Культурный код в горизонте понимания народной архитектуры Русского Севера

The author carries out the comprehensive culturological study of the Russian North folk architecture.

She also presents a model of meaning formation connected with folk architecture. The author suggests the metaphor “as measure and beauty tellˮ to detect a cultural code (folk wooden architecture).

В отечественной традиции исследования памятников архитектуры сложилась устойчивая практика рассматривать их либо с исторической, либо с археологической, либо с искусствоведческой точки зрения. Сравнительно недавно памятники архитектуры стали изучаться в новом, интегративном научном горизонте — как произведения культуры, имеющие большое значение для понимания истории культуры в целом. В настоящем исследовании мы исходим из того, что история искусства должна писаться как история культуры [1]. «Русский Север» уже около двух столетий — это не только устойчивое словосочетание, вобравшее в себя особенности российского менталитета, но и понятие, отражающее важные для отечественной культуры смыслы. Русский Север — своеобразная территория, не столько изолированная пространственно, сколько обособленная духовно. Здесь в XVII—XIX вв. сложилась если не идеальная, то по-своему гармоническая система организации жизни, которая в России не была востребована. Бытие Русского Севера — это модель жизни свободного, даже в эпоху крепостничества независимого, экономически обеспеченного, верующего русского крестьянина, «государственника» по своему мышлению; «нигде в России крестьянин не добился большего успеха, чем крестьянин Севера, отстоявший границы своих земель и свой незакрепощенный статус» [2, с. 227]. Среди се-верноруссов выделяется этнографическая груп- па (субэтнос) поморов — русского населения, проживающего на берегах Белого и Баренцева морей. Поморы (русский вариант морской культуры в Арктике) выработали бесценный опыт выживания и хозяйственной деятельности в экстремальных условиях Крайнего Севера, являющего и по сей день границей ойкумены — «пространства обитания человечества». Начиная с XVIII века, в большей степени благодаря личности М. В. Ломоносова и его научным трудам, поморы постоянно привлекали внимание русского общества. В течение XIX века сложилось представление о поморе как об особом типе русского человека, обладающем особыми чертами характера — предприимчивостью, смелостью, умом, независимостью в делах и суждениях. Ведь именно они, поморы, первыми прорубили окно в Европу, сделали свою столицу — город Архангельск — первыми морскими воротами России, из среды поморов вышли первые землепроходцы, еще четыре века назад бесстрашно и дерзко бороздившие на своих немудреных суденышках Ледовитый океан. Отважные северные мореплаватели освоили морской путь на Новую Землю, в Сибирь и на запад — Шпицберген. Континентальный менталитет, свойственный славянам, сменился на Севере более открытым и активным мировосприятием морских народов. В поморской среде бытовала поговорка: «Архангельский город всему морю ворот». Крестьяне-земледельцы, пришедшие на Север из новгородских и ростово-суздальских земель, сделали своим «полем» море, где добывали рыбу, морского зверя, создали своеобразную морскую культуру. На деревянных судах, приспособленных для арктических плаваний, достигали островов Новой Земли и Шпицбергена. Велика роль в освоении Арктики наших соседей — норвежцев, здесь на Севере Европы появился уникальный опыт сотрудничества двух культур, которые взаимно обогащали друг друга. Русские поморы и норвежцы имели свой язык «руссе-норскк» или «Моя-по-твоя» — смешанный русско-норвежский язык (один из примеров пиджина), обслуживавший общение поморских и норвежских торговцев на северном побережье Норвегии. Он существовал с 1750-х по 1920-е годы, когда велась активная морская торговля зерном и рыбой между Норвегией и российским Поморьем. В руссенорскке зафиксировано около 400 слов, 50 % лексики — из норвежского языка, 40 % — из русского, остальные заимствованы из английского, нидерландского, нижненемецкого, финского и саамского. В XVII—XVIII вв. Русский Север имел самый высокий показатель грамотных сельских жителей не только в России, но и в Европе.

Этот край внес значительный вклад в развитие Российского флота, стал колыбелью отечественного судостроения. В 1693 году при личном участии Петра Великого заложен, а в 1694 году на Соломбальских островах построен и спущен на воду первый русский торговый корабль «Святой Павел». Заслуживает внимания тот факт, что в традиционной культуре Русского Севера сказалось влияние средневековой русской и европейской городской культуры, а также в целом влияние Западной Европы: Англии, Голландии, Германии, Норвегии. В XVI—XVII вв. в торговлю через Архангельск было задействовано более 70 русских городов, а торговый оборот русских и иностранных товаров был одним из самых больших в Европе. Русский Север — родина первых российских землепроходцев: Е. Хабарова, С. Дежнева, А. Баранова. В честь Архангельска столица Русской Америки — Ситха — была названа Ново-Архангельском.

Здесь родина многих выдающихся ученых, среди которых в первую очередь надлежит назвать М. В. Ломоносова, первого русского академика, основателя Московского университета. Ломоносов — выходец из поморской среды, он вырос в поморской семье в д. Куростров. Специфика жизни человека в условиях Севера формировала особый тип мышления и менталитета, опорой которому было православие. Осо- бенностью северного менталитета является то, что в нем заложен генетический код севернорусской культуры. Посредством культурной традиции он передается из поколения в поколение. «Русский Север! Мне трудно выразить словами мое восхищение, мое преклонение перед этим краем. Я зачарован им до конца моих дней. В Русском Севере удивительнейшее сочетание настоящего и прошлого, современности и истории, человека и природы, акварельной лиричности воды, земли, неба, грозной силы камня, бурь, холода, снега и воздуха» [3, с. 409—410]. Важным фактором, определившим своеобразие культуры Русского Севера, было отсутствие крепостного права в его законченной форме. Крестьяне Севера были «государственными», они платили многочисленные подати, несли казенные повинности, но наиболее тяжелой формы крепостничества — барщины и личной зависимости — здесь не было. Никогда не угасал на Русском Севере дух вольнолюбия и предприимчивости. «Архангельский мужик стал велик и разумен не по своей и божьей воле. Ему чрезвычайно помогло то обстоятельство, что он был именно архангельским мужиком-поморцем, никогда не носившим крепостного ошейника» [4, с. 9]. Все это позволяет утверждать, что жители Русского Севера были скорее своего рода гражданами мира, чем подневольными подданными Российской империи.

Русский Север — это «страна зодчих», исторически сложившийся заповедник народного зодчества, которое по праву считается вершиной русской и мировой деревянной архитектуры. «На Севере… были выработаны все те совершенные формы деревянного зодчества, которые в течение веков непрерывно влияли на всю совокупность русского искусства» [1, с. 336]. Для характеристики культурного кода Русского Севера мною предложена метафора, берущая свое начало в строительной терминологии русского деревянного зодчества и воплощающая культурные смыслы материальной среды и связанного с нею народного мировоззрения: «Как мера и красота скажут». Именно такие выражения встречаются в старинных договорах (порядных), которые заключались между мастером плотницкой артели и «миром» (крестьянами-заказчиками). Термин «мера» происходит из Византии, Болгарии, зодчие из этих мест строили первые храмы на Руси. Для строительства использовались «меры» — габариты и пропорции, что зафиксировано в церковных текстах. «Мера» позволяла заранее представить, как будет выглядеть сооружение, и рассчитать примерный расход материалов, при этом не требовались точные масштабные чертежи. Достаточно было рисованной или процарапанной на бересте схемы плана с указанием мер, и, конечно же, меры должны были соотноситься с самым удобным измерительным инструментом — человеческим телом. То, что «досягают» руки, раскинутые в стороны, — сажень. Наибольший захват растянутыми пальцами — пядь, совершенно точно дважды укладывается в один локоть, а сажень равна четырем локтям. Средняя, наиболее распространенная величина сажени — 176 см. Получалось, что мастер, используя пару мер, заключенных в его собственном теле, самопроизвольно создавал структуру пространства, в которой все части оказывались между собой соединены гармоническим образом. При этом мы не должны забывать, что язык — один из важнейших кодов культуры. Язык — ее первоначальная, древняя основа, которая всегда стоит за любым культурным знаком, ибо все выраженное культурными текстами может быть выражено средствами языка. И хотя метафорическое высказывание принадлежит к сфере языка, «локус метафоры — в мысли, а не в языке» [5, с. 203], она отражает глубинный смысл внутри концептуальных областей. Анализ метафоры в научном исследовании дает возможность рассматривать ее как важнейший источник для выявления культурного кода. Народная культура с ее календарем, предсказаниями, знамениями, приметами создает свою версию метафорической символики. Практически всякое новое научное понятие появляется как некая метафора, становясь точным понятием лишь с течением времени. Проведенное исследование позволило сформулировать впервые выдвинутое положение: культурным кодом Русского Севера является народное деревянное зодчество.

Изучение народной архитектуры в России долгое время было сосредоточено только на культовом зодчестве. Храмы были выявлены в конце XIX — первой половине XX века И. Э. Грабарем, В. В. Сусловым, М. В. Красовским и др., в середине XX века изучалось гражданское зодчество (И. В. Маковецкий и др.). Осознание истинной ценности деревянного зодчества как целостного комплекса пришло только в 1970-е годы. Это ознаменовалось «залповой» защитой трех докторских диссертаций по народной архитектуре, которые были посвящены деревянного зодчеству Заонежья: Л. М. Лисенко (1976), А. В. Ополовникова (1976), В. П. Орфинского (1977). В 1981 году была защищена докторская диссертация Ю. С. Ушаковым «Ансамбль в народном зод- честве Русского Севера: пространственная организация, композиционные приемы, восприятие».

В основе работы лежит полевой материал 33 экспедиций, в которых были обследованы 368 поселений Русского Севера; в 25 экспедициях автор статьи была руководителем, в 8 — участником. Общее количество обследованных памятников и артефактов народной архитектуры, элементов декора, предметов материальной культуры и крестьянского быта — около 10 тыс., в 80 % случаев они выявлены впервые, из них около 200 составляют обмеры. Автором введены в научный оборот и опубликованы 1322 памятника и артефакта народной архитектуры, предмета традиционной культуры и быта. Другая значительная часть материала была собрана в архивах и музеях Архангельской, Вологодской областей, Карелии, Москвы, Санкт-Петербурга, а также сюда вошли материалы, составившие основу личного опыта, приобретенного в результате многолетнего изучения экспозиций музеев под открытым небом и памятников народной архитектуры «in situ» в России и Западной Европе. Исследование осуществлено при поддержке 7 грантов. Результат работы отражен в 160 статьях, 5 монографиях [6—10].

В основе моего исследования, представленного в рамках этой статьи, — докторская диссертация «Культурные смыслы народной архитектуры Русского Севера» [9, 10]. Данная работа явилась первым междисциплинарным исследованием народной архитектуры в России, опирающимся на опыт культурологического изучения исторического наследия [11], и отражает новое видение деревянного зодчества Русского Севера как базисной составляющей национальной культуры. Исследование показывает историческую преемственность деревянного зодчества в сохранении и трансляции культурных ценностей и смыслов, представленного в церковной и гражданской народной архитектуре [10]. В работе исследованы и определены в своих культурно-семантических особенностях сакральные смыслы народной архитектуры Русского Севера; этот исследовательский вектор представляет не разработанное ранее направление в сфере культурологии, а именно изучение культовой народной архитектуры в историко-типологическом и структурно-семантическом аспектах. Работа по данному направлению позволяет установить, что семантика и архитектурно-художественный образ народной культовой архитектуры (храм, часовня, крест) является отражением коллективной ментальности крестьянства, соотносясь с культурными смыслами православной картины мира.

Установлено, что в научных, научнопопулярных и публицистических высказываниях применительно к Русскому Северу сложилась традиция синонимического употребления понятий «деревянная архитектура» и «народная архитектура»; данная ситуация может быть охарактеризована как имплицитно отражающая культурный смысл регионального наследия в обыденном и научном сознании. В исследовании обосновано понятие «народная архитектура», включающее в себя как отдельные жилые, хозяйственные, производственные, торговые, инженерные, оборонные и культовые строения, так и поселения, созданные в большинстве случаев неизвестными мастерами на основе народных архитектурно-строительных традиций, отражающих ментальность русского крестьянства. Определяющее место в представлениях о традиционной культуре и деревянном зодчестве отводится народному православию и мифопоэтическому мировоззрению.

Высшим проявлением народного зодчества в православии было храмостроительство. В храме воплощался образ Вселенной. Храм как обобщенный, семантически насыщенный образ мироздания занимал центральное место в сакральном пространстве северного крестьянского мира. Названия храмов становились частью историко-культурного пространства края; так же, как и названия деревень, храмонаименования отразили становление народного религиозного сознания и миропонимания насельников этих территорий. Значимая роль храма в структуре микро- и макрокосмоса Русского Севера отразилась также в исторических преданиях и легендах о выборе места для строительства храма (часовни), поселения. Этот выбор делался с помощью гаданий и живых священных животных (конь), а также предметов (дерево, икона, крест, свеча), обладающих высокой степенью семиотичности и особым сакральным статусом в традиционной крестьянской культуре. Большое значение исследование храмов имело в силу того, что основу мировоззрения русского крестьянства составляло православие, куда вошли дохристианские, языческие верования славян, получившее в настоящее время название «народное православие». Часовня — это безалтар-ный храм, предназначалась для упрощенного богослужения без литургии, на Русском Севере служила местом молитвенных собраний жителей малодворных деревень, населенных членами одной патриархальной семьи. Причины постановки часовен мы определили исходя из их типологических признаков: место проведения бо- гослужения, поминовения, часовни-усыпальницы, обетные и «обыденные» часовни. Мы также установили, что характерным явлением морской культуры Поморья было возведение промысловых часовен в местах рыбного, зверобойного, лесного промыслов, на островах Белого и Баренцева морей. Старообрядческие часовни оставались единственной разновидностью храмов, признаваемой ревнителями «истинного благочестия». Важный аспект исследования народного зодчества актуализирован в традиции постановки деревянных крестов. С учетом их многофункциональности кресты рассмотрены как памятники архитектуры и скульптуры, крестьянской письменности, культа, навигационные знаки поморов, которые были нанесены на лоцманские карты. Типологически деревянные кресты отнесены к следующим группам, учитывая то значение и роль, которую они выполняли: поклонные, обетные, памятные, маячные, поминальные, охранительные, кладбищенские, благодарственные.

Смыслополагание крестьянского дома, представляющего собой жилой комплекс дома-двора, в условиях Севера связано с тем, что такой дом являлся одним из главных способов освоения природной среды. Это нашло отражение в архитектурно-конструктивных особенностях, типологии, декоре. Интерьер дома синтезирует в пространственно-предметной и символической форме повседневную культуру и ритуальносакральные основы жизни традиционной крестьянской семьи. Для крестьянина дом — это модель мира, синоним родины, он воплощает идею семьи и продолжение рода. Дом осмыслялся в повседневной народной культуре как сосредоточение основных жизненных ценностей, таких как счастье, достаток, единство семьи и рода, включая не только живых, но и умерших. Важнейшие символические функции дома — защитная, сакральная, ритуальная. В ходе обобщения значительного по объему эмпирического материала мы выработали три основных принципа, на основе которых может быть построена типология северного дома: 1) по способу соединения жилья и двора — «брус», «глаголь», «кошель», «Т-образная связь», «двухрядная связь»; 2) по конструктивно-планировочному решению жилой части — четырехстенок, шестистенок (с вариантами «изба с прирубом», «изба-двойня без заулка», «изба-двойня с заулком»), пятистенок и крестовик, 3) по внутренней планировке русского дома — севернорусский, восточный южнорусский, западный южнорусский, западнорусский. Изучен- ная нами повседневная жизнь крестьянской семьи протекала в семиотически насыщенной пространственной среде. Семиотический статус северного крестьянского жилища в его пространственной организации и в смыслах вещей, его наполняющих, был достаточно устойчивым, традиционным, хотя и менялся в определенных ритуалами ситуациях (свадьба, похороны, рождение ребенка, обыденность). Орнаментация декора народной архитектуры представляла собой знаковую систему, репрезентирующую эстетическую и мифопоэтическую информацию. Орнамент как язык выступал в виде кода, передающего основные специфические особенности этноса. Особенностью орнаментальной символики являлось то, что это были не единичные символы, а также целостная система, отражающая мир. Архитектурные и декоративные элементы составляли не только основу конструкции жилища, но и «конструкции» крестьянского мировоззрения. Символика в декоративном убранстве опиралась на фитоморфные, орнитоморфные, зооморфные, антропоморфные изображения, воплощенные в скульптурной, трехгранно-выемчатой, плоской резьбе, домовой росписи. Именно поэтому традиционное народное зодчеств в основе своей было магически-сакральным.

Результаты проведенного исследования позволяют прийти к выводу о том, что культурные смыслы народной архитектуры Русского Севера имеют целостную семантическую природу, выражаемую через четырехчастную модель :

• 1)    человек — свободный, духовно-наполненный, трудящийся, верующий, собирающий вокруг себя семью и ближних;

• 2)    крестьянское жилище, дом-двор с соответствующим декором, архитектурно-конструктивными особенностями;

• 3)    сакральные сооружения (храм, часовня, крест);

• 4)    сельский мир, представленный в традиционном поселении Русского Севера, имея самостоятельную ценность и семантические характеристики, органично входит в состав целостного понятия «Русский Север — особая территория наследия».

В Архангельской области до настоящего времени сохранился ряд традиционных поселений, являющихся объектами культурного наследия, которые были обследованы автором на протяжении длительного времени [12]. Практическая значимость произведенного исследования определяется возможностью экстраполяции разработанной методологии при исследовании конкретных проявлений русской культуры и ми- рового культурного опыта. Полученные выводы могут учитываться в процессе формирования региональной культурной политики в области социального и культурного развития России, федеральных целевых программ. Материалы исследования используются при изучении памятников народного зодчества и создании музеев под открытым небом (Архангельский государственный музей деревянного зодчества и народного искусства «Малые Корелы», Государственный историко-архитектурный и этнографический музей-заповедник «Кижи»), национальных парков «Кенозерский», «Водлозерский»; для дальнейшей разработки концептуальных предложений и практических рекомендаций по сохранению сельских культурных ландшафтов, поселений, отдельных памятников архитектуры как объектов культурного наследия Архангельской области и Российской Федерации [8, 13]. Непосредственно на основании проведенного исследования даны рекомендации по сохранению народной архитектуры и сельского культурного ландшафта как единого памятника культурного наследия Архангельской области: «Достопримечательное место — с. Кимжа, Мезенский район» федерального значения РФ, «Достопримечательное место — д. Веркола, Пи-нежский район» регионального значения Архангельской области [14].

• 1.    Грабарь И. Э. История русского искусства. СПб., 1910. Т. 1. Архитектура. До-петровская эпоха. 508 с.

• 2.    Копанев А. И. Крестьяне Русского Севера в XVII в. Л. : Наука, 1984. 244 с.

• 3.    Лихачёв Д. С. Русская культура. М. : Искусство, 2000. 440 с.

• 4.    Заповедный Север:  Архитектура. Искусство.

• 5.    Лакофф Дж. Метафоры, которыми мы живем. М. : ЛКИ, 2008. 256 с.

• 6.    Пермиловская А. Б. Северный дом. Петрозаводск : Петропресс, 2000. 224 с.

• 7.    Пермиловская А. Б. Крестьянский дом в культуре Русского Севера (XIX — начало XX века). Архангельск : Правда Севера, 2005. 312 с.

• 8.    Пермиловская А. Б. Русский Север как особая территория наследия. Архангельск : ОАО «ИПП «Правда Севера» ; Екатеринбург : УрО РАН, 2010. 552 с.

• 9. Пермиловская А. Б. Русское деревянное зодчест

  во. Произведения народных мастеров и вековые традиции / в соавт. с А. Б. Боде (сост. и отв. ред.), Н. П. Крадиным и др. М. : Северный паломник, 2012. 670 с.

• 10.    Пермиловская А. Б. Культурные смыслы народной архитектуры Русского Севера. Екатеринбург : УрО РАН ; Архангельск : ОАО «ИПП «Правда Севера» ; Ярославль : ЯГПУ им. К. Д. Ушинского, 2013. 608 с.

• 11.    Злотникова Т. С. Человек. Хронотоп. Культура. Ярославль : Александр Рутман, 2003. 172 с.

• 12.    Пермиловская А. Б. Культурный ландшафт Русского Севера как объект наследия в аспекте региональной политики // Власть. М., 2011. № 3. С. 84—86.

• 13.    Permilovskaya, A. Rural Cultural Landscape of Russia as Object of Heritage (Wiejski krajobraz kulturo-wi Rosji jako element dziedzictwa) // Contemporary Rural Landscape / Edited by Romana Cielatkowska, Joanna Poczobut. Poland, Tuchula : Publishing House of the University of Environmental Management in Tuchola, 2011. P. 126—132.

• 14.    Пермиловская А. Б. Культурное наследие Русского Севера как ресурс развития региона // Обсерватория культуры. М., 2010. № 5. С. 29—35.

Ландшафт / авт.-сост. Б. В. Гнедовский. М. : Сов. Россия, 1987. 244 с.