Культурно-просветительская работа среди женщин коренных народов северо-востока России (1920-1941 гг.)

В первое послереволюционное десятилетие советское правительство, проводя политику женской эмансипации, обращало серьезное внимание на проблему женской неграмотности и малограмотности. Проходили съезды по ликвидации неграмотности, принимались постановления партии об усилении работы по советскому и коммунистическому просвещению работниц и крестьянок [1]. Был взят курс на привлечение женщин в педагогические учебные заведения.

Эти процессы практически не затронули Северо-Восток советской республики, территория которого охватывает территорию Камчатки, Чукотки, Магаданской области, северо-восточной части Якутии.

По данным переписи 1926-1927 гг., грамотными среди коренного населения региона были: у оседлых чукчей- 4% мужчин и 0,6 % женщин; у кочевников-чукчей - 0,3 % мужчин и 0% женщин. У оседлых эскимосов знали грамоту -17% мужчин и 2% женщин, у кочевых - 0,3% мужчин и 0% женщин. У кочевых чуванцев и юкагиров все женщины были поголовно неграмотны [2]. Аборигены Охотского побережья также были практически неграмотными. По сведениям 1925 г., среди кочующих тунгусов Ямского района (Охотское побережье) неграмотными были все женщины все мужчины в возрасте от 8 до 17 и старше лет [3].

Вектор государственной политики - ликвидация неграмотности среди взрослого населения - отразился в решениях IX съезда Советов РСФСР (1924 г.) и в декрете ВЦИК от 10. 03. 1924 «О ликвидации неграмотности среди взрослого населения». На местах власти пытались организовать систему образования, однако на Северо-Востоке страны дело двигалось крайне медленно. В отчете Дальневосточного краевого исполнительного комитета за 1925-1926 гг. приводятся данные: в Камчатском округе действовало 14 школ, в которых насчитывалось 18 учителей и 430 учеников, в Николаевском округе-4 школы, 4 учителя и 100 учеников [4]. Школы в крае посещали в этот период 206 коряков, 71 чукча, 50 эскимосов, 40 тунгусов, 34 якута, 12 ламутов [5]. При этом 23 учителя из 25 не владели туземными языками, преподавание велось на русском языке.

Образование женщин являлось важным фактором в формировании кадрового резерва в социалистическом строительстве. В Постановлении ЦК ВКП(б) «Об очередных задачах партии по работе среди работниц и крестьянок» (1929 г.) рекомендовалось при разработке вопросов труда, культуры и быта выдвигать женский актив на руководящую работу, организовывать в республиках в более широких масштабах женские ликпункты (пункты ликвидации неграмот- ности), женские школы [6].

На Северо-Востоке в силу специфики территории и образа жизни коренного населения осуществлялись поиски форм и методов народного образования и просвещения. Особой организационной формой стали комплексные учреждения - культурные базы (культбазы). Культбазы должны были содействовать культурному подъему, развитию самодеятельности, формированию основ национального самоопределения туземных народов [7]. Во второй половине 1920-х - начале 1930-х гг. на территории Северо-Востока были открыты пять культбаз. Помимо культбаз, развивалась школьная сеть и особый вид школ - кочевые школы для обучения кочующего населения.

Особой формой культурно-просветительской работы в среде кочевого населения являлась деятельность красных яранг. Красные яранги создавались при культбазах по подобию красных юрт, хорошо зарекомендовавших себя форм работы в других национальных районах страны (особенно в Казахстане). Красные яранги вели политико-массовую, культурно-воспитательную, просветительскую и оздоровительную работу среди кочевых народов в удаленных поселениях. В 1929 г. советским правительством было утверждено Положение о красной яранге как наиболее удобном культурно-просветительском учреждении для местных условий. Первая красная яранга на Дальнем Востоке была создана в 1929 г. [9]. На III съезде Советов Чукотского района (1932) был поставлен вопрос о приближении работы культбазы к туземному населению, главным образом к кочевникам. С этой целью в марте 1933 г. было разработано типовое положение о красной яранге - передвижном политико-просветительном учреждении [10]. Формой работы среди женщин должны были стать передвижные женские красные чумы [11]. Однако в фондах ГАМО и РГИА ДВ мы не нашли сведений о массовой практике подобных организаций. Вероятно, создание и деятельность передвижных женских красных чумов (яранг) предполагалось и планировалось, однако их организация так и не была осуществлена в силу различных причин, прежде всего финансовых и кадровых. Также сказывался дисперсный характер проживания населения и сложности с передвижением по территории.

Государство проблему женской неграмотности решало в рамках кампаний, приуроченных к знаменательным датам и государственным праздникам. Характерным примером может служить циркуляр Дальневосточного отдела на родного образования (г. Хабаровск) «О задачах по народному образованию в связи с проведением дня 8 Марта» (1925). В циркуляре отмечалось, что причиной тяжелого положения женщины «как в моральном, так и в материальном положении является народная темнота» и в связи с этим первоочередной задачей должна быть агитация и практические мероприятия по вовлечению женщины в работу по ликвидации неграмотности. Местным органам власти предлагалось вовлекать женщин в работу изб-читален, в кружковую работу, устраивать в избах-читальнях «трудовые вечера», на которые «собираются крестьянки с домашней работой (пряжей, шитьем), здесь же читаются газеты, ведутся о прочитанном беседы» [12]. В работе по ликвидации женской неграмотности должны были участвовать библиотеки, организуя справочную работу по информированию о «правовом и экономическом положении женщины, по охране материнства и младенчества, гигиене и физиологии женщины и ребенка» [13]. Очевидно, что подобные методические рекомендации мало подходили для реализации на Северо - Востоке, где публичных библиотек не было в данный период, а избы-читальни только начинали свою деятельность.

Основную нагрузку по обучению взрослого населения несли пункты ликвидации неграмотности (ликпункты). В 1925/26 учеб. г. на лик-пунктах при школах Камчатки обучались 42 коряка, при школе в Уэлене -10 чукчей, при Нау-канской и Уныинской школах -36 эскимосов. Всего представителей коренных народов обучалось 88 человек. Как отмечал Камчатский окружной ревком в Справке о ликвидации неграмотности среди народов Севера, «женщины на ликпункты почти не привлечены» [14]. В докладе на съезде ликпунктов Ольской волости Охотского уезда Камчатской губернии в 1924 г. был очерчен круг проблем, с которыми столкнулась власть при ликвидации неграмотности населения. Среди прочего указывалось, что местное оседлое население не осознало значения и необходимости грамотности и относится к обучению «как к отбыванию очередной повинности,... ликпункты посещают весьма неохотно. ...Процент неграмотности среди женщин доходит до 50» [15].

Ликвидация неграмотности среди взрослых женщин шла с большим трудом. Первоначально ставились простые задачи - заинтересовать женщин и объяснить им значимость обучения и просвещения. В решениях Гижигинского сельсовета (Охотское побережье) в 1930 г. предлага- лось принимать меры по вовлечению «бедноты и женщин» в работу кружков избы-читальни [16]. Вопросы посещаемости курсов ликбеза женщинами даже ставили в повестку дня общих собраний женщин селений. Особой активности женщины не проявляли. Основной причиной не посещения занятий, на которую ссылались женщины - «не с кем оставить детей» [17].

Аяно-Майской красной юртой (Якутия) в 1931/32 гг. на стойбищах проводились занятия по ликвидации неграмотности, которые посещали: эвенки -35 мужчин, 16 женщин, якуты - 7 мужчин, 3 женщины. Занятия по ликвидации неграмотности проводились на русском языке, сопровождались докладами о конституции, о национальном районировании, колхозном строительстве, международном дне работницы, революционном движении в капиталистических странах. Посещение женщинами занятий в этой красной юрте объяснялось тем, что при ней были открыты детские ясли [18]. В 1933 г., констатируя «отсутствие какой бы то ни было работы с женщинами-туземками», Чукотский окружком ВКП(б) постановил «вменить в обязанность учителям проведение работы по ликвидации неграмотности среди женщин» [19].

Большой проблемой для органов власти было нежелание коренного населения обучать своих детей, особенно девочек, в школе. Одна их главных причин слабого стремления к знаниям -крайняя бедность населения. Бедность была причиной и того, что кочевое население было не в состоянии оплачивать жилье и питание своих детей, оставленных учиться в стационарной школе и жить в поселениях.

Для обучения детей кочевников была избрана форма школы-интерната с бесплатным обучением, проживанием и питанием детей. Несмотря на все минусы, проявившиеся позднее (оторванность от семьи и связанная с этим утрата национальных традиций, навыков и проч.), школы-интернаты стали единственной формой, в которой было возможно обучение детей из семей кочевого населения в данный период. Однако и из интернатов родители часто забирали детей, поскольку с 10-12 лет дети в традиционной якутской семье выполняли хозяйственные функции, включались в хозяйственную деятельность, были помощниками родителям. В первой половине 1929 г. в Ольском интернате обучались всего 8 детей - 5 девочек и 3 мальчика [20]. Родители не видели в обучении детей жизненной и практической необходимости: «Учитель не нужен, школа тоже: грамота нам ни к чему. У нас одна школа: мальчика сделать хорошим оленеводом, девочку - хозяйкой яранги» [21]. Девочек особенно неохотно отдавали учиться в школу - они были главными помощницами своим матерям в ведении домашнего хозяйства и уходе за младшими детьми.

В 1931 г. в Ольской школе обучалось 69 человек, из которых только 28 девочек разных возрастов. По национальности учащиеся в основном были русскими и камчадалами, тунгусов (эвенов) - только 1 ребенок [22].

Усилия властных органов по развитию школьной сети на Охотском побережье и в районах Колымы были явно недостаточными, что было отмечено в «Постановлении по реализации Закона о всеобуче на Колыме» накануне 1931/32 учебного года. В Постановлении было указано, что «в некоторых районах почти полностью отсутствуют в школах первой ступени дети из основной массы кочующего тунгусского населения» [23]. В 1931 г. в Ольско-Сеймчанском районе все дети кочевых тунгусов (эвенов) - и мальчики, и девочки не обучались в школе, а у оседлых тунгусов в школу ходили только 19 детей - 1,19% [24]. В Пенжинском районе в 1932 г. обучались в школе 140 детей, из которых было всего 40 коряков [25].

Для привлечения коренного населения к школьному образованию, подъема авторитета школы были жизненно необходимы педагогические кадры из представителей коренного населения - знающие родной язык, традиции, культуру, менталитет местных жителей.

Летом 1926 г. в Ленинградский рабфак при Институте живых восточных языков были направлены на учебу 1 чукча, 1 юкагир, 3 камчадала, а на туземное отделение при Хабаровском педагогическом техникуме поступили 1 самагир, 1 эскимос, 1 алеут, 9 камчадалов [26]. Иногда студентов приходилось уговаривать продолжить обучение. Уже в 1928 г. на туземном отделении Хабаровского педтехникума и Северного факультета Ленинградского института живых восточных языков обучалось уже около 200 дальневосточных туземцев [27]. В 1931 г. в Институте народов Севера в Ленинграде обучались 195 мужчин и 58 женщин - представители всех народов Севера [28]. Была заложена основа формирования кадров национальной интеллигенции народностей Севера, давшей впоследствии толчок развитию национальной культуры, языка в новых исторических условиях.

В декабре 1930 г. были сформированы национальные округа. В 1931 г. был создан государственный трест по дорожному и промышленному строительству в районах Верхней Ко- лымы «Дальстрой». С конца 1932 - начала 1933 г. социальная сфера - народное образование, здравоохранение и культурно-просветительные учреждения - начинают работать в системе Дальстроя [29].

Новой формой работы среди коренных народов становятся т. н. «наццентры» - национальные центры, организуемые в местах наибольшего тяготения отдельных групп кочевого населения. Организация национальных центров в колымских районах началась в 1932 г. В национальных центрах строились школы и фельдшерские пункты, общественные бани. Основной проблемой в первые годы существования национальных центров была нехватка квалифицированных кадров врачей, учителей, незнание персоналом языка коренных народов, недостаток национальных профессиональных кадров [30].

Тем не менее предпринятые усилия давали свои результаты. Постепенно ситуация с женским образованием и просвещением начала улучшаться. Увеличивался объем государственного финансирования народного образования малых народов Дальнего Востока. В 1932 г. на эти цели было выделено около 6 млн р. [31]. В Охотско-Эвенском национальном округе сеть школ возросла с 16 (1931) до 27 единиц в 1932 г. Было положено начало эвенской письменности и созданию букваря на эвенском языке, в национальных школах округа начало внедряться частичное преподавание на родном языке. Школы округа в 1932 г. были полностью укомплектованы преподавательским составом [32]. В 1932/33 учебном году планировалось снабдить все школы округа букварями на ороченском языке, форсировать выпуск букваря на эвенском языке [33].

XVII съезд ВКП(б), проходивший в 1934 г., отметил успехи в деле повышения культурного уровня женщин. На съезде было подчеркнуто, что десятки миллионов рабочих, работниц, крестьян и крестьянок ликвидировали свою неграмотность. В качестве дальнейших задач было предложено поднять уровень культуры женского населения сел до культурного уровня горожанок, а также культурный уровень жительниц Крайнего Севера, Средней Азии, Казахстана [34]. Н.К. Крупская в предисловии к сборнику «Заветы Ленина о раскрепощении женщин» писала: «...Нужно развернуть громадную работу по вооружению трудящихся женщин знаниями, по вовлечению ее в общественную и политическую работу, по культурно-массовому обслуживанию широчайших слоев работниц, колхозниц, особенно нацменок...» [35].

Развивая культурное строительство, советское государство к середине 1930-х гг. добилось определенных успехов. Впервые в своей истории малые народы получили свою письменность, была развернута подготовка национальных кадров в вузах и училищах Ленинграда, Хабаровска, Петропавловска. Возрастали культурные запросы населения. Изменился диапазон и формы работ культурных учреждений, стали массово проводиться политико-просветительная работа с национальным населением, читки художественной литературы, литературные вечера [36].

Тем не менее разбросанность населения по огромным территориям, кочевой образ жизни, слабая разъяснительная работа, крайне недостаточное количество подготовленных кадров сказывались на темпах ликвидации неграмотности на Северо-Востоке. В 1936 г. Чукотский окружком ВКП (б) отмечал: «Дело ликвидации неграмотности и малограмотности в округе находится под угрозой срыва. В навигацию 1936 г. учебники на чукотском языке для ликбезов не завезены. В 1936 г. штатных ликвидаторов - 18 чел., требуется дополнительно 130 ликвидаторов» [37]. Продолжала ощущаться нехватка педагогических кадров, не удавалось охватить всеобучем все кочевое население. На Чукотке в 1940 г. количество неграмотных составляло 33% населения [38].

Выстраивая систему образования и определяя направления культурно-просветительской работы, государство обращало внимание не только на детей и подростков, но и на женское население. В декабре 1933 г. Чукотским окружным комитетом ВКП(б) было принято решение о работе с женщинами коренных национальностей в стойбищах и кочевьях [39]. Агитация была необходима, поскольку в общественном сознании многие преобразования до сих пор не находили должного отклика. Работник красной яранги в 1941 г. отмечал, что в беседе на тему «Какие права предоставляет Сталинская конституция всем гражданам СССР?», чукчи одобрительно отзывались о праве на труд, отдых, социальном обеспечении нетрудоспособных граждан. Слушатели соглашались с провозглашенными принципами равноправия граждан, свободы совести. Однако неодобрение вызвало провозглашенное равноправие женщин, а так же право на образование [40]. В 1941 г. на Чукотке было вновь организовано 12 красных яранг. Однако с началом Великой Отечественной войны красным ярангам были присвоены новые функции - сбор военного налога, государственные поставки. Осуществление этих функций привело к тому, что кочевое население стало неохотно обращаться в красные яранги.

Таким образом, в довоенный период ликвидация женской неграмотности и малограмотности в районах Колымы и Чукотки сталкивалась с проблемами организационного характера. Не удалось полностью преодолеть массовую неграмотность взрослого женского населения, охва тить школьным обучением всех детей, создать разветвленную школьную сеть. Эти вопросы постепенно разрешались в послевоенный период. В изучаемый период была заложена организационная и кадровая база дальнейших преобразований в этой сфере. Был получен опыт и определены формы и методы работы с женским населением, достигнуты первые положительные результаты в культурно-просветительской работе среди женщин коренных народов региона.