Мифопоэтическая основа южнорусских "кузьмодемьянских" песен

Автор: Кузнецова Наталья Станиславовна

Журнал: Культурное наследие России @kultnasledie

Рубрика: Этнокультуры в прошлом и настоящем

Статья в выпуске: 2, 2014 года.

Бесплатный доступ

Работа раскрывает один из широкого круга вопросов, связанных с исторической интерпретацией славянских культурных текстов. Стержневой является проблема претворения образов христианских святых Космы и Дамиана в свадебных обрядовых напевах южнорусского региона.

Святые древней руси, свадебные песни, южнорусская песенная традиция

Короткий адрес: https://sciup.org/170173791

IDR: 170173791

Текст научной статьи Мифопоэтическая основа южнорусских "кузьмодемьянских" песен

Святые угодники Косма и Дамиан исстари почитались на Руси. С их именами связано множество преданий и примет. Главная из них — вера в способность святых исцелять от недугов, в особенности от укусов змей. На широкой территории восточных славян распространены поверья о Кузьме и Демьяне как о «божьих кузнецах-змееборцах».

В русской традиции этим святым отводили важную роль в заключении брачных союзов. На юге России, в частности, на территории Белгородчины и части прилегающей к ней Воронежской области, исследователями этному-зыкологами были записаны обрядовые песни, в которых некую Кузьму-Демьяну просят сковать свадьбу.

В легендах о божественном кузнеце, ковавшем первый плуг в сорок пудов, победившем страшного Змея и пропахавшем на этом Змее целую оборонительную линию, исследователи видят схожесть в содержании с летописным рассказом о Свароге, который научил людей ковать оружие. Он — отец Солнца и родоначальник огня. В древнерусской «Повести временных лет» с греческим богом-кузнецом Гефестом был отождествлён славянский Сварог: «Гефест изображён в русской летописи (в соответствии с византийской традицией) земным царём, при котором с неба упали кузнечные клещи и стали ковать оружие» 1.

Кузнец в славянской культуре соотносится с обликом Перуна, высекающего молнии. В более поздних народных поверьях образ громовержца заменяет сам Бог, преследующий чёрта: «Не треба брать дуба, шо ёго гроза разбье, на стройку, у хату, палиць на дрова не треба. Го- ворять, на ёму тая сатана сидить и дражницца з Богом, и Бог ёго громом бье» 2.

Для настоящего исследования наиболее значимой является другая смысловая нагрузка образа святых Кузьмы и Демьяна — способность ковать брачные союзы. В этом аспекте примечательно мнение А. Афанасьева об определённой связи святых ковалей со Сварогом. Согласно «Повести временных лет» именно Гефест-Сва-рог ввёл обычай единобрачия (моногамии).

Брачная символика «божьих ковалей» Кузьмы и Демьяна наиболее ярко отражена в поэтике свадебного ритуала. Например, в Смоленской губернии парень обращался к отцу с просьбой о сватовстве так: «Батька родный, благослови своего дитя Кузьму гукать» 3. В момент приезда жениха в дом невесты, где их ставят на одну половицу и связывают вместе полотенцем, с печного столба (т.е. с самого священного места в избе) кричат:

«Ты, Кузьма-Демьян! Скуй свадебку

Крепко-накрепко, долго-надолго!» 4

В южнорусской свадебной традиции исследователями зафиксирован ряд песен заклина-тельного характера, обращённых к «Кузме-Де-мьяну» с призывом сковать свадебку, соединить молодых на всю жизнь (см. Приложение).

Брачную символику содержат и обрядовые действия холостой молодёжи, разыгрываемые во время празднования кузьминок. Примечательно, что празднование кузьминок в крестьянском календаре соответствует периоду свадеб. Возможно, воспроизведение элементов свадебной игры холостой молодёжью в период празд- нования кузьминок, определённым образом способствовало скорейшему переходу в новый социальный статус.

Подводя итоги осмысления мифологической основы образа Кузьмы и Демьяна отметим, прежде всего, его многогранность. Наиболее значимые характеристики образа проявляются в связи с архаичным змееборческим мифом; в воплощении элементов культов Перуна и Сварога; в доминировании символики брака и плодородия.

Особенности поэтического строения. Основу поэтики «кузьмодемьянских песен» составляет единая модель, построенная по принципам заклинаний. Вначале текста содержится обращение к святому, а затем требование желаемого:

«Головка великая, Боже мой,

Да скуй же нам, Боже мой, свадебку!

Да Катю с Серёжею, Боже мой.

Да двух порожённых, Боже мой,

Да двух басловлённых, Боже мой.

На житье-бытье, на богачество,

На сынов на ясных соколов,

На дочерей на природненьких».

Кроме исходной модели, обозначенной выше, тексты могут содержать и вторую часть с величанием молодожёнов:

«А у святом венчаньицу

Два голубя венчаются,

Сизенький да беленький.

Сизенький голубочек —

Иванечка Васильевич.

Белая голубушка —

Манечка Ивановна».

Основными персонажами «кузьмодемьян-ских» песен являются: матушка Кузьма-Демья-на или Боже Кузьма-Демьяна, молодожёны, святые Кузьма и Демьян и поп (редко). Важно отметить, что в зачине песни содержится обращение к Кузьма-Демьяне как женскому божеству, а далее святые упоминаются по отдельности.

Примечательно, что текстовая модель не имеет сюжетной линии как таковой. Филологи отмечают эту деталь как наиболее характерную для ритуальных песен вообще. Ю. В. Круглов выделял следующие признаки ритуальных текстов: исполнение песни хором, в самом тексте описываются события, происходящие только в настоящее время — как правило, это монологи-обращения 5. Все эти признаки в полной мере соответствуют и рассматриваемым в исследовании текстам.

Рассматриваемые в данной работе песни в этнографическом контексте проявляют двойственность. С одной стороны, «кузьмодемьян-ские» песни получили точечное закрепление в ритуале (на запое, во время выпечки каравая, на девишнике, при встрече молодых после венчания), в связи с чем можно говорить об их обрядовой функции. Однако, известно, что обрядовые тексты должны раскрывать происходящие в ритуале события или давать им комментарии какого-либо рода (см. вышеуказанную работу Ю. Круглова). С другой стороны, нельзя не отметить локальные «разночтения» в закреплении одного сюжета — в каждом селе «кузь-модемьянский» текст исполняется во время свадебной игры.

Возможно, разгадка двойственности этнографического контекста заключается в самой структуре напевов. Двухчастный принцип строения рассматриваемых текстов находится в основе поэтики, ритма стиха и ритма напева. Так, первая заклинательная часть играет роль ритуальных текстов-оповещений. Структура ритма напева и ритма стиха этой части вполне соответствуют южнорусским свадебным песням, выполняя опосредованно своеобразную юридическую функцию 6. Возможно предположить, что эта часть текста исполнялась в доме невесты во время благословения молодых по аналогии с поэтикой, в которой просят Кузьму-Демьяну «басловить». Другой вариант звучания напева, возможно, соответствовал обряду повивания, перед началом которого свашки просят у Бога благословения.

Вторая часть песни соотносится с величальным текстом, героями которого могли быть не только невеста и жених, но и другие свадебные чины — например, свашка. Для сравнения ниже приводится вторая часть «Кузьмы-Демьяна» и величальная свашке Чернянского района Белгородской области:

«Кузьма-Демьяна» — исполнялась на запое (вторая часть)

Мы пойдём ряд по ряду,

Мы найдём мы голову,

Голову да почётную —

Ивана Петровича.

Он ныня всю ночь не спал,

Он ныня думы думал,

Он не один, он с дружкою, С дружкою Татьянушкой.

Дружка его Татьянушка,

Сердца его Егоровна!

(с. Русская Тростянка Острогожского района Воронесжкой обл.)

«Мы пойдём ряд по ряду» — величальная свашке на свадьбе

Мы пойдём кругом-рядом

Па бальшим па баярам.

Мы найдём себе свашенькю

Свашенькю боярыню

Городскую барыню

Не садися к нам лицом,

Перевернися к нам бачком

Вот табе чарочка с винцом

И капеичка с капьем…

(с. Верхнее Кузькино Чернянского района Белгородсокой области)

Как известно, величальные песни не имеют строго фиксированного закрепления в ритуале. Наоборот, одна и та же песня могла исполняться несколько раз в различные моменты свадьбы. Вероятно, по причине двойственного содержания эти напевы могли являться зачинами всего цикла обрядовых песен 7. То есть, с одной стороны, они выполняли обрядовую функцию, начиная конкретное свадебное событие, с другой стороны, дублировались на протяжении ритуала (подобно величальным песням).

Таким образом, суммируя результаты анализа поэтического, ритмического строения «кузьмодемьянских» песен, а также, учитывая этнографические сведения, мы можем заключить, что архаичные славянские тексты претерпели значительные изменения в своей первоначальной структуре. Этот факт можно объяснить историческими сведениями — вторичной колонизацией южной окраины Московского государства в XVI–XVII вв. Как отмечают исследователи, в этот регион мигрировали переселенцы с различных территорий, к тому же различные по социальному статусу 8. Музыковеды отмечают, что в южнорусском регионе сформировалась иная жанровая система 9. В результате некоторые напевы утратили первоначальную функцию и получили вторичную приуроченность. Как следствие, изменилась и их структура.

Островная фиксация «кузьмодемьянских» песен напрямую связана с потоком расселения славянских племён или конкретных селений. К сожалению, сейчас мы не можем сделать таких масштабных выводов, поскольку не располагаем музыкально-этнографическими материалами о свадебной традиции коренных славянских поселений.

Список литературы Мифопоэтическая основа южнорусских "кузьмодемьянских" песен

  • Петрухин В. Я. Кузнец//Славянская мифология. Энциклопедический словарь. М., 1995. С. 234.
  • «Народная библия»: Восточнославянские этиологические легенды/Сост. и коммент. О. Беловой; отв. ред. В. Я. Петрухин. М., 2004. С. 50.
  • Гиппиус В. Кузьма-Демьян в украинском фольклоре//Этнографический вестник. Киев, 1930. Вып. IX. С. 12.
  • Круглов Ю. Г. Русские обрядовые песни: учебное пособие. М., 1989. С. 16-28.
  • Сысоева Г. Я. Музыкальный стиль мамонских свадебных песен//Свадебные песни Верхнемамонского района. Воронеж, 1999. С. 23.
  • Комментарии А. Иванова к песням № № 109-111. Русская свадьба/Под ред. А. С. Каргина: В 2-х т. М., 2000. Т. 1.
  • Загоровский В. П. Белгородская черта. Воронеж, 1969.
Статья научная