидение и формируемое им телевизионное пространство. Его многогранный мир отражает, адаптирует и в значительной степени способствует актуализации многих социальных проблем. И поскольку общий статус данных фундаментальных проблем, в русле постоянно изменяющегося мира не может определяться какой-то частью образов, а для представления объективной картины требуется рассматривать каждый образ, представленный в современной культуре как самостоятельную единицу, требующую отдельного и подробного исследования. Проанализируем в настоящей статье особенности интерпретации образа коррупционера в контексте телевизионного пространства.

Рассматриваемый нами образ коррупционера представляет собой некий социальнокультурный конструкт, образованный слоями, определяющими его создание в качестве конечного продукта. Первый слой представляет собой реально существующее знание о феномене коррупции, истории ее становления, развития, особенностях людей, представляющих антисоциальное явление, определяемое современной наукой как «коррупция» [1].

Второй слой, в свою очередь, сосредоточивает основное внимание на субъективных представлениях о коррупции участников коммуникационного обмена в телевизионном пространстве: телезрителя - телеагента. Поэтому телевизионный образ коррупционера - это объект, искусственно созданный по законам телевизионной драматургии, и в данном случае мы имеем дело не столько с человеком как таковым, сколько с его прототипом - образом второго порядка, репрезентируемым телевизионным миром.

Являясь продуктом телевизионной рекламы, данный образ представляет особую ценность не только с позиции телевизионного объекта как «вещи в себе». В современную информационную эпоху механизмы конструирования коллективной идентичности, в свою очередь, стали технотронными. Традиционная модель передачи социально-культурных установок, существовавшая ранее по принципу передачи ценностных установок и ориентиров от поколения к поколению через личное общение, передачу сложившихся ценностей или усвоение неявного знания, путем вербального общения или путем ориентации на канонизированные образцы высокой культуры. При этом доминирующим становится роль электронных средств коммуникации, в недрах которых в результате непрерывной и высокоскоростной (по меркам культурно-исторических процессов) взаимной индукции человека реального и его электронного образа формируется и развивается его новая интерпретация.

Таким образом, можно сказать, что телевизионный образ в современном обществе персонализирует формирование индивидуального смыслового образа «реального мира», который выстраивается на основании информации, поступающей к телезрителю с индексом «реально» (т. е. на основании, в первую очередь, новостей). Поэтому, телевизионные персонажи коррупционеров, создаваемые в художественных фильмах или телевизионных сериалах, являются в данном смысле дополнительными, они не отражают действительной информации о коррупционерах, это разные симулякры, которые создаются телевизионными агентами, на основании их знания о данной социальной группе, и должные активизировать в телевизионных зрителях какие-либо эмоции. Причем в данном случае неважно будет созданный образ вызывать негативные или положительные эмоции, важнее их наличие. Потому что при отсутствии заинтересованности у телевизионной аудитории интереса к телевизионному продукту, его необходимо убирать с телевизионного эфира. И здесь существуют разные способы его «устранения». Например, телевизионный образ коррупционера убивают силовые, либо криминальные структуры; у него появляются новые черты характера - причем не важна оценка качеств от положительных до отрицательных; наконец, если не одна из приведенных выше мер не приводит к сохранению рейтинга телевизионного продукта как особого художественного произведения, он просто убирается с телевизионного эфира и заменяется каким-то другим продуктом. Показательным в этом смысле является индустрия создания телевизионных сериалов.

Учитывая вышеизложенное, в информационно-новостной сфере создания телевизионного образа коррупционера, можно выделить, по меньшей мере, две формы важнейшего смыслообразования.

Во-первых, с позиции семантики новостные сообщения в телевизионном пространстве задают способ данности предмета или факта [2]. Любой телевизионный канал максимально основательно и предельно ясно фиксирует такой способ данности и не позволяет нам интерпретировать его так, как это позволяет делать актуальный жизненный опыт каждого телезрителя. Поэтому один и тот же образ получит разную степень распознаваемости и значимо- сти для каждого конкретного телезрителя в зависимости от его социального опыта, уровня образования, степень культурной грамотности и иных факторов. Одно и то же событие может быть задано бесконечно различными способами трансляции при сохранении своей полной фактической достоверности. Поскольку, сама процедура декодирования материала, распознавания телевизионного события или образа, о которой у телезрителя как потенциального потребителя телевизионного продукта как изразца культуры нет единого цельного представления, то распознавание и отождествление телевизионного продукта видится нами как конструирование предмета. В рассматриваемом смысле данность предмета представляет собой авторское видение режиссера телевизионного продукта и актера, это лишь аудиовизуальный образ, своего рода матрица, на уровне личного восприятия. Повторимся в данном контексте, что в данном случае режиссер представляет собой не только источник построения телевизионных смыслов и телевизионных идей, воплощенных по большей части в фигуре телевизионного персонажа. Кроме этого, телевизионный режиссер является телеагентом - той фигурой, которая моделирует телевизионное пространство. Именно телеагенты, представленные в разных смысловых ролях в телевизионном пространстве, конструируют проблемное поле телевизионных персонажей, разноликость и многогранность телевизионных образов, позволяют телезрителям быть поливариативными, благодаря разности телевизионных персонажей у телезрителей появляется прекрасная возможность выбора, с помощью которого внутренние границы телевизионного пространства насыщаются новыми смыслами, содержанием. На эту основу в последующем нанизываются смысловые контексты каждого телезрителя и персонифицируются на индивидуальном уровне. Таким образом, избирая способ подачи телевизионного образа, телевизионное пространство способно в широких пределах варьировать представление об этом образе, возникающее у получателя информации. В данном случае важно все - и сам образ как единица построения телевизионного пространства, и те смысловые структуры, которые закладываются телеагентами в алгоритм его восприятия, и наконец способ подачи телевизионного образа, который рождает индивидуальный контекст для распознавания телевизионного образа, для его декодирования телезрителем. Здесь следует отметить и тот факт, что каждый телезритель декодирует образ одного и того же телевизионного образа по - своему. Каждый телезритель заостряет свое внимание на каком-то только ему важном смысловом поле, когда актуализируются лишь для данного телезрителя референтные структуры, тогда как многие иные отходят на второй план или, иначе говоря, структуры второго плана, второй действительности.

Второе понятие социально-культурного смысла, которое мы можем использовать применительно к формированию и интерпретации телевизионных образов, - это герменевтическое понятие наделения телевизионного продукта категорией «значительности». Сфера опыта имеет континуальный и бесконечно варьируемый характер, специфика создания которого также очень индивидуализирована и связана с повседневным опытом каждого конкретного телезрителя не просто как потребителя, но как источника формирования телевизионного пространства на уровне внешних границ, определенных в результате осуществления взаимодействия между телеагентом и телезрителем по поводу конкретного телевизионного образа. Способ работы с образом в телевизионном пространстве связан с антропологической организацией и предполагает выделение в ней наиболее ярких узловых моментов, что задает выборочный характер памяти (не только индивидуальной, но и коллективной исторической, что восходит к пониманию ментальности) и в то же время позволяет нам выстраивать целенаправленные виды действия (это связано с отсечением того, что малозначительно и не существенно для рассмотрения телевизионного продукта как особого социально-культурного феномена). Так складывается смысловая жизненная сфера, определение витального пространства создаваемого телевизионного образа, в котором выделяется важное, игнорируется и предается забвению неважное. За пределами актуального жизненного опыта основные элементы восприятия и витальности жизненного опыта телезрителя задаются в контексте масс-медиа, при этом телезритель сам выбирает телевизионный образ как данность как предмет представ- ляющий ценность для самоидентификации зрителя, и как набор смысловых качеств, связанных не только со способом интерпретации телевизионного образа, но и с правом выбирать сам предмет и набор ценностных характеристик, представляющих интерес для конкретного телезрителя. С поправкой на упрощенный физиологизм выражения, можно в этой связи полностью согласиться с М. Маклюэном, который рассматривает медийную сферу как «ампутированную и отчужденную нервную систему человека» [3]. Таким образом, телевизионное пространство организует смысловое освоение мира, находящееся за гранью личного опыта телезрителя, создавая тем самым тот предметно-событийный каркас, который дает ему опорные точки в осмыслении увиденного и отрефлексированного сознанием телевизионного образа или телевизионного события, когда за пределами индивидуального личного жизненного опыта (например, случайный разговор с незнакомым человеком зачастую начинается с обсуждения погоды, которая стоит на улице или политических событий в обществе злободневных в текущий период), переход к социальным темам, как правило, уже опосредован медийной сферой.

Доказан тот факт, что для большинства подсистем общества возможность влияния на смысловой универсум представляет собой ценнейший ресурс, и все, кто использует сферу массовых коммуникаций, в целом, и телевидения, в частности, в своих интересах, всегда стремились присвоить право определять значительность событий и оказывать влияние на способ их подачи. Однако не стоит забывать о способе формирования телевизионного пространства. Потому что в данном смысле формирование границ телевизионного пространства с позиции данности - определение внешних границ телевизионного пространства - это прерогатива телеагентов. Тогда как адаптирование внутренних границ телевизионного пространства есть прерогатива телезрителя. В телевизионном пространстве не обязательно «искажать» или «придумывать» события: вполне приемлемо даже не затрагивая предметного «значения» (по терминологии Фреге) телевизионного сообщения, а варьировать только его смысл. Разная смысловая акцентированность позволяет выстраивать совершенно различные образы действительности, в некоторых случаях диаметрально противоположные. Причем в данном случае не важно, что один и тот же телевизионный образ может представать в телевизионном пространстве с разных оценочных позиций, так как драматургия построения телевизионного образа совершенно не согласуется с обычной логикой восприятия объекта в обычной действительности. Телевизионный образ и реально существующий образ в действительности не существуют как цельность. Они различны и именно данная различность и является наиболее ценной.

Многие теоретики прошлого и современности считают, что по мере развития форм контроля, которыми обладает политическая власть, и (или) по мере экономических процессов монополизации в сфере массмедиа человечество окажется в тотально-контролируемой телекоммуникационной реальности [4]. Хотя, ряд современных исследователей (например, П. Вирилио и Э. Тоффлер), напротив, констатируют или предрекают исчезновение тотальных, массовых по своему воздействию средств массовых коммуникаций, которые диверсифицируются в силу экономических и политических процессов, протекающих в современном обществе, в силу появления новых медийных каналов (например, Интернета), в силу кризиса больших нарративов как таковых и т. д. Общество, по их мнению, становится все более непрозрачным, состоящим из небольших анклавов, каждый из которых имеет свой собственный информационный горизонт, отличный от «массового» [5]. Несмотря на это остается не до конца разрешенной дискуссия, связанная с гомогенизацией телевизионной сферы как особой медийной сферы. Мы приходим к размышлению о том, что телезрители и телеагент как субъекты коммуникационного пространства в контексте телевизионного пространства различным образом расшифровывают базовые человеческие понятия (например, понятие свободы, чести, достоинства, нравственности по-разному определяются границы дозволенного. Так, телеагент интерпретирует границы дозволенного на телеэкране, больше опираясь на понятие рейтинга, тогда как телезритель основным определяющим моментом видит личный опыт или восприятие окружающей действительности, где наиболее существенным является понятие социального опыта). Следовательно, конкретная позиция будет определяться выбранным языком, контекстом и набором антропологических допущений и ценностной позицией.

Очевидно лишь то, что новостные сообщения, затрагивающие социально злободневные проблемы, в частности коррупцию, необходимо должным образом контролировать, во избежание придания этому социальному злу статуса массовой эпидемии, избавление от которой представляется сложным, а иногда и невозможным. Нужна объективная оценка телевизионными каналами этого социального явления, в котором «антигерои» коррупционеры будут представлены в объективном документальном ракурсе, раскрывающем как реальный его уровень, так и последующее ему наказание, соразмерное совершенному деянию.

Поэтому телевизионный образ коррупционера не представляется как определенная самость, это скорее симулякр, мозаичный набор качеств и структур, должных с точки зрения участников телевизионной коммуникации присутствовать в нем. К тому же, характерные черты современной телевизионной части экранной культуры носят по-большому счету, характер заказной, имеют коммерческую сущность и насыщаются телевизионными образами, созданными на фоне новых мифов и культовых фигур и репрезентируемые как сверхзначимые.

Если коснуться конкретного содержания того человека, которого мы сегодня именуем как коррупционер, то одним из общих свойств, присущих данному телевизионному персонажу является его повседневность. Он воспроизводится для огромной аудитории как постоянно присутствующий во сферах жизнедеятельности общества культурный антипод, включающий в себя набор готовых формул и стереотипов, обеспечивающий основу общения людей из разных социальных слоев, разных поколений.

Другим таким свойством можно выделить креативность телевизионного образа коррупционера. Поставленный в определенные жесткие рамки, он легко может измениться и подстроиться под окружающую действительность, что делает обнаружение и разоблачение его крайне сложным.

Наконец третье свойство, присутствующее в большинстве случаев в изображении коррупционеров, уходит своими корнями к ментальным основаниям отечественной культуры и носит название «этатизм власти». Коррупционер, изображаемый на телевизионном экране, считает власть безусловной ценностью и всякими способами пытается ее добиваться, отчетливо осознавая те возможности, что даст ему ее ощущение и наличие.

Исторически образ коррупционера претерпевал свои изменения, наполняя содержание данного концепта новым смыслом. Современный коррупционер является порождением действительности. Его телевизионный прототип обладает теми свойствами, что присущи и многим другим социальным группам людей, что зачастую затрудняет считать эти свойства как маркирующие коррупционера. В рамках борьбы с коррупцией, каждый социальный институт должен вносить свою посильную лепту, и в этом смысле задача телевизионного пространства заключается в противодействии созданию мифа о непобедимости коррупции, потому что миф победить значительно труднее, чем реально существующее социальное явление.