"Металингвистика" М.М. Бахтина и ее роль в изучении вербализации наррации

Несмотря на то что нарративность относится не только к словесной форме, вербализация наррации является одной из важнейших проблем в современной нарратологии. Австрийская исследовательница Моника Флу-дерник, объясняя роль речи в создании характера персонажа, писала, что, «поскольку <в тексте> используется речь, мы, читатели, осознаем, что есть персонаж и нарратор. Нет речи, нет персонажа» [Fludernik 2009, 64].

В широком смысле вербализация означает словесную репрезентацию человеческих чувств, мыслей и переживаний, но в современной нарратологии вербализация наррации считается более сложным процессом оформления речевых форм. Она выступает как способ передачи человеческого опыта, к примеру, изображения события и объектов, а также воспроизведения перформативных реплик. При этом вербализация «обладает специфическими медиальными возможностями вовлечения реципиента в “событие рассказывания”» [Тюпа 2016, 44].

При исследовании вербализации наррации нельзя обойтись без вклада, который внес в эту область М.М. Бахтин. Для изучения проблемы вербализации многие нарратологи используют идеи и концепции, основанные на представлениях русского ученого. В частности, Бахтин сыграл важную роль в понимании природы нарративной формы речи. В данной работе рассматриваются его идеи и концепции, влияющие на разработку проблем вербализации наррации в современной нарратологии.

На первом этапе мы, прежде всего, обратим внимание на проблему природы повествовательной формы речи. В западной науке данная проблема обсуждается в категории «речевая репрезентация» (speech representation). Термин «речевая репрезентация» подразумевает способ, с помощью которого нарратор передает мысли и речь персонажа. При разработке данной категории делается акцент на отношении понятия «мимесис» (mimesis) к нарративной форме речи. Брайан Макхейл утверждает, что «прогрессу в понимании репрезентации речи и сознания препятствует фундаменталь- ная путаница с понятием “мимесиса”» [McHale 2013, Paragraph 9]. «Мимесис» как теоретическая основа для выявления вербализации наррации позволяет проникнуть в суть «речевой репрезентации».

Являясь одним из основных принципов творческой деятельности, мимесис оказался значимым в античной эстетике. В «Республике III» Платон устанавливает различие между двумя способами передачи речи: диегези-сом (diegesis) и мимесисом (mimesis). По его представлению, диегезис, означающий собственный голос поэта (чистое повествование), отличается от другого способа передачи речи - мимесиса, который имитирует речи персонажей. В работе Платона мимесис трактуется как способность представлять реальность или подражать реальности в литературе (непосредственная передача речи).

По сравнению с этим в «Поэтике» Аристотеля понятие «мимесис» употребляется в более широком смысле. В аристотелевском представлении мимесис «является основной концепцией изобразительных художественных форм и выделяет различные художественные формы в зависимости от медиа, объектов и способов представления» [Halliwell 2013, Paragraph 1]. С точки зрения Аристотеля, «мимесис» как обобщающее понятие охватывает и «диегезис». Отмечая различие во взглядах Аристотеля и Платона на «мимесис», французский ученый Жерар Женетт утверждал, что «классификация Аристотеля <...> сводит всю поэзию к подражанию, различая лишь две модальности подражания - прямую, которая у Платона именуется собственно подражанием, и повествовательную, которую Аристотель, как и Платон, именует “диегесис”» [Женетт 1998, 286]. Женетт подчеркнул, что «изображение в литературе - античный мимесис - это, стало быть, не повествование плюс “речи” персонажей; это повествование, и только одно повествование» [Женетт 1998, 289]. Под этим влиянием нарратологи XX в. акцентируют значимость понятия «мимесис» для исследования свойства повествовательной формы речи и используют понятие «диегезис» в расширительном значении: «диегетический мир - повествуемый мир персонажей» [Поэтика: словарь актуальных терминов и понятий 2008, 60].

С развитием нарратологии появился следующий вопрос: как создается «мимесис» (в аристотелевском смысле) в нарративном тексте? Продолжая свои рассуждения, Женетт выяснил, чем отличается подражание («мимесис») словесного произведения от других видов искусств. По его мнению, на сцене подражание заключается в жестах, имитирующих поведение человека, но в словесной деятельности речь является объектом подражания и одновременно его средством. Здесь следует отметить, что в нарративном тексте возникает взаимодействие двух различных речей повествователя и персонажей только тогда, когда речь служит объектом и средством вербализации наррации. Включая работы Женетта, сущность нарративной формы речи трактуется в работах различных нарратологов: Сеймора Чэтмана, Джералда Принса, Мейра Штернберга, Шломиза Риммон-Кенана и др. Многие нарратологи согласны с тем, что вербализация наррации, по сути, заключается в ее двусоставное™, так как она состоит из двух различных типов речи.

В исследованиях западных нарратологов категория «цитаты» помогает тщательно изучить различное речевое воздействие при «речевой репрезентации». Риммон-Кенан затрагивает проблему отношения «мимесиса» к «речевой репрезентации» и подчеркивает роль нарратора, цитирующего речи персонажей [cf. Rimmon-Kenan 2005, 109-111]. К тому же, израильский ученый Штернберг утверждает, что «цитата заметно отличается от всех других моделей, с помощью которых мы общаемся и представляем мир. Ибо цитата объединяет как минимум два дискурсивных события» [Sternberg 1982, 107]. В данном случае «цитата» представляет собой «конкретное проявление диалогических отношений» [Фоменко 2008, 294]. В цитате вставленный текст идентифицируется как часть другого текста, при этом строится взаимодействие между оригинальными и цитируемыми текстами.

Что касается двойственности нарративной формы речи, то мы можем заметить влияние теоретического наследия Бахтина на разработку проблемы речевого воздействия в процессе вербализации наррации. Чэтман, опираясь на работы русского ученого, писал: «Михаил Бахтин в важной теоретической работе показывает, что цитаты действительно дуплексные» [Chatman 1978, 167]. Под его влиянием американский нарратолог утверждал, что «каждая речь или мысль персонажа всегда предполагает два речевых центра и два речевых единства» [Chatman 1978, 167]. Русский ученый внимательно изучал общую характеристику языка художественной литературы, в том числе категорию «цитаты».

Для Бахтина характерно, что в литературе художественной язык «не только средство коммуникации и выражения-изображения, но и объект изображения» [Бахтин 1996 Ь, 289]. По сравнению с утверждением Женетта русский ученый гораздо раньше заговорил о том, что проблема художественного языка заключается во «взаимоотношении изображающей и изображенной речи» [Бахтин 1996 Ь, 288]. Данное представление о речевых взаимодействиях играет важную роль в изучении вербализации наррации.

В современной нарратологии чаше всего употребляется термин «текстовая интерференция», предложенный Вольфом Шмидом при анализе речевого взаимодействия в процессе вербализации наррации. Отмечая двустихийность нарративного текста, немецкий нарратолог пояснил данное речевое взаимодействие с помощью термина «интерференция». По его определению, текстовая интерференция подразумевает «гибридное явление», в котором «совмещаются две функции - передача текста персонажа и собственно повествование» [Шмид 2003, 199]. Как отметил Шмид, в основе этого термина лежит бахтинская «гибридная конструкция». В статье «Слово в романе» Бахтин определяет ее следующим образом:

«Мы называем гибридной конструкцией такое высказывание, которое по своим грамматическим (синтаксическим) и композиционным признакам принадле- жит одному говорящему, но в котором в действительности смешаны два высказывания, две речевые манеры, два стиля, два “языка”, два смысловых и ценностных кругозора» [Бахтин 2012, 57].

Важно, что для Бахтина «гибридная конструкция» осуществляется не только на уровне языка, но и на уровне содержания, сознания и мировоззрения человека. Теперь мы можем понять причину того, что в монографии Шмида употребляется термин «текстовая интерференция» вместо «речевой». Немецкий ученый хотел подчеркнуть, что в нарративе «текстовая интерференция» не обозначает лишь языковое явление, а охватывает идеологическую точку зрения.

После того, как проблемы романа как жанра и его стилистики заняли важное место в творчестве Бахтина, у него сформировался особый научный интерес к речевому воздействию, которое возникает вне системы языка. Ученый открыт новую отрасль познания, позволяющую рассматривать особенность речи и взаимодействия между высказываниями при вербализации наррации. Она получила у Бахтина название «металингвистика». Термин позаимствован, вероятно, у Бенджамина Уорфа, который в 1952 г. выпустил сборник своих статей «Collected Papers on Metalinguistics» (Бахтин включил его в свою библиографию, работая над статьей «Проблема речевых жанров»),

В работе «Проблемы поэтики Достоевского» Бахтин предложил металингвистический подход к анализу произведений Ф.М. Достоевского, определив «предмет металингвистики» как «диалогические отношения». Опираясь на многообразие художественной речи в словесном творчестве, ученый утверждал, что классическая лингвистика не может охватывать речевое взаимодействие в литературном произведении. В отличие от лингвистики, исследующей язык как систему, металингвистика определяет «язык в его конкретной и живой целокупности» [Бахтин 1979,210]. Целью изучения данной отрасли является использование человеком языка и того, как язык взаимодействует с мышлением и другими элементами культуры. По утверждению американских бахтинистов Кэрила Эмерсона и Гэри Сол Морсона, Бахтин «излагает свою идею о речи несколько по-иному в разных исследованиях, в зависимости от проблемы, непосредственно стоящей перед ним» [Emerson, Morson 1990, 124]. При этом в основе бахтинских представлений о речи лежит ее металингвистическое понимание.

В рамках металингвистики сформировались различные понятия, к которым можно отнести такие как «чужая речь», «голос», «двуголосость», «разноречие», «диалог» и т.д. Монография Бахтина «Проблемы поэтики Достоевского» затрагивает особенности полифонического романа и отношение в нем автора к герою при помощи категорий «голос» и «двуголосость». После этого в работах «Слово в романе», «Из предыстории романного слова» рассматривается многообразие стилистики романа как жанра в целом. Его более поздние работы направлены на постижение речевой деятельности человека. В статье «Проблема речевых жанров» исследуют- ся типовые модели речевого высказывания, проявляющиеся в различных областях человеческой деятельности. Во всех указанных работах русского ученого категории, вытекающие из металингвистики, сыграли особую роль.

С помощью данных категорий можно исследовать речевое взаимодействие, которое возникает при вербализации наррации. Из различных металингвистических категорий мы можем отметить два основных понятия, касающихся сущности «менталингвистики»: «высказывание как единица речи» и «разноречие».

В первую очередь нужно рассмотреть представление Бахтина о природе высказывания. Оно помогает понять, чем отличается «менталингви-стика» от лингвистики. По словам Эмерсона и Морсона, «определение категории высказывания является одной из главных причин того, что Бахтин отталкивался от классической лингвистики» [cf. Emerson, Morson 1990, 125-127].

Всем известно, что Бахтин критиковал взгляды Фердинанда де Соссю-ра и структуралистов за то, что их идеи укладываются в абстрактный объективизм. «Сохраняя соссюровское противопоставление языка и речи», русский ученый «отказывался от одного из главных, по Соссюру их различий: системности языка и несистемное™ речи» [Алпатов 2016, 13]. С точки зрения Бахтина, Соссюр и его последователи определили язык как системный набор правил и установили различия между терминами «langue» (собственно язык) и «parole» (речь), что привело к фундаментальному заблуждению в представлениях о высказывании. Русский ученый прямо спорил с Соссюром о параметрах речевого общения.

В бахтинском понимании именно высказывание является единицей речевой коммуникации, а не грамматически правильно построенное предложение. По объяснению Бахтина, высказывание устанавливает границы в речевом потоке и позволяет идентифицировать субъекта речи. В его работе говорится, что «высказывание» имеет «абсолютное начало и абсолютный конец» [Бахтин 1996 а, 173] и «границы каждого конкретного высказывания, как единицы речевого общения, определяются сменой речевых субъектов, то есть сменой говорящих» [Бахтин 1996 а, 172]. С помощью категории высказывания мы можем различать субъектов, участвующих в речевой деятельности.

Вслед за Бахтиным нидерландская исследовательница Мике Баль при помощи данного понятия также затрагивала вопрос об идентификации личности повествовательного агента. Исследовательница утверждала, что «говорящий агент не упоминает себя в процессе <повествования>», но «как только появляется высказывание, появляется говорящий» [Bal 2017, 13].

Этот характер высказывания имеет большое значение для формирования речевого общения. Только при этом мы можем сказать, что «высказывание» является «событийным» [Теория литературы 2004, I, 137]. Здесь «событийный» означает, что высказывание связывается с речевым или со- циальным отношением, и ценностное значение высказывания определяется только в контексте речевого общения. В отличие от лингвистического подхода, при котором язык понимается безотносительно к другим участникам речевой коммуникации, Бахтин подчеркивал, что высказывание «носит активно ответный характер» [Бахтин 1996 а, 169].

Действительно, при своем формировании высказывание говорящего субъекта, опираясь на высказывание другого, включает в себя потенциальный ответ собеседника. В конечном итоге высказывание предстает в диалогических отношениях. По этой причине в работе Бахтина говорится, что «понять чужое высказывание - значит ориентироваться по отношению к нему, найти для него должное место в соответствующем контексте. <.. > Понимание противостоит высказыванию, как реплика противостоит реплике в диалоге» [Волошинов 2000, 436].

В ходе рассмотрения высказывания как единицы речевой коммуникации выяснилась динамичная взаимосвязь между высказываниями. С данным понятием сопрягаются такие понятия Бахтина, как «чужая речь» и «речь в речи». Эти понятия также развиваются на основе речевого взаимодействия в нарративном дискурсе. Согласно Бахтину, «чужая речь» представляет собой выказывание, которое переносится в речь другого субъекта. Она выступает как самостоятельное высказывание, сохраняя свое собственное предметное содержание и не сливаясь в одну речь с окружающим контекстом. Бахтин разрабатывал различные формы передачи «чужой речи», рассматривая феномен «речь в речи». Это понятие, выраженное в формах передачи чужой речи, непосредственно соотносится с взаимодействием изображающей и изображенной речи.

Для Бахтина в романе как ведущем прозаическом жанре достигает максимальной металингвистической значимости категория «разноречия». Определяя значимость «прозаического разноречия», Бахтин подчеркивал, что это «необходимая предпосылка романного жанра: социальным разноречием и вырастающей на его почве индивидуальной разноголосицей роман оркеструет все свои темы, весь свой изображаемый и выражаемый предметно-смысловой мир» [Бахтин 2012, 15]. Здесь важно, что формы речи в романе включают «социальное разноречие» и «индивидуальную разноголосицу» и характеризуются взаимодействием этих двух компонентов. Данное взаимодействие существует не только на поверхностно лингвистическом, но и на более глубоком уровне.

Хотя категория «прозаического разноречия» складывалась в теории романного жанра, имеется возможность ввести его в систему понятий нар-ратологии. Касаясь «прозаического разноречия» как особенности бахтинского представления о речевой форме романа, американские бахтинисты Эмерсон и Морсон отметили, что «его <Бахтина> подход к осмыслению романа представляет собой необычное сочетание сложного внимательного чтения с социологическим анализом» [Emerson, Morson 1990, 344]. В данном случае «социологический анализ» не касается собственно социологических явлений или проблем, относясь скорее к сфере теории комму- никации.

В западном литературоведении термин «гетероглоссия» (heteroglossia) был введен для передачи понятия «разноречие», которым пользовался Бахтин. Несмотря на то, что западные исследователи познакомились с этим термином в качестве английского перевода «разноречия», можно заметить несколько критических моментов в процессе его принятия и становления. В частности, системный подход к переводу понятия с русского на французский и английский язык отсутствовал.

Швейцарский бахтинист Каринэ Збинден в своей работе прослеживала историю принятия «разноречия» в западной науке. Она отметила, что при переводе понятия на французский, «хотя Бахтин описывает <разноречие> как характеристику любого естественного языка, французский переводчик понимает <его> как особый случай в среде, где сосуществуют несколько языков» [Zbinden 1999, 44]. При этом также терялась социальная природа «разноречия», которая является одной из его важнейших черт по Бахтину.

Для того чтобы выяснить значимость понятия «гетероглоссия» в современной нарратологии, необходимо рассматривать его как «прозаическое разноречие», которое «характеризует действительную реальность вербальной коммуникации» [Тюпа 2008, 45]. «Разноречие» появляется в речевой деятельности человека, которая обусловливается сложным взаимодействием субъектов и их различных высказываний.

В современной нарратологии, таким образом, металингвистическая концепция Бахтина занимает значительное место. Она дает возможность адекватно понимать процессы вербализации наррации, природу повествовательной формы речи и соотношения между различными дискурсами, из которых складывается нарративный текст.