Криминалистически значимые особенности субъектов преступлений в сфере экстремистской и террористической деятельности: гендерный аспект

В контексте разработки криминалистической характеристики преступлений, связанных с экстремистской и террористической деятельностью, служащей информационной моделью указанных деяний [1, с. 153–157; 2, с. 10–16], особый интерес вызывает формирование психолого-криминалистического портрета субъектов преступлений [3, с. 31– 41; 4, с. 88–96], в структуре которого особый интерес приобретает соотношение гендерных аспектов.

В специальной литературе утверждается об очевидном лидировании мужчин как субъектов преступлений экстремистской и террористической направленности, соотношение которых с женщинами значительно превосходит среднее (обобщенное) соотношение мужской и женской преступности [5; 6, с. 41–45]. Вместе с тем процентные показатели соотношения мужской и женской преступности в сфере экстремизма и терроризма у различных авторов не совпадают. Это закономерно объясняется, во-первых, случайностью выборки эмпирических источников, нередко предопределенной региональными особенностями места сбора эмпирического материала; во-вторых, специфической направленностью предмета научного изучения.

Так, по данным Ж.В. Васалатий, изучавшей особенности субъектов преступлений террористического характера, мужчинами совершено 83,9% указанных деяний [7, с.14]. Полагаем, что довольно существенный процент женской террористической преступности (16,1%) по делам террористического характера обусловлен получившим распростра- нение в современных условиях использованием террористок-смертниц, на характеристике личности которых мы специально остановимся далее.

Д.Г. Скориков, анализирующий субъектов преступлений экстремистской направленности, говорит о том, что на долю женской преступности в указанной сфере приходится всего 4,7% [8, с. 16] (следовательно, оставшавшиеся 95,3% относятся к мужской преступности).

Подобные данные – 97% мужчин от числа осужденных за преступления экстремистской направленности – называет В.О. Давыдов, который рассматривал особенности совершения преступлений экстремистской направленности с помощью телекоммуникационных сетей [9, с. 15].

Минимальный процент женской преступности – 3,6 % – отмечают исследователи применительно к преступлениям против жизни и здоровья, совершенным по мотиву национальной, расовой, религиозной ненависти или вражды [10, с. 13].

Подобные результаты (с явным преобладанием мужчин в структуре экстремистской и террористической преступности) указаны в трудах иных исследователей.

Представленные сведения различных исследователей в целом совпадают и с результатами исследований, проведенных нами. Несомненно, явное лидирование мужчин, по общему правилу, обусловлено общей более активной линией их поведения в социальном плане, по сравнению с женщинами, что предопределено различием гендерных ролей. Преимущественное участие в пре-

Кулешов Роман Владимирович , кандидат юридических наук, доцент, начальник отдела координации научной деятельности в МВД России Департамента государственной службы и кадров МВД России

Статья получена: 13.04.2016

ступлениях отмеченной категории мужчин, на наш взгляд, также может объясняться значительным удельным весом преступлений, совершенных по религиозным мотивам, в структуре экстремистской преступности, по определению отражающей проявление агрессивных состояний [11, с. 59–63]. Подавляющее же большинство религий утверждает доминирование (первичность, активность и т.п.) мужского начала и вторичность (пассивность, кротость, подчиненность, ведомость и т.п.) женского.

В то же время невысокий показатель женской преступности вовсе не свидетельствует о незначительной роли женщин в совершении деяний указанной направленности, которая проявляется в следующих типичных направлениях:

• -    террористки-смертницы;

• -    вербовщицы;

  -публичныеагитаторы(безпризнаковвербовки);

• -    агитаторы в социальных сетях;

• -    вспомогательный персонал.

Кроме того, хотя руководство экстремистским формированием традиционно является прерогативой мужчин, в последнее время правоохранительными органами стали выявляться факты осуществления лидерских функций девушками [12], что, полагаем, является частным проявлением общей социальной тенденции маскулинизации женщин как последствия эмансипации.

Итак, анализ резонансных преступлений о совершении террористических актов, захвате заложников и иных преступлений террористического характера, связанных с непосредственным выражением агрессии, свидетельствует об активизации такой тенденции, как использование террористок-смертниц. Ставка именно на террористок-смертниц предопределялась рядом условий, как непосредственно характеризующих личность смертницы, так и ее восприятие окружающими на этапе предкриминальной ситуации. Традиционно женщина вызывает большее доверие в среде незнакомых людей, как лицо с большей вероятностью законопослушное. Например, по признанию свидетелей, выживших в результате теракта в автобусе в г. Волгограде в октябре 2013 г., террористка-смертница Наида Асиялова, хотя и была одета в хиджаб (который привлек внимание окружающих и был воспринят как красивый этнический атрибут), но вплоть до самого взрыва не вызывала подозрения у пассажиров автобуса. Наоборот, из лучших побуждений попутчики уступили ей место для сидения, чем невольно способствовали тому, что количество жертв оказалось меньше по сравнению с реально возможным для аналогичной ситуации (взрывное устройство мощностью 600 г в тротиловом эквиваленте), если бы она стояла.

Анализ личности Н. Асияловой, проведенный согласно различным эмпирическим источникам информации, полученным, в том числе, и от ее близких родственников, позволяет сделать вывод о том, что ей были свойственны многие общие черты, присущие экстремистской и террористической преступности (как мужской, так и женской). Асиялова вела замкнутый образ жизни, сочетая фанатичное поклонение радикальному исламу с ненавистью к людям вообще, возникшей вследствие фрустрированных состояний на фоне пережитых сильных стрессов в подростковом возрасте. Отдельные информационные источники утверждают, что в юности Асиялова пережила надругательство со стороны знакомых ей взрослых мужчин, которые затем ее шантажировали, что постепенно приобрело огласку, и, с точки зрения общественного мнения населения небольшого исламского населенного пункта, где она тогда жила, воспринималось как «аморальность» девушки [13]. Несмотря на чудовищное по своей жестокости преступление, Асияловой была присуща потребность в духовном поиске, но, чувствуя себя лишней и непонятой в кругу родственников, исповедующих традиционный ислам и не разделявших радикальных течений, а также отвергнутой другими членами общества, Аси-ялова предпочитала не делиться с ними своими душевными переживаниями. Ссоры на почве разных идеологических взглядов между Асияловой и ее матерью, другими родственниками возникали периодически и порой доходили до того, что мать не пускала ее домой в хиджабе; в последние годы они почти не виделись, и о жизни Асияло-вой ее матери ничего не было известно. Асияло-ва контактировала со вдовами, женами и иными родственницами лиц, склонных к совершению террористических актов. Кроме того, указанные общие для экстремистов и террористов качества в случае с Н. Асияловой дополнялись тяжелым прогрессирующим заболеванием, что усиливало ее стабильно фрустрированное состояние, ощущение безысходности и суетности земной жизни, в сочетании с человеконенавистничеством. Согласно установленным данным, Асиялова, проживая в г. Москве, а также в Кизляре и Хасавюрте, сначала являлась вербовщицей новых последователей радикального ислама и участников террористических формирований, затем, после тесного сближения с единомышленником Д. Соколовым, также принявшим радикальный ислам, совершила теракт. Именно Д. Соколов, которого она считала своим гражданским мужем, подготовил ее к такой акции, в том числе лично изготовил для нее взрывное устройство [14].

Как правило, выбор конкретных женщин в качестве потенциальных террористок-смертниц не случаен и предопределен совокупностью их индивидуально-психологических качеств в сочетании с воздействующими на них определенными условиями окружающей обстановки. Помимо рассмотренных выше качеств (иллюстрирующих типичный портрет террористки-смертницы), которыми обладала Асиялова, зачастую выбор происходит из числа вдов или иных близких родственниц, близких лиц исламских боевиков, погибших в результате контртеррористических операций. Предпочтение отдается женщинам с заниженной самооценкой, ведущим замкнутый образ жизни после смерти близкого им мужчины либо находящимся во фрустрированном состоянии вследствие иных сложных жизненных ситуаций. В различных информационных источниках также упоминается о случаях провокации женщин [15, с. 164–167] с целью создания видимости их аморального поведения (вплоть до надругательства с фиксацией этого действия с помощью видеозаписи), с целью убеждения к «очищению» путем самоподрыва в результате теракта. Независимо от формы насилия [16, с. 3–9; 17, с. 34–38], реализованной в отношении потенциальной смертницы, достигается усиление ее фрустраций, что хронологически приближает ее психологическую готовность к навязанной ей деструктивной деятельности. Как правило, террористки-смертницы проходят этап подготовки к совершению теракта, в ходе которой подвергаются мощной психологической и идеологической обработке вплоть до зомбированного состояния и полной атрофии к способности объективно и критически оценивать свои действия и действия иных участников преступных террористических и экстремистских группировок. Практика свидетельствует, что террористки-смертницы, как правило, исповедуют радикальный ислам; причастность к иным видам религий, как к различным направлениям (сектам) традиционных, так и новых, альтернативных, в целом не характерна.

Другим направлением участия женщин в совершении преступлений экстремистской направленности является их причастность к деяниям агитационного характера, связанным с разжиганием ненависти или вражды на идеологической почве. Этой разновидности преступниц свойственны более широкий круг общения (хотя избирательность в выборе контактов сохраняется), большая степень приемлемости при установлении контактов с людьми, в целом более широкий общий кругозор личности. Данная категория отличается более высоким образовательным уровнем (как известно, в составе группы «Pussy Riot»

находились художницы, актрисы, иные представительницы творческой интеллигенции), относительной социализацией. Для этой группы субъектов также характерна потребность в духовном поиске и разрешении «вечных вопросов», самосовершенствовании мировоззрения, но вследствие асоциальных установок, нереализованных потребностей компенсация этих потребностей идет по деструктивному пути.

Представительницы подобных объединений нередко являются сторонниками феминизма. В плане отношения к религии (в отличие от террористок-смертниц) они характеризуются нейтральными убеждениями, некоторые из виновных (например, участники скандально известной группы «Pussy Riot») даже были крещены в христианской церкви, иные – являлись атеистами.

Совершаемые женщинами преступления экстремистской (террористической) направленности, в которых прослеживается явная агитационная составляющая, осуществляются и с помощью средств телекоммуникации. Так, задержанная в июне 2009 г. в Московской области студентка 5 курса вуза, одновременно работавшая посудомойкой в ресторане, разместила в своем интернет-блоге информацию экстремистского характера. Используя неофашистский литературный источник «Пособие по уличному террору» и изменив название агитационного текста на «Пособие по уничтожению лиц кавказской национальности», она призывала молодежь на борьбу с людьми «неславянского происхождения», считая их «биомусором», который недостоин проживать в едином пространстве с представителями «белой расы». В тексте содержалось обращение к подросткам объединяться в «белые патрули» и, применяя тактику «точечного террора», нападать на представителей стран ближнего зарубежья, имеющих неславянскую внешность [18, с. 1].

Итак, присущая женской преступности в данной сфере асоциальная установка, морально-нравственная деградация и стабильные фру-стрированные состояния личности проявляются в публичном выражении негатива в отношении действующего правительства, правоохранительных и иных государственных органов, каких-либо других социальных групп, идеологические убеждения которых антагонистичны, с точки зрения виновных. Им свойственны высокий эгоцентризм, демонстративность и эпатаж в поведении, что является попыткой привлечь к себе (как к источнику и носителю «сверхценной идеи») максимальное внимание и приобрести единомышленников в «идеологической борьбе». Соответственно, психологическая включенность следователя в

ВЕСТНИК

Казанского юридического института МВД России указанное внутреннее состояние «духовного поиска» подозреваемых и обвиняемых, не имеющая ничего общего с потаканием данным радикальным идеям, является приоритетным фактором в формировании и поддержании психологического контакта с допрашиваемой в контексте процессуальной деятельности по исчерпывающему установлению обстоятельств расследуемых деяний.