Миграция как региональный этнополитический фактор

С овременная Россия представляет собой государство с интен-сивно протекающими на всей его территории миграцион-ными и этнополитическими процессами. После распада СССР Россия заняла 3 -е место в мире (после США и Германии) по приему иммигрантов.

Все многообразие миграции населения можно представить в одной интегральной классификации миграционных процессов, основа -ниями для которой являются: тип пересекаемых границ; время пре -бывания в месте въезда; способ реализации перемещения; желание людей совершать переселение; причины переселения; социальные и этнические группы, участвующие в процессе миграции.

Признание роли структурных факторов в качестве детерминантов миграции оказало глубокое влияние на исследование этого явле ния. До конца прошлого столетия попытки концептуализировать миграцию были сфокусированы на различиях в уровне жизни тер ритории исхода и территории приема, однако в последние годы сложилось понимание того, что эти различия лишь частично объ ясняют модели перемещения и адаптации людей.

Попытки разработать концептуальные рамки для понимания мигра ции восходят, по меньшей мере, к работе Равенстайна1, который пред -ложил кодекс «законов миграции» и подчеркнул, что развитие городов создает «полюсы притяжения». В неоклассической экономической теории описание этой проблемы впервые было дано в работах Льюис в 1954 г.2, а также Харриса и Тодаро в 1970 г.3, а марксистская традиция восходит к работам Каутского по аграрному вопросу (1899 г.)4.

Однако современные исследования выявили ряд существенных противоречий с выдвинутыми политэкономическими теориями. В частности, если миграция является лишь реакцией на разницу в доходах места исхода и места пребывания мигранта, то трудно объ яснить, почему многие добившиеся успеха мигранты предпочитают возвращаться на родину после нескольких лет пребывания за грани цей. Описанные подходы обусловили развитие нескольких направ лений исследований. С одной стороны, ряд ученых признали, что акцент на индивидууме ведет к игнорированию того, что обычно является решением всей семьи и, по сути, ее стратегией (как про исходит в случае, когда одни члены семьи уезжают, а другие остаются дома)1.

Другие исследователи сделали акцент на том, как структурные характеристики и долговременные тенденции в странах происхождения и принимающих странах (часто именуемые «выталкивающими» и «притягивающими» факторами) фор -мируют контекст, в котором происходит миграция. При этом важно отметить, что теории, фокусирующие внимание на эко номических факторах, неспособны охва-тить более широкий социальный контекст миграции.

В частности, было предложено сравнить международную миграцию с внутренней. По заказу ПРООН было проведено иссле-дование, в котором анализировалась связь между размерами пункта происхождения (измеряемого численностью населения) и величиной потоков квалифицированной рабочей силы2. Было выявлено, что модели практически одинаковы как внутри стран, так и между ними. В частности, уровень эмиграции квалифицированных рабочих выше в небольших населенных пунктах, чем в крупных; аналогичным образом он выше в малых странах, чем в больших3.

Эти модели важны как методики ана-лиза стимулов людей для перемещения. Перемещение как внутри стран, так и между ними в основном осуществляется в поисках более благоприятных возможно стей. Это одна из причин, по которой люди тяготеют к городским центрам и почему высококвалифицированные профессио налы часто перемещаются в города и места, где их профессия уже укоренилась4.

Несмотря на значительный объем опу-бликованных материалов по вопросам миграции, и в частности миграции как социально политического фактора, зна чительная часть экспертов отмечают, что, «к несчастью, данных по миграции по прежнему мало. Для разработчи ков политики гораздо проще посчитать международные перемещения боти нок и мобильных телефонов, чем нянь и строителей»5.

Здесь важно отметить, что со времен формирования в XVII в. современных государств международная система стро ится на принципах суверенитета и терри ториальной целостности. В рамках этой системы, оформленной комплексом меж дународных и внутренних нормативно правовых актов, государства-нации (в лице правительств) управляют своими границами и определяют правовые основы для въезда - выезда людей.

Однако факт пересечения границы — скорее статистический факт. Значительно важнее понимание того, кто прибыл, с какой целью и на какой срок. Нельзя не согласиться с утверждением, что мигра ция населения влияет на демографиче скую, политическую, экономическую, этнокультурную обстановку не только в местах поселения мигрантов, но и в местах их выбытия. Изменяя социальную структуру, географию расселения и этнический состав населения, миграция, в конечном счете, воздействует на политическую организацию выселяемой и заселяемой территории, вынуждая ее соответствовать новым реалиям. Миграция этнокультур -ных сообществ (ее членов), например, в одних случаях приводит к снижению удельного веса местного (принимающего) населения, в других случаях за счет нее сокращается доля инокультурного в этни ческом плане населения и возрастает доля местного этнокультурного сообщества.

В первом случае начинается процесс увеличения числа представителей этниче ских миграционных сообществ в органах государственной власти (исполнительной, законодательной), изменяется представ -ленность в СМИ (в качестве журналистов и персонажей их историй) и, как след ствие, происходит изменение политиче ского, социально экономического курса развития этой территории.

Во втором случае наблюдается сокра щение числа представителей этнического миграционного сообщества в публичном дискурсивном пространстве, что также при водит к изменению направления политики.

Так выглядит прямое воздействие мигра - ции инокультурных сообществ на политическую организацию территории. Но воздействие может быть и опосредован -ным, когда эмиграция или иммиграция в густонаселенных районах приводит к воз никновению социально экономических, религиозных и культурных противоречий, вызывающих общее состояние этнополи тической напряженности, а уже затем эта напряженность приводит политическую структуру общества к трансформации.

В этой ситуации ключевым моментом выступает понимание того факта, когда и как мигранты и формируемые ими этни ческие миграционные сообщества (с при -сущими им этнокультурными отличиями) становятся элементами поля этнополити ческого взаимодействия.

Проблема этнических миграционных сообществ как этнокультурных мень шинств разрабатывается в России лишь последнее десятилетие и включает в себя широкий спектр оценок1. Однако при всем спектре оценок первичным по отно шению к мигрантам выступает фактор этничности.

Этническая принадлежность имми -гранта является сегодня определяющим маркером отношений «свой — чужой». По данным Левада-Центра и нашим соб-ственным исследованиям, ксенофоб ские настроения разделяют большинство населения2. Преувеличенное значение этничности, пронизывающее все аспекты социальных контактов (транспарент ная этничность), как уже отмечалось, в первую очередь затрагивает мигрантов. Антимигрантские настроения базируются на представлении о мигрантах как чуж дых, иных и тесно коррелируют с распро страненностью ксенофобий.

Тесная взаимосвязь мигрантофобий и этнофобий лежит на поверхности: и мигранты, и представители других этниче ских групп являются «иными», отношения местного населения и с теми и с другими проецируются через призму отношений «свой — чужой». Мигрантофобии прое-цируются на представителей этнических общин, зачастую независимо от времени и особенностей их формирования3.

Факторы роста этно - и мигрантофобий не могут быть объяснены однозначно. Как и все фобии, они производны, с одной стороны, от страха утраты «ресурсов», с другой — являются следствием страха «утраты собственной идентичности»4. Но не только — здесь и боязнь конфликтов, и геополитические страхи.

По мнению В. Мукомеля, известные антимигрантские аргументы, в целом, сводятся к стигматизации населением факторов потенциальной утраты ресурсов, идентичности, возможных конфликтов, к геополитическим опасениям5.

К схожей аргументации, прекрасно впи сывающейся в российский дискурс, при бегает С. Хантингтон в одной из последних публикаций. По его мнению, в отличие от предшествующих групп мигрантов, мекси канцы и другие латинос не ассимилируются в американском мейнстриме, а формируют взамен собственные политические и линг вистические анклавы и отвергают англо протестантские ценности (ценности WASP ), на которых основывается американская мечта. Культурная граница между испано американцами и англо американцами может заменить расовое деление между чер ными и белыми как наиболее серьезный рас -кол в американском обществе. Характерен подзаголовок, вынесенный на обложку журнала: «Как испаноговорящие имми-гранты угрожают идентичности, ценностям и образу жизни Америки»⁶. Аналогичный подход демонстрирует и З. Бжезинский, озабоченный изменением этнодемографи ческого состава США⁷.

Если в отношении преступности, асо-циального поведения мигрантов нет одно значных выводов, то значимость культур ной дистанции между ними и принимаю щим населением неоспорима. Мы исхо дим из факта, что чем больше культурная дистанция, тем выше уровень мигранто-фобии и этнофобии. При этом в некото-рых случаях противоречия со временем не только не стираются, но и усиливаются. Контакты между местным населением и мигрантской общиной сводятся к мини -муму Происходит стягивание зон контак-тов и взаимодействия, способное перейти в самоизоляцию/самосегрегацию.

При этом добровольная самосегрегация общин этнических мигрантов — чаще всего осознанная стратегия адаптации к прини мающему обществу, обусловленная низким уровнем готовности мигрантской общины к интеграции с местным сообществом. Создание «буферной среды», по выра-жению И. Кузнецова, воспроизводящей социальные связи и сети, традиционную культурную среду, наиболее характерно для тех этнических общин, традиции, культура, сложившиеся нормы поведения которых существенно отличаются от бытующих у местного населения1. Классический пример — китайцы, во всех мегаполи -сах мира замыкающиеся в своей общине. (Разумеется, это выбор лишь части пред -ставителей мигрантской общины, во вся кой этнической общине имеются и те, кто осознанно стремится интегрироваться в принимающее общество и дистанцируется от соотечественников.)

С одной стороны, сегрегация (само -сегрегация) — стратегия общины, с дру-гой — результат политики принимающего общества. И дело не только в бытовых, чаще всего не складывающихся отноше ниях между представителями общины и местным населением. Огромное значение приобретает действенность социальных, экономических, культурных институтов, призванных обеспечивать социализацию населения, однако в современных усло виях не ориентированных на социализа цию мигрантов, прибывающих из других социумов. Одним из основных инстру ментов реализации механизма интеграции является формирование условий культур ного плюрализма как активного утвержде ния культурного разнообразия, в котором видится не только неизбежность его осо знания, но и позитивные ценности, кото рые необходимо активно поддерживать и укреплять2.

Однако необходимо помнить, что кон струирование и использование этниче ских категорий имеет также и идеологи ческий аспект, часто именуемый этни цизмом, который оказывается достаточно эффективным в периоды политических и экономических кризисов и может, используя этнические маркеры, превра щать что угодно в объект политических манипуляций3. Как справедливо отметил Андре Буржо, в конечном счете, трактовка концепта этничности восходит к вопросу о том, какие формы может принимать уча -стие социальной группы в политической жизни государства. Иными словами, спо-собны ли этнические группы включиться в процесс формирования государства -нации, что предполагает признание над этнических институтов власти, которые, в свою очередь, должны гарантировать культурное и политическое разнообразие. В противном случае этнические группы могут образовывать «общины» (центры влияния), которые де факто видят свое будущее вне национального государства и составляют, таким образом, группы поли тического давления.

Идеологические основания этничности и межэтнических конфликтов нередко служат претензиями на утверждение идентичности. В контексте постсоветской России идентичность может стать клю чом к пониманию этницизма4. В ситуации структурного кризиса претензии на иден тичность (а особенно претензии на право формирования идентичности) проявля ются особенно ярко, часто затмевая собой его материальные и экономические при чины. На базе традиционных ценностей, в условиях обострения отношений между отдельными этническими группами и государством, к которому они принадле жат, идентифицирующая идеология про изводит на свет этницизм. Апелляция к этнической идентичности, к различным символам может служить идеологическим оружием, которое те или иные группы и социальные силы используют различ-ными, иногда диаметрально противопо ложными способами.