Митраизм в Римской империи и его гендерные особенности

идейного содержания, вообще свойственной различным мистериальным культам, и строгого запрета посвященным адептам раскрывать теологический смысл митраистских мистерий объем письменной информации о нем ограничен. Дефицит письменных источников, казалось бы, с достатком восполняется археологическими и эпиграфическими данными. Однако сообщения эпиграфических памятников слишком краткие, а археологические памятники при всей своей ценности не могут помочь достоверно реконструировать многие аспекты культа, описанные в письменных источниках неясно либо вовсе в них не засвидетельствованные. Поэтому для их реконструкции большое значение приобретает комплексный анализ источников.

Одним из важных аспектов изучения митраизма является вопрос об участии женщин. Мит-раизм как претендовавшее на роль мировой религии вероучение должен был обращаться к широкой аудитории. Тем удивительнее было практически полное игнорирование, если не прямо презрительное отношение к женщинам и их участию в культе. Данная проблема интересовала уже первых исследователей митраизма (Кюмон, 2018). Часто игнорирование половины потенциальной паствы называют одной из причин поражения митраизма относительно христианства (Чередниченко, Шенцов, 2010). Поэтому вопрос об участии женщин, равно как и о причинах исключительной маскулинности культа Митры, представляется актуальным для изучения его истории.

Ответ на этот вопрос попытался дать бельгийский ученый Франц Кюмон. Именно он сформулировал вывод, что митраизм – исключительно мужская религия (Кюмон, 2018: 112). Его точка зрения подкреплялась археологическими и эпиграфическими источниками того времени. Ф. Кюмон проанализировал такие свидетельства о митраизме, как, например, дарственные надписи, все они принадлежали мужчинам. На основании этого он пришел к выводу об исключительно мужском характере культа Митры (Кюмон, 2018: 126). По мнению Ф. Кюмона, аскетичная дисциплина, сопровождавшая все этапы культа и стадии (ступени, степени) посвящения, отпугивала женщин или вовсе не позволяла им присоединяться к культу данного бога. Посвящения в таинства были, возможно, закрыты для женщин или позволяли им занимать лишь низшую ступень среди посвященных в таинства поклонения Митре. Ф. Кюмон считал, что это правило справедливо для всех митраист-ских общин на Западе. Тем не менее он отмечал существование нескольких письменных источников и археологических находок, которые не вписывались в его теорию (Кюмон, 2018: 214).

Исключение, безусловно, составляет известное высказывание Тертуллиана об участии в митраистских мистериях девственниц (Tertullian, De Praescriptione Haereticorum, гл. 40 (Тертуллиан, 1994)). У неоплатоника Порфирия в сочинениях есть упоминание, которое можно интерпретировать как свидетельство существования особой ступени посвящения в митраистские мистерии для женщин – «львиц» (Porphyry, On abstinence from animal food, кн. 4, гл. 16 (Порфирий, 2017)). Но, возможно, это ошибочный перевод. Найдена также погребальная надпись из североафриканского Триполиса, где также используется титул (?) «львица», когда речь заходит о женщине (Кюмон, 2018: 230; Ferguson, 1954–1955). Однако Ф. Кюмон счел эти случаи единичными и аномальными, отражающими редкие обычаи некоторых местных сообществ, на которые оказал влияние Восток. Все прочие письменные свидетельства либо не говорят об участии женщин в мистериях, либо прямо это опровергают. Так, например, у Псевдо-Плутарха есть высказывание, что «Митра ненавидит женщин» (цит. по: Иванов, 2004: 64). Кроме того, согласно Ф. Кюмону, на определенном этапе существования митраизм оказался тесно связан с культом богини Кибелы, который стал выполнять «женскую функцию» этой двуединой религии.

Вывод Ф. Кюмона, по-видимому, остается в силе и в сегодня. За все это время было всего несколько попыток оспорить его. Так, например, Дж. Фергюсон поддержал мысль Ф. Кюмона о том, что митраизм был теснейшим образом связан с женским культом Кибелы, и предложил теорию, что четвертая ступень посвящения культа Митры Leo («лев») и Lea («львица») это одна и та же ступень (Ferguson, 1954–1955). По мнению Дж. Фергюсона, митраисты, стремившиеся сделать свое учение всемирным, таким образом хотели расширить рамки культа, поэтому существование ступени посвящения «львица» вписывается в эту тенденцию. Дж. Фергюсон, не отрицая того, что митраизм был в первую очередь религией воинов и, соответственно, мужчин, считал, что культ пытался преодолеть кризис языческих верований в поздней Античности, привлекая в последователи не только исключительно мужчин, но и женщин, чтобы заявить о себе как о новой мировой религии. Поэтому Дж. Фергюсон вновь обращается к выводам Ф. Кюмона о тесной взаимосвязи культов Кибелы и Митры, образовавшейся, по мнению бельгийского ученого, в еще более древние времена, в иранский период развития культа, когда место Кибелы занимала персидская богиня Анахита (Ferguson, 1954–1955; Blawatsky, Kochelenko, 1966). Следовательно, можно предположить, что в условиях язычества мужской характер культа Митры уравновешивался женским божеством и привлекал в митраизм женщин через поклонение Кибеле.

Нельзя не сказать, что точка зрения Дж. Фергюсона подверглась незамедлительной критике. Дж. Тойнби, указав, что столь малое количество свидетельств посвящений женщин в предположительный статус «львицы» не может служить доказательством теории Дж. Фергюсона (Toynbee,

1955–1956: 108), посчитала его теорию надуманной, так как подавляющее большинство митраист-ских надписей посвящены только мужчинам (Vermaseren, 1956, 1960). И в современной исторической науке вывод, что в мистерии Митры женщины массово не вовлекались, является основополагающим. Например, в работе П.В. Иванова обосновывается, что женщины как представительницы иного мира, мира перемен и изменчивости судьбы, сознательно не включались в мистерии и, соответственно, не могли проходить ступени посвящения культа1.

Однако после выхода основополагающего труда в области мировой митраистики Ф. Кюмона появились новые археологические открытия, которые, возможно, позволяют по-новому проанализировать и оценить положение женщин в культе Митры.

Так, Дж. Дэвид считает достаточным количество фактов того, что женщины могли быть участниками мистерий, но не на постоянной основе, а эпизодически (David, 2000). Массовое и регулярное привлечение женщин не происходило не в силу какой-либо продуманной доктрины, а являлось результатом ряда неблагоприятных факторов. Также П.В. Иванов (2004), анализируя специфику культа Митры, приходит к выводу, что его мужской характер следует искать не в специально отвергающей женщин идеологии, а в суровости и аскетичности ритуалов и обрядов. Поэтому, безусловно, возникает вопрос: можно ли на основании новых данных пересмотреть сложившееся мнение о том, что митраизм исключительно мужская религия? Ответ на него мы постарались дать с опорой на имеющиеся на сегодняшний день исследования эпиграфических источников, в которых говорится об участии женщин в культе Митры.

Хотя интерпретация источников этого типа сопряжена с трудностями, они являются бесспорным свидетельством реальной практики культа. Чешский исследователь А. Халупа приводит перечень и анализ всех известных посвятительных надписей, связанных с этой темой (Chalupa, 2005). На основе анализа он выделяет десять надписей из корпуса М. Фермазерена (Corpus Inscriptionum et Monumentorum Religionis Mithriacae – CIMRM (Vermaseren, 1956, 1960)), где есть упоминание о женщинах в том или ином качестве. Он предлагает три критерия выделения таковых: 1) дарственная надпись сделана точно женщиной; 2) надпись должна быть посвящена богу Митре; 3) источник должен быть обнаружен в митрениуме или использован в митраистском контексте. Надпись, отвечающая первому и второму критериям, по его мнению, может рассматриваться как надежное свидетельство участия женщин в мистериях Митры. Учитывая, что только одна из десяти оцениваемых надписей соответствовала этому требованию, А. Халупа рассматривает надписи, отвечающие по крайней мере первому и третьему критериям, как возможные доказательства (Chalupa, 2005: 202–203).

Анализ А. Халупы показывает, что только четыре надписи из корпуса М. Фермазерена – № 705, 1034, 1483, 1980, возможно, подтверждают привлечение женщин к культу Митра, причем две из них (№ 705 и 1483), скорее всего, по мнению ученого, не имеют отношения к митраизму либо сделаны мужчинами (Chalupa, 2005: 203–207). Лишь две надписи (№ 1034 и 1980) доказывают то, что и женщины преподносили дары Митре, но были ли они посвящены в соответствии со ступенями митраизма – неизвестно (Chalupa, 2005: 208).

Изучив имеющиеся двухтомном корпусе М. Фермазерена надписи, мы не нашли дополнительных доказательств участия женщин в мистериях Митры. Также в имеющейся литературе нами не обнаружены упоминания о неполноте приведенных А. Халупой данных либо о новых открытиях женских посвятительных надписей. Поэтому мы полностью присоединяемся к выводам чешского ученого. Таким образом, эпиграфические свидетельства в целом надежно свидетельствуют в пользу традиционной версии.

Представляется, что если проанализировать все семь известных степеней посвящения митраизма, то мы сможем найти ответ на вопрос, почему женщины либо вообще не принимали участие в мистериях Митры, либо привлекались редко, случайно и, по-видимому, только в отдельных митраистских общинах. Обряд посвящения в мисты – один из самых таинственных и засекреченных, по сути, является самым важным, так как после инициации человек становится адептом культа. Только после ритуала посвящения адепт прикасался к мистическим знаниям, получал право на помощь бога Митры в земной жизни, а также приобретал бессмертие в будущем. Инициация обеспечивала отличие от всех остальных людей, которые не принадлежали к последователям солнечного бога, отделяла его от прошлой жизни, в которой он не имел возможности рассчитывать на поддержку Митры ни в этой жизни, ни в следующей. Митраистская инициация – обряд, меняющий жизнь посвященного и разделяющий ее на две части: до посвящения и после него. Изменялся его статус, прежний человек символически умирал и возрождался в новом качестве. У Апулея, автора знаменитых «Метаморфоз», мы можем найти намеки на то, как происходило посвящение1. Но и они касаются больше приготовлений к самому ритуалу, чем описания самого таинства, поскольку ее внутреннюю суть бережно охраняли от непосвященных. Однако, несмотря на это, от Апулея, хотя и в завуалированной форме, мы можем узнать, что, по-видимому, основополагающим в обряде посвящения является ритуальная смерть и возрождение в качестве миста, т. е. приверженца бога Митры. Непосредственно о действиях в момент инициации римский философ не сообщает, тем не менее можно детально узнать о приготовлениях к таинству посвящения в адепты. Они связаны с ограничениями и запретами пищевого и сексуального характера. Кроме того, дата посвящения не зависит от желаний и возможностей того, кто хочет обратиться в культ Митры. Перед процедурой служителю культа, который ее проводит, должно было явиться некое знамение. Это подтверждают эпиграфические свидетельства, известные на сегодняшний день. Так, в корпусе М. Фермазерена записи № 527 и 704 свидетельствуют об еx viso («по видению») (Beskow, 1978).

О семи ступенях посвящения культу Митры мы черпаем сведения из эпиграфических и иконографических источников. Нарративные источники практически ничего не сообщают об этом, либо упоминания противоречивы. Благодаря эпиграфическим и иконографическим данным мы имеем сведения с описанием всех семи ступеней митраизма, покровительствующих им символов и планет. Остийский митреум Фелициссима и римский Санта-Приска дали исторической науке феноменальные надписи, которые позволяют представить все этапы посвящения. Вверху иерархии посвящения стоит Pater (Отец), затем Heliodromus (гонец Солнца), Perses (перс), четвертая ступень – Leo (лев), следующая – Miles (воин), Nymphus (жених) и низшая – Corax (ворон) (CIMRM: 299, 480; Beskow, 1978: 8). Все семь степеней посвящения носят исключительно мужские названия, что еще раз подтверждает точку зрения о почти исключительно мужском характере культа Митры.

В эпиграфических источниках помимо членов иерархии встречаются и такие категории жрецов, как Sacerdotes (сацердоты – жрецы), Hieroceryx (иероцериксы – священные вестники), Religiosissimo (благочестивые) и Antistes (антисты) (CIMRM: 521, 579; Beskow, 1978: 10). Например, сацердоты известны и в других культах (Великой матери, или Исиды). Видимо, это некий собирательный термин для человека, который занимается организационными и распорядительными действиями в храмах во время отправления культа. Естественно, в митраизме, где знания тщательно охранялись, управлять организацией ритуалов мог только посвященный в ту или иную степень мист. У М. Фермазерена мы находим тому подтверждение: один и тот же человек мог иметь определенную степень посвящения и быть сацердотом, антистом или и тем и другим одновременно. Так, анализируя надписи № 622, 522, 313 и 315 CIMRM, можно увидеть, что некий Валерий Мегист одновременно являлся в культе Митры и Отцом (степень посвящения), и сацер-дотом (должностная обязанность). Антистом и Отцом параллельно был Руфий Сабин. Интересно, что Валерий Геракл – сацердот в одной из надписей, в другой упомянут как антист, но в обоих надписях он фигурирует и как Отец. Церелий Иероним упоминается и как Отец, и как ан-тист, и как сацердот (CIMRM: 282). По мнению Е.М. Штаерман, понятие Religiosissimo (благочестивые) можно трактовать как принадлежность к религиозной коллегии (1987: 97). Кроме того, нужно заметить, что надписи, засвидетельствовавшие эти титулы, относятся к мужчинам. Это еще раз подтверждает мужской характер культа.

Мы располагаем описанием всех семи степеней посвящения, но почти ничего не знаем непосредственно о самом ритуале инициации. Григорий Назианзин сообщает, что перед посвящением будущих мистов истязали, затем их ждало испытание огнем (Gregorii Nazanzeni, Theologi Orationes novem elegantissimae, I, 52 (Иванов, 2004: 66)). Для человека, который собирается пройти обряд посвящения, по сообщениям Псевдо-Августина, требуется 50 дней поста, 2 дня бичевания и 20 дней в снегу (Иванов, 2004: 66). Столь суровые испытания выдержать может только физически сильный и здоровый мужчина.

Однако возникает вопрос: проходили ли посвящаемые все эти испытания буквально. О том, что испытания могли носить символический характер отчасти или полностью, говорит упоминание об использовании в ритуале снега. Конечно, в Северной Италии это возможно, но с трудом представляется снег в Сирии. Но если учесть, что обряды посвящения другим богам того времени были более жестокими, например кастрация в культе Кибелы, то такие испытания перед посвящением в культ Митры не кажутся особенными. Согласно надписям в корпусе М. Фермазе-рена, большое количество митраистов имели высшую степень посвящения Отец, значит, можно сделать вывод, что испытания инициации был не слишком суровыми, поскольку количество посвященных было значительным (Иванов, 2004: 66). Митре поклонялись и сами императоры Рима, такие как Юлиан и Коммод. Тем не менее в любом случае эти испытания были аскетичными и требовали от будущего миста выносливости, бесстрашия, преодоления боли и страха, т. е. тех качеств, которые в древности ассоциировались прежде всего с мужчинами.

Нельзя не отметить, что в иконографии митраизма встречаются женские изображения – статуя Гекаты в сирийском митреуме Сидон и в Санта-Приске в Риме. Известны также голова Венеры в Санта-Приске, голова Минервы в лондонском митреуме, скульптура Венеры в испанской Мериде и многие другие женские изображения. Но это не может служить доказательством присутствия женщин в митраизме. Это проявление синкретизма в религии Античности и, возможно, некие эстетические воззрения. Сами по себе изображения женских элементов не говорят о необходимости участия женщин в ритуалах и обрядах митраизма.

Нельзя не упомянуть, что в рельефах тавроктонии митраизма часто встречается такое женское начало, как Луна, обычно ее изображают в виде женской головы. Но учитывая, что Митру, как правило, отождествляют с Солнцем, то в сцене тавроктонии, когда быка приносят в жертву, это изображение может означать победу Солнца над Луной. Возможно, это и акт созидания и спасения, сила Митры создает земную жизнь и приносит спасение, что не зависит от его способности победить лунного быка как представителя женского божества (Чистяков, 2023). Соответственно, даже в таком аскетичном культе женское начало могло играть особенную роль, но и это не говорит о необходимости участия женщин непосредственно в мистериях.

Еще одна из причин исключительно мужского характера мистерий может скрываться и в мифе о рождении Митры. Бог из камня, рожденный из камня – повсеместно встречающая иконография в митреумах. Скала, которая дала жизнь богу Митре, называется Petra Gehetrix, т. е. порождающая скала. Возможно, именно рождение Митры не женщиной, а неодушевленной скалой и обеспечивает его неподчинение человеческим правилам, божественность и, соответственно, неподчинение женщинам.

Полагаем, что причины, по которым женщины исключались из мистерий или практически не вовлекались в проведение культовых ритуалов, могут заключаться в следующем. Во-первых, в Риме это был культ, распространенный преимущественно среди солдат, ценивших перечисленные качества и возводивших их в абсолют, что затрудняло проникновение в него женщин. Во-вторых, причину исключительно мужского характера мистериального культа Митры нужно искать в его истоках, находящихся за пределами Римской империи. В этом могут помочь свидетельства о мужских союзах в Северном Причерноморье и находки терракотовых статуэток с изображением бога Митры на Боспоре, хронологически более ранние, чем римские, о чем идет речь далее.

Если эпиграфические, нарративные и археологические источники убеждают в том, что поклонение Митре было прежде всего мужским, то необходимо выяснить причины этого явления. Обратимся к истокам проникновения культа в Римскую империю. Бог Митра в древнеиранской традиции прежде всего бог справедливости, договора и небесного света. Благодаря тому что воины поклоняются этому божеству, он оказывает им покровительство и помогает победить. Митра – бог правды, который жестоко наказывает обманщиков (согласно Авесте – священному тексту зороастризма (Михр-яшт1)). Одной из главных функций бога Митры выступает контроль за соблюдением договора, т. е. реализация властных функций, земные цари также получают от него власть2. Таким образом, безусловно, Митра имеет качества, которые всегда ценились прежде всего в армии, что, возможно, и делает его мужским божеством, поскольку в Риме он был прежде всего популярен именно в солдатской среде.

Учитывая, что в Рим мистерии пришли на рубеже I–II вв., возникает очевидный вопрос об источнике их возникновения. Можно предположить, что культ Митры пришел в Римскую империю с территории Боспорского государства. На Боспоре находки, свидетельствующие о проникновении в Северное Причерноморье культа Митры, датируются II–I вв. до н. э., намного раньше, чем в Римской империи. По мнению шведского ученого П. Бескова, митраизм на Боспоре зародился среди синдских фиасов (Beskow, 1978: 10). Фиасы – сообщества, религиозные союзы на Боспоре, возглавляемые местной знатью, отчасти фиасы выступали в роли местного управления. По мнению В.Д. Блаватского и Г.А. Кошеленко (Blawatsky, Kochelenko, 1966), наиболее почитаемым в боспорских фиасах был культ Бога Высочайшего, синкретический по своей природе, вобравшего в себя и египетского Сабазия, и Фракийского всадника, и Митру, и некоторых других богов.

М.И. Ростовцев одним из первых обратил внимание на фиасы Боспорского царства, подчеркнув их важность во всех сферах жизни того времени и уточнив их состав: это были купцы и воины (1989: 128). Боспорские фиасы состояли только из мужчин, исходя из дошедших до нас списков их членов. Данные объединения носили замкнутый характер, отличались эзотеричностью и замкнутостью (количество участников одного фиаса составляло около 15–20 человек). Члены фиаса именовали себя адельфами, ими руководил человек с титулом Отец. По сути, данная система схожа с митраистскими общинами в Риме, но хронологически возникла намного раньше.

В связи с темой нашей статьи необходимо рассмотреть теорию Г.А. Кошеленко. Он рассматривает иконографические схемы изображений бога Митры на примерах известного археологического материала в разные периоды в различных географических локациях и выделяет боспорскую схему (Blawatsky, Kochelenko, 1966). Г.А. Кошеленко связывает находки (терракотовые статуэтки, которые изображают сцену тавроктонии) при раскопках Пантикапея, а чуть позже и Мирмекия с поклонением синкретическому богу Митре-Аттису. Датированы данные археологические артефакты приблизительно I–II в. до н. э., т. е. как минимум за несколько десятилетий, если не веков до начала активного поклонения богу Митре в Римской империи (Blawatsky, Kochelenko, 1966: 10). Статуэтки, изображающие Митру, были изготовлены в местной мастерской, которая была расположена в Пантикапее, следовательно, поклонение данному религиозному культу было популярно. Более поздняя находка в Мирмекии (статуэтка Митры) датируется началом I в. до н. э. – I в., находка в поселении Полянка, которая точно датируется первой половиной I в до н.э., по нашему мнению, являются предшественниками развития митраизма в Римской империи, так как схожи с рельефами сцен тавроктонии. Если учесть, что посвящение в таинства Митры в империи не предполагало отказа от веры в других богов, то и здесь можно увидеть связь с синкретическим богом Митрой-Аттисом на Боспоре. Пластичность и наслоение верований способствовали его лучшей адаптации в новой среде. Митра для своих адептов, безусловно, был выше всех богов, но это не создавало проблем для связи и с другими культами, например Кибелы и Аттиса.

Конечно, до сих пор дискуссионным остается вопрос: действительно ли фигурки изображают именно Митру. Хотя изображенная на них сцена имеет много сходных черт с митраистской иконографией (юноша во фригийском колпаке, участвующий в тавроктонии), она имеет и заметные отличия (обнаженный главный герой, который лишь занес руку для решающего удара, а не совершил его). Такие особенности послужили аргументом для того, чтобы посчитать, что артефакты изображают бога Аттиса. Но Г.А. Кошеленко убедительно доказывает их принадлежность к синкретическому культу Митры на Боспоре (Blawatsky, Kochelenko, 1966: 20).

Если допустить, что проникновение митраизма в Римскую империю происходило именно через «посредничество» Боспорского царства, то можно определенно предположить, что именно там он приобрел подчеркнуто маскулинный характер, не свойственный ему в иранской традиции. Более того, именно синкретизм культа этого божества на Боспоре, обусловленный не только восточным, но и эллинским влиянием (синды были сильно эллинизированы), позволил ему проникнуть и в римскую религиозную жизнь.

В заключение можно сказать, что устоявшееся мнение о маскулинном характере митраизма, высказанное еще Ф. Кюмоном, подтверждается современными научными данными и поводов для его пересмотра нет. Два спорных примера из литературных источников имеют альтернативное объяснение или, вероятно, являются следствием ошибки переписчика; эпиграфический материал дает всего несколько недостоверных примеров участия женщин в митраистском культе. Причины исключения женщин из мистерий различны: от суровости вступительных испытаний, идущих еще от маздеистского периода бытования митраистского культа, до повышения маскулинных тенденций в поздней Античности. Среди них, как было показано в статье, правомерно выделить еще одну, на наш взгляд, решающую, так как она характеризует период начального генезиса культа, его основ, которые позже влияли на его специфику на протяжении всей его истории: культ бога Митры в Римской империи формировался, возможно, из различных географических точек. Одна из них – Боспорское государство, где митраизм был распространен в среде купцов и представителей армии, что говорит о своеобразной форме мужских и военных союзов со свойственным им исключением женщин из ритуальной практики.