Материалы Архива внешней политики Российской Федерации как источник по изучению казачьей эмиграции в Китае в 1920–1930-е гг.

Кубанский государственный университет, Краснодар, Россия, ,

,

своими соотечественниками за рубежом. Казачья же тематика получила актуальное звучание в связи с начавшимся в России процессом возрождения казачества. Открытие отечественных архивов для широкого круга исследователей российской эмиграции, возможность изучать материалы зарубежных архивов способствовали возросшему интересу к эмигрантской проблематике.

Казачья эмиграция, являясь составной частью российского зарубежья, также стала объектом внимания отечественных ученых. Однако анализ публикаций в этой области показывает, что многие исследователи не знают или недооценивают возможности, которые открывают некоторые архивы по данной проблематике. Более того, в свое время автор статьи получил отказ в работе в Архиве внешней политики Российской Федерации, мотивированный тем, что архив не содержит материалов по казакам-эмигрантам. В последующем данная ситуация была исправлена, ему удалось плодотворно поработать с материалами архива и найти достаточно много интересных и полезных источников, касающихся казачьего зарубежья.

Цель статьи – проанализировать часть материалов Архива внешней политики Российской Федерации в контексте анализа источниковой базы по истории казачьей эмиграции в Китае.

Исследователи казачьего и российского зарубежья, естественно, обращали внимание на анализ источников, используемых ими в своих научных изысканиях. Однако в большинстве своем источники исследовались в соответствии с общепринятой классификацией, разделявшей их на определенные видовые группы: нормативные документы, источники личного происхождения (мемуары, письма, дневники), данные периодической печати и т. п. Так, Е.В. Дроботушенко акцентирует внимание на значимости такого вида источников, как посемейные списки казачьих станиц, располагавшихся на севере Китая, называя его ключевым для определения численности забайкальских казаков в Китае (Дроботушенко, 2018: 137). В.Д. Зимина одна из первых провела источниковедческий анализ эмигрантской казачьей прессы (Зимина, 1992). Отметим, что казачья периодика первоначально была одним из основных видов источников, который активно использовали исследователи казачьей эмиграции. В контексте географических рамок изучаемого исследования обратим внимание и на публикации китайских исследователей Ю. Чжао (2010) и У Нань Линь (2001). В рамках исследования истории российской эмиграции А.А. Пронин проанализировал источники личного происхождения (Пронин, 2012). На значимость таких материалов в контексте изучения истории казачьего зарубежья обратил внимание и О.В. Ратушняк, который провел анализ писем, дневников, мемуаров, интервью (Ратушняк, 2025: 14–18, 56–59).

Со временем некоторые исследователи сосредоточились не на видовом анализе источников по истории российского и казачьего зарубежья, а на изучении коллекций документов, хранящихся в различных архивах, библиотеках и научных центрах, включая зарубежные архивохранилища, библиотеки и музеи. В частности, Е.И. Белова и Е.Е. Седова провели обзор документов Объединенной казачьей станицы в Бельгии, хранящихся в Королевском музее армии и военной истории в Брюсселе (Белова, Седова, 2009). В монографии О.В. Ратушняка представлена общая характеристика основных центров хранения документов по истории казачьего зарубежья (Ратуш-няк, 2025: 41–61). При этом исследователь анализирует как российские, так и зарубежные архивохранилища, включая архивы библиотек и научных центров. Более подробно О.В. Ратушняк останавливается на изучении коллекции по истории и культуре казачьего зарубежья, хранящейся в Государственном архиве Краснодарского края (Ратушняк, 2015).

Методологически исследование базируется на принципах объективности, системности и конкретности. Автор также широко использует нарративный метод, концентрируя внимание на описании ряда фондов и документов, представляющих интерес в рамках заявленной цели исследования.

В Китай ушло около 50 тысяч казаков, которые размещались преимущественно в Маньчжурии, Синьцзяне, районе Шанхая и Тяньцзиня. Для исследователя, изучающего историю пребывания казаков-эмигрантов в Китае, наибольший интерес представляют материалы, содержащиеся в делах фондов советских консульств в Китае (Маньчжурии, Урумчи, Харбине, Чугучаке и ст. Пограничная) и советской референтуры по Китаю, Синьцзяну и Маньчжурии. Данные фонды хранят преимущественно такой вид источников, как дипломатические документы, в том числе дипломатические ноты, протоколы и переписку, политические сводки, а также обзоры эмигрантской и китайской прессы.

Нота консула СССР в г. Хайларе Н.Е. Орлова от 6 августа 1930 г. содержит информацию о деятельности белоказачьих отрядов, получавших директивы непосредственно от ген. Г.М. Семенова, находившегося в Японии, и материальную поддержку от японских представителей в Китае1. Из ответной ноты начальника органов управления по делам городского и поселкового хозяйства Чжао Чжун Шэня видно, какие усилия были предприняты китайскими властями для борьбы с «белогвардейскими бандами»2.

Интерес представляет объявление командующего охранными войсками западной линии Китайско-Восточной железной дороги (КВЖД) и начальника гарнизона г. Хайлар ген.-лейт. Су Бин Выня, из которого видны меры, предпринятые китайскими военными властями в борьбе с белогвардейскими отрядами, а также как действовало знаменитое китайское правило трех предупреждений: «Правило о наказании. 1) Все начальники командного состава, не установившие в определенный срок местонахождение разбойничьей шайки и не имевшие с ней столкновения, будут наказаны по следующим правилам: а) до 10 дней не встретившие шайку разбойников, получают замечание; б) 20 дней – получают второе замечание; в) один месяц – получают третий раз. Эти три замечания равняются одному строгому выговору, а затем виновный будет разжалован и уволен со службы. 2) Если военные отряды в боях с разбойничьими шайками не проявят должной энергии к задержанию шайки и дадут возможность ей скрыться, то виновному в том начальнику отряда будет объявлен выговор с наложением штрафа или увольнением со службы. 3) Все лица, знающие местонахождение разбойничьей шайки и не сообщившие об этом властям или военным отрядам по борьбе с разбойничьими шайками, будут считаться как соучастники шаек и понесут наказание как участники шаек»1.

Материалы фонда Консульства СССР на ст. Пограничная показывают, что в течение 1924 г. часть казаков численностью до 200 человек неоднократно нарушали советско-китайскую границу с целью нападения на советские приграничные населенные пункты2.

Конфликт на КВЖД, вызвавший в 1929 г. обострение советско-китайских отношений, привел к очередной активизации деятельности белогвардейских отрядов, которые активно использовались маршалом Чжан Сюэляном. Однако заключенный в декабре 1929 г. в г. Хабаровске советско-китайский протокол, а также обострение китайско-японских отношений привели к тому, что китайские власти потеряли заинтересованность в белоэмигрантах, хотя и не особенно стремились противодействовать их антисоветской деятельности.

В 1930 г., после приезда в Харбин из Шанхая начальника Дальневосточного отдела Русского общевоинского союза ген. М.К. Дитерихса, отряды белоэмигрантов снова активизировали свою деятельность3. Информация о том, что ст. Пограничная в 1930 г. «становится центром организации вооруженных белых банд и переброски их на территорию СССР с целью разбоя и грабежа среди мирного населения»4, содержится в сообщении консула СССР на ст. Пограничная Д.А. Егорова. Он также приводит список организаторов и руководителей данных банд, среди которых значатся и казаки5.

Материалы советской референтуры по Китаю включают в себя сведения о казачьих организациях и объединениях, действующих в Особом районе восточных провинций (ОРВП), и их руководителях6. Так, в ноте генерального консула СССР в Харбине Б.Н. Мельникова дипломатическому комиссару Министерства иностранных дел по Гиринской провинции Чжун Юю от 5 сентября 1930 г. сообщается, что белогвардейские организации открыто ведут свою работу в ОРВП, вербуя новых членов, проводят собрания и совещания руководителей организаций, совершают переходы советско-китайской границы с целью проведения диверсионных актов. К ноте прилагался список белогвардейских организаций в ОРВП с краткой характеристикой их деятельности. Из данного списка видно, что на территории ОРВП проявляли активность различные организации и объединения. Среди них ‒ объединение казаков-уссурийцев во главе с ген. Н.И. Савельевым, объединение казаков Оренбургского казачьего войска под руководством полковника Н. Бори-сова7, амурская казачья станица, возглавляемая ген. Е.Г. Сычевым, донская казачья станица под командованием полковника Т.Т. Попова, группа представителей атамана Г.М. Семенова, которую возглавлял ген. А.П. Бакшеев, и другие8.

В другом деле мы встречаем ответ Чжун Юя Б.Н. Мельникову, в котором он сообщает, что в соответствии с данными полицейского управления ОРВП и железнодорожного управления КВЖД факты об антисоветской деятельности белогвардейских организаций не подтвердились, а из упомянутых в ноте генерального консула СССР в Харбине 38 организаций существует только 1‒2, деятельность которых не носит антисоветской направленности. В приложении к письму Чжун Юй прикрепил сведения об организациях и их руководителях, упомянутых в ноте Б.Н. Мельникова. Из данной информации следует, в частности, что объединения казаков-уссурийцев во главе с Н.И. Савельевым не существует, а сам Н.И. Савельев «является пьяницей и не пользуется ничьим доверием»1. В отношении Н. Борисова указано, что «в этом году ему уже 73 года»2 и нет никаких доказательств о его связях с белогвардейцами. Подобного рода информация касалась и других лиц, упоминавшихся в ноте Б.Н. Мельникова3.

Отметим, что в силу политических причин правовое положение российских эмигрантов в разных регионах Китая различалось, отсутствовала единая государственная политика в отношении мигрантов. Да и сама политическая ситуация, в которой находились казаки-эмигранты в Китае, постоянно менялась. Местные власти часто притесняли иммигрантов из России, облагая их различными налогами и вводя разного рода ограничения.

В рамках изучения истории казачьего зарубежья отдельной темой выделяется проблема репатриации казаков-эмигрантов. Помимо стихийного процесса возвращения казаков-эмигрантов на родину, большую роль в их возвращении сыграла репатриация, организованная советским правительством. Так, в июне 1924 г. Постановлением ВЦИК и СНК СССР была распространена амнистия для всех рядовых чинов бывших белых армий, находившихся на Дальнем Востоке и в Китае, как на участников антибольшевистского движения4. В комиссии по реэвакуации, создававшиеся в Китае, были введены участники белого движения, включая казаков5.

Материалы фонда Консульства СССР в Маньчжурии позволяют увидеть некоторые детали организации и проведения реэмиграции казаков местными властями в 1923 г. В частности, рядовые казаки уезжали эшелонами по заранее составленным и проверенным спискам без предварительного запроса чрезвычайного полномочного представителя РСФСР в Китае, в то время как вопрос о возвращении на родину казаков из командного состава решался на основании индивидуальных заявлений и только после рассмотрения их уполномоченными представителями РСФСР в Китае. Отметим также, что финансирование отправки до границы проводилось за счет китайской стороны6.

Комендант пограничного отряда ГПУ КССР извещал уполномоченного НКИД СССР в г. Чу-гучаке о том, что «все военнослужащие белых армий при возвращении на родину, обязательно водворяются на жительство на свою родину и только оттуда могут выезжать по разрешению ВЦИКа и других местных властей куда пожелают»7.

Большое значение в организации процесса репатриации казаков-эмигрантов советское правительство придавало агитационной и пропагандистской работе. Особая роль в этой работе отводилась привлечению к делу агитации и пропаганды возвращения на родину бывших чинов белых армий, особенно генералов, проявивших себя на фронтах Гражданской войны (Ратушняк, 2025: 134–135). В фондах Архива внешней политики Российской Федерации хранится, в частности, рукопись ген. Б.В. Анненкова «Нужно ли бороться со своим народом и его правительством», в которой бывший белый генерал обращается к своим товарищам по антибольшевистской борьбе с призывом возвращаться на родину: «Зову вас следовать моему примеру, честно и открыто осознать свое заблуждение и … вернуться к себе на родину, где каждому найдется работа по душе и по силам. Я перешел со своим конвоем и начальником штаба Денисовым»8.

Е.Н. Наземцева, опираясь на материалы Архива внешней политики Российской Федерации, обращает внимание на то, что в отношении казаков-эмигрантов был разработан и проводился в жизнь план, предусматривавший не только проведение агитации среди них, но и «обязательное материальное обеспечение лояльных групп казачества и офицерства при выезде в Россию» (Наземцева, 2011: 129).

Материалы советской референтуры по Китаю интересны также содержащимися в них обзорами китайской прессы. Из них можно получить информацию, например, о том, что в 1930 г. атаман Г.М. Семенов тайно посещал Харбин, где встречался с руководителями антисоветского движения9.

В материалах советской референтуры по Китаю имеются обзоры эмигрантской периодики, издававшейся в Китае. Например, в делах фонда референтуры по Маньчжурии есть выдержки из ежедневной газеты «Гун-Бао», выходившей в Харбине в качестве автономного русскоязычного издания одноименной китайской газеты. В частности, из них видно, что в 1937 г. в русской гимназии г. Хайлара была организована казачья станица из 180 учащихся10.

В 1934 г. газета «Харбинское время» опубликовала ответы ряда общественно-политических деятелей русского зарубежья, включая представителей казачества, на вопрос о том, какую позицию должна занять дальневосточная эмиграция в случае войны между СССР и Японией. Из этих ответов видны не только настроение анкетируемого, но и политика, которую он проводил в среде казаков-эмигрантов. Так, председатель Союза казаков на Дальнем Востоке ген.-лейт. А.П. Бакшеев высказал мнение, что все российские эмигранты, включая членов Союза, будут в возможном конфликте на стороне Японии, потому что война будет вестись японским правительством под лозунгом борьбы с коммунизмом, а не с русским народом (кстати, подобного рода взгляды высказывали казаки-эмигранты, поддержавшие Гитлера в его походе на Восток – прим. О.Р.). Более того, А.П. Бакшеев призвал все дальневосточное казачество принять участие в этой борьбе с большевиками. Председатель Восточно-казачьего союза ген. Е.Г. Сычев также обратился с призывом к казакам принять участие в борьбе с большевиками на стороне Японии, говоря о том, что никаких территориальных захватов русской земли со стороны Японии не будет. При этом он обратил внимание казаков на то, что тех, кто займет нейтральную позицию, неминуемо ждет японский концлагерь1.

Оккупация Маньчжурии Японией и продажа КВЖД марионеточному государству Маньчжоу-Го привели к расколу в среде казаков-эмигрантов. Одни из них вернулись в СССР, другие остались на северо-востоке Китая, третьи перебрались в Шанхай и Тяньзинь. Руководители зарубежного казачества в Маньчжурии в большинстве своем демонстрировали лояльность как японскому правительству, так и правительству Маньчжоу-Го, в том числе создавая различные объединения под их знаменами. В частности, казачья студенческая станица, образованная при русской гимназии в г. Хай-ларе, в качестве почетного атамана станицы избрала японского полковника Мацузаки2.

Из приказа начальника Дальневосточного союза военных в Маньчжурской империи ген. В.А. Кислицына (забайкальского казака) от 20 марта 1936 г. следует, что из офицеров, окончивших различные военные училища и офицерские курсы в эмиграции, при штабе Дальневосточного союза была создана офицерская рота3.

Кроме того, фонды Архива внешней политики Российской Федерации содержат материалы о деятельности генерала Г.М. Семенова, игравшего определенную роль в среде казачьей диаспоры в Китае, и других лидеров казачьего и российского зарубежья, а также созданных в Китае казаками-эмигрантами организациях и объединениях.

Таким образом, материалы Архива внешней политики Российской Федерации представляют значимый научный интерес в плане изучения истории казачьей эмиграции в Китае. При этом документы, содержащиеся в фондах архива, не только подтверждают и дополняют сведения из других источников, но и часто являются уникальными свидетельствами о жизни и деятельности казаков-эмигрантов в Китае. Отметим также, что в статье была затронута лишь небольшая часть материалов по исследуемой проблеме. Но и данные материалы, предполагаем, смогут побудить специалистов по истории казачьего зарубежья к активной работе с документами Архива внешней политики Российской Федерации.