Миниатюрные стремена таштыкской культуры Минусинской котловины

Снаряжение коня является важнейшей частью материальной культуры кочевых обществ. В первой половине I тыс. н. э. в степной Евразии в экипировке всадника появляются стремена, которые кардинально изменили возможности использования коня в быту и военном деле. Многие проблемы, связанные с происхождением и распространением стремян, остаются дискуссионными. Так, не решен вопрос о существовании и времени появления стремян в Минусинской котловине [Нестеров, 1988. С. 173–174; Савинов, 1996. С. 16–17; 2005. С. 129–130; Азбелев, 2008]. Сторонники гипотезы о появлении металлических стремян в таштык-ское время аргументировали свое мнение ссылками на находки в Минусинской котловине миниатюрных копий реальных стремян. При этом С. В. Киселев, первым указавший на возможную их принадлежность к таштыкской культуре, говорил о стременах одного типа – с округлой петельчатой дужкой, так называемые восьмеркообразные. Время появления подобных стремян на Среднем Енисее он не уточнил, но из контекста ясно, что имеется в виду завершающий этап таштыкской культуры, датирующийся IV в. н. э. [1951. С. 518]. Л. Р. Кызласов, поддержавший точку зрения Киселева, к числу таштыкских относил уже два типа миниатюрных стремян: четырехугольные с округлой петельчатой дужкой и четырехугольные без выделенной шейки, с прямоугольным отверстием для привязывания ремня [Кыз-ласов, 1960. Рис. 51, 9, 10]. Начало применения металлических стремян при верховой езде он датировал уйбатским этапом (III – начало IV в. н. э.), но не исключал и более раннего их появления – уже на сырском этапе (I–II вв. н. э.) [Там же. С. 140]. К его мнению присоединился также И. Л. Кызла-сов [1973. С. 30].

Необходимо обратить внимание на важное обстоятельство. Выводы всех названных авторов основывались, в первую очередь, на материалах из числа случайных находок. Только Л. Р. Кызласов пытался подкрепить свое мнение ссылками на находку двух подножий железных миниатюрных стремян в склепе № 6 Уйбатского чаатаса. Но определение данных предметов как стремян вызывает сомнения. Эти находки названными авторами опубликованы не были. В монографии Э. Б. Вадецкой, опубликовавшей материалы всех раскопанных до конца 90-х гг. прошлого века таштыкских памятников, при описании инвентаря уйбатского склепа они также не упоминаются. В таблице, приложенной к описанию, есть рисунки двух железных пластинок очень плохой сохранности [Вадецкая, 1999. С. 247. Табл. 82]. Усомнился в трактовке уйбатских находок как моделей стремян и П. П. Азбелев, отметивший, что «к стременам она (одна из этих находок. – Ю. Т. ) отношения не имеет, датирующим обстоятельством не является и хронологию стремян не «ломает» [2008. С. 67]. Таким образом, полной уверенности в том, что они являются подножками миниатюрных стремян, нет.

Отсутствие стремян в закрытых комплексах таштыкской культуры, а также длительное сохранение традиции помещать в погребения вотивные вещи на Среднем Енисее (до VII–VIII вв.) дало возможность С . И. Вайнштейну оспорить гипотезу С . В. Киселева и Л. Р. Кызласова и отнести появление металлических стремян в Сибири к древнетюркской эпохе (не ранее второй половины VI в.) [Вайнштейн, 1966. С. 62– 64]. Данная точка зрения была поддержана С. П. Нестеровым [1988. С. 178]. Критически к ранней датировке стремян, опубликованных Л. Р. Кызласовым и И. Л. Кызласовым, отнесся и А. К. Амброз. По его мнению, «миниатюрные стремена из числа случайных находок в Минусинской котловине наиболее близки к тувинским образцам IX–X вв. и XIII–XV вв.» [Амброз, 1973. С. 87].

Первая модель железного стремени, которую можно уверенно отнести к таштыкской культуре, была найдена в склепе Арбанского чаатаса. Изделие имеет восьмеркообразную петельчатую форму, изготовлено из железного прута с расплющенной подножкой (см. рисунок, 1 ). Исследователь памятника Д. Г. Савинов, отметив сложность датирования таштыкских склепов, предположил, что арбанский склеп относится к самому позднему этапу таштыкской культуры и может быть синхронен с «распространением древнетюркской культуры в начальный период истории Первого тюркского каганата». Датировка его определяется не ранее VI в., а возможно и VII в. [1996. С. 17; 2005. С. 130–131]. Еще один участник раскопок Арбанского чаатаса уверен, что «арбанская модель стремени и склеп, где она найдена, относятся не ранее чем к VII в., а учитывая исторические обстоятельства ‒ ко времени после появления на Алтае орды Чеби-хана и завоевания кыргызов сирами (кит. сйеянь-то), то есть к 630–640-м гг.» [Азбелев, 2008. С. 62].

Д. Г. Савинов систематизировал все известные находки миниатюрных стремян из собраний Минусинского музея, Государственного Эрмитажа, Кунсткамеры, а также из памятников Горного Алтая и Западной Сибири (Мешейлык, Кок-Паш, Крохалевка-13). Всего он учел 24 экземпляра. Типологический и хронологический анализ собранной коллекции позволил сделать вывод о том, что большинство миниатюрных стремян датируется временем не ранее VII в. Самые поздние минусинские экземпляры относятся к XIII–XIV вв. [Савинов, 2005. С. 131–134]. Хронологически наиболее близким аналогом арбанской модели является миниатюрное стремя (или стремевидная подвеска) из оградки горноалтайского могильника Кок-Паш (см. рисунок, 2 ). Датировка поминальной оградки, в которой было найдено данное изделие, определяется кудыргинским временем (второй половиной VI – VII в.) [Бобров и др., 2003].

Коллекцию миниатюрных стремян из таш-тыкских памятников Минусинской котловины дополняет находка подобного предмета на могильнике Маркелов Мыс I, исследованном в Новоселовском районе Красноярского края. На памятнике раскопано два склепа. Модель

Миниатюрные стремена Минусинской котловины и Горного Алтая:

1 – Арбанский чаатас, 2 – Кок-Паш (по: [Савинов, 2005]); 3 – Маркелов Мыс I (рисунок автора)

стремени обнаружена у западного угла склепа № 16 в пологой ямке размерами 2,5 × 2 × 0,4 м, частично перекрытой плитняком, сползшим с каменной стенки. В ямке зафиксировано два скопления кальцинированных костей перемешанных с мелкими плитками и фрагментами керамики от двух глиняных сосудов. Среди костей и в заполнении, кроме миниатюрного стремени, найдено еще несколько предметов: роговая булавка, бронзовая миниатюрная пряжка таштыкского типа, каменная просверленная подвеска с отверстием в форме «куриного уха», бронзовая пластинка с двумя отверстиями и 10 астрагалов коровы [Тетерин, 2007. С. 73. Рис. 19, 6, 9–11, 16, 17]. Фрагменты керамики, обнаруженные в яме, являлись частью сосуда баночной формы, находившегося в склепе. На наш взгляд, данный объект не был самостоятельной могилой, а кальцинированные кости, инвентарь, керамика и астрагалы перенесены или переброшены из склепа. Склеп не имел следов ограбления, но, вероятно, был потревожен до того, как деревянное перекрытие сгорело и обрушилось. Большинство кальцинированных костей рассеяно по всей площади погребальной камеры. Фрагменты одних и тех же сосудов и масок встречались в разных местах склепа. Вне склепа, перед входом, зафиксировано скопление кальцинированных костей, перемешанных с мелкими плитками, и среди них миниатюрные удила, 15 коровьих и бараньих астрагалов. Рядом найден обломок одного крупного сосуда, большинство других его фрагментов также находилось в склепе. Вероятно, содержимое погребальной камеры было сознательно разрушено современниками похорон. Но, подчеркнем, связь инвентаря ямы и склепа не вызывает сомнений [Там же. С. 73].

Миниатюрное стремя из могильника Маркелов Мыс I типологически отличается от арбанского экземпляра. Изготовлено изделие из плоской, слегка выпуклой с одной стороны железной пластины, размерами 3,5 × 3,5 см. Корпус его имеет снаружи овальную, а внутри сердцевидную форму. Верхняя часть заканчивается трапециевидной, немного заостренной, плоской дужкой. Отверстие в дужке отсутствует (см. рисунок, 3 ). Найденная модель стремени имеет наибольшее сходство с самыми ранними железными стременами дальневосточного типа. Как и восточноазиатские прототипы, она сделана из плоской железной пластины, имеет удлиненно-овальный корпус, пластинчатую трапециевидную дужку без шейки, прямоугольное сечение подножки [Амброз, 1973. С. 83; Вайнштейн, 1991. Рис. 99, 1 , 4 ].

Хронология ранних стремян Кореи и Японии, Северо-Восточного Китая разработана достаточно подробно. По мнению большинства исследователей, такие стремена использовались в период со второй половины IV до конца VI в. [Кызласов, 1973. С. 28; Амброз, 1973. С. 83. Рис. 2; Вайнштейн, 1991. С. 221–224]. Не менее 9 экз. полноразмерных стремян данного типа найдено в Сибири и 1 – в Приволжье. Сведения обо всех находках приведены в сводке Ю. В. Гричана и Ю. А. Плотникова [1999]. Малочисленность находок пластинчатых стремян свидетельствует о том, что в этот период в Сибири они не получили широкого распространения. Показательны в этом отношении памятники Горного Алтая, где обряд погребения с конем существовал в течение всего I тыс. н. э. В могильниках IV– VI вв. (Берель, Катанда I, Дялян, Верх-Уй-мон) в составе конской упряжи встречаются удила с эсовидными и двудырчатыми пса-лиями, костяные подпружные пряжки, характерные для кудыргинского культурного комплекса, но стремян еще нет. Тем не менее единичные находки (Кудырге, Кок-Паш, Каракол, Барнаульский музей, случайная находка) доказывают, что население Горного Алтая было знакомо со стременами дальневосточного типа [Гричан, Плотников, 1999]. Миниатюрная копия стремени из могильника Маркелов Мыс I говорит о том, что таш-тыкцы Минусинской котловины также имели представление о пластинчатых стременах.

Изучаемая нами находка позволяет высказать некоторые соображения по поводу хронологии таштыкских склепов. В настоящее время ранняя датировка склепов в пределах I в. до н. э. – IV (по С. В. Киселеву) или V (по Л. Р. Кызласову) в. н. э. не нашла подтверждения. По периодизации М. П. Грязнова, таштыкские склепы относятся к позднему тепсейскому этапу и датируются III– V вв. н. э. [1971. С. 98]. В дальнейшем хронологические рамки существования склепов корректировались в сторону омоложения. На основании европейских аналогов А. К. Амброз датировал поздний этап таштыкской культуры V–VII вв. [1971. С. 120]. К этому же хронологическому периоду отнесла большинство исследованных склепов Э. Б . Вадецкая, отметив при этом, что «время перехода таш-тыкцев к новым типам погребальных камер (малые склепы. – Ю. Т.) – не ранее IV в., но лишь для определенной общественной группы» [1999. С. 129]. Близкой точки зрения придерживается Д. Г. Савинов, который датировал большинство склепов V–VI вв., но при этом отметил несколько склепов (Усть-Тесь, Кривинское, Михайловский могильник, Абаканский и Арбанский чаатасы), которые могут быть выделены «в качестве особого этапа таштыкской культуры, следующего за тепсейским и характеризующего таштыкскую культуру в начальный период становления государства енисейских кыргызов» [Савинов, 1993. С. 47]. Особое мнение имеет П. П. Азбелев, который считает, что таштыкские склепы строились со второй половины V до рубежа VIII–IX вв. [2007. С. 34–35].

Наиболее надежным основанием для определения хронологии таштыкских склепов служат аналоги в поясной гарнитуре и конской упряжи из Китая, Кореи и Японии. Восточноазиатские материалы дают основания считать, что склепы в Минусинской котловине появились не ранее второй половины IV в. Но здесь необходимо отметить, что в IV в. в Северо-Восточной Азии использовались деревянные, а также комбинированные стремена, сделанные из деревянного прута, обшитого листовым железом или медью. Железные пластинчатые стремена получили распространение в V в. Появление их в Сибири, вероятно, связано с господством в степях Центральной и Восточной Азии кочевой империи жуань-жуаней. Таким образом, V в. как нижняя хронологическая граница появления таштыкских склепов в Минусинской котловине является наиболее вероятным.

Что же касается верхней хронологической даты существования склепов, то есть все основания предполагать, что отдельные склепы могли быть сооружены и в VII в. Нельзя не согласиться с Д. Г. Савиновым, который отметил, что образование в середине VI в. Первого тюркского каганата «не означает, что традиционное развитие таш-тыкской культуры на Енисее должно было быть прервано в связи с политическими событиями в Центральной Азии» [Савинов, 1996. С. 17–180]. Арбанское миниатюрное стремя с петельчатой дужкой подтверждает данный тезис. Об этом свидетельствуют также и параллели в поясной гарнитуре таштыкских склепов в памятниках Кореи и Восточной Европы, датирующихся VII в. [Азбелев, 2008. С. 64].

Еще один вопрос, который возникает в связи с находками миниатюрных стремян в склепах, относится к их назначению. Для погребального обряда таштыкской культуры характерен символизм. В грунтовых могилах и склепах вместо реальных полноразмерных предметов помещали их уменьшенные и миниатюрные копии. В склепах модели стремян, вероятно, играли такую же роль, как и миниатюрные удила, т. е. символизировали реальную упряжь. Возможно, подобные предметы заменяли полностью взнузданного коня, который должен сопровождать умершего в загробном мире.