Механизмы освоения русской лексики в алюторском языке

Алюторский язык входит в чукотско-корякскую языковую семью. Он имеет четыре диалекта, но утвержденной письменности нет ни для одного из них, поскольку алюторские диалекты долгое время относились к корякскому языку. Носители алюторского языка, по разным оценкам – от 300 до 500 чел. старшего поколения, составляют примерно 10 % этнической группы оседлых коряков (нымыланов), проживающих в северной части полуострова Камчатка. Бóль-шая часть нымыланов в настоящее время говорит только по-русски, все носители алюторского языка являются алюторско-русскими билингвами.

Цель данной статьи – описание фонетических и морфологических механизмов освоения русской лексики в собственно алюторском, северо-восточном, диалекте алюторского языка.

Использование русской лексики алюторско-русскими билингвами

В условиях массового алюторско-русского билингвизма спонтанная речь на алюторском языке практически всегда содержит результаты языкового контакта алюторского языка с русским в области лексики. Эти контактные явления достаточно разнородны: употребление устоявшихся заимствований, спонтанная аккомодация русских слов и переключение кодов.

Заимствования появились в алюторском языке в период начала интенсивных контактов с русским языком для обозначения реалий, не имеющих лексических номинаций в алюторском языке. Сейчас они являются единицами словаря, употребляются всеми носителями и встречаются в разных типах текстов на алюторском языке, включая

ISSN 1818-7919. Вестник НГУ. Серия: История, филология. 2012. Том 11, выпуск 9: Филология © А. А. Мальцева, 2012

фольклорные. «Старые» заимствования всегда морфологически освоены, имеют высокую степень фонетической адаптации, а их семантика может отличаться от исходной семантики русской лексемы, например ʔурваӄ ‘верхняя одежда, платье’ (< рубаха ) ¹.

Спонтанная аккомодация ² русских лексем является живым речевым процессом, частотным в речи алюторско-русских билингвов. Использование русской лексики в данном случае восполняет как языковые, так и индивидуальные лексические лакуны. Некоторые носители алюторского языка, сохраняя матричный язык, могут оперативно заменять недостающие лексемы соответствующими русскими, оформляя их в соответствии с механизмами адаптации, сложившимися в предыдущие периоды языкового контакта. Спонтанная аккомодация русской лексики более характерна для текстов, не имеющих воспроизводимой заданной структуры, например автобиографических рассказов, которые продуцируются непосредственно в момент речи.

Ключевым параметром сохранения языкового единства в пределах текста является морфологическая адаптация иноязычных слов. Фонетическая адаптация в этом случае, напротив, необязательна. Ее наличие и степень зависят от полноты освоения артикуляционно-акустической базы русского языка конкретным индивидом, поэтому наблюдается вариативность степени фонетической адаптации русских слов как у разных носителей языка или диалекта, так и у одного и того же носителя:

[ ɣ óro t =əŋ / ɣ óro d =əŋ / g óro t =əŋ / g óro d =əŋ] ‘в город (город=DAT)’.

Переключение кодов 3, т. е. переход с алюторского языка на русский в пределах одного текста или даже одного предложения, может быть обусловлено целым рядом причин. Одна из них, но, вероятно, не наиболее важная для переключения кодов, совпадает с причиной спонтанной аккомодации лексики: внезапное выпадение из памяти нужного слова. В этот момент говорящий стоит перед выбором – сохранить матричный язык, оперативно морфологически адаптировав русское слово, либо употребить русскую лексему в русском морфологическом оформлении. Результат выбора зависит от целого комплекса сложных факторов, требующих детального изучения, и, вероятно, нелингвистическими методами: это степень спонтанности речи на родном языке, скорость и специфика мозговой деятельности, психотип конкретного говорящего.

Более существенную роль при переключении кодов играют прагматические факторы, поскольку переключение кодов чаще всего инициируется экстралингвистически-ми причинами и связано с сознательным маркированным изменением матричного языка. Переключение кода, помимо собственно передачи информации, обеспечивает выполнение дополнительных прагматических интенций говорящего: выделение текстового фрагмента (начало или конец текста, эмоционально насыщенный или кульминационный эпизод, маркировка речи иноплеменника), обеспечение обратной связи с адресатом, желание удостовериться в точном понимании адресатом смысла повествования, создание комического эффекта и пр.

В паланском, юго-западном, диалекте алюторского языка, подвергшемся наиболее сильной русификации, зафиксировано немотивированное переключение кодов, проявляющееся как принципиальная невозмож-

[Muysken, 2000; Русаков, 2004. С. 83]. В первом случае оба языка, на которых говорит билингв, являются в равной степени матричными по отношению к данному тексту, переход с одного языка на другой, как правило, происходит на границе предложений. Во втором случае матричным является только один язык, в связный текст на котором включаются отдельные неадаптированные словоформы второго языка. В спонтанных текстах, впрочем, не всегда есть возможность поставить четкую границу между этими двумя явлениями. Для данного описания противопоставление переключения и смешения кодов не является релевантным, поэтому мы рассматриваем русские неадаптированные словоформы, даже изолированные, в алюторском тексте как разновидность переключения кодов.

ность исключения перехода с одного языка на другой при любом матричном языке (подробно см.: [Мальцева, 2006]). Такое явление рассматривается как смешение языков ( language mixing ).

Показателем переключения кодов является русское морфологическое оформление словоформ, фонетическая адаптация, как и в случае спонтанной морфологической аккомодации, вариативна, в большей степени она присутствует у носителей алюторского языка старшего поколения, которые говорят по-русски с сильным акцентом: ню к ает ‘нюхает’, с оловеки ‘люди’.

Фонетическое освоение русской лексики

Фонетическая адаптации строится на преодолении различий между фонетическими системами взаимодействующих языков.

Консонантизм . Консонантная система алюторского языка существенно отличается от русской (ср. табл. 1 и 2): в русском языке 37 основных согласных фонем [Лукьянова, 1999. С. 46], в алюторском их всего 18. Наиболее важные системные различия связаны с незначительным количеством шумных согласных алюторского языка по сравнению с русским, отсутствием противопоставления по глухости-звонкости.

Отсутствие в алюторской консонантной системе корреляции по глухости-звонкости при освоении русских слов, содержащих звонкие согласные, приводит к их замещению согласными других типов в зависимости от локального ряда.

Переднеязычный звонкий смычный согласный [d] переходит в соответствующий шумный смычный [t]: сол д ат → [sál t at]. Заднеязычный звонкий смычный [g] меняется на соответствующий шумный щелевой [ɣ]: город → [ ɣ ó-rot].

Для русского звонкого смычного лабиального [b] нет однозначного соответствия в алюторском языке, возможны разные варианты освоения, но все они находятся в пределах соответствующего локального ряда лабиальных: шумный смычный [p]: кара б ин → [kará p in]; шумный фрикативный [v]: б аня → [ v án^ja], вероятно, связанный с инлаут-ной позицией; сонорный назальный [m]: б умага → [ m umáɣa]. В последнем случае можно усматривать дистантную ассимиляцию по способу образования.

Класс фрикативных в алюторском языке весьма невелик, и в нем также нет оппозиции по глухости-звонкости: в некоторых локальных рядах представлены звонкие спиранты, в других – глухие. Поэтому освоение слов со спирантами имеет варианты, даже для одной и той же лексемы.

Русский глухой фрикативный лабио-дентальный [f] осваивается преимущественно как шумный смычный губной [p] либо как фрикативные шумные [v] или [s]: карто ф ель → [kartú p əl^j / kartú v əl^j]; верё в ка [ф] → [virú p ka / virú s ka]. Глухой фрикативный заднеязычный [х] замещается шумными смычными – увулярным [q] или заднеязычным [k]: паро х од → [pará q ot]; ш х уна → [sə k úna(n)].

Многочисленные в русском языке переднеязычные свистящие и шипящие, и простые, и аффрикаты, находят соответствие в единственной фонеме [ s / s^j / ts / ts^j] со сходными акустическими характеристиками. В алюторском языке данная фонема имеет несколько свободных вариантов, в том числе аффрикаты, которые исходно были характерны для женского произношения: з емлянка → [ s iml^jánka(n)]; ш люпка → [ s il^júpka]; я щ ик → [já s ik]; ц епь → [ s ápa(n)]; лампо ч ка → [lámpə s ka].

В алюторском консонантной системе нет тотального противопоставления палатализованных и непалатализованных согласных, имеются только две пары коррелятов по данному параметру: [l] – [l^j] и [n] – [n^j]. При освоении русских слов с этими двумя палатализованными согласными в алюторском языке они сохраняются, остальные замещаются непалатализованными: от р яд → [ʔát r at]; печать → [písa t ].

Вокализм . В вокалической системе алюторского языка, в отличие от русского языка, выделяются краткие и долгие гласные (ср. табл. 3 и 4), однако их статус в языковой системе различен.

Первичные гласные полного образования в алюторском языке только три: [i], [u], [a]. Соответствующие им долгие гласные, как правило, вторичны и восходят к дифтонго-идным сочетаниям: [ī] (< ej, əɣ); [ū] (< aw); [ā] (< əʔ).

Широкие краткие гласные [e] и [o] в чукотском и корякском языках задействованы в гармонии гласных по подъему, отсутствующей в алюторском языке, где они представляют собой скорее свободные варианты

Консонантная система русского языка

Таблица 1

*

Способ образования

Локальные ряды и дополнительные признаки

Губные

Переднеязычные

Среднеязычные

Заднеязычные

Губно-губные

Губно-зубные

Зубные

Передненёбные

Средненёбные

Задненёбные

Тв.

Мяг.

Тв.

Мяг.

Мяг.

Мяг.

Тв.

Мяг.

Мяг.

Тв.

Мяг.

о л и 3 3

Смычные

Гл.

p

pj

t

tj

k

k j

Зв.

b

bj

d

dj

g

gj

Щелевые

Гл.

f

fj

s

sj

š

šj

x

x j

Зв.

v

vj

z

zj

ž

žj

j

[ɣ ]

[ɣj]

Аффрикаты

Гл.

ts

tjšj

Зв.

[dz]

[djžj]

н и св И о и

Назальные

m

m j

n

n j

Латеральные

l

lj

Вибранты

r

r j

Таблица составлена на основе физиологической классификации согласных звуков русского языка, представленной в [Лукьянова, 1999. С. 44].

*

Таблица 2

Способ образования		Локальные ряды и дополнительные признаки
		Губные	Переднеязычные		Среднеязычные	Заднеязычные	Увулярные	Ларингальные
			Тв.	Мяг.				глоттальные	эпиглоттальные
Шумные	Смычные	p	t			k	q	ʔ	ʕ
	Фрикативные	v		s /sj / ts / tsj		γ
Сонанты	Назальные	m	n	n j		ŋ
	Латеральные		l	l j
	Вибранты		r
	Полугласные	w			j

* При составлении табл. 2 и 4, а также в основных принципах описания фонетики алюторского языка мы опирались на фонетический очерк в [Кибрик и др., 2000. С. 177–206], написан- ный С. В. Кодзасовым и И. А. Муравьевой.

Консонантная система алюторского языка

Таблица 3 Вокалическая система русского языка ^*

i                [ɨ]                u

e о a

* При составлении таблицы мы опирались на традиционный способ представления ударных гласных фонем русского языка [Лукьянова, 1999. С. 50].

Таблица 4 Вокалическая система алюторского языка i (ī)                           u (ū)

e (ē)                         о (ō)

a ( ā)

узких гласных [i] и [u]. Широкие долгие гласные также вторичны, появились из ди-фтонгоидных сочетаний: [ē] (< aj); [ō] (< aɣ, aw). Фонологический статус редуцированного [ǝ] является спорным, так как обычно он вставляется для устранения стечения согласных.

О маргинальном положении широких гласных [e] и [o] в системе алюторского языка свидетельствуют освоенные заимствования, в которых [o] меняется на [u], а [e] – на [a]: к о нь → [k ú n^ja]; к о рова → [k ú ruv]; п е чь (сущ.) → [p á sin].

Монофтонгизация дифтонгоидных сочетаний в конечнослоговой позиции является живым фонетическим процессом, который проявляется и при освоении русских слов, например дифтонгоидное сочетание [aj] переходит в [ē]: ч ай- ник → [s ^jḗ -nik].

Cлоговая структура и ударение. Ритмико-слоговая структура алюторского языка принципиально отличается от русской. Слоговая структура и место ударения в словоформе алюторского языка являются строго закрепленными и тесно взаимосвязанными, в отличие от русского языка, имеющего свободное ударение и позволяющего использование слогов вплоть до (CCСC)V(CCС) 4, что может приводить к появлению громоздких консонантных кластеров.

В алюторском языке возможны слоги только структуры CV(C), поэтому при освоении слов со стечением согласных в основе их слоговая структура изменяется с помощью протетических и эпентетических гласных: бл юдце → [v ə -l^jús-sə]. Перед про-тетическими гласными для построения прикрытого слога вставляется гортанный смычный: шт амп → [ ʔə s-tám-pa]; ст ол → [ ʔə_́ s-tul].

В алюторском языке словоформа не может состоять из одного слога, поэтому при освоении односложных русизмов происходит наращение слога либо за счет эпентетического гласного полного образования: конь → [kú-n^j a] ; либо за счет удвоения ауслаут-ного согласного и наращения редуцированного гласного: чай → [sáj- jə ]; соль → [súl^j- l^jə ] .

Ударение в алюторском языке не может падать на последний слог. В двусложных словах оно обычно падает на первый слог, в трех- и многосложных словах – на второй, поэтому при освоении русских слов с ударением на последнем слоге оно переносится на слог, соответствующий правилам алюторской слоговой структуры: караби_́ н → [ka-r á -pin]; ведро_́ → [v í t-ron]. Односложные слова, как было указано, осваиваются как двусложные, поэтому ударение в них ставится на первый слог (примеры см. выше).

Исключение из основного правила расстановки ударений – слова, в которых слоги, предназначенные для постановки ударения (первый слог в двусложных словах или второй в многосложных словах), являются «лёгкими», т. е. слогами типа «согласный + редуцированный гласный». Эти слоги в алюторском языке не могут нести ударение, поэтому, например, двусложные слова с первым слогом такого типа либо становятся безударными: клуб → [kə-lup], либо в них производится наращение третьего слога, а ударение ставится на второй: хлеб → [qə-líp- pə ].

можны слоги с четырьмя согласными перед гласным (ср. вспл еск ) и слоги с тремя согласными после гласного (ср. А-лек-са ндр ), при этом, однако, наличие всех семи консонантов в пределах одного слога вряд ли допустимо.

Морфологическое освоение русских слов

Различная по частям речи частотность спонтанной аккомодации русских слов вписывается в общее представление об иерархии заимствования, которая, по мнению большинства исследователей, не является универсальной, а специфична в каждой конкретной ситуации языкового контакта [Field, 2002. Р. 35]. Однако в соответствии с данной иерархией глаголы всегда заимствуются реже, чем имена, из-за общей сложности освоения концептов, связанных с действием, поскольку именно глаголы несут главный «синтаксический багаж» языка, который далеко не всегда позволяет легко адаптировать иноязычные глагольные лексемы [Myers-Scotton, 2002. Р. 76]. Кроме того, сложности в освоении глагольной лексики могут быть связаны с особенностями глагольного словоизменения одного или обоих взаимодействующих языков [Curnow, 2001. Р. 416].

Основную часть как заимствований, так и спонтанно осваиваемых русских слов составляют имена существительные и дискурсивные слова (частицы и союзы). Заимствование глаголов не является частотным, случаи заимствования прилагательных единичны. Морфологическое освоение, т. е. оформление алюторскими грамматическими показателями свойственно только существительным и глаголам, поскольку прилагательные и служебные слова в алюторском языке не изменяются.

Механизмы морфологического освоения для имен существительных и глаголов различны.

Морфологическое освоение имени существительного. Морфологическое освоение имени существительного проявляется в присоединении к основе русского слова показателей падежа или числа. У нарицательных существительных показатели единственного, двойственного и множественного числа одновременно выражают и значение абсолютива, показатели косвенных падежей число не маркируют.

Формы косвенных падежей в алюторском языке достаточно стандартны, их фонетический облик зависит от исхода основы. Более интересным является образование формы абсолютива исконных алюторских существительных, которая строится по од- ной из шести синтетических моделей (табл. 5), синхронно не связанных ни с формой, ни с семантикой слов. Из шести показателей абсолютива наиболее частотны две: с нулевым аффиксом и с аффиксом =(ə)n. Именно по этим двум моделям преимущественно строятся формы абсолютива единственного числа и при морфологическом освоении русских слов. В табл. 5. приведены лишь некоторые из многочисленных примеров. По третьей модели, с аффиксом =lŋən, образованы только два слова, оба они включены в табл. 5.

При освоении некоторых слов возможны вариативные формы абсолютива, могут использоваться обе частотные модели:

( sul^j=ək / sul^ja=k ‘соль=LOC’).

Морфологическое освоение глаголов. В языках мира зафиксированы следующие стратегии заимствования глаголов [Wohlgemuth, 2009. Р. 293]:

• •    прямая вставка (direct insertion) – заимствованная глагольная основа используется как исконная, без каких-либо словообразовательных средств;

• •    непрямая вставка (indirect insertion) – к заимствованной основе (чаще именной) присоединяется исконный синтетический вербализатор;

• •    стратегия « легкого глагола » (light verb strategy) – заимствованная глагольная основа используется как лексический компонент аналитической конструкции;

• •    вставка парадигмы (paradigm insertion) – глагол заимствуется вместе со словоизменительной морфологией.

Первые две стратегии относятся к синтетическим способам адаптации, третья – к аналитическим. Вставку парадигмы мы трактуем как разновидность переключения кодов и в данной работе не рассматриваем.

При морфологическом освоении глаголов в алюторском языке используются толь-

Модели формы абсолютива единственного числа в исконных и освоенных существительных

Таблица 5

Модели формы абсолютива ед. числа в исконных существительных Модели формы абсолютива ед. числа в освоенных существительных =(ə)n key an ‘MegBegb=ABS.sg‘ (key ak ‘MegBegb=LOC’) partvjant=an 'Myka=ABS.sg' (< провиант) (pərívjant=ək ‘мука=LOC’) ʔírra=n ‘отряд=ABS.sg’ (ʔírra=k ‘отряд=LOC’) pasi=n ‘ne4b=ABS.sg' (pasi=k ‘ne4b=L0C’) ?эsp^ska=n ‘cnu4ka=ABS.sg' (?эsp^ska=k ‘cnu4ka=L0C’) v^tro=n ‘eegpo=ABS.sg’ (v^tro=k ‘eegpo=LOC’) jolka=n ‘ёлка=ABS.sg’ (jolka=k ‘ёлка=LOC’) =Ø sawat=0 ‘apkaH=ABS.sg' (sawat=sk ‘apkaH=LOC’) tatul=0 ‘лиса=ABS.sg’ (tatula=k ‘лиса=LOC’) punta=0 ‘ne4eHb=ABS.sg' (punta=k ‘ne4eHb=L0C’) m^sok=0 ‘мешок=ABS.sg’ (m^sok=эk ‘мешок=LOC’) qaHpp9=0 ‘хлеб=ABS.sg’ (qэl^p=эk ‘хлеб=LOC’) kun!a=0 'KOHb=ABS.sg' (kun!a=k ‘kOHb=LOC’) =lŋən yatka lyan 'Hora=ABS.sg' (yatkak 'Hora=LOC') tiyS lyan ‘волк=ABS.sg’ (tty ak ‘волк=LOC’) kulaka=lyan ‘кулак=ABS.sg’ (kulaka=k ‘кулак=LOC’) sapuki=lyan ‘canor=ABS.sg' (sapuki=k ‘canor=LOC’) =qal palaq=qal / palaka lyan ‘mop6a3=ABS.sg’ (pəlak=ək ‘торбаз=LOC’) – =ŋa rara=ya ‘goM=ABS.sg' (rara=k ‘goM=LOC’) – REDUP kala ?al ‘лето=ABS.sg’ (?ala=k ‘лето=LOC’) – ко синтетические механизмы, в отличие от корякского языка, в южных говорах которого зафиксированы аналитические стратегии освоения русских глаголов, появившиеся, вероятно, под влиянием ительменского языка [Мальцева, 2011].

Из синтетических стратегий наиболее популярной в алюторском языке является непрямая вставка , при которой глагольные основы вторичны, они образуются от основ освоенных русских существительных по исконным словообразовательным моделям:

qəlíp= u =k ‘есть хлеб’ (хлеб = VBLZ.потребить=CV.loc) – ср. rətt= u =k ‘есть морошку’ (морош-ка = VBLZ.потребить=CV.loc);

van^já= lʔat =ək ‘мыться в бане’ (баня=VBLZ.habit=CV.loc) – ср. ʕətvə= lʔat =ək ‘плавать, кататься на лодке’ (лодка=VBLZ.habit=CV.loc)

куси_́ рə= тку =к ‘играть в карты’ (козырь=VBLZ.iter=CV.loc) – ср. wa-la= tku =k ‘работать ножом’ (нож=VBLZ.iter=CV.loc).

Стратегия прямой вставки , исконно практически не свойственная алюторскому языку, судя по текстам, записанным С. Н. Стебницким в 1928 г., с течением времени становится более популярной. При освоении русского глагола в помощью прямой вставки в качестве основы алюторского глагола используется либо форма русского инфинитива с депалатализованным показателем ( vəstúpat=ək ‘выступать’; risóvat=ək ‘рисовать’; pisátat=ək ‘печатать’; ʔupírat=ək ‘убирать(ся)’; sətúsat=ək ‘стучать(ся)’), либо, в единичных случаях, форма 2-го л. ед. ч. императива ( pəl^jási=k ‘плясать’ (< пляши ); kúsi=k ‘косить (траву)’ (< коси )).

Выводы

Таким образом, морфологическое и фонетическое освоение русской лексики – это два независимых типа структурной адаптации, которые по-разному функционируют в различных явлениях, связанных с алюторско-русским билингвизмом: морфологическая адаптация обязательна для заимствований и спонтанной аккомодации лексики, фонетическая адаптация в полной мере присутствует только в старых заимствованиях, при спонтанной аккомодации и переключении кодов она факультативна и возможна в разной степени.

В силу существенных различий между фонетическими системами русского и алюторского языков, в особенности принципов ритмико-слоговой структуры словоформы, при полном фонетическом освоении русские слова подвергаются значительным фонетическим преобразованиям, детальный анализ которых может позволить уточнить представление о фонетической системе алюторского языка.

Из шести моделей построения именной словоформы абсолютива единственного числа, имеющихся в алюторском языке, при морфологическом освоении русских слов используются только три. Возможно варьирование формы абсолютива некоторых существительных в пределах двух наиболее частотных в алюторском языке моделей. При морфологической адаптации глаголов в алюторском языке применяются синтетические стратегии непрямой и прямой вставки.