Ментальный мир возраста как подсистема ментально-культурного универсума

Ю. А. Елисеева

Возраст в гуманитарном знании (психологии, педагогике, социологии, антропологии, демографии, истории, этнографии, лингвистике и др.) традиционно рассматривается как объективный параметр человеческой жизни. Подобный подход часто приводит к конституированию возраста как объекта развития, когда «сам возраст за счет внутренних преобразований отдельных линий развития порождает впереди себя следующий возраст» (6, с. 40]. Вероятно, научному сознанию, так же как и обыденному, легче опираться на идею структурированного, хронологически «размеченного» развития, воплощающуюся в концепте «возраст». Однако данный концепт вбирает в себя более глубокие смыслы. Для их раскрытия необходимо ввести в круг полноправных объектов гумани тарного исследования субъективные представ- ! ления о человеческом возрасте.                1

Научный интерес к субъективному измере- ] нию возраста первоначально оформился в пси- | хологическом знании. Так, в авторитетном i «Большом психологическом словаре» (2004), в > статье, посвященной возрасту, сделано специ- : альное добавление: «Прежде всего, можно и ; нужно разделить объективно-нормативный (или научно-нормативный) подход к определе- -нию возраста и субъективно-нормативный. Последний включает в себя стихию и много- i образие человеческих установок (в том числе ; стереотипов и предрассудков), действующих при качественной и количественной оценке ; собственного и чужого возраста, в процессе i применения тех или иных категорий» [1, с. 79]. :

На наш взгляд, дисциплинарной «рамкой» анализа представлений о человече-ском возрасте может стать культуролого-психологическое знание. Все многообразие субъективных «следов» культурного концепта «возраст» нуждается в обобщающем понятии, позволяющем легко конвертировать концептуальные наработки культурологии и психологии. В таком качестве мы предлагаем использовать понятие «ментальный мир возраста». Чтобы корректно его определить, обоснуем целесообразность обращения к базовому понятию «ментальный мир».

. Приблизительно со второй половины 1970-х гг. во многих науках, прежде всего социальных и гуманитарных, начинают широко-использоваться родственные понятия «карти: на мира», «образ мира», «модель мира». Их семантическая расплывчатость привела к кон: цептуальным различиям в исследовательских : подходах, даже в случае совпадения терминов. ■ Такая ситуация сыграла в целом положитель-; ную роль: в культуроориентированном дискурсе оформилась, пусть неявно, проблема ментального (умственного, мыслительного) моде-I лирования. Классический пример — намеченная отечественным психологом А. Н. Ле' онтьевым концепция «образа мира» [3]. Однако, несмотря на семантические нюансы, все : три указанных понятия в некоторой степени ■ ограничивали область концептуальных поис-: ков. Их использование скрыто подразумевало, ; что есть мир (объективная реальность) и ■ есть результат его воспроизведения (картина, модель, образ), субъективно «перекраивающий» исходный объект,

Практически параллельно в философии и психологии оформился и стал активно развиваться другой подход (К. Поппер, Дж. Серль, В. Хесле и др.), нацеленный на устранение диспропорции между объективным и субъективным. Это выразилось в «дроблении» единого мира на «подмиры» или самостоятельные миры. Очевидно, что на этом пути также имеются свои методологические сложности. Действительно, дробление мира (2, 3, 4, .... л) онтологизирует «человеческое» в нем более полно по сравнению с первым подходом. Но второй подход, аналитический по своей сущности, не затрагивает проблемы психологической «комфортности» бытия человека в нескольких мирах. Моделирование ведется не

«изнутри» человеческой психики, а «снаружи», что не всегда обеспечивает объемность итоговой модели.

Можно ли найти методологический компромисс между указанными подходами? Очевидно, да. Начнем с того, что они по-разному используют одно и то же понятие «мир». Вряд ли это случайно. Разумеется, определяющим фактором выступает богатая философская традиция, однако не стоит приуменьшать и влияние императивов системного мышления. Использование понятия «мир» обеспечивает целостность охвата разнородных сущностей. Но это такая целостность, которая принципиально постижима человеческим сознанием, т. е. человекоразмерна. Мир — обжитое или принципиально обживаемое место, принципы организации которого не противоречат законам работы человеческой психики, а поддерживают их. Для фиксации этого положения целесообразно выделение понятийной диады «мир — ментальный мир». Указанные миры не пассивно отражают, а взаимно выстраивают друг друга. В результате возникают новые, производные миры, которые в вышеуказанных концепциях выделяются с различной степенью детализации.

Семантическое ударение в термине «ментальный мир» падает на «мир», что уравнивает в правах воссоздаваемый объект (реальный мир) и его ментальный коррелят. Анализируя семантическое поле концепта «мир» с этимологической точки зрения и ориентируясь на оригинальную теорию лингвокультурных констант КЗ. С. Степанова, согласно которой этот концепт объединяет субконцепты «Место (пространство)», «Свои» и «Закон, законность» [71, можно заключить следующее. Термин «ментальный мир», обладая краткостью, простотой и стилистической нейтральностью, указывает на наличие структурированного, «устроенного» пространства сознания, причем таким образом, чтобы обеспечивать возможность взаимодействия с реальным миром как принципиально «своим».

Не менее важно и то, что термин «ментальный мир» характеризуется системностью. Очевидно, имеет смысл рассматривать как «генеральный» ментальный мир, так и «специализированные» ментальные миры — его подсистемы. Множественность последних обусловливается множественностью форм духовно-предметной деятельности человека. В этом случае можно определить ментальный мир возраста как одну из подсистем и далее характеризовать его именно так. Условно назовем такой системный взгляд «психологизированным». Реализуя только его, мы явно ограничим возможности исследования, позиционируемого как культуролого-психологическое, невольно «закроем» выходы в сферу культурологического знания. «Психологам, видимо, проще оставить ментальность в пространстве мозга» [2, с. 300] — эта грустная констатация факта дисциплинарной изоляции побуждает нас пойти другим путем. Это означает прежде всего корректировку выбора метасистемы. На наш взгляд, в таком качестве целесообразно рассматривать глобальный ментально-культурный универсум, в котором каждый объект, каждая отдельная данность есть продукт вза-имоотражения мира культурной реальности и мира психического [4, с. 123]. В этом случае четче обозначается цель существования ментального мира «человека культуры» — создавать и поддерживать «форму идеального существования» [5, с. 359], или «внутреннюю форму».

Таким образом, чтобы схватить в определении понятия «ментальный мир возраста» его сущность, надо попытаться осмыслить, как ментальный мир возраста встраивается в ментально-культурный универсум. Чрезвычайно ценными для приближения к решению этой задачи являются гипотезы отечественного философа и психолога С. Л. Рубинштейна. Он по-] стулировал анализ отношения человека к I миру как онтологический, предполагающий 1 раскрытие способа существования человека в : мире. Квинтэссенцией поисков такого способа выступает глубочайшая мысль ученого, достой-‘ ная войти в «золотой фонд» культурологии ■ психического: «Человек выступает как часть ■ бытия, сущего, осознающая в принципе все бы-1 тие. Это капитальный факт в структуре суще-; го, в его общей характеристике: осознаю-; щий — значит как-то охватывающий все бы-I тие, созерцанием его постигающий, в него проникающий, часть, охватывающая целое» [5, ; с. 357]. Но человек — еще и конечное суще-: ство, включающееся в бесконечность мира как . бытие, преобразующее реальность и переходя-■ щее в форму идеального существования. Толь ко таким дуальным способом возможно изменение, «взрывание» наличной ситуации, выход человека за пределы самого себя. Среди объективных причин этих атрибутивных для человека как субъекта культуры процессов Рубинштейн выделяет следующие:

• —    недостаток чего-то, его констатация субъектом в результате сопоставления, соотнесения одного явления с другим и обнаружение неполноты реализации сущности в явлении; несоответствие начального и конечного этапов процесса;

• —    процесс, закономерный ход которого ведет к его самоотрицанию, к переходу в его противоположность (жизнь и смерть);

• —    процесс «саморазвития», где в самом процессе на каждой его стадии заключена причина его небытия как перехода в другое» [5, с. 360].

Выдвинем предположение, что специфически человеческий способ бытия удачно объясняется через идею познания бесконечности мира культуроментальными средствами; одним из наиболее эффективных средств является возраст. По-видимому, именно возраст — инструмент «промера» (О. Э. Мандельштам) бытия субъекта культуры в целях соотнесения с бытием мира. Подобный «промер» выступает необходимым условием обретения смысла человеческой жизни, а пространство активного, динамичного смыслооб-разования и есть пространство культуры. С учетом вышеизложенного, ментальный мир возраста можно определить как:

• а)    системный продукт специфической ментальной (умственной, мыслительной) активности субъекта культуры, направленной на освоение /высваивание идеи возраста; культурная миссия этой активности — придание смысла конечному существованию человека (благодаря членению на особые этапы человеческая жизнь становится сопоставимой с бесконечностью бытия мира в целом и наделяется культурным смыслом);

• б)    системный процесс создания ментальных моделей возраста, детерминированный нормами, стереотипами, ценностями, идеалами культуры (в них спрессован культуроментальный опыт согласования конечного и бесконечного).

Из приведенных дефиниций вытекает, что для полного раскрытия культурного потенциа- ла ментального мира возраста усилий только культурологии психического недостаточно. । Чем больше дисциплинарных срезов будет за действовано в процессе его моделирования, тем репрезентативнее будет итоговая гуманитарная модель.