Литовско-ордынские отношения 1419-1429 годов и первая попытка образования Крымского ханства

В историографии образование Крымского ханства традиционно принято связывать с династией Гиреев, дискутируется лишь дата его возникновения1. Однако этот процесс был довольно сложным и продолжительным. Его истоки восходят к литовско-ордынским отношениям времен единой Золотой Орды. Основной целью данного исследования является рассмотрение первой известной по сохранившимся источникам попытки официального выделения Крымского улуса Золотой Орды в отдельное ханство, а также участия в этих событиях литовской стороны.

• I.    Мотивация великих литовских князей в ордынской политике

  По мере своего расширения в XIV — начале XV вв., Великое княжество Литовское включило в свой состав огромную территорию русских земель, ранее подчиненную Золотой Орде, которая, однако, так и не вышла из-под ордынского господства. В частности, когда хан Тохтамыш воссел на царство, он направил к великому князю литовскому Ягайлу своих послов. Результатом ответного литовского посольства (видимо, около 1381 г.) стала выдача Ягайлу ярлыка - пожалования на русские земли Великого княжества Литовского². Более поздние ярлыки - пожалования крымских ханов великим литовским князьям ссылаются на аналогичные ярлыки своих предшественников, начиная от хана Тохтамыша, и были составлены по их формуляру³. Процедуру их выдачи крымские ханы описывали так: «i

  panowie litewscy żądali nas i myśmy na żądanie ich to uczynili». Другими словами, ханские ярлыки - пожалования выдавались «za wielkiemi prośbami panów». В крымских ярлыках - пожалованиях описана основная суть литовско-ордынских отношений: ханы жаловали великим литовским князьям подчиненные Золотой Орде (позже Крымской Орде) русские земли (приводился их перечень), с которых литовская сторона была обязана выплачивать дань. В случае прекращения выплат татары были вправе применить силу. Важен еще один аспект этих отношений. Послами хана Тохтамыша в Литву выступали: наместник Крымского улуса, «дарага Солхата» Кутлу-Буга и сын бывшего крымского наместника Зайнутдина Рамадана (1349—1357 гг.) Хасан⁴. Следовательно, помимо правителей Золотой Орды и Великого княжества Литовского, вопросы литовско - ордынских отношений находились в ведении крымского наместника хана, который заведовал получением дани с подчиненной Крыму территории.

В 1386 г. Ягайло женился на польской королеве Ядвиге и принял польскую корону. По договору о брачном союзе (акту Кревской унии 1385 г.) он обещал присоединить к Польше литовские и русские земли⁵. На великом литовском княжении в качестве наместника был оставлен Скригайло. Затем в 1392 г. литовский престол отошел к Витовту. Однако еще и в 1393 г. Тохтамыш по-прежнему поддерживал с Ягайлом установленные ранее отношения. Письмом от 28 мая через своего посла Хасана татарский хан сообщал о восстановлении своей власти в Золотой Орде, нарушенной после недавнего нападения чагатайского эмира Тимура (1391 г.), а также предписывал Ягайлу собрать и выплатить дань с известных земель, видимо, переданных ему предыдущим ярлыком - пожалованием⁶. А. Прохаска заметил, что Польша не платила дань татарам, следовательно, речь шла о сборе дани с русских земель Великого княжества Литовского. Ученый предположил, что для этих целей Ягайло должен был перенаправить послов к Витовту. Однако вместе с тем указал, что согласно казначейской книге королевского двора, 13 августа 1393 г. татарские послы выехали назад в Татарию, а вовсе не к Витовту⁷. На этом основании все же можно думать, что дань они получили именно от Ягайла.

В историографии не раз высказывалось мнение о том, что в конце XIV в. Тохтамыш выдал аналогичный ярлык-пожалование Витовту8. Реконструкцию связанных с этим событий, выполненную ранее рядом исследователей9, можно дополнить и уточнить. После очередного нападения Тимура в 1395 г. положение Тохтамыша сильно осложнилось. В степи появился новый хан Тимур-Кутлуг, который при помощи князя Едыгея согнал Тохтамыша с сарайского престола, а к началу 1397 г. вытеснил его из Крыма10. Примечательно, что в начале XVI в. дипломаты Большой Орды вспоминали о «братстве», то есть о существовании мирного договора между Ягайлом и Тимур-Кутлугом11. По свидетельству крымской стороны, этот договор сопровождался выдачей Ягайлу ярлыка-пожалования, аналогичного более поздним ярлыкам-пожалованиям крымских ханов12. Заключение этого союза в рамках сложившейся традиции литовско-ордынских отношений было возможно в том случае, если к моменту воцарения Тимур-Кутлуга Ягайло сохранял за собой или стремился вернуть себе право сбора ордынской дани в русских землях Великого княжества Литовского. В свою очередь крымская сторона противопоставляла союз Ягайла с Тимур-Кутлугом отношениям Витовта с Тохтамышем. Считалось, что Ягайло предал интересы Крыма так же, как позже их предал Казимир IV, вступивший в союз с ханом Ахматом. Позицию крымской стороны начала XVI в. можно объяснить интересами Ширинов, которые впервые пришли к власти в Крыму именно при Тохтамыше13, и которых затем не устраивала власть ставленников Едыгея и его потомков.

Согласно продолжению хроники Дитмара Любекского (1395—1400 гг.), в 1397 г. Витовт собрал литовцев и тех татар, которые еще были верны Тохтамышу, и одержал победу над его ордынскими соперниками у Каффы14. Также и по сведениям польского историка второй половины XV в. Я. Длугоша († 1480 г.) в этом году Витовт совершил «первый поход на татар». Он перешел за Дон, воевал в Поволжье и разорил главное кочевье татар, называемое «Ордой» (Дешт восточных источников)15. В ярлыках-пожалованиях крымских ханов имеются ссылки на то, что Тохтамыш приезжал к Витовту «на потном коне» (то есть, скрываясь от врагов), и пожаловал литовскому господарю русские земли16. Должно быть, пожалование могло состояться только в то время, когда Тохтамыш с помощью Витовта вернул себе власть в Сарае и в Крыму. Так право на управление русскими землями Великого княжества Литовского полностью перешло к Витовту. Весной 1398 г. польская королева Ядвига напомнила Витовту о подчинении Польше русских и литовских земель и потребовала выплаты какой-то ежегодной дани, на что получила отказ. Литовские и русские бояре заявили, что Польше они никогда ничего не платили, поэтому можно думать, что речь шла о праве Ягайла собирать ордынскую дань в русских землях Великого княжества Литовского. С приобретением ханского ярлыка в этом вопросе Витовт мог обойтись без посредников. В том же году без согласования с Ягайлом он заключил мирный договор с Немецким орденом, а на пиру бояре даже провозгласили Витовта «королем Литвы и Руси», чего, по словам немцев, никогда раньше не было17.

Кроме «первого» и «второго» походов, известных Я. Длугошу, современник событий прусский хронист И. Посильге († 1405 г.) сообщает о походе Витовта на враждебно настроенных татар в низовье Днепра еще и летом 1398 г.18 Однако вскоре Тимур-Кутлуг занял Сарай, а Тохтамыш был вынужден бежать в Киев под покровительство Витовта19. В марте 1399 г. в Немецком ордене стало известно, что Витовт заключил с татарским ханом некий договор о мире20. В Белорусской I (смоленской по происхождению) летописи сохранился наиболее ранний текст, раскрывающий мотивацию Витовта: «Поидем, пленим землю татарьскую, победимь царя Темирь-Кутлуя и возмем царство его, и посадим царя Тохтамыша, а он мя посадить на всеи Рускои земли и на том на всем»21. Речь шла о том, что в случае возвращения царского престола Тохтамышу, тот обещал Витовту выдать ярлык-пожалование или возобновить действие предыдущего ярлыка на те русские земли, которые к концу XIV в. вошли в состав Великого княжества Литовского22. Тем самым должны были возобновиться литовско-ордынские отношения, которые установились во время царствования Тохтамыша. Лишь поражение войск Витовта и Тохтамыша в «новом походе» на татар Тимур-Кутлуга в 1399 г. помешало осуществлению их планов23.

Как известно, глава рода Мангытов великий князь Едыгей был фактическим правителем Золотой Орды. Он держал при себе марионеточных лиц царского рода и поочередно возводил их на трон. С развитием нумизматики последних лет выяснилось, что в 822 г. х. (1419 г.) в Крыму чеканились монеты с именами хана Дервиша и эмира Едыгея, а затем – с именами хана Бека-Суфи и эмира Едыгея30. По сведениям Белорусской I летописи, к Витовту не раз приходили великие ордынские князья «просяще у него царя на царьство». Некогда Витовт дал ордынским старейшинам царя «именемъ Салтана», а позже дал им другого царя «именемъ Малого Солтана»31. К. К. Хромов показал, что согласно польской и русской средневековой историографии, первым «султаном»-ставленником Витовта зимой 1411— 1412 гг. стал Джелал-ад-Дин (султан Зеледин польских или Зелени-Салтан русских источников)32. По Я. Длугошу, после него на престол взошел Керим-Берди (около 1413— 1414 гг.), который нарушил мир с литовским господарем. Тогда в Вильно был коронован некий «Бетсубул», который якобы «сгинул» в борьбе с Керим-Берди33. Однако Бетсубул (Бек-Суфи) остался жив и пришел к власти в Крыму в 1419 г. Исследователь сопоставил надпись на монетах Бека-Суфи «султан сын султана» с летописным «малый Солтаном»34. С учетом имен следующих ставленников Витовта, упомянутых далее в Белорусской I летописи, отождествление К. К. Хромова следует признать справедливым. Однако вопрос о положении Бека-Суфи необходимо уточнить.

Титул «султан», «султан верховный» в мусульманских странах обозначал верховного независимого правителя (зачастую императора) и ставился перед его именем. Титул «хан», по словам Ганса Шильтбергера, соответствовал титулу «король»35, и обычно ставился после имени монарха. В джучидской традиции титулы «султан» и «хан» дополняли друг друга. Не случайно на Востоке Шильтбергер зафиксировал использование титула «король-султан». Титул «султан сын султана» имеет принципиальную особенность. Как известно, эпитеты «отец», «сын», «брат», «меньшой брат» широко использовались в дипломатике для определения старшинства в иерархических отношениях36. Судя по сведениям нумизматики, Бек-Суфи не достиг такого же могущества, как султан Джелал-ад-Дин. Согласно массариям Каффы, власть Бека-Суфи ограничилась Крымом37. Таким образом, его титул «султан сын султана» или «малый султан» указывает на подчиненное положение «Крымского султаната» в иерархии Золотой Орды.

Из-за скудности источников и известной чехарды ханской власти нет ясности, кто царствовал в столице Золотой Орды в 1419 г. после смерти Дервиша. Это явно не мог быть Бек-Суфи, занимавший положение «малого султана» в Крыму. В этой связи интересны несколько смутные воспоминания Ганса Шильтбергера о том, что накануне падения власти Едыгея на сарайском престоле был Чекре, в плену у которого находился сам Шильтбергер: «Едигей сделал моего господина Чегру королем, как и обещал ему, и тот был королем около восьми месяцев. Тогда пришел некто, по имени Мухаммед и сражался с Чегрой и Едигеем; и Чегра бежал в страну, называемую Дешт-и-Кипчак, и Едигей был схвачен, и Мухаммед стал королем» 38. По сведениям нумизматики, Чекре был сарайским ханом около 1413—1415 гг. — более восьми месяцев. Однако Шильтбергер не упоминает о том, что после изгнания Чекре (в 1415—1418 гг.), на ордынском престоле побывали многие другие ханы (Джаббар-Берди, Сеид-Ахмед I, Дервиш) 39, хотя далее излагает довольно связанный рассказ. Поэтому можно предположить, что Шильтбергер пишет не о первом, а о втором периоде царствования хана Чекре в Сарае в 1419 г., не упомянутом в других известных источниках. Его же свидетельство о победе Мухаммед-хана над Едыгеем заслуживает особого внимания.

По сведениям ал-Айни, в 822 г. х. (1419 г.) на Едыгея пошел войной сын Тохтамыша Кадыр-Бирди. В земле мангытов на реке Илек (Урал) между ними произошла большая битва, в которой Кадыр-Бирди погиб, а Едыгей был ранен и бежал. Однако вскоре Едыгей был выдан одним из своих приближенных, а затем убит сторонниками Кадыр-Бирди, после чего Дештом стал править Мухаммед-хан40. Как заметил М. А. Усманов, до деталей схожую историю гибели Кадыр-Бирди и Едыгея на рубеже XVI—XVII вв. записал выходец из Сибирского ханства Кадыр Али-бек, который добавил, что раненого Едыгея выдал некий

Хасан сын Ичкили. Допуская неточность позднего историка, М. А. Усманов сопоставил этого Хасана с реальным персонажем джучидских генеалогий Ичкили-Хасаном — отцом Мухаммеда, впоследствии известного под именем Улу-Мухаммед41. В другом месте своего повествования Кадыр Али-бек называет врагов, убивших Едыгея — это Барын и Сарай. Здесь М. А. Усманов тоже усматривал неточность, поскольку согласно крымской версии эпоса о Едыгее, его убили татарские мирзы Барын и Ширин (слова «Сарай» и «Ширин» близки по написанию арабскими буквами)42. Впрочем, ранее в окружении Едыгея действительно был князь Сарай, сын Урусаха, из рода Ширинов, а позже его сын Усейн Сараевич служил хану Улу-Мухаммеду43. Можно думать, что в результате военных действий Ичкили-Хасан погиб, поэтому Ширины и Барыны сделали ставку на его сына Мухаммеда. Легенда о том, как Улу-Мухаммеду удалось извести Едыгея отразилась и в турецкой историографии середины XVIII в.44

• III.    Новые претенденты на сарайский трон и проблема множества Мухаммедов

Для нас личность Улу-Мухаммеда важна тем, что вскоре он стал претендовать не только на Сарай, но и на Крым. В этой связи он стал активным участником литовско-ордынских отношений. Реконструкция интересующих нас событий осложнена тем, что в рассматриваемый период времени действовало несколько Мухаммедов царского рода, которые претендовали на сарайский престол. В весьма поздних повествовательных источниках они сливаются воедино и с трудом идентифицируются. Не менее сложна и проблема достоверности сохранившихся сведений.

Например, не ранее 1457 г. было составлено «Родословие тюрков», которое затем в первой четверти XVI в. использовал тимуридский историк Хондемир. По нему, после Дервиша правил некий Мухаммед (831 г. х.). Затем якобы уже после смерти последнего правил Давлет-Берди б. Таш-Тимур, затем Борак, затем Гийас ад-Дин б. Шадибек, затем Мухаммед б. Тимур (861 г. х.)45. Исходя из более достоверных источников, о которых пойдет речь далее, вполне очевидно, что анахронизм дат и последовательность событий, изложенная в «Родословии тюрков», не добавляют к ней доверия.

По легенде Кадыр Али-бека, накануне упомянутого выше сражения, Едыгей привлек на свою сторону царевича Хаджи-Мухаммеда (из династии Шибанидов) и обещал ему ханство. После смерти Едыгея его сын Мансур некогда якобы выполнил обещание отца – возвел Хаджи-Мухаммеда на престол, а сам сделался его беком46. Однако по сведениям Абд ал-Гаффара Кырыми (середины XVIII в.), у Мансура были другие кандидаты на сарайский престол. Наследник Едыгея посадил царствовать на Идиль-реке (Волге) Гийас ад-Дина (сына Шадибека), который изгнал Улу-Мухаммеда в Крым. Гийас ад-Дин умер по одним сведениям через два с половиной, а по другим – через полтора года47. Затем Мансур выдвинул на царство еще малолетнего Кучук-Мухаммеда б. Тимура б. Тимур-Кутлуга (Кичи-Махмета русских источников), но в итоге склонился на сторону царевича Борака48, также имевшего власть в отдаленных восточных областях Золотой Орды49. К сожалению, о постоянстве и о полноте власти ставленников Мансура известно крайне мало.

Тема междоусобных войн восточных царевичей и их борьбы за сарайский престол активно обсуждается в последнее время и выходит за рамки данного исследования50. Однако в связи с проблемой множества Мухаммедов необходимо наметить пути надежной идентификации хана Улу-Мухаммеда в источниках. В отличие от восточных царевичей его семейство опиралось на Ширинов и Барынов, имевших наибольшую власть в западной части Золотой Орды, и в частности — в Крыму. Следовательно, появление в источниках рядом с ханом Мухаммедом представителей этих родов или других известных его слуг является одним из аргументов для его идентификации, как Улу-Мухаммеда.

По сведениям Бадр-ад-Дина ал-Айни и Абд ар-раззака Самарканди, в 824—826 гг. х. (1421—1423 гг.) государем Дешта был «Мухаммед-хан»51. Ж. М. Сабитов, вслед за некоторыми своими предшественниками, отождествил этого Мухаммед-хана с Шибанидом Хаджи-Мухаммедом52. Однако сложности такого сопоставления обнаруживаются уже при первом взгляде на проблему. Так, шибанидский историк середины XVI в. Утемиш-Хаджи вовсе не упомянул о связи Хаджи-Мухаммеда с сарайским престолом53. Рассказ же Кадыр Али-бека можно понять и таким образом, что союз Хаджи-Мухаммеда с Мансуром состоялся лишь накануне гибели обоих от рук Борака, то есть к 832 г. х. (окт. 1428 — сен. 1429 гг.).

Более весомым аргументом являются текстологические наблюдения. В своем рассказе о Хаджи-Мухаммеде Кадыр Али-бек ссылается на «сказания узбеков»54. Как установил сам Ж. М. Сабитов, в XV в. этнонима «узбеки» еще не существовало, но так в Тимуридском государстве назывались татары55. В таком случае следует полагать, что сведения Кадыр Алибека восходят к сведениям тимуридских историков, полученных теми от «узбеков» (татар). Абд ар-раззак Самарканди заимствовал свои сведения о Мухаммед-хане из хроники, составленной придворным историком Шахруха (сына Тимура) Хафизом-и Абру († 1430 г.) не позднее 830 г. х. (нояб. 1426 г. — окт. 1427 г.). В том же году предположительно тем же Хафизом-и Абру была составлена генеалогическая роспись Муизз ал-ансаб, в которой упомянут «Хаджи-Мухаммед-оглан»56. То есть при дворе Шахруха не путали оглана (царевича) Хаджи-Мухаммеда с каким-либо ханом (царем) Мухаммедом. В первой четверти XVI в. тимуридский историк Хондемир тоже знал «Хаджи-Мухаммеда» именно под таким именем57. Следовательно, нет оснований для сопоставления «Мухаммеда» тимуридских источников с «Хаджи-Мухаммедом» тимуридских источников и вытекающего из них рассказа Кадыр Али-бека.

Поиски хана Мухаммеда начала 1420-х гг. сужаются до двух персонажей: Улу-Мухаммеда и малолетнего Кичи-Мухаммеда. Обратим внимание на известную в историографии жалованную грамоту некого «султана правосудного Мухаммед-хана», выданную одному из крымских князей в середине апреля 1420 г.58 Она была написана, «когда Орда находилась в благословенном Крыму». Следовательно, пребывавший в Крыму хан Мухаммед позиционировал себя в качестве правителя Орды. В записях массарии Каффы 1420-х гг., перенявших терминологию того времени, сохранились наименования правителя Орды: «император Орды великой Татарии», «император Татарии великой Орды»,

«император великой Орды»59. Так титуловался только правитель Дешта со столицей в Сарае. К жалованной грамоте приложена квадратная печать с изображением тарак-тамги. Такая же тамга отмечена на печати хана Улу-Мухаммеда, приложенной к его письму турецкому султану Мураду II 1428 г., на печатях крымских ханов60, а также – на новом типе монет хана Мухаммеда (Улу-Мухаммеда), исследуемых А. А. Казаровым, и на более поздних монетах крымских ханов61. К сожалению, вопрос о ее использовании изучен еще недостаточно. Например, схожее изображение имеется на булгарских монетах Гийас ад-Дина и Улу-Мухаммеда62.

Вопрос об идентификации правителя Дешта начала 1420-х гг. может разрешиться, если установить личности его послов Алим-Шейх-оглана и Пулада, направленных к правителю Тимуридского государства Шахруху в 1422 г.63 В попытке решить эту задачу исследователи еще не использовали массарии Каффы, по которым в начале 1424 г. послом хана Улу-Мухаммеда (Macomet-cam) в Каффу был некий Пулад (Polat)64. Несмотря на распространенность имен Мухаммед и Пулад, наличие у некого хана Мухаммеда посла по имени Пулад представляется гораздо более редким явлением, что существенно повышает надежность их идентификации в тимуридских источниках под 1421—1423 гг. В этой связи можно думать, что с 1420 г., возможно, с некоторыми перерывами, возникавшими из-за развернувшейся борьбы за сарайский трон, именно Улу-Мухаммед был правителем великой Орды (Дешта). К сожалению, неизвестно как складывались его отношения «малым султаном» Крыма и с великим князем литовским в 1419—1420 гг.

• IV.    Образование Крымского ханства и первые крымские ханы

  С августа 1420 г. в массариях Каффы упоминается Бек-Суфи с титулом «императора Солхата». В письменных источниках это первое свидетельство об образовании особого Крымского ханства. В этом и в следующем году к Беку-Суфи не раз приезжали послы от Витовта⁶⁵. От имени Бека-Суфи чеканились крымские монеты, с датой 822—825 гг. х. (1419—1422 гг.)⁶⁶. На некоторых из них вместо прежнего титула «султан сын султана» появляется более высокий и суверенный титул «султан». В зависимых от Крыма и плативших ему дань территориях сложилась особая монетарная политика. К. Десимони впервые установил, что начиная с 1420 г. в массариях Каффы содержатся записи об издержках «на починку и покупку железных инструментов для монетного двора»⁶⁷. На монетном дворе в Каффе стали выпускаться двуименные татаро-генуэзские аспры. Первоначально они несли на одной стороне имя хана Бека-Суфи, а на другой — герб Генуи и регалии ее правителя⁶⁸. Кроме того, исследования В. В. Зайцева, а также Ю. Л. Борейши и А. А. Казарова показали, что именно с начала 1420-х гг. в русских землях Великого княжества Литовского джучидские монеты стали надчеканиваться знаком «колюмны»⁶⁹. Думается, что появление этих монет не случайно. Хронологически оно совпадает с

образованием особого Крымского государства и может быть связано со сложившейся системой вассалитетов и субвассалитетов.

Монеты с именем Бека-Суфи, датированные 1422 г. (825 г. х.), не дают уверенного свидетельства для датировки его смерти из-за смешения штемпелей его монет со штемпелями монет следующего хана. Судя по массариям Каффы, Бек-Суфи был жив еще 28 июня 1421 г. 70 К середине сентября 1421 г. в Крым прибыл бургундский дипломат Жильбер де Ланнуа 71. К его приезду умер «друг Витовта», который носил титул «император Солхата». Очевидно, имеется в виду Бек-Суфи. С освобождением крымского трона местные татары вступили в спор о назначении нового императора с татарами великого хана, императора Орды 72. По сведениям Белорусской I летописи, после смерти «малого Салтана» ордынские князья (очевидно, представители крымской знати) в очередной раз послали к Витовту «и просися у него царя. Он же да имъ иного царя, именемъ Давлад-Бердия»73. В массариях Каффы под 12 декабря 1422 г. и 26 марта 1423 г. упомянут император, имя которого не названо. Затем под 28 мая, 13 и 28 июня 1423 г. императором назван «Dolatberdi»74.

Новый правитель Крыма был полным преемником Бека-Суфи. В частности, у него на службе находился господин Солхата Тенгриберди, который служил еще Едыгею, затем Беку-Суфи и имел сношения с послами Витовта75. В массариях Каффы Давлет-Берди назывался просто «императором», но делалось это для упрощения письма. Титул «император Солхата» уже прочно вошел в генуэзскую дипломатическую переписку. В частности, 1 февраля 1424 г. губернатор Генуи (Франческо Буссоне) писал консулу и чиновникам Каффы: «в настоящее время и пока мы ясно видим, вы будете в мире с императором Солхата»76. Сам факт избрания Давлета-Берди на царство говорит о том, что солхатцы позиционировали Крым в качестве особого государства. Они претендовали на очень большое наследие. Политическое влияние Крыма уже давно не ограничивалось территорией одноименного полуострова. В частности, денежный рынок крымских монет Бека-Суфи и Давлета-Берди распространялся на пограничные земли Великого княжества Литовского, а на севере доходил до верховьев Оки77.

На крымских монетах Давлета-Берди был начертан титул «султана». Они чеканились с датой 824—825 гг. х. (1421—1422 гг.). Однако штемпели обратных сторон этих монет с нанесенной на них датой ранее использовались еще при чеканке монет с именем Бека-Суфи. Также известны монеты, одна сторона которых была чеканена лицевым штемпелем с именем Бека-Суфи, а другая сторона — лицевым штемпелем с именем Давлета-Берди78. В частной переписке исследователь этих монет К. К. Хромов пояснил, что монеты переходных типов довольно редки. Основная масса монет Давлета-Берди приходится на 825 г. х. (1422 г.), но их известно на порядок меньше, чем более ранних монет Бека-Суфи. Таким образом, нумизматические данные не дают возможности уточнить время прихода к власти Давлета-Берди. Его можно датировать лишь приблизительно периодом с осени 1421 г. до конца 1422 г. Пока не выявлено ни одной крымской монеты Давлета-Берди 1423 г. (826 г. х.) и более поздней, когда он достоверно занимал крымский престол. Это обстоятельство заставляет сомневаться в устойчивости его власти.

• V.    Борьба сарайских ханов за влияние в Крыму в 1423—1424 гг.

17 мая 1423 г. в Каффу прибыли гонцы, которые принесли какую-то новость об императоре Орды (Дешта). Ни его имя, ни сама новость в опубликованном источнике не приведены79. Можно лишь заметить, что это было время борьбы Борака и его сподвижника Мансура с великим ханом Улу-Мухаммедом за сарайский трон. Судя по сведениям Абд-ар-раззака Самаркани, Борак захватил «Орду Мухаммед-хана» к весне 1423 г.80 Примечательно, что 27 марта 1423 г. в Каффе пребывал некий господин Солхата Сеит Мансур (Sait Mansor). Затем 27 июля того же года ему был сделан подарок81. Не следует ли сопоставить Сеита Мансура с сыном Едыгея? Ведь отпрыски Едыгея позиционировали себя в качестве потомков одного из первых сподвижников пророка Мухаммеда, представителей святого рода — «сеитов»82. В последнее время выявлена редкая крымская монета, на которой

В. П. Лебедев прочитал имя хана Борака. Однако ее датировка остается под вопросом83. Во всяком случае, в это время в Каффе «императором» называли Давлета-Берди. Его титул отличали от титула «великого императора Орды», а сам Давлет-Берди, судя по всему, мирно соседствовал с сеитом Мансуром, который был одним из старших князей (господ Солхата), представлявших свой род в иерархии крымской власти.

Вскоре Бораку и Мансуру пришлось отступить. В 1423 г. в Египет пришло сообщение, согласно которому, «государем земель Дештских, столица которых Сарай, был султан Мухамед-хан»84. Именно этот император великой Орды стал стремиться сместить Давлета-Берди с крымского престола. 18 октября, 9 и 22 ноября, 16 и 20 декабря 1423 г. в массариях Каффы упомянуты лица, пришедшие в Каффу от «господина императора Татарии», имя которого не названо. Тем не менее, его личность можно установить. 18 октября в Каффе пребывал господин Солхата Католло (Catollo), который затем 1 января 1424 г. снова прибыл в Каффу в качестве посла «господина императора Татарии великой Орды Мухаммед-хана»85. Под 16 декабря 1423 г. упомянут господин Солхата, посланный императором. В этот же день «Taulacberdi» (Давлет-Берди) упомянут уже без титула в качестве «брата императора»86. Согласно Муизз ал-ансаб, Давлет-Берди б. Баш-Тимур, б. Джаниса приходился двоюродным братом Мухаммеду б. Хасан, б. Джаниса (Улу-Мухаммеду)87. Очевидно к середине октября 1423 г. Давлет-Берди был смещен с крымского престола, но поскольку в конце года он все еще находился в Крыму, можно думать, что его отстранение от власти произошло мирным путем. С 1 по 7 января 1424 г. в Каффе его послам и дарагам «императора Орды великой Татарии Мухаммед-хана» преподносились подарки, а в Солхате находился представитель великого императора. Однако Давлет-Берди, видимо, не смирился с потерей власти. 11 января из Солхата в Каффу пришла весть о том, что недавно он снова был избран императором88.

Должно быть, Давлет-Берди рассчитывал на помощь своих прежних союзников, но планы Витовта к этому времени существенно изменились. По Белорусской I летописи, «Давлад-Бердию немного время побывши». Когда Витовт находился в Киеве, некие ордынские старейшины (видимо, противники Давлета-Берди), пришли к литовскому господарю и тоже просили царя, «он же дал им царя именем Магмета»89. Примечательно, что упоминая об отношениях Витовта с ордынскими князьями, Белорусская I летопись каждый раз фактически говорит о его отношениях с крымской знатью. Нового претендента на крымский престол уверенно можно отождествить с Улу-Мухаммедом – великим императором Орды. Согласно поздней легенде крымских Ширинов, хан Улуг-Мегмет Гирей пришел к власти

(был избран) при помощи главы их рода великого князя Тегене90. Эта легенда подтверждается и ранними источниками. Тегене (Тягиня русских источников) был двоюродным или троюродным братом князя Сарая, который по Кадыр Али-беку участвовал в казни Едыгея 91. В начале января 1424 г. именно Тегене-бей (Tegen-bi) был представителем императора великой Орды Мухаммед-хана (Macomet-cam) в Крыму92.

Точная дата киевской встречи Ширинов с Витовтом не сохранилась. Возможно, она состоялась еще во второй половине 1423 г. и предполагала мирное отрешение Давлета-Берди от власти, но затем его мятеж потребовал силовых действий. 12 июня 1424 г. в Каффу пришло известие о наступлении хана Улу-Мухаммеда (Macomet-cam) и бегстве хана Давлета-Берди. Когда же Улу-Мухаммед занял Крым, солхатцы избрали его своим императором93. В письме гроссмейстеру Немецкого ордена Павлу фон Русдорффу от 22 июня 1424 г. Витовт сообщал: «татарский царь по имени Махмет, наш друг, теперь, что вполне достоверно, полную власть вместе со всем царством из нашей земли занял и овладел; и теперь у нас пребывает его почтенное посольство; и в течение короткого времени пошлет к нам своего единственного сына с некоторыми господами из царского рода и именитыми князьями, усердно благодаря нас за наше содействие и помощь, которую мы ему из нашей страны для [завоевания] царства осуществили и оказали»94. Должно быть, под «всем царством» Витовт понимал полноту власти великого хана Улу-Мухаммеда, которая была достигнута подчинением ему Крыма.

Необходимо подчеркнуть важную особенность сложившейся ситуации. В массариях Каффы речь идет о том, что императора великой Орды солхатцы избрали своим императором и тем самым преподнесли ему второй императорский титул! По сути, Крымское ханство (малый султанат) оказалось в подчинении великого сарайского хана (султана) Улу-Мухаммеда, но особый статус Крыма сохранился.

VI. Борьба хана Улу-Мухаммеда за Сарай и Крым в 1425—1428 гг.

Успех Улу-Мухаммеда был очень значительным, но осуществление его планов по объединению Золотой Орды продвигалось непросто. С востока ему снова стал угрожать царевич Борак, объединившийся с Мансуром. В сочинении тимуридского историка Мирхонда († 1498 г.) сохранилось известие о том, что зимой 828 г. х. (видимо, в конце 1424 г.) к маверанахрскому мирзе Улугбеку (сыну Шахруха), находившемуся на реке Сырдарье, пришло сообщение от Борака, который незадолго до этого воссел на престол в Дешт-и-Кипчаке95. Краткое сообщение о завоевании Бораком «орды Мухаммед-хана» под тем же 828 г. х. также сохранилось у другого тимуридского историка Абд-ар-раззака Самарканди96. Сведения о двух нападениях Борака отразились и в сочинении Ганса Шильтбергера, который в это время находился при дворе бывшего хана Чекре «в некоей стране, называемой Дешт-и-Кипчак»: «Пришел некто по имени Борак, изгнал Мухаммеда и стал королем. И затем Мухаммед собрался [с силами] и изгнал Борака, и снова стал королем. Затем пришел некто по имени Давлет-Берди, изгнал Мухаммеда и стал королем, и был королем только три дня. Затем пришел вышеназванный Борак, изгнал Давлета-Берди и снова стал королем»97.

Свидетельство о кратковременном царствовании Давлета-Берди вызывает ряд вопросов. Имел ли он силы для «изгнания» Улу-Мухаммеда из Сарая, если ранее не мог удержать за собой даже Крым? Разве что он занял Сарай, пока великий хан был отвлечен на борьбу с Бораком? Вспоминая о пребывании некого сеита Мансура у Давлета-Берди в Крыму в марте и июле 1423 г., стоит задаться вопросом: не объединялись ли тогда Борак и Давлет-Берди для борьбы с Улу-Мухаммедом? Во второй раз эта пара вновь появляется вместе. По массариям Каффы выходит, что после изгнания Давлета-Берди из Крыма (июнь 1424 г.) Улу-Мухаммед ушел в Сарай. Однако к концу августа Давлет-Берди снова занял Крым 98. Затем, судя по запискам Шильтбергера, Давлет-Берди пошел войной на Сарай, после чего столица великой Орды перешла в руки хана Борака. Не исключено, что их почти одновременное нападение на Сарай было согласовано и хорошо спланировано.

Степи, лежащие к западу от Волги, пришли в расстройство. Осенью потерпевший поражение от Борака хан Куйдадат (двоюродный брат Улу-Мухаммеда и Давлета-Берди) напал на Новосильско-Одоевское княжество и восточные окраины Великого княжества Литовского (Тулу и ее окрестности), где был разбит войсками коалиции феодалов Верхнего Поочья99. Тем временем Улу-Мухаммед был вынужден укрыться у своего союзника Витовта. В письме гроссмейстеру Немецкого ордена от 1 января 1425 г. Витовт писал: «мы даем Вам знать, что империя в Татарии находится в таком большом раздоре и разделении, что теперь там пребывают шесть благородных царей, каждый добивается царства и наследует [его]. Один из тех самых царей по имени Махмет пребывает у нас, а другие живут там, в земле, один в одном месте, другой в другом, так как их страна особенно большая и обширная»100.

По неопубликованным сведениям массарий Каффы А. Л. Пономарев установил, что весной следующего года Улу-Мухаммед снова возвратился в Крым, и 14 мая 1425 г. солхатцы признали его императором101. Затем он вновь включился в борьбу за первенство в Деште. Согласно летописи ал-Айни, в 828 г. х. (нояб. 1424 — нояб. 1425 гг.) в подчиненных Сараю землях происходила «великая неурядица, вследствие отсутствия старшего, который бы взялся за дела; одерживало там верх несколько знатных лиц из рода ханского и других. Каждый из них правил своим краем и ни у одного из них дело не шло на лад, как бы следовало, но перевес между ними одерживал Мухаммедхан»102. Поскольку осенью-зимой 1424—1425 гг. Улу-Мухаммеда еще не было в Деште, то с поправкой на путь до Египта это сообщение следует датировать приблизительно весной–летом 1425 г. В ноябре 1425 г. Улу-Мухаммед находился в Крыму103. В следующем 829 г. х. (должно быть, весной 1426 г.) он сразился с Бораком и Мансуром и обратил их в бегство104. При этом, видимо, распространились слухи о гибели Борака, которые были зафиксированы Гансом Шильтбергером в качестве якобы установленного факта. Вскоре господин Шильтбергера Чекре тоже пошел войной на хана Мухаммеда, но потерпел поражение и был убит105.

Восточные дела сильно отвлекали Улу-Мухаммеда от Крыма. Весной 1426 г. сюда снова прибыл Давлет-Берди. Впрочем, положение последнего было очень шатким. Он стремился возобновить отношения с Витовтом и заручиться его поддержкой, однако, видимо, не имел с ним прямого сообщения. На основании более поздних источников можно предположить, что сухопутная дорога из Крыма в Великое княжество Литовское была блокирована крымскими сторонниками Улу-Мухаммеда. Она проходила через ту область на Днепре, где к концу XV в. располагался Тягинин городок106. По всей видимости, он получил название по имени своего первого владельца главы рода Ширинов великого князя Тегене (Тягини) — главного сторонника Улу-Мухаммеда в Крыму. 2 мая 1426 г. в Каффе Ованес — священник церкви Святого Франциска в качестве посредника написал рекомендательное письмо Витовту о том, что император Давлет-Берди вступил в Солхат и пребывает там, взывая к его милости; что ранее только по навету плохих людей он действовал вопреки литовскому господарю107. Однако, несмотря на попытки Давлета-Берди завязать переговоры с Витовтом, тот оставался верным союзу с Улу-Мухаммедом, и в августе того же года даже использовал его войска в походе на Псковскую землю108. К сожалению, не ясно, где в это время находился сам Улу-Мухаммед, который, видимо, не принимал участия в Псковском походе.

Зиму 1426—1427 гг. великий хан провел в низовьях Днепра109. Думается, это был удачный плацдарм для похода на Крым. Не позднее осени 1426 г. хан Давлет-Берди направил из Крыма в Египет послание, которое прибыло ко двору султана в марте 1427 г.

Доставивший письмо сообщил, что «в землях Дештских большая неурядица и что три царя оспаривают царство друг у друга; один из них, по имени Даулетбирди, овладел Крымом и прилегающим к нему краем; другой, Мухаммедхан, завладел Сараем и принадлежащими ему землями, а третий, по имени Борак, занял земли, граничащие с землями Тимурленка»110. К тому времени эти сведения устарели, поскольку в «прилегающем к Крыму крае» (в низовьях Днепра) уже определенно находился Улу-Мухаммед. В письме гроссмейстеру Немецкого ордена от 17 марта 1427 г. Витовт сообщал: «теперь в Татарской степи пять ханов, особенный тот, который с нашей помощью завладел Ордой (победил Орду), и [его] сын теперь у нас, тот могущественный, и держит Орду с силой»111. Очевидно, имелся в виду Улу-Мухаммед. Выше на примере сведений Белорусской I летописи и письма Витовта от 22 июня 1424 г. было показано, что в предыдущих случаях литовские источники, хотя вроде бы и сообщали об ордынских событиях вообще, но на самом деле повествовали о том, как Витовт помогал «своим» ханам именно в крымских делах112. Это важное свойство источников литовского происхождения не было замечено предыдущими исследователями. На его основании можно полагать, что к марту 1427 г. Улу-Мухаммед с литовской помощью вновь овладел Крымом, и это был удачный момент для посольства его сына в Литву.

Летом 1427 г. во время поездки по русским землям Великого княжества Литовского по пути в Смоленск Витовт снова встречался с послами татарского императора113. В августе 1428 г. в Смоленске был окончен сохранившийся до наших дней список Слов Исаака Сирина. В рукопись также был переписан текст, который в более поздней летописной традиции получил название «Похвала Витовту». В нем сообщается, что Витовту служили многие независимые от великого литовского княжения государи, «и тако же слоужаху емоу и въсточные великии ц(а)ри татарьскии»114. Не случайно именно смоленское летописание середины XV в., отразившееся в Белорусской I летописи, включило в себя список «Похвалы Витовту», по окончании которого раскрыт перечень этих «великих татарских царей» и описаны обстоятельства их воцарения.

Зиму 1427—1428 гг. Улу-Мухаммед вновь провел в низовьях Днепра115. Его соперник Давлет-Берди был человеком, склонным к псевдоучености116, и при этом, видимо, весьма недальновидным, поскольку в свое время не уберег дружбу с Витовтом. По большей части он спасался от Улу-Мухаммеда бегством, и имел силы лишь на то, чтобы время от времени занимать пустующий трон. Тем не менее, он опирался на какую-то часть татарской знати, которая делала на него ставку. В 831 г. х. (окт. 1427 г. — окт. 1428 г.) он чеканил монету в Хаджи-Тархане 117. На основании сведений нумизматики еще А. Г. Мухамадиев выявил факт борьбы между Давлетом-Берди и Улу-Мухаммедом в 1420-х гг. В том числе, она протекала в области нелокализованных монетных дворов, чеканивших монету по сарайской весовой норме118. Однако в Крым Давлет-Берди больше не вернулся. Интересно, что прежде губернатор Генуи рекомендовал консулу и чиновникам Каффы жить в мире с императором Солхата и стремиться устранять все поводы для скандалов и войн119. Давлет-Берди мог пользоваться этим, и находил в Каффе помощь и поддержку. Может быть, именно в этой связи в конце 1420-х гг. отношения Каффы с Улу-Мухаммедом и Витовтом существенно осложнились, и чуть было не переросли в открытую вражду120. В скором времени Давлет-Берди окончательно сошел с политической сцены. По сведениям ал-Айни, к концу 1428 г.

Улу-Мухаммед вновь стал «государем Дешта и Крыма»121. 9 сентября 1429 г. Витовт писал гроссмейстеру Немецкого ордена: «из новых известий извольте знать, как мы сообщали вам с вашими послами, что царь Махмет, наш друг, написал нам, что он теперь обладает всем царством и Ордой, об этом он нам также (вторично) сообщил через свое подобающее посольство»122.

* * *

В итоге можно заключить, что мотивация Витовта в его ордынской политике была основана на отстаивании своего права на управление русскими землями, вошедшими в состав Великого княжества Литовского, но административно подчиненными Крымскому улусу Золотой Орды. Еще в конце XIV в. союз с Тохтамышем позволил Витовту освободиться от влияния в этом вопросе польской короны. В 1420-х гг. литовский господарь продолжал бороться за политическое влияние в Крыму, однако обособление Крымского улуса для него, видимо, не было самоцелью. К 1419 г. Крым выделился в особый султанат. В его главе стал джучид, который носил титул «султан сын султана» (иначе «малый султан») и подчинялся султану (великому хану) великой Орды (Дешта). Впрочем, подчиненное положение Крыма было возможно только при наличии сильной и устойчивой власти в Сарае. В 1420 г. укрепление крымского суверенитета стало возможным, видимо, вследствие столичных смут, а также вследствие разрастания местного сепаратизма, который, однако, поддерживался лишь частью крымской знати. В свою очередь хан великой Орды стал стремиться вернуть Крым в свое подчинение или утвердить там удобную для себя власть. Так в Крыму в очередной раз пересеклись интересы Великого княжества Литовского и великой Орды (Дешта).

Во время правления хана Бека-Суфи литовско-крымские отношения развивались успешно, но с приходом к власти хана Давлета-Берди в Крыму стали происходить неурядицы. Отчасти они были связаны с усилением партии великого хана Улу-Мухаммеда, а отчасти с внутренней борьбой крымской знати за власть. По всей видимости, Давлет-Берди стал искать союзников для борьбы с Улу-Мухаммедом, и, вероятно, нашел их в лице Борака и Мансура. Во всяком случае, его самовольные действия перестали соответствовать надеждам Витовта. Тем более литовской стороной не приветствовалось появление в Крыму такого постороннего и непредвиденного хана, как Борак. Основой успеха великого хана Улу-Мухаммеда в Крыму стали: его союз с Витовтом и поддержка, полученная им от некоторых представителей крымской знати, главным образом от Ширинов во главе с великим князем Тегене, а также от Барынов. Казалось бы, в западной части Золотой Орды дипломатическое и военное преимущество оказалось на стороне Улу-Мухаммеда, но в то же время ему постоянно угрожали восточные претенденты на сарайский трон. По этой причине осуществление планов Улу-Мухаммеда по объединению Дешта и Крыма под своей властью растянулось на несколько лет. В итоге Витовт, видимо, получил ярлык - пожалование на русские земли Великого княжества Литовского не от особого крымского хана (малого султана, стремившегося стать самостоятельным султаном), а от хана великой Орды (султана) Улу-Мухаммеда, овладевшего «малым султанатом» Крымом¹²³. По своему статусу этот предполагаемый ярлык был равен аналогичному ярлыку хана Тохтамыша 1397 г.

Судя по Белорусской I летописи, в Великом княжестве Литовском первые крымские ханы считались ставленниками Витовта. Действительно, его успехи можно сопоставить с прежними достижениями Едыгея. Литовскому господарю удалось достичь того, что в Крыму «свои» ханы в конечном итоге побеждали, а «чужие» непременно терпели поражение. Однако он вполне осознавал величие ханской власти, от которой получал право на управление «Русской землей». Поддерживая одного из кандидатов на трон, он мог рассчитывать на дружественные отношения с ним в будущем. При этом согласно сохранившимся ярлыкам крымских ханов, литовская сторона, видимо, по-прежнему была обязана выплачивать в Крым обычную дань с русских земель Великого княжества Литовского. Отказ от выплат на законных основаниях вел к суровым санкциям со стороны татар. Так закладывались основы для будущего развития литовско-крымских отношений и для дальнейшего обособления Крымской Орды под властью сына Бека-Суфи — Сеид-Ахмеда II, а затем и преемника Улу-Мухаммеда в Крыму – Хаджи Гирея124.

Резюме