Методологический конструкт социально-философского исследования специфики сознания человека в контексте сетевого общества
Автор: Пожаров Юрий Павлович
Журнал: Историческая и социально-образовательная мысль @hist-edu
Рубрика: Философские науки
Статья в выпуске: 2 (12), 2012 года.
Бесплатный доступ
В статье показана плодотворность адекватного использования методологического инструментария для анализа специфики сознания человека в контексте сетевого общества на основе созданного методологического конструкта, который представляет собой ценностно-мотивационную, рациональную, перцептивную, аффективную сферы, сферу самосознания, сферу самости, ядром которой является аутентичность.
Сознание человека, сетевое общество, аутентичность, идентичность, ценностно-мотивационная сфера, рациональная сфера; перцептивная сфера; аффективная сфера; сфера самоосознания; сфера самости
Короткий адрес: https://sciup.org/14949386
IDR: 14949386
Текст научной статьи Методологический конструкт социально-философского исследования специфики сознания человека в контексте сетевого общества
Традиционная регулятивная система является исторически первой формой нормативного регулирования, закономерно возникшего внутри общества. По причинам того, что она начала свое функционирование задолго до возникновения государства, долгое время оставалась практически единственной регулятивной системой детерминирующей поступки в социуме. Не смотря на возникновение других форм регуляции (законодательных и моральных) традиционные нормы функционируют до сих пор. Однако в литературе данная проблема рассмотрена, по нашему мнению, недостаточно.
Идентичность культурного субстрата и большинства параметров традиционных норм позволяют нам подробно исследовать данную регулятивную систему обособленно, а так же использовать полученный результат применительно к большинству социальных групп с одной стороны, и обществу в целом с другой.
Многообразные социальные группы имеют различные «традиционные» элементы, обусловленные культурными, социальными, территориальными и временными различиями, делающими регулятивные нормы той или иной субгруппы уникальными. Поэтому каждая модель «традиционных» регуляторов имеет ряд общих параметров и характеристик.
Рассмотрим одно из самых важных качеств, присущих традиционной системе регуляторов – ее тотальность, охватывающая всех членов социальной группы. Но образование любых более мелких субгруп происходит в модусе «традиционных» норм и их незначительной модификации. При фактическом отсутствии фиксации основных нормативных положений, циклическое и регулярное повторение в использовании таких норм и их тотальность являются гарантом устойчивого существования любого коллектива, обеспечивая его стабильное существование и поддержку его нормального функционирования. Подобные характеристики традиционных регуляторов наиболее ярко раскрывается на примере австралийских туземных племен, как отмечает З. Фрейд в работе «Тотем и табу»: «Принадлежность к тотему лежит в основе всех социальных обязательств австралийцев; с одной стороны она выходит за границы принадлежности к одному племени, и с другой стороны отодвигает на задний план кровное родство. Почти повсюду, где имеется тотем, существует закон, что члены одного и того же тотема не должны вступать друг с другом в половые отношения, следовательно, не могут также вступать между собой в брак. Это и составляет связанную с тотемом эксогамию. Этот строго соблюдаемый запрет весьма замечателен. Он не оправдывается ничем из того, что мы до сих пор узнали о понятии или о свойствах тотема. Невозможно поэтому понять, каким образом он попал в систему тотемизма»[1, с. 14]. Такое положение не только не документируется и не устанавливается на законодательном уровне, наказание за нарушение осуществляется внутри самого сообщества и рассматривается как само собой разумеющееся.
Традиционные нормы, существующие и функционирующие в том или ином обществе, формируют его мировоззренческий каркас. Нормы традиционной регуляции не подлежат обсуждению и критике, и как считает А.Ф. Лосев – лежат вне «научного» сознания и вне «научного» опыта: «Для мифического сознания нет ровно никакого научного опыта. Его ни в чем нельзя убедить. На островах Нико-бар бывает болезнь от ветров, против чего туземцы совершают обряд “танангла”. Каждый год бывает эта болезнь, и каждый раз совершается этот обряд. Несмотря на всю его видимую бесполезность, ничто не может убедить этих туземцев не совершать его. Если бы тут действовало хотя бы минимальное “научное” сознание и “научный” опыт, они скоро бы поняли бесполезность этого обряда. Но ясно, что их мифология не имеет никакого “научного” значения и ни в какой мере не есть для них “наука”. Поэтому она “научно” неопровержима» [2, с. 49]. Исходя из этой особенности традиционных регулятивных систем, любая культура продуцирует ареал базовых нормативных установок, в модусе которых происходит восприятие и осмысление явлений. При развитии культуры происходит смена таких некритикуе-мых установок, или же частичный отказ от них.
Из «ненаучного» основания традиционной регуляции следует еще одна важнейшая характеристика, наиболее точно выражающая суть этой системы: ее иррациональность. Исходя из отсутствия рационального обоснования тех или иных культурных норм, архаичные обычаи зачастую доминировали над установленными нормами поведения, это положение наиболее ясно прослеживается на примере праздника Иоанна Предтечи или Иоанна Купалы справлявшегося у восточных славян, изначально направленные на поклонение огню и воде, а также противостоянию нечистой силы. В народе праздник принимал форму игры в которой «Молодежи в этот день дозволялось нарушать установленные нормы поведения» [3, с. 38]. Традиция, сформированная еще до крещения Руси, была значительно доминантнее моральных норм, привнесенных в культуру православием, допуская, к примеру, вольности в отношении мужчины и женщины [3, с. 42].
Иррациональность поведения, обусловленного традиционной регуляцией, может иметь настолько запутанный глубокий сакральный смысл, что нивелирует попытку трактовки и интерпретации традиционных норм в рамках другой культуры. Бессмысленные и иногда опасные поступки людей могут составлять ядро культуры или быть одним из ее основных элементов, которые, тем не менее, могут оставаться недоступными для субъекта, не являющегося носителем данной культуры. Возвращаясь к примеру А.Ф. Лосева анализа культуры островов Никобар, мы видим следующую интерпретацию обряда «танангла»: «Быть может, и самый северо-восточный муссон вовсе не рассматривается здесь как злое и вредящее начало. Можно представить себе, что туземцы переживают его как акт справедливого наказания или мудрого водительства со стороны божества и что они вовсе не хотят избегнуть этого наказания, а хотят принять его с достойным благоговением; и, быть может, обряд этот имеет как раз такое значение. Да и мало ли какое значение может иметь этот обряд, если стать на почву действительной мифологии?» [2, с. 49]. Истинный смысл любого обряда, для стороннего исследователя, будет продолжать оставаться загадкой и наделяться любым смыслом, вплоть до фантастического.
Формирование любых традиционных регуляторов происходит стихийно. При отсутствии явно выраженного автора, нормы продуцируются постепенно, постоянно видоизменяясь в своих ретрансляциях. При наличии первоначального создателя, автором нормы, прошедшей значительное количество модуляций остается безликая социальная группа. Обратимся к примеру А.С. Макаренко: «Было правило, тоже традиция: нельзя сходить по лестнице, держась за перила. Я знаю, откуда это пошло. Лестница хорошего дома, лестницу начали вытаптывать, там, где перила, там и вытаптывают, и постановили ребята: чтобы сберечь лестницу, не нужно ходить возле перил. Но забыли об этом; пришли новенькие. “Почему нельзя держаться?” Им говорят: “Ты должен надеяться на свой позвоночный столб, а не на перила”. А вначале имели в виду не сбережение позвоночного столба, а сбережение лестницы» [4]. Нередко бывают случаи, когда источником ряда практически идентичных традиций, сформулированных примерно в одно время, является ряд не связанных между собой авторов. При условии того, что такие традиции будут существовать в относительно замкнутом социальном пространстве, они могут сохранять свою автономность еще некоторое время. В дальнейшем при диффузии ряда культурных элементов, относительно схожие нормы сливаются. Благодаря такой эклектике, деформации, подстраиваясь под реальные общественные нужды, получается обезличенная регулятивная норма, которая зачастую кардинально отличается от своего первоначального вида.
Традиционные нормы регулирования описывают четко обозначенные устойчивые модели поведения в тех или иных конкретных ситуациях. Человек, как элемент социальной группы, априори знаком с традиционной системой и поведением в ней. По этой причине, члены общества неспособны самостоятельно четко выделить и описать ряд конкретных поведенческий моделей. Эта особенность традиционных регулятивных систем характерна как для малых культурных общностей, так и для культуры больших этнонациональных объединений. Наиболее ярким примером последнего является Европейское западное средневековье, поведение в котором, по мнению нидерландского философа Й. Хейзинги, было практически полностью регламентировано такими традиционными регулятивными нормами. Он пишет: «Все устоявшееся, завоевавшее в жизни прочное место, все, что обрело определенную форму, считается правильным: распространенные обычаи и нравы, так же как высокие предметы, относящиеся к божественному замыслу мироустройства. Со всей ясностью это раскрывается, например, во взглядах на нормы придворного этикета у Оливье де ла Марша и Алиеноры де Пуатье, описывавших придворные нравы. Почтенная старая дама воспринимает их как мудрые законы, введенные при королевских дворах еще в глубокой древности по тщательно обдуманному решению, дабы они почитались и в будущем. Она говорит о них как о вековой мудрости…» [5, с. 389]. Так же, кроме дискрипсии обыденных поведенческих моделей, можно выделить и обратную функцию традиционных регулятивных систем как запрет на определенные действия. Английский обычай не принимать иностранных орденов можно рассматривать как закрепленный традицией пережиток, оставшийся от убеждения, что орден обязывает к верности тому государю, который им награждает [5, с. 147].
Исходя из того что традиционные нормы регуляции фактически нигде конкретно не фиксируются (до определенного времени) и в полной мере осознанно не воспринимаются индивидом, возникает еще одна особенность данной системы, связанной с трудностями ее освоения. Овладение такими нормами не может полностью происходить путем передачи данных от наставника к ученику. Инкультурация происходит только в процессе коллективной жизни и деятельности, во время которой происходит как сознательная рефлексия окружающей индивида культуры, так и ее бессознательное восприятие. Продолжительная социальная идентификация приводит к тому, что незначительные традиционные регуляторы начинают усваиваться и постепенно копироваться индивидом. Еще более усиливается этот процесс подражанием окружению, что приводит к формированию традиционной регулятивной системы.
Проводя анализ характеристик традиционной регулятивной системы, необходимо выделить условие ее применения для отдельно взятого человека. Знание о принятых в обществе традиционных нормах не делают индивида их носителем, не становятся для него регуляторами. Причина заключается в том, что человек, будучи формально частью какой-либо социальной группы, не отождествляет себя с ней, поэтому, необходимость таких норм не являются для него в полной мерее осознанной и если они и исполняются, то только под воздействием внешних факторов. Единственным доминантным фактором для существования традиционной регулятивной системы является психологический настрой большинства составляющих элементов субгруппы. Он обеспечивается при помощи идентификации субъекта, осознания индивидом своей принадлежности к конкретной культуре.
Отсюда необходимо выделить механизмы, при помощи которых происходит социальная регуляция, обозначить контролирующую инстанцию и санкции. Четкое исполнения всех традиционных требований и норм индивидом, оцениваются его социальным окружением как должный факт, и воспринимаются как должное. Но игнорирование норм традиционной регуляции или их нарушение вызывает отрицательную эмоциональную реакцию со стороны группы, поэтому индивид, который идентифицирует себя членом данной группы и желает признания с ее стороны, подчиняется традиционным регуляторам. Таким образом, контролирующей инстанцией выступает социальная группа, а санкцией – ее эмоциональная реакция.
Учитывая специфичность санкций, основа традиционных регулятивных систем держится на признании авторитета нормы и значимости ближайшего социального окружения, здесь общество выступает не как абстрактный социум, а опосредованным через лица людей, их отношения, суждений, что, так или иначе, формирует не только зависимость индивида от них, но и специфическую ответственность перед ними.
Таким образом, традиционные регулятивные системы, сложившись в процессе культурогенеза, являются исторически первым типом регуляции. Однако ее элементы сохранились и существуют в структуре современной культуры, поэтому возникает необходимость исследования качественных характеристик традиционных норм.
Анализ эмпирического материала и логика аналитических рассуждений позволяет выделить такие главные параметры традиционной регулятивной системы как тотальность, регулятивность и цикличность повторения; отсутствие фиксации; «ненаучность» (некритичность); иррациональность; безымянность; стихийность; так и увидеть специфику механизмов ее возникновения и функционирования.
Список литературы Методологический конструкт социально-философского исследования специфики сознания человека в контексте сетевого общества
- Алексеева И.Ю. Информация и интеллект как ценности современной эпохи//Информационное общество. 2009. № 1.
- Dovey J., Kennedy H.W. Game Cultures. Computer Games as New Media. Berkshire, 2006.
- Юнг К.Г. Архетип и символ. М., 1991; Юнг К.Г. Тэвистокские лекции. Аналитическая психология: от теории к практике. Киев, 1995.
- Гилмор Дж., Пайн Дж. Аутентичность. М., 2009; Бюльц Н. Азбука медиа. М., 2011.