Методика БДК-анализа тенденций политических режимов

Санкт-Петербургский государственный экономический университет, Санкт-Петербург, Россия, ,

как двойной тупик: академический и прикладной. Он был обусловлен комплексом из четырех факторов: фактора критического периода в развитии политической науки, фактора постмодерна, фактора происхождения исследователей и фактора заказчика.

Во-первых, на текущий момент политическая наука находится на стадии интенсивной критики традиционных моделей – в XXI в. появилось достаточно много «аномалий» по Т. Куну (2009: 90‒91), обуславливающих критическое отношение к классическим подходам и парадигмам (в том числе и в аспекте политических режимов). Поэтому потребность в научной ревизии концепции политических режимов назрела, но пока не состоялась.

Во-вторых, несмотря на накопление «аномального» эмпирического опыта, доминирование постмодернистских и дискурсивных подходов (при всей их ценности для критического анализа) препятствует созданию новых системных теоретических моделей, способных преодолеть накопившиеся противоречия.

В-третьих, изначальные установки западной политической науки прошлого века нельзя назвать в полной мере объективными в силу естественного западоцентризма. Ключевые исследователи политических режимов или родились и выросли на Западе, или же формировались и работали в рамках западных академических систем и традиций. Поэтому в целом для них были характерны определенные установки на привычный порядок вещей, например, на демократию и либеральные ценности. При этом их окружающая среда формирования благодаря доминированию на тот момент стран Запада в мире представлялась достаточно передовой и не имеющей сопоставимых конкурентов, что также способствовало формированию западоцентрических стереотипов. И хотя объективность является для ученого добродетелью, на все сто процентов избежать деформирующего влияния социокультурной среды невозможно. В отношении теорий политических режимов данное обстоятельство особенно заметно: демократия (демократический режим) рассматривается как норма или идеал, а остальные варианты – как некие отклонения. То есть режимы априори, в глазах исследователей, оказались неравны.

Наконец, в-четвертых, существует «фактор заказчика». Проведение научных исследований требует затрат ресурсов, при этом классическая традиция рассмотрения политических режимов полностью укладывается в логику объективных интересов доноров в странах Запада.

Для западных государств в период холодной войны ключевой проблемой выступало экзистенциальное противостояние со странами социалистического блока. Социально-политическая инженерия, в свою очередь, являлась достаточно перспективным направлением для работы с идеологическим и геополитическим оппонентом. Именно она, в конечном счете, обеспечила победу в холодной войне. Поэтому режимные исследования в парадигме демократического транзита обладали большей актуальностью в глазах государственного заказчика, а значит, имели и больший потенциал на получение финансирования.

В то же время окончание холодной войны ознаменовалось активизацией процессов глобализации и усилением транснациональных корпораций (далее ‒ ТНК). Для корпоративного сектора интерес представляла унификация инструментов международного лоббизма и увеличение «проницаемости» включающихся в глобализационный тренд стран, которые и обеспечивал процесс демократического транзита. Это обусловило актуальность классических подходов для потребностей корпоративных доноров.

Таким образом, современная режимная транзитология развивалась скорее в контексте прикладной задачи продвижения демократического стандарта, чем для объективного констатирования режимных процессов. При этом существующие сегодня в академической среде условия не позволяют ожидать новой научной революции в вопросе исследования политических режимов и транзи-тологии, что и обуславливает упомянутый выше академический тупик. В аспекте же прикладных исследований, проводимых вне парадигмы противостояния демократических и недемократических режимов, или же обуславливаемых задачами, отличными от продвижения благоприятных для международного лоббизма практик, существующие классификации и подходы демонстрируют достаточно низкую прикладную полезность. В основе большинства методов классификации политических режимов лежит симптоматика. Чаще всего их представляют в удобном для проведения сравнительных страновых исследований формате «много случаев – мало переменных». Используется один, два или три симптоматичных критерия. А далее возникает вопрос: какие выводы должен сделать заказчик исследования, если проблема противостояния не-демократиям или продвижение международного лоббизма его волнует достаточно слабо?

Например, в России частыми заказчиками страновых исследований выступают департаменты международного сотрудничества при различных государственных ведомствах. В техническом задании одной из позиций может быть обзор политической обстановки в стране, а одним из пунктов – политический режим. После определения политического режима по одной из множества классификаций появляется вопрос: что именно в данном результате должен увидеть потенциальный потребитель результатов исследования (например, министерский клерк, готовящий аналитическую справку для руководства, собирающегося принять решение о развитии какого-нибудь проекта по международному сотрудничеству с этой страной)? Возможно, риски? Но, как показывает опыт санкций в отношении России, высокое место в рейтингах «демократичности» не является достаточной гарантией.

Исходя из прикладного и академического тупика, мы можем сформулировать следующий комплекс научных и методологических проблем. Во-первых, политический режим является в значительной степени неформальной категорией, характеризующей работу политических систем. По этой причине не существует единого универсального общепринятого определения, равно как и модели механизма его работы. Во-вторых, концентрация на внешней симптоматике, свойственная основной массе режимных типологий, не способствует рассмотрению политических процессов в динамике, поскольку не учитывает динамический характер взаимодействия режимного фактора и фактора политической необходимости в процессе принятия политических решений. С одной стороны, политическая необходимость может преодолеть инерцию политического режима, с другой стороны, достаточно регулярные случаи такого преодолевания скажутся и на самом режиме. В-третьих, существует потребность в более объективном подходе для получения сбалансированной модели политических режимов, не отдающей предпочтение какому-то конкретному режимному типу. В-четвертых, существует методологическая проблема дальнейшей интерпретации и использования результатов режимных исследований.

Таким образом, целью данного исследования является построение модели феномена политического режима под иным (более сбалансированным) парадигмальным углом для разработки более современных и функциональных инструментов типологизации политических режимов.

Предполагаемым результатом является разработка методологии, которая, в свою очередь: а) не будет завязана на систему отклонений от условного демократического «идеала»; б) будет обладать достаточной гибкостью (сможет обеспечить универсальное методологическое решение проблемы классификации гибридных режимов); в) обеспечит более широкие возможности по интерпретации полученных результатов.

Для реализации поставленных целей нами была разработана методика БДК-анализа режимных тенденций. Сама идея использования БДК-анализа в отношении политических режимов уже приводилась нами в работе «Методика анализа процесса принятия решений в политической системе по методу УАКР» (Семенов, 2023). Однако тогда данная методика рассматривалась исключительно в качестве одного из возможных дополнительных инструментов, необходимых для выявления условий в политической системе на первой фазе анализа по схеме «условия-акторы-конку-ренция-реализация» (УАКР). Поэтому она не получила ни должной методологической проработки, ни апробации на практическом материале.

Вследствие того, что данное исследование относится к более редкому классу методологических работ, использовать типовую структуру IMRaD было бы достаточно затруднительно. Структура статьи включает следующие элементы: введение, критический обзор, теоретическую модель, разработку метода, апробацию, обсуждение (полученных в ходе апробации результатов) и заключение.

Критический обзор . Можно выделить несколько традиционных парадигм, используемых в отношении определения и типологизации политических режимов. Во-первых, это институционально-правовая парадигма, характерная для исследователей французской школы (Crozier et al., 1975; Quermonne, 1986: 12). Типичный пример такого подхода демонстрирует М. Дюверже: «Каждый политический режим представляет собой набор ответов на каждый из вопросов, возникающих в связи с существованием и организацией правительств в рамках социальной группы. Как избираются правительства? Какова структура каждого из них? Как распределяются между ними правительственные функции? Существуют ли ограничения их полномочий по отношению к управляемым?» (Duverger, 1951: 9). Главным недостатком данной парадигмы выступает акцент на формальной стороне вопроса при игнорировании неформальной. Впрочем, и сами авторы, такие как М. Кройзер, понимали ее ограниченность и стремились к гибридизации. Во-вторых, это властная парадигма, концентрирующая свое внимание на получении доступа к рычагам политической власти (O’Donnell, Schmitter, 1986: 73). В-третьих, можно обратить внимание на так называемую восходящую традицию в сравнительной политологии, когда типологизация режимов осуществляется по крайне ограниченному набору симптоматики (Гельман, 1998: 168; Almond, Powell, 1966: 308; Blondel, 1990). Все эти подходы объединяет проблема «мало случаев ( N ), много переменных», вынуждающая сокращать количество используемых для типологизации факторов и стремиться к выделению легко индексируемых показателей. В-четвертых, можно выделить девелопменталист-скую парадигму, которая рассматривает политические режимы с позиции социально-политической инженерии, как некий стандарт, достижение которого необходимо обеспечить (Huntington, 1968; Moore, 1966; Rustow, 1970).

На сегодняшний день можно выделить несколько проектов, занимающихся режимной обсервацией. Один из них ‒ серия проектов «Политика», реализуемых INSCR1. Она во многом опирается на теоретико-методологические разработки М.Г. Маршалла2, ориентированные на использование сетевого подхода. С одной стороны, это обеспечивает достаточно интересный социологический ракурс исследования режимных процессов, но с другой – такой подход не оставляет места для функциональных иерархий и детерминационных цепочек, увеличивая значение микроакторов, формируемых ими связей и реализуемых стратегий.

Другая группа проектов – это проекты «Разновидности демократии» (V-DEM)3 и «Режимы мира» (RoW)4. К сожалению, в первом случае акцент делается на характеристике демократичности, а во втором – на противопоставлении либеральной демократии и закрытой автократии как полюсных режимных моделей с различными промежуточными вариантами. Также можно отметить Индекс трансформации Фонда Бертельсманна (BTI)5, оценивающий уровень развития и управления процессами экономических и политических преобразований в сторону демократии и рыночной экономики.

Эти проекты построены в девелопменталистской парадигме и нацелены на мониторинг процессов внедрения определенного режимного стандарта (демократического режима). Данное обстоятельство сбивает фокус внимания с констатации режимных тенденций на отслеживание моновекторного транзита. То есть, по сути, такие проекты являются телеологическими. Мы можем обосновать такой ракурс через «фактор заказчика» – с точки зрения ТНК лучше иметь стандартные и проверенные механизмы лоббизма и коммуникации с властями. Кроме того, формирование теории политических режимов исторически происходило на фоне окончившейся Второй мировой войны и начинающейся холодной войны. Тогда были вполне понятны и изучены демократические режимы западных стран, фокусировали на себе внимание опыт тоталитарных режимов и «категория разное» в лице различных африканских и латиноамериканских диктатур, которые не могли быть отнесены ни к тоталитарным, ни к демократическим режимам. При этом сам факт существования феномена политического режима был виден невооруженным глазом, однако само явление было слишком большим и комплексным, чтобы его можно было описать через простые модели и диагностировать посредством внешней симптоматики. Впоследствии же, с одной стороны, накопление информации о режимной динамике привело к появлению различных гибридных моделей (например, демократур и диктабланд), а с другой – межблоковое идеологическое противостояние привело к идеализации демократического режима и господству деве-лопменталистской парадигмы. В связи с этим, с точки зрения прикладных задач, которые могли сформировать сотрудники условного USAID и аналогичных структур в других западных странах, такой телеологический ракурс является вполне естественным. Однако в условиях РФ возникает вопрос прикладной применимости, поскольку МИД РФ, Россотрудничество и другие подобные структуры не выстраивают аналогичные контуры лоббизма и внешнего управления, предпочитая иные подходы. Поэтому возникает задача работы с тем, что есть, а не через предварительную перестройку под себя, что делает телеологический ракурс малополезным отечественному заказчику. Это и обуславливает необходимость ревизии как самого понятия политического режима, так и методологии его определения с более нейтральных позиций.

Если сформулировать вопрос так: «Что может дать определение политического режима для заказчика?», то мы можем ответить на него следующим образом. Политический режим определяет характер функционирования политической системы. То есть, мы можем понимать определение дословно ‒ политический режим как режим функционирования политической системы, важнейшей функцией которой, в свою очередь, выступает процесс принятия и реализации политических решений. Таким образом, политический режим является сочетанием как формальных, так и неформальных условий, в которых происходит процесс принятия политических решений. Установив характер этих условий, мы сможем правильно определить стратегические императивы в процессе принятия политического решения и его дальнейшего продвижения.

Теоретическая модель . К определению феномена политического режима можно подойти с двух сторон – в широком и узком смысле. Если политический режим рассматривать с позиции характера осуществления власти (на «выходе» политической системы), то он будет являться производной от сочетания множества факторов как внутри политической системы, так и снаружи. Ресурсы и угрозы, требования и поддержка определяют внешний контур политической системы. Конфигурация формальных и неформальных институтов, специфика политической элиты, организационная и стратегическая культура, система установок, устоявшиеся практики и накопленный опыт играют важную роль в процессе формирования политических решений внутри системы. И в этом отношении каждая политическая система, взятая в отдельный момент времени, будет представлять собой уникальный случай. Именно это обстоятельство делает симптоматические подходы к определению политических режимов крайне неэффективными, особенно с учетом проблемы ограниченности количества критериев при проведении сравнительных исследований по большому числу случаев. В конечном счете, достаточно сложно выделить именно «ключевой симптом»: фактор, который гарантированно детерминировал бы режимную динамику.

Однако на выходе из политической системы в отношении логики принимаемых политических решений можно заметить определенные закономерности, что позволяет в целом говорить о существовании феномена политических режимов. Более того, сложность и вариативность подсистемы «выхода» значительно меньше, чем у внешнего контура и остальной части политической системы. Это и обуславливает возможность узкого подхода к рассмотрению политических режимов.

То есть политический режим – это доминирующая логика процесса выработки, принятия и реализации политического решения, определяемая рамками текущей конфигурации политической системы и ее внешнего окружения. Широкий подход предполагает, что, составив достаточно полную модель общественной и политической системы, мы сможем, отталкиваясь от предпосылок, реконструировать режимную логику, характерную для рассматриваемой политической системы в конкретный момент времени. Узкий подход предполагает концентрацию внимания исключительно на факторе «выхода».

Широкий подход предполагает наличие достаточно сложной и развитой методологии комплексного анализа большого количества разнокалиберных факторов и достаточной глубины погруженности исследователя в конкретное проблемное поле. Также применение широкого подхода упирается в фактор «невидимости» политических процессов по причине закрытости политической системы. Еще одним серьезным ограничением выступает его трудоемкость. Таким образом, если политический режим является результатом сложного «уравнения», то вполне логичным представляется сконцентрировать свое внимание на «ответе» ‒ принятых политических решениях.

И здесь, рассматривая процесс принятия политических решений, можно провести ряд аналогий с экономической сферой: политические решения – это «продукт», принятие политических решений – «экономический процесс», политическая система – «производство». Экстраполяция экономической логики позволяет взглянуть на процесс принятия политических решений под новым углом. Выработка, принятие и реализация политических решений требуют затрат определенных политических (и не только) ресурсов, а конечный результат – соответствия определенным ожиданиям. Таким образом, как и в случае производства продукта в рамках экономического процесса, в политическом будет присутствовать та же «производственная» логика выработки относительного оптимума. Запас времени, затраты политических и иных ресурсов, а также «качество» политического решения являются типичной триадой «дешево-качественно-быстро».

Эти критерии не несут морально-нравственной нагрузки и затрагивают в первую очередь вопрос «затрат» ресурсов политической элиты. Критерий «дешево» означает снижение нагрузки на политическую элиту (принимающую и продвигающую эти решения). Элиты либо игнорируют проблемы, не затрагивающие напрямую их безопасность, ресурсы и власть, либо «спускают» их вниз, рассчитывая, что с ними там как-то разберутся. Критерий «быстро» предполагает высокую (антикризисную) заинтересованность политической элиты в решении проблемы. При этом оперативность решения и отсутствие лишних ресурсов оказывает повышенную нагрузку на саму политическую элиту (снижая параметр «дешево»), а игнорирование лишних формальностей и ориентация на быстрый результат снижает параметр «качество». Критерий «качественно» рассматривает принятое политическое решение с позиции соответствия формальным нормам (конституции, законам, внутренним регламентам). Предполагается, что в рамках принятия «качественного» политического решения политические элиты не выходят за рамки своих полномочий и строго обрабатывают свой формальный функционал. При этом «качественное» политическое решение не обязательно будет гуманным и/или эффективным, однако с формальной и процедурной точки зрения ‒ максимально корректным.

Таким образом, в рамках узкого подхода мы все равно пришли к триаде. Это дает возможность, следуя принципу универсальности научного знания, соединить классическую типологию «тоталитарный-авторитарный-демократический» с трехполюсной системой «быстро-дешево-качественно».

Тот факт, что тоталитарный режим в рамках господствующего в обществе мировоззрения осуществляет достаточно четкое и жесткое целеполагание, позволяет сделать вывод о приоритете параметра «быстро» в деле принятия и реализации политических решений. Каноничными примерами тоталитарных режимов считаются СССР в сталинский период и нацистская Германия. И в первом, и во втором случае мы наблюдаем использование мобилизационных подходов и антикризисных решений при игнорировании потенциальных рисков политической дестабилизации и формальных ограничителей. Иначе говоря, параметр «быстро» доминирует над параметрами «дешево» и «качественно».

Впрочем, такая картина существует только в первом приближении. При более глубоком рассмотрении мы увидим динамику процесса. Так, в сталинском СССР шла постоянная борьба с «ведомственным феодализмом», и протекала она с переменным успехом. Мобилизационные практики и проводимые реформы встречали сильное сопротивление на нижних уровнях властной вертикали. Коррупция, конкуренция административных кланов, попытки отдельных властных группировок уклониться от проекта сталинской модернизации являются типичными тенденциями сделать работу советской политической системы более «дешевой» для элит. То есть сталинский тоталитаризм не был чем-то статичным. Скорее это была непрекращающаяся борьба за то, чтобы остаться на тоталитарном треке и реализовать диктуемые идеологией цели, а не пойти по пути наименьшего сопротивления. Таким образом, в случае сталинского СССР действительно можно говорить о доминировании параметра «быстро», но это доминирование постоянно оспаривалось тенденцией «дешево».

В случае Третьего Рейха также присутствует некоторая неоднозначность. Она проистекает из вопроса взаимоотношений правительства Гитлера с немецкими картелями. Для экономической элиты, напрямую не занимающейся политикой, интерес представляет контролируемость и прогнозируемость процессов принятия решений в политической системе, что проще всего обеспечить через процедурную формализацию политического процесса (что было отнесено нами к параметру «качества»). Общая экономическая политика национал-социализма (в частности, подход «фюрер-ства-на-производстве») ставит вопрос баланса в распределении власти между экономическими и политическими элитами Третьего Рейха. Безусловно, и те, и другие находились в достаточно тесном симбиозе. И «ИГ Фарбен», и «железные лорды» (Тиссен и Круп) нуждались в военных госзаказах (первым требовались рынки сбыта для синтетического топлива, вторые делали акцент на ВПК). В то время как для нацистов война позволяла решать идеологические задачи. Вместе они сформировали консенсус экономического и политического блоков. Также установить точное распределение неформального влияния между ними сегодня достаточно сложно еще и в силу политической остроты данной темы. Ведь многие представители экономического блока Третьего Рейха избежали наказания, или же оно было смягчено, а впоследствии занимали достаточно значимые места в политике и экономике ФРГ. Это, в свою очередь, требовало смягчения их нацистского бэкграунда. Таким образом, если рассматривать версию, что влияние Гитлера и политического блока было доминирующим, то Третий Рейх будет выступать типичным примером максимизации параметра «быстро». Если же влияние экономического блока было сопоставимо или преобладало, тогда имеет смысл говорить о гибридном варианте политического режима. Неоднозначность этого вопроса усиливается культурой немецкого «орднунга», не позволяющей разделить обычный немецкий бюрократический формализм и формализм режимный. Прояснить ситуацию могли бы примеры жестких конфликтов экономического и политического блоков, наглядно демонстрирующих соотношение между параметрами «быстро» и «качественно».

Пример Третьего Рейха интересен еще и тем, что демонстрирует одну из потенциальных слабостей «узкого подхода». Если в случае со сталинским СССР столкновение тенденций «дешево» и «быстро» продемонстрировало доминирование тенденции «быстро», то в случае с нацистской Германией имеет место совпадение интересов в «быстром» и «качественном» треках.

«Демократический канон» предполагает сложную систему сдержек и противовесов, обеспечивающих достаточно жесткий контроль за процессом принятия и продвижения политических решений. Таким образом, в условиях демократического режима ключевой характеристикой принимаемых политических решений выступает параметр «качества» (как соответствия формальным и процедурным нормам), который задается стандартами правового государства и демократических институтов. При этом многие инструменты контроля государственных структур вынесены вовне (СМИ, гражданское общество, лоббистский инструментарий). Внешний характер контура контроля политических процессов, а также принцип разделения властей формируют условия, в которых политические элиты и лица, принимающие решения (далее - ЛПР), вынуждены выполнять скорее сервисные функции, чем выступать в качестве автономных центров власти, и потому для них соблюдение соответствия формальным нормам в процессе принятия политических решений является залогом политического выживания.

В прошлом выделение авторитарных режимов происходило по принципу категории «разное». Они были не в полной мере свободные и правовые для демократических, недостаточно жесткие и целеустремленные для тоталитарных, чаще всего – довольно пассивные и коррумпированные. Эти режимы были представлены в широком диапазоне: от диктатур в Африке до неработающих демократий в Восточной Европе. Несмотря на такое разнообразие, мы можем увидеть одну общую черту – максимизацию параметра «дешевизны» принимаемых и продвигаемых политических решений. Отсутствие давления снизу или контроля со стороны позволяет политическим элитам и ЛПР закапсулироваться внутри политической системы, и именно внутренняя стабильность будет иметь для них критическое значение.

Таким образом, в рамках «узкого подхода» к рассмотрению феномена политических режимов нам удалось связать классическую типологию «тоталитарный-авторитарный-демократический» с триадой «быстро-дешево-качественно». А теперь, используя «широкий подход», мы сможем дать более глубокое теоретическое объяснение этой связи.

Как мы уже писали выше, если рассматривать политический режим как логику процесса выработки, принятия и реализации политического решения, то сразу же возникает вопрос, где именно эта логика располагается (в чьих головах). То есть при проведении деконструкции процесса выработки, принятия и реализации политического решения предпоследним звеном будет выступать политическая элита и лица, принимающие решения. И тогда вполне логичным будет предположить, что различия в режимной логике проистекают из особенностей природы ЛПР и политической элиты.

С позиции социологии элита рассматривается как наиболее профессиональная (профессионально эффективная) часть/группа сообщества в какой-либо профессиональной сфере. При этом элиту условно можно разделить на две подгруппы: внешнюю и внутреннюю. Внешняя элита более профессиональна в практической деятельности, а внутренняя – в контроле и администрировании той сферы, к которой она принадлежит. В армии это генералитет и спецназ, в экономике ‒ управляющие и владельцы, и т. д.

Похожая ситуация обстоит и с политической элитой, профессиональным инструментом которой выступает формальная политическая власть. Чтобы сохранить свое положение, она должна быть способна максимально эффективно захватывать, удерживать и использовать эту власть.

Рассматривая механизмы взаимодействия власти и элиты, хотелось бы обратиться к парадигме М.Л. Хазина (Хазин, Щеглов, 2016: 16‒32). В рамках данной парадигмы власть можно разделить на большую и малую. Большая власть проистекает из контроля над организацией (государством, ведомством, корпорацией и т. д.), дающей ресурс влияния. Однако такая организация зачастую оказывается слишком велика для того, чтобы отдельный индивид чисто физически смог бы обеспечить контроль за ее работой, даже если он является ЛПР, занимающим самую высокую позицию в этой структуре, или может принимать политические решения. Этого может быть недостаточно для его реализации. Лицо, принимающее решения, изолированное от остальной политической элиты, формирующей организационную систему, оказывается в положении «свадебного генерала». Поэтому для реализации большой власти оно нуждается в создании системы неформальных властных отношений внутри организации, то есть малой власти.

Таким образом, если мы возьмем политические элиты в достаточно чистых условиях, сведя влияние внешних факторов к минимуму, то в стерильной закрытой среде в долгосрочной перспективе самым конкурентоспособным архетипом будут так называемые люди власти. Индивид, для которого власть сама по себе является ценностью, вектором для профессиональной самореализации, будет куда более замотивирован и, следовательно, более успешен в борьбе за власть (по крайней мере, в обозначенных выше условиях). А поскольку борьба за «большую власть» является «командным соревнованием» (из-за необходимости выстраивать систему отношений «малой власти»), то «люди власти» будут нуждаться в других «людях власти». В результате умение эффективно бороться за власть в рамках этих неформальных систем отношений становится важнейшим профессиональным качеством в среде политической элиты. Качества «командного игрока» в неформальной политической борьбе начинают преобладать над профессиональными компетенциями, а лояльность значит больше, чем эффективность в рамках формальной организации. И тогда попытка наказать «людей власти» за недостаточную профессиональную эффективность будет вызывать сопротивление. В политической элите, состоящей преимущественно из «людей власти», будет формироваться консенсус относительно «правил игры» и общих интересов. Поэтому давление на такую политическую элиту будет вызывать дестабилизацию, что и объясняет логику максимизации параметра «дешево». Ведь если ЛПР не принимает решения, которые могли бы вызвать недовольство той части политической элиты, на которую он опирается, его риски будут минимальны. Также это возможно, если принятые им решения необязательны для исполнения. В крайнем случае ЛПР рискует столкнуться с риском саботажа или мятежа. Поэтому в условиях авторитарных режимов так важно не «перегревать» политическую систему, экономно расходуя ресурс стабильности на задачи, непосредственно не связанные с удержанием власти. Этим объясняется пассивность и низкая эффективность государственного управления в логике авторитарных режимов. При этом авторитарные режимы отличаются достаточно высокой устойчивостью.

Резюмируя, авторитарный режим, проистекающий из доминирования архетипа «людей власти» в политической элите, предполагает «ситуацию по умолчанию», без влияния каких-либо модифицирующих факторов. Применительно к политическим элитам эти факторы можно разделить на стимулы (внешнее воздействие) и мотиваторы (внутренние установки).

В том случае, когда центр реальной власти вынесен за пределы политической системы, возникает потребность в контроле за работой политической элиты. Это ведет к созданию в политической системе контура внешнего управления. Наиболее известный пример такого рода модификации политической системы демонстрируют демократии. Еще до индустриальной революции мы могли наблюдать демократическую форму правления преимущественно в торговых городах-полисах. Поэтому с позиции социально-экономического детерминизма вполне логичным представляется смещение центра реальной власти в сторону именно экономической элиты. При этом для экономических элит власть не является самоцелью. Скорее, она выступает в качестве инструмента, позволяющего увеличить собственные прибыли, а также источника возможностей и угроз. Безусловно, при наличии возможности взять власть в свои руки с минимальными рисками и издержками, экономические элиты непременно ею воспользуются. Но в обычных условиях жесткая борьба за власть чревата негативными последствиями для экономики и высокими рисками. Таким образом, те преимущества, которые может дать силовой захват власти, рискуют не окупить последствия. Поэтому проще позволить «разыграть» доступ к властному ресурсу конвенциональным путем и на ограниченный срок, предусмотрев инструменты контроля и экстренного реагирования. Отсюда и проистекает система стимулов, воздействующих на политические элиты в демократических режимах. Иначе эту систему стимулов называют системой сдержек и противовесов. В современном мире роль и возможности крупных экономических акторов возросли. Средства агитации и пропаганды стоят денег. Поддержание функционирования политической организации также требует финансовых затрат. Более того, многие электоральные законодательства ставят перед потенциальными кандидатами на избрание пусть и чисто технический, но все же барьер в виде предвыборного фонда. Даже после избрания система сдержек и противовесов сказывается и через принцип разделения властей, и через «стоп-краны» СМИ и гражданского общества. Ведь уронив свои рейтинги, политик или политическая сила перестают представлять интерес для спонсоров, формирующих предвыборный фонд на следующий электоральный цикл. Иначе говоря, доминирование параметра «качество» в реалиях демократического режима проистекает из внешнего «спонсорского» контроля политической элиты, причем этот контроль осуществляется со стороны нескольких конвенционально конкурирующих группировок лоббистов. В такой системе главными критериями политического выживания становятся ценность для инвесторов-в-политику и соблюдение установленных в политическом пространстве правил игры. Это затрудняет формирование неформальных систем отношений, на которых строится «малая власть» в условиях авторитарных режимов. То есть в условиях демократических режимов политическая элита в массе своей превращается в обслуживающий персонал, «операторов формальной власти».

Наконец, мотивационный модификатор предполагает такой архетип политической элиты, который может, посредством самоконтроля, обеспечить реализацию «внешних» целей (не связанных непосредственно с интересами политической элиты или даже им противоречащих). М.Л. Хазин (Хазин, Щеглов, 2016: 79) назвал данный архетип «маньяками» (поскольку именно так их мотивационные установки воспринимают «люди власти»). В условиях закрытой и стабильной политической системы данный архетип в долгосрочной перспективе нежизнеспособен. Стремясь к реализации высоких целей, он будет создавать излишнее напряжение в среде политической элиты. А в реалиях системы сдержек и противовесов демократического режима может возникнуть конфликт между его «внешними» целями и интересами инвесторов-в-политику. Другими словами, авторитарные и демократические режимы будут создавать условия, в которых тоталитарный архетип с «внешней» мотивацией окажется нежизнеспособен. Такой архетип может стать доминирующим только в том случае, если произойдет резкое замещение им обычной политической элиты, например, в результате революции. Да и в стабильном обществе сложно найти предпосылки формирования достаточного количества носителей столь нетипичных для обычной политической элиты установок, при этом готовых идти в политику. Популяризации тоталитарного мировоззрения (религиозного или идеологического) обычно предшествует мощный экзистенциальный кризис. И именно он, на волне мобилизации общества (или существенной его части), выталкивает тоталитарные элиты во власть. Именно этот кризис, осмысленный посредством тоталитарного мировоззрения, формирует те самые «внешние» цели, которыми руководствуется данный архетип. И далее, опираясь как на поддержку снизу, так и на разделяющих тоталитарное мировоззрение коллег, представитель такой элиты может поставить в качестве приоритета скорейшую реализацию тоталитарных целей. Более того, мобилизационная психология не терпит промедлений. Именно эти особенности и объясняют доминирование параметра «быстро» в реалиях тоталитарных режимов. А фанатичность данного архетипа позволяет в определенной степени игнорировать сопутствующие риски и угрозы.

Стоит также отметить, что каждый политический режим, формируя свою внутреннюю логику, вынуждает «людей власти» к ней приспосабливаться. Если в авторитарном режиме они могут вести себя естественно, то в тоталитарном и демократическом им придется адаптироваться и мимикрировать, чтобы политическая система их не отторгла.

Различия в характере политической элиты, обусловленные режимным фактором, также влияют на логику формирования властных групп. Как уже говорилось выше, захват, удержание и использование властного ресурса требует командной работы. Однако структура и формат командного взаимодействия будут различаться.

Для авторитарных режимов характерна концентрическая система формирования властных группировок. Она носит феодальный характер. В центре находится источник «большой власти» ‒ например, руководящая позиция в организации, позволяющая распоряжаться ее ресурсом (экономическим, административным, силовым). Занимающее эту позицию ЛПР формирует вокруг себя команду вассалов (первый круг в системе неформальных связей). Поскольку «сюзерен» чисто физически ограничен в объемах своего времени и сил, которые он может уделить «вассалам», их не может быть много. С точки зрения социологии, это диапазон от 5 до 15 человек (оптимальным считается 7). Соответственно, «вассалы вассалов» сформируют второй круг, и так далее. Количество уровней в пирамиде неформальных отношений будет означать и количество «кругов удаления» от «сюзерена». При этом между такими контролирующими источники ресурса организациями будет складываться своя иерархия отношений. Более того, включенность/не включенность в госструктуру и тип источника ресурса на положение в иерархии внутри авторитарного режима не влияют.

Это может быть олигарх, коррупционными связями подчиняющий себе силовиков, чиновников и политиков; административный клан, сплотившийся вокруг президента, или военная хунта. Они точно так же, силой, деньгами или административным ресурсом подчиняют себе младшие властные вертикали, используя их для формирования и продвижения своего политического курса. Сочетание двух иерархий, феодальной и ресурсной (административного, силового или экономического ресурса), образует структуру властных группировок при авторитарном режиме. В более ранних работах (Семенов, 2023) мы назвали подобный способ формирования властных групп «моделью коррупционного кома».

Стоит отметить, что такая структура способствует установке на максимизацию параметра «дешево». Если политическое выживание проистекает из лояльности неформальной вертикали внутри властной группы, то профессиональные качества на занимаемом посту отходят на второй план. Авторитарные элиты уже «работают» над удержанием власти в интересах своего «клана», и профессиональная эффективность может идти вразрез с эффективностью в подковерных войнах. В конечном счете, система вассалитета предполагает взаимовыгодный симбиоз сюзерена и вассала. Поэтому эффективное продвижение политического решения при поддержке неформальной системы отношений приводит к затратам ресурса лояльности вассалов.

Демократические режимы в целом более изучены. Метод формирования властных групп получил название «железный треугольник» (Cheng, 1990). Как мы уже говорили выше, в демократическом режиме существует жесткий контур внешнего контроля, выходящий за пределы политической системы. Таким образом, отправной точкой чаще всего выступают инвесторы-в-по-литику. В большом и развитом экономическом пространстве в реалиях рыночной экономики будет существовать несколько экономических групп интересов, имеющих достаточный ресурс влияния на политику через финансирование политических сил, которые, в свою очередь, и осуществляют непосредственную борьбу за властный ресурс. Поскольку сама по себе публичная политическая деятельность прямой экономической выгоды не приносит (хотя в некоторых странах предусмотрены системы господдержки политических партий, которые в теории должны снижать эффективность лоббизма), но при этом довольно затратна, то формируется достаточно жесткий вектор зависимости. При этом в рамках системы разделения властей законодательная ветвь власти контролирует бюджет, правила игры и влияет на стратегические решения. Однако непосредственную реализацию обеспечивает исполнительная власть, которая в целом более дистанцирована от групп интересов. То есть в рамках властной группы спонсоры инициируют процесс выработки политического решения, принятие и контроль за продвижением которого осуществляется публичными политиками из законодательной ветви власти. И уже дальнейшая реализация этого решения (которое будет выгодно лоббисту) ложится на плечи исполнительной власти. Хотя формально она должна быть объективна и независима. В противном случае она рискует оказаться под огнем критики конкурирующих властных групп. Таким образом и формируется треугольник «лоббист-публичный политик-чиновник». Этот треугольник ограничивает допустимые неформальные отношения вектором «лоббист-публичный политик». Вся остальная работа политического механизма должна быть максимально формализована, чтобы не допустить его монополизации одной из политико-экономических групп.

Конечно, могут быть и достаточно уникальные варианты «железного треугольника», один из примеров которого демонстрирует Япония. В силу местных социокультурных особенностей (исторически сложившихся в условиях географической изоляции горного рельефа архипелага) для страны и особенно чиновничьей элиты характерна клановость. Синтез родоплеменных традиций и мутировавшей под их влиянием конфуцианской культуры породил очень крепкие внутриведомственные связи, зачастую носящие династический характер. Поэтому японская ведомственная оргкультура демонстрирует высокий уровень сплоченности, превращающий министерства в государства-в-государстве. В то же самое время клиентелизм и относительно низкая идеологизация публичной политики ослабляют влияние парламента. В результате чего в японском «железном треугольнике» парламент перестает быть передаточным звеном и становится ареной политической борьбы между отраслевыми группировками, которые формируются в виде ситуативных альянсов профильных министерств и крупного бизнеса, объединенного лоббистскими агрегаторами. Впрочем, подобные мутации можно классифицировать и как гибридный режим.

В ситуации с тоталитарным режимом мы отмечали ключевое условие в виде господства единого мировоззрения, проистекающего из кризисной ситуации. Необходимость срочных антикризисных мер вызывает нетерпимость тоталитарной политической элиты к альтернативным политическим силам и их повестке. Таким образом, в центре тоталитарного режима в момент времени может присутствовать только одна мировоззренческая система, вокруг которой и будет выстраиваться тоталитарная властная группа. Поскольку захват власти без внешних источников ресурсов требует наличия мощной социальной базы, именно она и выступает основой в формируемой структуре, предоставляя ресурсы, кадры и свою поддержку. Строго говоря, эта социальная база сама по себе не является элитой, но представляет собой важный элемент в обеспечении ее контроля. Чтобы направлять силу, проистекающую от социальной базы, необходима организация (например, массовая партия), формируемая политическими активистами (преимущественно теми самыми «фанатиками», о которых говорилось выше). В результате тоталитарная партия, одержав победу в политической борьбе, интегрируется в систему государственного управления в виде надгосударственной надстройки, обеспечивая контроль над работой исполнительной власти через кадровую политику и идеологическую экспертизу, что и приводит нас к системе замкнутого цикла по принципу «камень-ножницы-бумага». Активисты зависят от социальной базы, чиновники ‒ от активистов, а на широкие слои населения (и социальную базу в том числе) влияет реализация госполитики. И пока эти три группы находятся в консенсусе относительно господствующей идеологии, получившаяся структура будет обладать стабильностью. Несмотря на то, что такая структура крайне эффективна в принятии и продвижении оперативных политических решений (параметр «быстро»), при утрате доверия к идеологии (или религии) хотя бы у одной составляющей приведет к разбалансировке и деградации всей системы. Именно поэтому выше мы и отмечали мотивационный модификатор политической элиты, который может привести к краху тоталитарного режима. Данная модель формирования тоталитарной властной группы в рамках исследования будет именоваться моделью Y-баланса (таблица 1).

Таблица 1 – Соотнесение БДК-параметров с особенностями режимных тенденций ¹

Table 1 – Relationship of FCG-Parameters with the Characteristics of Regime Trends

Максимизируемый параметр	Политический режим	Модификатор политической элиты	Структура властных группировок
«Дешево»	Авторитарный режим	Отсутствует (элиты предоставлены сами себе)	Концентрическая (в рамках ведомственного феодализма)
«Качественно»	Демократический режим	Система стимулов (центр реальной власти за пределами политической системы)	«Железный треугольник» (в рамках системы сдержек и противовесов)
«Быстро»	Тоталитарный режим	Система мотиваций (через инъекции в политическую элиту «фанатиков»)	Модель тоталитарного Y-баланса

Выше нами были рассмотрены «чистые» типы политических режимов, но в реальности режимные тенденции могут сосуществовать, вступать в симбиоз, бороться между собой. Также эти процессы носят динамический характер, что затрудняет описание гибридных режимов в силу их нестабильности. Эта нестабильность во многом актуализировала потребность разработки методики идентификации политических режимов именно в «узкой» парадигме. Тем не менее мы предлагаем рассмотреть наиболее характерные сочетания.

Вследствие того, что авторитарный режим является наиболее простой вариацией, непосредственно с него начнем рассмотрение взаимодействия с другими режимными тенденциями.

1 Таблицы 1‒2 и рисунок 1 составлены автором.

Как мы уже писали выше, естественный тоталитаризм будет представлять для авторитарных элит опасность своей бескомпромиссностью. По сути, это прямая угроза политической «среде обитания», построенной на авторитарных практиках. Однако это не означает, что авторитарный режим полностью антагонистичен тоталитарному. Использование тоталитарных инструментов «снизу», особенно в кризисных ситуациях, нежелательно, но допустимо как меньшее из зол. Внедрение тоталитарных элементов требует контроля и создает риски. А потому для такого внедрения должны существовать веские причины, например, угроза личной безопасности или потеря власти. Но для того, чтобы эти тоталитарные инструменты сами не превратились в угрозу авторитарным элитам, тоталитаризм должен быть «ручным», управляемым. В отношении тенденций демократического режима ситуация аналогичная; в зависимости от того, насколько попытки внедрения системы сдержек и противовесов будут представлять угрозу для авторитарных элит. Чем сильнее угроза, тем выше противодействие. Если система сдержек и противовесов будет существовать лишь на бумаге, не влияя на систему неформальных отношений, то такое положение дел не создаст нагрузку на авторитарные элиты.

В этом отношении хороший пример демонстрирует современная Украина. Пока антикоррупционные структуры, созданные Западом, не представляли серьезной угрозы, их существование игнорировалось. Но как только их расследования стали угрожать близкому кругу Зеленского, началась достаточно жесткая реакция.

Рассматривая гибриды с преобладанием демократической режимной тенденции, следует отметить, что для ее поддержания необходимы соответствующие условия. Их нарушение ведет к деградации контура системы сдержек и противовесов. Например, это может произойти вследствие монополизации лоббизма одной из групп интересов, в первую очередь, за счет роста вложений в лоббистскую деятельность на фоне конкурентов. Также система сдержек и противовесов может пострадать из-за роста доли контролируемых такой группой интересов средств массовой информации и организаций гражданского общества. Преобладание присутствия в законодательной ветви власти и захват внешнего контролирующего контура обеспечивает возможность постепенного подчинения исполнительной власти, что и приводит к авторитарному транзиту. Здесь можно выделить четыре условные градации: 1) полноценный демократический режим; 2) политическая конкуренция есть, но доминирующая властная группа может позволить себе нарушать формальные правила и процедуры; 3) доминирование лидирующей властной группы абсолютно, демократические институты сохраняются, но система сдержек и противовесов почти не работает в силу отсутствия формализованной политической конкуренции; 4) полноценный авторитарный режим, в котором политическая конкуренция либо отсутствует, либо ведется неформальными и неконвенциональными методами.

В случае перехода к тоталитаризму картина меняется. Здесь можно выделить три типовых варианта. Во-первых, вынужденная эксплуатация тоталитарных подходов, в частности, в антикризисном варианте. Примером может служить политика «Нового курса» после Великой депрессии в США. Во-вторых, это вариант симбиоза. Он уже описывался нами выше на примере взаимосвязи нацистов и немецких картелей. Безусловно, такой симбиоз также отличается ситуативностью и может легко перейти в конфликт интересов между экономическими и тоталитарными политическими элитами. Симбиотический вариант обуславливается потребностью в низовой тоталитарной мобилизации либо для противодействия революционным тенденциям (по принципу «обратного пала»), либо для решения масштабных задач, таких как ведение большой войны. И в-третьих, это революционный вариант, когда существующая политическая система оказалась снесена, и на этой волне «фанатики» в большом числе попали во власть. Такой вариант предполагает жесткое противостояние тоталитарных и демократических тенденций, в том числе, в формате конфликта интересов и борьбы за власть между политическим и экономическим блоками. Подобная ситуация наблюдалась в первые месяцы после Октябрьской революции в России, например, в виде демарша банковского сектора (Сафронов, 2025: 26‒27, 34‒37).

Полноценный тоталитаризм, естественным путем сформировавшийся «снизу», скорее всего, окажется жестко враждебен как авторитарным, так и тоталитарным тенденциям. Авторитарные тенденции будут снижать эффективность реализации задач по достижению тоталитарной сверхцели. Демократические тенденции предполагают наличие групп интересов за пределами политической системы. Если тоталитаризм сформировался естественным путем, исходя из актуальных общественных проблем, и не подвергался целенаправленной социально-политической инженерии, то с достаточно большой долей вероятности цели социальной базы тоталитаризма не совпадут с целями групп интересов.

Отдельно стоит отметить многомерные политические системы, в которых в рамках широкой парадигмы сложно идентифицировать политический режим. Наиболее ярким примером данного феномена является современная КНР, в которой есть несколько политических «плоскостей», в каждой из которых присутствуют свои режимные тенденции. Конечно, в случае с КНР картину сильно смазывает и проблема более высокой «невидимости» протекающих политических процессов. Тем не менее мы наблюдаем политическую систему, где присутствует: а) неформальная «политическая аристократия», предполагающая авторитарные практики; б) развитая экономика с мощным корпоративным сектором, что является необходимой основой для демократических тенденций; в) характерная для тоталитарных режимов надгосударственная надстройка Коммунистической партии Китая (КПК).

Разработка метода . Отталкиваясь от разработанной выше теоретической базы, мы можем утверждать, что политический режим находит свое конечное выражение в характере/логике/страте-гии принимаемых и продвигаемых политических решений. При этом чем более «острой» для правящей элиты будет проблемная ситуация, в которой она вынуждена принимать решение, тем сильнее будет проявляться режимная логика в стратегии его принятия.

Кейс исследования . Единицей исследования выступает кейс «проблема-решение». Несмотря на то, что ключевой задачей является оценка самих решений, существуют две методологические проблемы. Во-первых, исследователь может неосознанно тяготеть к выбору тех примеров политических решений, которые будут подкреплять его представления о политическом режиме в рассматриваемой стране. Во-вторых, политическое решение является конечным результатом выбора определенной режимной стратегии, поэтому оценка «остроты» для политической элиты должна происходить исходя из проблемы, а не самого решения. Например, в авторитарной логике может минимизироваться «острота» для политической элиты (ценой снижения эффективности решения проблемы).

Формирование выборки . Сначала мы должны определиться с временными рамками (выбрать период или периоды) и географической локализацией (выбрать страну или группу стран). Выбор более коротких периодов (например, годичных), с одной стороны, позволит лучше отслеживать динамику режимных колебаний, но с другой ‒ увеличит зависимость исследователя от интенсивности возникающих проблем. Больший период (например, 4 или 5 лет) даст более точную картину. Его также можно связать с электоральными циклами, что облегчит идентификацию режима и подбор наиболее иллюстративных кейсов. Что касается географической локализации, то здесь присутствуют определенные ограничения. Политический режим является системным феноменом, обусловленным социальной инерцией в политической системе. Чем компактнее такая система, тем слабее инерция, и тем сильнее может проявляться фактор отдельной личности (например, на позиции главы государства). То есть в случае небольшого государства с сильным лидером во главе возможны аномальные результаты. Другим ограничением может быть мощное влияние внешних факторов, «ломающих» режимную логику.

Затем необходимо определить структуру кейсов, особенно в случае проведения международного сравнительного исследования. Общее количество кейсов следует выбирать исходя из разумного использования доступного исследовательского ресурса. Поскольку комплекс проблем у разных стран в разные периоды может кардинально отличаться, имеет смысл провести разделение кейсов по сферам. Для простоты целесообразно выбрать четыре области: внешнюю политику, экономику, социокультурную сферу и политическую власть. При этом разделение кейсов по сферам представляется более уместным осуществлять не по характеру проблемы, а по области принятого политического решения.

Фактор значимости . Основным критерием первичного отбора кейсов выступает уровень значимости проблемы. Исследовательский ресурс ограничивает объем кейсов, доступных для рассмотрения в процессе исследования. Поэтому представляется, что именно выработка и продвижение политических решений именно по таким проблемам будет обладать наибольшим иллюстративным потенциалом. Фактор значимости можно эффективно отобразить в виде ранговой шкалы для всей совокупности проблем, выделенных в течение рассматриваемого периода.

Стоит также отметить, что некоторые проблемы с высоким уровнем значимости (например, война) могут формировать политические решения в разных сферах. Поэтому представляется возможным допустить учет нескольких кейсов, сформированных вокруг одной проблемы, но предлагающих политические решения в разных областях.

Фактор «остроты». После того как подбор кейсов завершен, необходимо оценить их иллюстративный потенциал. Конечно, первичная оценка через фактор значимости уже была произведена. Однако она лишь косвенно характеризовала «остроту» вопроса для правящей элиты. Поэтому важно понять, насколько значимый (для самой себя) выбор должна сделать правящая элита в ситуации кейса. Для экспертного оценивания можно использовать качественную/интер-вальную шкалу. Фактор «остроты» высокой интенсивности (в интервале от 1,0 до 0,7): вопросы, угрожающие жизни или сохранению власти правящей элиты. К этой категории также можно отнести угрозу «запасным аэродромам» для компрадорской элиты. Фактор «остроты» средней интенсивности (в интервале от 0,6 до 0,4): вопросы, вызывающие высокий уровень рабочего напряжения среди правящей элиты, ломающие устоявшиеся и привычные форматы работы, либо угрожающие источникам личной выгоды. Сюда также можно отнести необходимость в символических жертвах среднего уровня, высокие административные, финансовые или имиджевые издержки, локальные конфликты интересов среднего уровня. Фактор «остроты» низкой интенсивности (в интервале от 0,3 до 0,1): вопросы, вызывающие низкий уровень рабочего напряжения элиты и терпимые издержки (символические жертвы невысокого уровня, минимальные финансовые, административные и/или имиджевые издержки, локальные конфликты интересов нижнего уровня).

Фактор «остроты» используется для двух операций. Во-первых, можно оценить напряженность политической обстановки в целом для страны за рассматриваемый период, взяв среднее арифметическое по фактору «остроты» по всем кейсам. Во-вторых, фактор «остроты» позволяет скорректировать иллюстративный вес каждого рассмотренного кейса с точки зрения влияния режимных тенденций на формирование политического решения.

Оси БДК («Быстро-Дешево-Качественно») . В рамках кейса принятое политическое решение оценивается по трем осям, например, по 10-балльной шкале. В случае, если в рамках исследования ставится задача более четкой идентификации политического режима, можно использовать метод «балльного бюджетирования» (например, сумма всех оценок по трем осям БДК в рамках кейса не должна превышать 10).

Оценка по оси «Быстро». Принятое политическое решение ориентировано на максимально эффективное (с точки зрения общества/господствующей идеологии) решение проблемы в кратчайшие сроки. Это решение может сопровождаться как ростом нагрузки на правящую элиту, так и использованием антикризисных методов, нарушающих формальные процедуры.

Оценка по оси «Дешево» . Принятое политическое решение ориентировано на максимальное сокращение издержек правящей элиты, в том числе и ценой падения эффективности решения проблемы. Такое решение может сопровождаться как нарушением формальных процедур, так и низкой ответственностью за реализацию решения.

Оценка по оси «Качественно» . Принятое политическое решение ориентировано на максимальное соблюдение формальных процедур. Данное решение может сопровождаться как ростом нагрузки на правящую элиту, так и снижением эффективности нейтрализации проблемы.

Принятие и реализация . В рамках оценивания кейса по осям БДК важно рассмотреть не только само принятие политического решения, но и ход его реализации. Эффективное, на первый взгляд, решение может быть просто не реализовано, или же реализовано не до конца, например, в парадигме авторитарных тенденций. Поэтому оцениванию должно быть подвергнуто не только само решение, но и специфика его претворения в жизнь.

По итогам оценивания мы получаем «сырые» значения по осям БДК. Дальше их необходимо умножить на коэффициент фактора «остроты». Среднее арифметическое по всем кейсам и сформирует режимный портрет рассматриваемой страны в конкретный период.

Таким образом, алгоритм методики можно расписать в три шага:

• 1.    Подготовка кейсов и оценка фактора «остроты» в каждом из них.

• 2.    В рамках каждого кейса оценка принятого решения и его реализации по оси БДК, умноженная на коэффициент «остроты».

• 3.    Создание режимного портрета рассматриваемой страны в конкретный период посредством выведения среднего арифметического по каждой оси БДК на основании всей совокупности кейсов. Для большей информативности режимный портрет может быть дополнен общим показателем «остроты» (среднее арифметическое по всем кейсам).

Аналитическая апробация . Для апробации метода нами была выбрана Франция в период с 01.01.2015 по 01.01.2016. Структура кейсов: четыре кейса по четырем направлениям (внешняя политика, экономика, социокультурная сфера, политическая власть). В отношении оценки фактора «остроты» проблемы нами будет использоваться качественная шкала с фиксированными коэффициентами иллюстративного потенциала кейса (высокая ‒ 1,00; средняя – 0,66; низкая – 0,33). Факторы Б/Д/К оценивались в двух вариантах: три независимые шкалы в диапазоне от 0 до 10 и с пулом в суммарные 10 баллов.

Внешняя политика

Кейс № 1. Проблема: Франция ведет операции против ИГИЛ¹. Политическое решение: усиление участия Франции. Фактор «остроты»: высокий (1). Б/Д/К: 4/2/8 (3/1/6).

Пример логики оценивания: высокая степень «остроты» вопроса определяется, с одной стороны, глобальным мейнстримом (демократы у власти в США, усиление евробюрократии в ЕС, коалиция проглобалистских сил с французскими социалистами), а с другой ‒ достаточно мощным корпоративным влиянием. Оценка по шкале «быстро» средняя: с одной стороны, военные операции стоят достаточно дорого, а положительный экономический эффект сомнителен. С другой стороны, борьба с терроризмом также затрагивает вопросы национальной безопасности самой Франции. В качестве побочного эффекта страна получает террористические атаки. Параметр «дешево»

практически не демонстрирует попыток снизить нагрузку на элиты. Единственное, на что можно обратить внимание, это скандальные связи с ИГИЛ ряда французских компаний, действовавших в Сирии при попустительстве французских спецслужб. Параметр «качественно» в целом показывает достаточно высокий уровень соблюдения формальных принципов. Более того, с точки зрения идеологических установок и электоральной базы активная поддержка внешних военных операций не соответствует объективным интересам социалистической партии, но становится логичной в формате системы сдержек и противовесов.

Экономическая политика

Кейс № 2 . Проблема: внедрение энергетического перехода (в рамках Парижского соглашения по климату). Политическое решение: принятие закона от 17 августа 2015 г. № 2015-992 об энергетическом переходе для обеспечения зеленого роста¹. Фактор «остроты»: высокий (1). Б/Д/К: 4/2/9 (3/1/6).

«Остроту» данной проблемы для элиты можно оценить как высокую. Во-первых, «зеленые» находились в коалиции с правящей партией социалистов. Во-вторых, «зеленая повестка» в те годы являлась достаточно мейнстримной для Европы (как для ЕС, так и для МПО). В-третьих, переход от традиционной энергетики к альтернативной в силу комплекса причин технического характера (недиспетчеризируемость альтернативной энергетики, невозможность запасать электроэнергию в промышленных масштабах и, как следствие, сложность совмещения «пилы генерации» с «пилой потребления») создает угрозы энергетической безопасности и негативно влияет на экономику.

По параметру «быстро» оценка в четыре балла является компромиссной. С одной стороны, с точки зрения объективных национальных интересов, потенциальные экономические проблемы энергетического перехода слишком велики, с другой ‒ для представителей французских левых в моменте данное решение могло казаться полезным и значимым для общества. По параметру «дешево» кроме пиара достаточно сложно обнаружить значимые выгоды для властвующей элиты. С позиции параметра «качественно» мы можем констатировать достаточно высокий уровень внешнего давления по данной теме, что и обеспечило столь высокую оценку.

Политика в социокультурной сфере

Кейс № 3. Проблема: сложность взаимодействия государства с сотрудниками малого бизнеса в экономической, социальной и культурной сфере. Политическое решение: принятие закона от 17 августа 2015 г. № 2015-994 о социальном диалоге и занятости². Фактор «остроты»: низкий (0,33). Б/Д/К: 7/3/10 (4/1/5).

Фактор «остроты» низкий, поскольку проблема слабо влияет на вопрос удержания политической власти и не требует от властей особых усилий. Высокий уровень «качества» складывается из нескольких факторов. Само решение реализовывалось без существенных искажений и задержек, его логика вполне укладывается как в общедемократические шаблоны, так и в общеевропейский тренд по развитию местного самоуправления. Высокий показатель в категории «быстро» складывается благодаря общественной полезности инициативы, а также из соответствия декларируемой левыми повестки. С другой стороны, здесь также можно усмотреть перекладывание ответственности за малый бизнес и социальный диалог на местные власти.

Вопросы политической власти

Кейс № 4. Проблема: усиление террористической активности. Политическое решение: принятие комплекса законов, регулирующих (усиливающих контроль) сферы СМИ³, разведки⁴ и информационных коммуникаций⁵. Фактор «остроты»: средний (0,66). Б/Д/К: 6/4/4 (4/3/3).

«Остроту» проблемы роста террористической активности во Франции 2015 г. можно оценить как среднюю. Непосредственно для политической элиты сами теракты, нацеленные на широкие массы, угрозы не несли. С точки зрения рейтингов, до выборов по электоральному циклу оставалось около двух лет. Принятое решение, с одной стороны, направлено на закрытие актуальной для общества проблемы, что позволяет дать достаточно высокую оценку по шкале «быстро», однако само решение в плане оценки эффекта на общество достаточно ограничено. В нем присутствует достаточно большой потенциал в усилении силовых возможностей государства, но при этом на институциональном уровне сохраняется система различных сдержек. В отношении параметра «качественно» мы можем поставить в минус ускоренный порядок принятия решения.

На основании рассмотренных кейсов (таблица 2) мы можем констатировать доминирование параметра «качественно» и с небольшим отставанием – параметра «быстро». Эти результаты были визуализированы на рисунке 1. Параметр «дешево» в рассмотренных решениях выражен слабо. Эти показатели можно интерпретировать следующим образом: во Франции в 2015 г. доминировала тенденция демократического режима, однако антикризисные меры несколько снизили ее влияние. Кризисный характер ситуации и идеологическая ориентация правительства Ф. Олланда обеспечили достаточно высокие показатели по параметру «быстро», тем не менее ситуативный характер не позволяет говорить о наличии тоталитарных тенденций. Таким образом, мы можем констатировать преобладание во Франции в 2015 г. тенденций демократического режима.

Таблица 2 – Режимный портрет Франции в 2015 г. на базе БДК-анализа

Table 2 – Regime Portrait of France in 2015 Based on FCG-Analysis

Кейс	Коэффициент «остроты»	Б/Д/К (Б/Д/К с учетом «остроты»)	Б/Д/К с ограниченным пулом в 10 б.
Кейс № 1	1,00	4/2/8 (4/2/8)	3/1/6
Кейс № 2	1,00	4/2/9 (4/2/8)	3/1/6
Кейс № 3	0,33	7/3/10 (2/1/3)	4/1/5
Кейс № 4	0,66	6/4/4 (4/3/3)	4/3/3
Итог	2,99 (≈3)	5/3/8 (5/2/6)	3/2/5 (4/2/4 с учетом «остроты»)

Рисунок 1 – Визуализация результатов БДК-анализа режимных тенденций во Франции в 2015 г.

Figure 1 – Visualization of the Results of the FCG-Analysis of Regime Trends in France in 2015

Обсуждение . Первая проблема, на которую следует обратить внимание в процессе анализа опыта апробации разработанной методологии, ‒ это отбор рассматриваемых случаев. На примере Франции 2015 г. мы наблюдаем перекос в структуре принимаемых решений. Вопросы международного плана и тема безопасности формируют наибольший объем кейсов, в то время как в социокультурной сфере наблюдается относительное затишье. При этом в 2015 г. на Францию влиял рост террористической угрозы. В более спокойных, менее развитых и меньших по объему странах количество пригодных для рассмотрения кейсов будет снижаться, равно как и их «острота».

Вторая проблема состоит в работе с параметрами кейсов – нами были использованы два критерия: фактор «значимости» и фактор «остроты», первый использовался для отбора кейсов, второй ‒ для корректировки их «веса». Проблема состоит в том, что сами по себе режимные тенденции также оказывают влияние на восприятие кейса элитами, поэтому возможны сложности с обеспечением универсальности оценки.

Третья проблема в том, что режимная динамика может влиять и на информационную проницаемость политического процесса. Так, в авторитарных режимах не принято обсуждать проблемы публично, поскольку это может пошатнуть позиции в системе неформальных отношений. В демократических режимах вопрос публичности проблемы связан с фактором рейтингов, с одной стороны, и медийным сопровождением выбранного курса ‒ с другой. А в тоталитарных режимах вопрос публичности проблемы будет рассматриваться с позиции мобилизационного потенциала идеологии. Таким образом, режимный фактор может усилить разрывы в объемах доступных кейсов между странами.

Отдельно следует отметить, что опыт применения методологии показал потребность в разработке инструментов для более глубокой квантификации параметров «значимости» и «остроты» кейсов, а также в отношении параметров БДК. В текущем виде методология все еще слишком зависима от уровня погруженности эксперта в проблемное поле и его способности интерпретировать полученные результаты.

Заключение . В рамках данной работы была осуществлена ревизия теории политических режимов, что позволило рассмотреть данный феномен в качестве результата взаимодействия разных режимных тенденций, а не как достаточно статичное явление, охватывающее всю политическую систему. При этом каждая тенденция получила свое объяснение с точки зрения системы неформальных властных коммуникаций, влияющих на формирование властных групп и вытекающих из сложившейся системы практики принятия политических решений. Это позволило выделить систему БДК-критериев для их оценки.

Таким образом, в ходе данной работы была представлена методика БДК-анализа политических решений, которая может быть использована для идентификации режимных тенденций. Данный подход обеспечивает большую гибкость, чем привычные телеологические подходы в рамках девелопменталистской парадигмы. Работа с политическими режимами как с результирующей проявлений режимных тенденций обеспечивает достаточную гибкость в гибридных случаях. Также метод позволяет в потенциале обеспечить более широкие возможности по интерпретации полученных результатов (однако требует достаточного уровня погруженности исследователя в проблему).

Методика была апробирована на фактическом материале политических решений, принятых во Франции в 2015 г. На основе апробации был сделан ряд выводов о практике применения. На текущий момент методика может быть использована при проведении страноведческих исследований, например, в рамках информационного обеспечения организации международного сотрудничества, однако требует достаточно подготовленного специалиста для проведения оценки. Требования к специалисту могут быть снижены посредством разработки детализированного квантифи-кационного инструментария.