Мифологема воды / океана / реки в художественном мире В. П. Астафьева и И. Г. Мелвилла

Бесплатный доступ

В данной статье рассматривается проблема использования мифологемы воды (океана, реки) в творчестве русского писателя В.П. Астафьева (1924-2001) и американского писателя Г. Мелвилла (1819-1891), связанная с общечеловеческой традицией восприятия воды как космогонического первовещества и эсхатологическим мотивом гибели в воде всего сущего.

Литературоведение, мифологема воды, мифологема океана, мифологема реки

Короткий адрес: https://sciup.org/144152823

IDR: 144152823

Текст научной статьи Мифологема воды / океана / реки в художественном мире В. П. Астафьева и И. Г. Мелвилла



МИФОЛОГЕМА ВОДЫ / ОКЕАНА / РЕКИ В ХУДОЖЕСТВЕННОМ МИРЕВ. П. АСТАФЬЕВА И Г. МЕЛВИЛЛА

Для современного исследователя все более очевидным становится тот факт , что одно из наиболее значимых произведений Виктора Петровича Астафьева повествование в рассказах « Царь - рыба » (1976) – не стоит особняком в мировой литературе . В частности , глубокие типологические связи сближают его с рома ном классика американской литературы Германа Мелвилла « Моби Дик , или Белый Кит » (1851, русский перевод 1961). Несмотря на кажущуюся парадок сальность их сопоставления ( разные культуры , языки , стили , литературные направления ), с помощью сравнительного анализа можно обнаружить сходство не только этико - философских концепций , но и образных систем данных произ ведений .

Оба писателя раскрывают свое отношение к проблемам сосуществования че ловечества и природы через близкие друг другу мифологические образы ( мифо логемы ), такие , как , например , мифологема реки / океана . Кроме того , в ука занных произведениях легко обнаружить и другие параллельные образы , при обретающие в них ярко выраженную мифологическую окраску , в числе которых в первую очередь следует упомянуть мифологему рыбы / кита и мифологему охотника / рыболова . И это неслучайно . По мнению современных философов и экологов , « мифический » тип отношения к природе не отменен развитием техни ческой цивилизации », более того , в их дискуссиях и размышлениях постоянно присутствует мотив « ностальгии по мифическому , т . е . восприятию природы че рез миф , гарантирующему органическую цельность , слитность человека с окру жающим миром » [ Гайденко 1995 : 43].

Поскольку вода является одной из фундаментальных стихий мироздания, комплекс вопросов, связанных с ее постижением, занимает особое место в человеческом сознании. Ряд современных исследователей полагает, что «основное назначение воды – быть информационной основой биологической жизни во Вселенной» [Плыкин 1985 : 10]. В космогонии многих народов вода знаменует собой начало и конец всего сущего, соединяя в себе мотив зарождения жизни и мотив потопа (ср. известное не только в славянской мифологии различение живой и мертвой воды). Как указывает Е.М. Букаты, «амбивалентность <…> стихии воды позволяет метафорически изображать жизнь как омут, кружение на поверхности воды, а смерть – опускание на дно или достижение берега, то есть обретение покоя в другой жизни» [Букаты 2005 : 79]. По мнению С.С. Аверинцева, именно «с мотивом воды как первоначала соотносится значение воды для акта омовения, возвращающего человека к исходной чистоте» [Аверинцев 1980 : 240]. Отсюда символика ритуального омовения как второго рождения, нового выхода из ма- теринской утробы. «Вода живая, свежая, ключевая, нередко представляется образом всеоживляющего благословения Божия (Ис. XII, 3). Как в обрядовых омовениях Ветхого Завета вода служила образом нравственного очищения евреев, так крещение в Новом Завете служит образом таинственного очищения от грехов и духовного возрождения в жизнь новую, благодатную (Иоанн.III, 5, Ефес.V, 26 и др.)», – указывал архимандрит Никифор [Библейская энцикл. 1990 : 128].

Выступая средой и агентом « всеобщего зачатия и порождения » [ Аверинцев 1980 : 240], мифологема воды может играть роль как женского , так и мужско го начала . Так , у индоевропейцев весьма распространен мотив брачного союза неба ( мужской стихии ) с землей или водой как с женщиной . У В . П . Астафьева мифологема воды воплощает в себе преимущественно женские черты ( подобно мифологеме царь - рыбы , как , впрочем , и природе в целом ). Ю . Г . Бобкова указы вает на проявление эросной символики воды в текстах русского писателя , в час тности , в ранних его произведениях ( образ стакана воды в повести « Звездопад », воплощение женского начала в образе ручейка в повести « Пастух и пастушка ») [ Бобкова 2004 : 28–29].

Иначе у Г . Мелвилла . В романе « Моби Дик » вода знаменует собой мужское на чало , « плодотворящее мужское семя , заставляющее землю рожать » [ Аверинцев 1980 : 240], небо же , наоборот , олицетворяет стихию женскую , гармонично соеди няющуюся с мужской . ( Заметим , что в данном произведении присутствуют все известные стихии : вода , огонь , воздух , земля?) Особенно ярко это проявляется тог да , когда вода конкретизируется в мифологеме океана. В главе « Симфония » мы так и читаем : « Своды воздуха и воды соединялись почти неприметно для гла за во всепронизывающей лазури ; задумчивая высь была как - то по - женски проз рачна , мягка и чиста , а могучий мужественный океан вздымался долгими , сильными , медлительными валами , точно грудь спящего Самсона . В вышине взад и вперед скользили на незапятнанных крыльях легкие , белоснежные пти цы ; то были кроткие думы женственной лазури ; между тем как в глубине , дале ко в синей бездне , проносились туда и сюда свирепые левиафаны , меч - рыбы и акулы ; и это были упорные , неспокойные , убийственные мужские мысли могуче го океана . Но как ни велик был внутренний контраст между этими стихиями , снаружи он выступал лишь в оттенках и полутонах ; вдвоем они составляли одно , как бы являя собой два начала : женское и мужское» [ Мелвилл 1987 : 566-567].

В мифопоэтической традиции мировой океан « как пребывающее в хаоти ческом движении первовещество находится везде . Он безграничен , не упорядо чен , не организован , опасен и ужасен , аморфен , безвиден ( иногда отмечается его какофоничность , противопоставленная упорядоченному ритму моря )», – сис тематизирует В . Н . Топоров [ Топоров 1982 : 249]. Являясь эквивалентом перво бытного хаоса , водная бездна или персонифицирующее ее чудовище обычно выступают олицетворением смертельной опасности и даже метафоры смерти . В рассматриваемых нами произведениях ярчайший пример последнего нам дает Белый Кит Моби Дик . Однако и образ царь - рыбы у В . П . Астафьева несет ана логичную семантическую нагрузку .

По Г . Мелвиллу , власть океана ( моря ) над человеком безгранична . « Море не знает милосердия , не знает иной власти , кроме своей собственной . Храпя и фыркая , словно взбесившийся боевой скакун без седока , разливается по нашей планете самовластный океан » [ Мелвилл 1987 : 316] («No mercy, no power but its own control it. Panting and snorting like a mad battle steed that has lost its rider, the masterless ocean overruns the globe» [Melville 1984 : 270]). Мысль американ ского писателя соответствует традиционным представлениям , сложившимся у многих народов . В различных культурах также получила развитие концепция пребывания мирового океана до начала творения и неизбежной будущей гибе ли космоса в его водах , когда океан вновь наполнит собой все пространство и станет единственной стихией мироздания . Возможно , наиболее ярко и лаконич но данная идея была воплощена в стихотворении Ф . И . Тютчева « Последний ка таклизм » (1830):

Когда пробьет последний час природы , Состав частей разрушится земных : Все зримое опять покроют воды , И Божий лик изобразится в них ! [ Тютчев 1990 : 59]

Нечто подобное мы находим и у В . П . Астафьева . В повести « Пастух и пастуш ка » Борис Костяев видит во сне эсхатологическую картину всемирного потопа : « Земля , залитая водою , без волн , без трещин и даже без ряби . <…> По воде идет паровоз , тянет вагоны , целый состав , след , расходясь на стороны , растворяется вдали . Море без конца и края , небо , неизвестно где сливающееся с морем . И нет конца свету . И нет ничего на свете . Все утопло , покрылось толщей воды . Паровоз вот - вот ухнет в глубину , зашипит головешкою , и коробочки вагонов ссыплются туда же вместе с людьми , с печами , с нарами и с солдатскими пожитками . Вода сомкнется , покроет гладью то место , где шел состав . И тогда мир этот , залитый солнцем , вовсе успокоится , будет вода , небо , солнце и ничего больше ! Зыбкий мир , без земли , без леса , без травы . Хочется подняться и лететь , лететь к какому - нибудь берегу , к какой - нибудь жизни » [ Астафьев 1997. Т . 3 : 79–80].

Однако , по Г . Мелвиллу , данная катастрофа окажется губительной для чело вечества , но отнюдь не для кита : « Он плавал по морям задолго до того , как ма терики прорезались над водою ; он плавал когда - то там , где теперь находятся Тюильри , Виндзорский замок и Кремль . Во время потопа он презрел Ноев ков чег , и если когда - либо мир , словно Нидерланды , снова зальет вода , чтобы пере морить в нем всех крыс , вечный кит все равно уцелеет и , взгромоздившись на самый высокий гребень экваториальной волны , выбросит свой пенящийся вы зов прямо к небесам » [ Мелвилл 1987 : 496]. Пройдет немногим более ста лет , и В . П . Астафьев опишет убийственное влияние человека на казавшийся прежде столь неуязвимым водный мир : « Ревел порог . Шумел порог , как сотню и тысячу лет назад , но не плескалась , не вилась в его струях , не шлепалась на волнах , сверкая лезвием спины , стерлядь живое украшение реки » [ Астафьев 1997. Т . 6 : 296]; «… я поразился пустынности реки Маны , ее какому - то сиротски - рас - терянному виду <…>. Богатая , свободная красавица , она выглядела бедной , бесприютной старухой » [ Астафьев 1997. Т . 7 : 131].

Для Г . Мелвилла же потоп перманентное состояние нашей планеты . Он напоминает человеку , утратившему в конце концов « первоначальное чувство ужаса , естественно вызываемого морем »: « Первый известный нам корабль пла вал по океану , который с чисто португальской мстительностью залил весь мир , не оставив в живых ни единой вдовы . Тот же самый океан колышется вокруг нас и сегодня , тот же самый океан и в этом году разбивает наши корабли . Да , да , неразумные смертные , Ноев потоп еще не окончен , он и по сей день покры вает две трети нашего славного мира » [ Мелвилл 1987 : 316] («…Yea, foolish mortals, Noah’s flood is not yet subsided; two thirds of the fair world it yet covers» [Melville 1994 : 270]).

Образ океана у Г . Мелвилла весьма многогранен . Как указывает Ю . М . Ко валев , автор создает его , « опираясь на верования , мифы , поэтические легенды от религии древних персов и предания о Нарциссе до « Старого моряка » Колрид - жа и фантастических историй , авторами которых были нантакетские и нью - бед - фордские матросы » [ Ковалев 1972 : 195]. В результате океан становится « слож ным гносеологическим символом, соединяющим в себе вселенную , общество и человека » [ Ковалев 1972 : 196] ( Выделено мной . – В . Д . ).

Таким образом , в « Царь - рыбе » выстраивается цепочка Бог природа Ени сей царь - рыба , подобная мелвилловской Бог истина океан Моби Дик .

Статья научная