Митрополит Никодим (Ротов) и «нежелательный застой» в ученых работах наставников Ленинградской Духовной Академии в 1960‑х гг.

После возрождения Ленинградских Духовных Академии и Семинарии в 1945– 1946 гг. руководство духовных школ попыталось реализовать самые высокие стандарты, опираясь на требования дореволюционных уставов духовных школ, в сфере научной аттестации членов профессорско- преподавательской корпорации. Речь шла, во-первых, о сохранении дореволюционной системы научной аттестации, включающей три степени: кандидат богословия, магистр богословия и доктор богословия, церковной истории или церковного права. Во-вторых, предполагалось, что все преподаватели, в случае отсутствия у них ученых степеней, в самые кратчайшие сроки, после включения в штат, должны были написать и защитить сначала магистерские, а потом и докторские диссертации. Действительно, уже в первые годы состоялось несколько успешных защит магистерских и докторских диссертаций1. Однако со временем ситуация стала меняться и наставники, в том числе и молодые, только что окончившие Академию, не спешили писать и защищать магистерские исследования, не говоря уже о докторских диссертациях. Именно на такое положение дел было обращено внимание священноначалием — Учебным комитетом, патриархом Алексием I (Симан-ским) и митрополитом Никодимом (Ротовым).

В 1964 г. Учебный комитет, рассмотрев отчет о состоянии ленинградских духовных школ за 1963–1964 учебный год, обратил внимание на отсутствие магистерских диссертаций у ряда преподавателей Академии:

«Обращает на себя внимание некоторый научный “застой” среди наставников Академии, под которым Учебный Комитет разумеет неподачу наставниками Академии работ на соискание ученой степени магистра богословия, так:

• 1 ., Некрасов В. А. работает в Академии с 1948 г., т. е. 16 лет,

• 2 ., Зеленецкий И. И. работает в Академии с 1949 г., т. е. 15 лет,

• 3 ., Игнатов П. П. работает в Академии с 1952 г., т. е. 12 лет,

• 4 ., Матвеев А. М. работает в Академии с 1951 г., т. е. 13 лет,

• 5 ., Протоиерей Стойков В. И. работает в Академии с 1955 г., т. е. 9 лет,

• 6 ., Протоиерей Белевцев И. И. работает в Академии с 1955 г., т. е. 9 лет.

Перечисленными наставниками Академии до сих пор не подано научных работ, хотя прошли все льготные сроки для представления таковых»2.

Данный отчет был утвержден патриархом Алексием I (Симанским), поэтому Совет Ленинградской Академии не мог на него не отреагировать. Данная резолюция о «нежелательном застое в ученых работах наставников академии» была рассмотрена в Академии на заседании Совета 22 октября 1964 г. К этому времени четверо из указанных наставников представили свои объяснительные записки, являвшиеся по сути отчетами о научной работе за предыдущие годы. Эти тексты, считаем, являются важным источником по изучению особенностей преподавательской и научноисследовательской деятельности в ленинградских духовных школах в 1950–1960-х гг.

Самую подробную объяснительную в виде отчета о своих научных занятиях представил Павел Пантелеимонович Игнатов3. Будучи доцентом по кафедре канонического права, он подошел к данному вопросу максимально строго, разделив свой ответ на две части. В первой были рассмотрены вопросы по существу, а во второй то, что касалось непосредственно его деятельности.

Во-первых, Игнатову не понравился список «застойных» наставников. В присланном перечне, по его мнению, были указаны имена далеко не всех наставников, которые также должны были написать и защитить магистерские диссертации.

Следующий пункт представляет особую ценность, т. к. имеет отсылку к дореволюционным уставам духовных академий. Речь идет о положении, касающемся сроков подачи магистерских диссертаций: «хотя прошли все льготные сроки для представления таковых». И Игнатов вполне справедливо говорит о том, что в действующем академическом уставе нет ни слова о нормальных и льготных сроках на представление ученых, в данном случае магистерских, исследований. Дело в том, что академическими уставами, например, 1884 и 1910 гг. предписывалось в течение двух лет после назначения на кафедру подготовить и защитить магистерскую диссертацию для окончательного утверждения в занимаемой должности⁴.

Далее Игнатов приводит довольно любопытные сведения для истории духовного образования и богословской науки в советский период. Приведем эту часть его записки полностью: «Учредители новых духовных школ видели в духовной академии не научно-исследовательский институт, а учебное заведение, призванное воспитывать образованных пастырей церкви. Учредители находили, “что прежние духовные академии слишком увлекались научно-образовательной работой в ущерб воспитанию пастырства” (см. книгу “Патриарх Сергий и его духовное наследство” 1947 г., стр. 384). Сам патриарх Сергий усматривал в этом “органический порок” старой академии. Однако, первые руководители восстановленных духовных школ слишком скоро укрепились в решимости “повысить уровень духовной школы, имеющей стать (по их мнению — Игн.) с течением времени центром научно-богословской мысли всего православного мира ” (См. там же, стр. 389 )».

Приводя данные цитаты из известной тогда книги, Игнатов выражал в том числе и свой скепсис по поводу возможности добиться в ближайшей перспективе приличных результатов в области богословской науки. И связано это было с тем, что, во-первых, в Академию поступали плохо подготовленные студенты, имевшие за плечами всего лишь 7 классов. Во-вторых, если говорить о преподавательском составе, то б о льшая часть наставников являлись или выпускниками дореволюционной Академии, или выпускниками заграничных богословских институтов. И при таких условиях говорить об Академии как «центре научно-богословской мысли всего православного мира» можно будет только спустя время, и время очень продолжительное. И далее Игнатов приводит довольно любопытный сюжет из академической жизни: «Недаром бывший Председатель Учебного Комитета Московской Патриархии протопресвитер Колчицкий, будучи у нас в профессорской комнате, возмущался тем, что “и он носит кандидатский значок, и такой же значок выдается какому-нибудь заочнику с семиклассным образованием ”. Конечно, отсюда не так уж далеко, добавим от себя, и до “ магистра с семиклассным образованием ”»⁵.

Завершает этот общий раздел своей объяснительной записки Игнатов некоторого рода критикой в адрес тех, кто упрекал в том числе и его за не предоставление магистерской работы: « Вообще же говоря, какой может быть срок для ученой работы?

Например, для сравнения текста кумранской рукописи и книги пророка Аввакума? Бумажное же украшение Академии в виде скороспелых и несамостоятельных диссертаций не изменит и не заменит качества людей и образовательной сущности академий »⁶. И здесь с почтенным наставником можно только согласиться. Написать в течение двух или даже чуть большего срока серьезную и обстоятельную научную работу довольно сложно. И дореволюционный период в истории богословской науки, полный различных конфликтов между Св. Синодом и профессурой духовных академий, является ярким тому подтверждением.

Вторую часть записки Игнатов посвятил собственным научным трудам. Так, он отмечает, что еще 12 июня 1953 г., т.е. через год после окончания Академии, он представил Совету свой отчет профессорского стипендиата по кафедре канонического права (на 155 машинописных страницах) и просил Совет признать собранные им научные материалы, подробно охарактеризованные в отчете, достаточными для обобщения их в виде магистерской диссертации на тему: «Русская Кормчая Книга как исторический памятник и источник церковного права». Эта тема была близка теме его кандидатского сочинения: «Источники церковного права в изучении виднейших русских канонистов XIX века». Однако Совет данную просьбу отклонил.

С сентября 1953 г., по распоряжению Учебного комитета и постановлению Совета академии, Игнатов читал лекции по каноническому праву на IV курсе Академии и одновременно исполнял обязанности секретаря Совета Академии и семинарии. В том же году ему было присвоено звание доцента. При этом Игнатов обратил внимание, что и до академии он много занимался преподавательской работой: «Я не был новичком в педагогической работе : до революции я преподавал законоведение в частном реальном училище и в торговой школе , один год был учителем одноклассной образцовой школы; после революции — преподавал криминалистику на юридических курсах в г. Ростове н/Д (для следователей и судей), а перед поступлением в Академию (1948 г.) состоял преподавателем Истории с 5 по 10 класс в Манглисской средней школе; имел я некоторый опыт и в научной работе , т.к., при окончании Юрид[иче-ского] факультета в Юрьеве, получил диплом I степени и серебряную медаль за сочинение “Торговые трактаты России” у проф. В. Э. Грабаря»⁷.

Далее Игнатов указывает, что чтение лекций и одновременная работа над магистерским сочинением являются большим трудом, предполагающим не только знания, умение и желание, но и определенные условия, а также время. В пятидесятые же годы, т. е. в период становления возрожденной духовной школы, по словам Игнатова, именно времени как раз и не хватало многим преподавателям, в том числе и ему. Особенно очень много времени отнимала должность секретаря Совета, т.к. приходилось оформлять частые и бурные его заседания. Также много сил уходило на руководство авторами кандидатских сочинений, воскресные чтения студентам, зачеты, приемы заочников и отдельные поручения Совета.

Отдельно Игнатов остановился на кандидатских диссертациях. Он отметил, что за одиннадцать лет его работы в Академии студенты взяли у него для кандидатских сочинений свыше двадцати тем. Из них одиннадцати студентам уже присуждена степень кандидата богословия; два студента-стационара писали работы в текущем 1964–1965 учебном году; 5 заочников работали над сочинениями на месте своей службы; один студент — с 7-ми классным образованием — не справился со взятой темой, некоторые выбыли из Академии. И далее на основании личного опыта работы со студентами над кандидатскими диссертации Игнатов рисует несколько неприглядный портрет тогдашних студентов Академии как ученых: «Современный наш студент, как известно, это не студент старой академии; нашему студенту мало только дать тему; ему надо все указать и рассказать — где что взять, самую технику работы показать, помочь составить план по теме и по материалам, все проверять и исправлять уже в процессе его работы, иначе сочинение не получится. Большинство этих юношей без достаточного общего развития, — они не умеют своими словами передать чужую научную мысль, — они или списывают (без кавычек, — плагиат), или вся работа их состоит из кавычек (мозаика), в этом случае им принадлежат одни самостоятельные связки, взятые из статей старых журналов, — “остановимся” на то-то, “рассмотрим” тот-то, “нам остается разобраться” и т.д. Иногда они утрачивают элементарное ученое смирение, мечтают, например, об открытии или о сличении древних славянских рукописей (не зная ни славянского, ни русского языка как следует). А работа преподавателя, — кропотливая возня с таким “ученым мужем”, нигде не учитывается и не может быть учтена».

Затем Игнатов честно признается, что он довольно строго относится в том числе и к коллегам, которые представляли на соискание ученых степеней доктора или магистра богословия свои сочинения. Речь шла о магистерских работах архимандрита Леонида (Полякова), протоиерея Андрея Сергеенко и докторской диссертации профессора А. И. Иванова8. На все эти работы Игнатов написал довольно критичные отзывы, что, по его собственному признанию, потребовало от него предварительного тщательного изучения сравнительно больших трудов названных диссертантов

Также за истекшее десятилетие Игнатов опубликовал несколько статей в «Журнале Московской Патриархии» (большую статью о митрополите Филарете (Дроздове) и ряд небольших статей о событиях из жизни Академии) и «Голосе Православия» (в № 8–12 за 1953 г. «Каноническая страничка из истории Юго-Западной Руси XVII в.» и в 1963 г. «О кандидатских диссертациях студентов Ленинградской Духовной Академии за 1962 г.»). Кроме того, осталась ненапечатанной в «Журнале Московской Патриархии» статья 1957 г. на 12 страницах «Канонические замечания на статью о Вселенских соборах и Символе» (см. № 9 «Журнала Московской Патриархии» за 1956 г.).

Регулярно приходилось Игнатову по поручению священноначалия исполнять разного рода поручения: в 1954 г. по поручению епископа Михаила (Чуба) составил канонический обзор постановления о Финляндской Православной Церкви (Финляндского Правительства) (14 стр.); в 1956 г. по поручению митрополита Елевферия участвовал в качестве секретаря особого совещания о порядке приема 11 иностранных делегаций и составил протокол на 13 стр.; в том же 1956 г. по заданию из Московской Патриархии составил доклад об обрядах для дискуссии с англиканской делегацией (19 стр.); в 1959 г. участвовал в дискуссии со старокатолической делегацией и составил отчет (9 стр.); в 1960 г. по поручению ОВЦС написал доклад «Кодификация священных канонов и канонических распоряжений» (20 стр.), за который получил благодарность председателя ОВЦС митрополита Никодима (Ротова); в 1961 г. участвовал на приеме сербской делегации с патриархом Германом; в 1962 г. участвовал в дискуссии «Учение о Предании и преданиях» с делегацией богословов Вселенского Совета Церквей Департамента «Веры и устройства».

В рамках преподавательской деятельности составлял и выступал в том числе со специальными лекциями перед всеми учащимися. В 1957 г. составил дополнение к конспекту по каноническому праву «Основные понятия общей теории права» (15 стр.); в том же 1957 г. составил вступительную лекцию для студентов III курса по каноническому праву «Каноническое право, каноны и церковная жизнь» (23 стр.), которая по предложению митрополита Елевферия (Воронцова) была прочитана как одно из воскресных чтений всем учащимся; в 1961г. по поручению Совета составил и прочитал доклад о поэте И. С. Никитине и его творчестве (21 стр.).

Отдельно Игнатов остановился на состоянии своего здоровья, которое, особенно после перенесенного в 1963 г. инфаркта, не позволяло заниматься написанием магистерского исследования. В отчете ничего не было сказано о планах написать и защитить магистерскую диссертацию.

Доцент Владимир Афанасьевич Некрасов9 представил развернутый ответ, состоящий из 11 пунктов (во-первых, во-вторых и т. д.), в котором он отмечает, что свои лекции по церковной археологии для студентов III и IV курсов Академии он ежегодно «освежает» новыми материалами из вновь выходящих работ по истории искусства и имеющих отношение к данному предмету. Другими словами, Владимир Афанасьевич доводил до сведения начальства, что он внимательно следит за издаваемой в стране литературой.

Много времени забирала подготовка докладов, с которыми Некрасов очень часто выступал перед учащимися во внеурочное время. Вот только некоторые темы: «Страшный Суд в византийском и древнерусском искусстве», «Воскресение Христово в византийском и древнерусском искусстве», «В. М. Васнецов и его религиозная живопись», «Андрей Рублев (к 600-летию со дня рождения)», «А. П. Чехов и русское духовенство (к 100-летию со дня рождения)», «Рафаэль Санцио», «Леонардо да Винчи», «М. И. Кутузов (ко дню Красной Армии)», «Казанская икона Божией Матери во Владимирском соборе Ленинграда (историко- археологический очерк)» и мн. др.10

Некоторые доклады (например, о Чехове (50 машинописных страниц) и Казанской иконе (8 страниц)) в переработанном виде Некрасов отправил в редакцию «Журнала Московской Патриархии», но они не были приняты к печати, ввиду своей, как предположил сам автор, неактуальности. Этот пункт является чрезвычайно важным по нескольким причинам. Во-первых, получалось, что написать статью (информационную, научную) едва ли не для единственного в стране церковного журнала11 можно было лишь по предварительной договоренности с редакцией. Во-вторых, публикация статей на тему, относящуюся к сфере научных интересов ученого, не была гарантирована, а это существенным образом могло снизить и, скорее всего, снижало мотивацию исследователя в деле дальнейшего написания научных статей — зачем писать, если никто не опубликует? В лучшем случае напечатанный в виде машинописи текст будет размещен на библиотечной полке в библиотеке, где его впоследствии возьмут почитать, если повезет, один-два студента.

9 октября 1958 г. Некрасов произнес подготовленную им актовую речь «СвятоТроицкий собор Александро- Невской лавры», объем которой составил 20 страниц. В 1963 г. им была направлена в редакцию «Журнала Московской Патриархии» статья на 25 машинописных страницах «Св. благоверный великий князь Александр Невский. (К 700-летию со дня кончины)». Статья была опубликована, но, как сожалеет автор, со значительными сокращениями. Из числа других публикаций Некрасов упоминает напечатанные в 1962 г. две статьи: «Николо- Богоявленский собор в Ленинграде» (К 200-летию со дня освящения) и «Князь Владимирский собор в Ленинграде».

На момент написания записки Некрасов заканчивал учебное пособие для студентов Академии «Церковное искусство средневековья: романский и готический стиль». Владимир Афанасьевич также сообщает, что за все время работы ему пришлось составить немало отзывов на кандидатские сочинения студентов, в том числе и по заочному сектору. При этом исследования, которые ему приходилось рецензировать, были написаны на самые разные темы: по церковной археологии, византологии, гомилетике, истории Древней Церкви, истории Русской Церкви, апологетике, каноническому праву, аскетике, Ветхому Завету и истории западных исповеданий. Очевидно, что при таком разнообразии богословских дисциплин отзывы на кандидатские сочинения требовали от наставника очень много времени и усилий. Также Некрасов составил отзывы на магистерские работы по истории Русской Церкви А. И. Макаровского и по аскетике архимандрита, впоследствии митрополита, Леонида (Полякова), а также отзыв на работу архиепископа Сергия (Ларина) об автокефалии Грузинской Церкви.

Что касается административной работы, то много времени и энергии отнимала у Некрасова воспитательная работа, которую он исполнял на момент написания данного отчета в течение 11 лет. На этой должности в его обязанности входило обязательное присутствие не менее дух раз в неделю на вечерних занятиях своего воспитательного класса, консультации учащихся по разным учебным предметам, проведение с ними бесед на разные темы религиозно-нравственного содержания и общеобразовательного характера, разбор конфликтов между учащимися, проведение с ними экскурсий в Эрмитаж, Русский музей, в ленинградские соборы и церкви, участие в заседаниях Воспитательного совещания, ведение личных дел учащихся, составление на них характеристик, написание отчетов о работе. В 1960-1961 гг. Некрасов также состоял секретарем Совета и Распорядительного собрания. В течение ряда лет входил в состав Библиотечной комиссии и поэтому должен был пересматривать много разных книг и брошюр на предмет выделения в особый фонд тех из них, которые не рекомендовались для использования учащимися12.

Чего не сказал доцент Некрасов в своей записке, так это того, предполагает ли он все же вернуться к написанию магистерской диссертации и если да, то на какую тему он планирует написать свое исследование. Отсутствие данной информации позволяет предположить, что на тот момент времени Некрасов не планировал писать магистерскую работу.

Протоиерей Иоанн Белёвцев13 в ответ на запрос составил «Краткий отчет о научнопреподавательской деятельности за истекшее десятилетие 1954–1964 гг.». В отчете он сообщал, что, окончив Академию в 1954 г. со степенью кандидата богословия за диссертацию на тему «Общественное служение Господа нашего Иисуса Христа в Галилее. (Историко-экзегетический очерк по Евангелию)», он был оставлен профессорским стипендиатом по кафедре Священного Писания Нового Завета на 1954–1955 учебный год. Другими словами, будущий преподаватель отечественной церковной истории изначально специализировался по библеистике и был готов преподавать именно Священное Писание Нового Завета.

В течение стипендиатского года о. Иоанн под руководством протоиерея Михаила Сперанского проштудировал основные учебные руководства и пособия по своему предмету. Речь идет о работах Д. П. Боголепова («Руководство к толковому чтению Четвероевангелия и Книги деяний апостольских»), А. В. Иванова («Руководство к изучению Нового Завета. Апостол»), протоиерея Александра Горского («Образование канона священных книг Нового Завета»), протоиерея Павла Матвеевского («Евангельская история»), М. В. Барсова («Сборник статей по истолковательному и назидательному чтению Четвероевангелия с библиографическим указателем» в двух томах), епископа Михаила (Лузина) («Академические чтения по Св. Писанию Нового Завета» в трех частях), Б. И. Гладкова («Священная история Нового Завета»), «Толковой Библии» А. П. Лопухина и др. По итогам годовой работы были представлены отчет (42 машинописные страницы), а также небольшое историко-экзегетическое исследование, являющееся продолжением темы кандидатской диссертации и охватывающее второе пребывание Господа Иисуса Христа в Капернауме и второе путешествие Его с проповедью Евангелия по Галилее (219 машинописных страниц)14.

Теоретически, через год-второй, о. Иоанн мог бы завершить свой труд, сведя воедино разрозненные части, и представить свое исследование на соискание степени магистра богословия. Однако уже в период стипендиатства, т. е. с сентября 1954 г. о. Иоанн был назначен помощником инспектора Академии, а также временно, в течение трех лет, замещая профессора А. И. Макаровского, преподавал в семинарии историю Русской Церкви, что составляло 8 часов в неделю. В этой связи о. Иоанн прямо написал в записке следующее: «Суточные дежурства, изучение обширной литературы нового предмета, подготовка к урокам отнимали много времени. В это время я продолжал заниматься экзегетикой и работал над темой: “Историко-экзегетический анализ повествований евангелистов о галилейском периоде общественного служения Господа нашего Иисуса Христа”, являющейся углублением и дальнейшем развитием указанных выше моих историко-экзегетических работ, хотя сделать многого, за отсутствием свободного времени, не смог, а вскоре и совсем прекратил работу в связи с новыми поручениями»15.

Действительно, в 1957 г. Совет Академии поручил о. Иоанну читать лекции по гомилетике, что сопровождалось в том числе тяжелым трудом по вычитке многочисленных проповедей, продолжавшимся в течение двух лет. В этот период о. Иоанн подготовил небольшой труд по гомилетике на тему «Высокопреосвященный Митрополит Крутицкий и Коломенский Николай (Ярушевич) и его проповедническая деятельность» (84 страниц машинописи и 30 страниц от руки). Это была его пробная лекция на должность доцента. К сожалению, данный труд не удалось найти в академической библиотеке.

В сентябре 1959 г. о. Иоанн был назначен на кафедру истории и разбора русского раскола и сектантства. Через два года последовало новое назначение на кафедру истории Русской Православной Церкви. Учитывая частые переводы и новые назначения, о. Иоанн не мог знать, что этот предмет он будет преподавать вплоть до начала XXI столетия. Безусловно, никто не освобождал наставников Академии и о. Иоанна в том числе от научного руководства и обязанностей рецензента. За истекшее десятилетие им уже было написано 26 рецензий на кандидатские диссертации и 1 рецензия на магистерскую работу. В это же время о. Иоанном было подготовлено к печати несколько статей (как видно из названий и содержания, «под заказ», т. е. к юбилейной дате и в связи с текущей политической обстановкой), которые и были опубликованы на страницах «Журнала Московской Патриархии»: «Остромирово Евангелие 1056–1057 гг.» (ЖМП. 1956. № 7), «Идея мира в литургии Православной Церкви» (ЖМП. 1961. № 4). Последняя статья была также напечатана в «Голосе Православия» на немецком языке.

Завершает свой отзыв о. Иоанн в свойственной ему манере: «В связи с дуновением свежего ветерка, который я рассматриваю для себя как благоприятный, Богу содействующу, я надеюсь благополучно переплыть свой безбрежный литературный и архивный океан, а при снисходительном отношении оппонентов к моим научным немощам не разбиться вдребезги на рифах магистерского коллоквиума и получить магистерский золотой знак за диссертацию, рабочее название которой “Высокопреосвященный Митрополит С.- Петербургский и Ладожский Антоний Вадковский и его связи как Представителя Русской Православной Церкви с зарубежным христианским миром”. Сие буди, буди!»16.

В самой краткой по объему объяснительной записке протоиерей Василий Стойков17 сообщал, что в настоящее время он работает над текстом магистерской диссертацией на тему «Преп. Исидор Пелусиот и его время». Что же касается обстоятельств, препятствующих скорейшему завершению дела, то и здесь, вполне ожидаемо, была указана большая академическая загруженность. Так, из текста записки следует, что за весь период преподавания с 1955 г. о. Василий уже написал рецензии на 17 кандидатских сочинений, четыре учебных пособия и одну докторскую диссертацию. Кроме того, ежегодно он давал три темы для студентов и рецензировал впоследствии их семестровые сочинения, а также проверял более 200 других письменных работ. Особо о. Василий отметил, что он разработал самостоятельный курс по истории славянских Церквей и представил в библиотеку Академии свой конспект лекций по истории Болгарской Православной Церкви (225 стр.). К сожалению, в настоящее время этот конспект в академической библиотеке обнаружить не удалось. Остается надеяться, что сохранилась его копия в многочисленных бумагах, переданных в архив Академии после кончины протоиерея Василия Стойкова и находящихся пока в неразобранном виде. По другим дисциплинам о. Василий переработал учебники и пособия по раско-ловедению и сектоведению, литургике для 3 и 4 классов семинарии, аскетике для III курса Академии, применительно к учебным программам и планам. На момент написания объяснительной записки о. Василий разрабатывал конспект лекций по пастырскому богословию для I курса Академии. И, разумеется, никто не отменял поручения Совета духовных школ, например, по сопровождению иностранных делегаций, написанию отчетов по итогам визитаций и подготовку статей для их последующей публикации в «Журнале Московской Патриархии»18.

Два наставника своих объяснений и разъяснений по данному вопросу не представили. Речь идет о И. И. Зеленецком и А. М. Матвееве. Однако и без их отчетов Совет Академии встал на защиту своих членов и в отношении критики со стороны Учебного комитета вынес следующий вердикт: «По вопросам застоя в научной работе среди наставников Академии, поименованные в журнале Учебного Комитета доценты: прот. Белевцев И. И., Игнатов П. П., Некрасов В. В., прот. Стойков В. И. дали прилагаемые к журналу объяснения. Из них явствует, что инкриминируемое указанным лицам промедление в подаче научных работ на соискание ученой степени для представления каковых якобы протекли уже все льготные сроки, не имеет надлежащих оснований. Таковая неподача носит интеримарный характер и, безусловно, имеет много извиняющих ее причин»19.

Правда, на этом дело не было закрыто, т. к. чуть позже, 3 декабря того же 1964 г., с журналами Совета познакомился митрополит Никодим (Ротов), который не оставил без внимание сложившуюся ситуацию. По поводу объяснений П. П. Игнатова владыка написал кратко: «Читал»20. Видимо, Павел Пантелеимонович был настолько плох здоровьем, что требовать от него магистерскую диссертацию было совсем неудобно. Действительно, через год, в 1966 г. Игнатов скончался. В отношении Некрасова митрополитом было сказано: «Объяснение нельзя считать полностью исчерпывающим справедливую претензию Учебного Комитета»21. При этом обращает на себя то обстоятельство, что в резолюции правящего архиерея ничего не сказано о необходимости написать и в ближайшее время представить диссертацию, в отличие от двух следующих резолюций. Протоиерею Иоанну Белёвцеву было сказано: «Несмотря на свою занятость, отец Иоанн Белевцев должен усугубить свое усердие и закончить в предельно короткое время писание магистерской диссертации»22, а протоиерею Василию Стойкову: «Ожидаю в самом недалеком будущем окончание магистерской диссертации отца Василия Стойкова»23.

Митрополит Никодим мог настоятельно требовать от преподавателей магистерских диссертаций, не только как правящий архиерей, но и как человек, который подавал личный пример. Так, когда Совет Академии в 1969 г. присудит ему докторскую степень по совокупности трудов, минуя магистерскую, владыка откажется от нее. А в следующем 1970 г. защитит магистерскую диссертацию «Иоанн XXIII, Папа Римский» в Московской Духовной Академии. В 1975 г. Совет Ленинградской Духовной Академии все же присудит митрополиту докторскую степень, но не за абстрактные труды, а за пять томов статей, докладов и т. п., представленных владыкой в библиотеку Академии24.

Что же касается упомянутых в резолюции Учебного комитета лиц, то впоследствии только один из них напишет и защитит магистерскую диссертацию. Речь идет о Александре Матвеевиче Матвееве25, который не представил объяснительную, но в 1977 г. защитил магистерскую диссертацию на тему «Нравственные основы христианского брака»26. Остальные наставники так и не написали магистерские работы. В их числе был и Иван Иванович Зеленецкий27, который при поступлении в Академию на преподавательскую должность писал в прошении, что в Академии он хочет заниматься не только преподавательской, но и научной работой, в том числе, хочет написать и защитить магистерскую диссертацию28.

Подводя итог, следует сказать, что, во-первых, научная деятельность наставников Ленинградской Духовной Академии в 1950–1960-х гг. был довольно насыщенной. Приходилось составлять и редактировать существующие учебные пособия по преподаваемым ими дисциплинам, писать доклады на самые разные темы как по своим предметам, так и по указанию священноначалия в связи с какими- нибудь юбилеями или в рамках встреч и диспутов с представителями других конфессий. В последнем случае это требовало много времени, т. к. «юбилейные» темы далеко не всегда совпадали с научными интересами преподавателей, которым иногда приходилось разрабатывать тему с нуля.

Во-вторых, много времени требовалось на подготовку и проведение лекций, которых у некоторых преподавателей было по 8–12 и даже больше часов в неделю. В дореволюционной петербургской Академии лекций было, как правило, не больше двух в неделю. Оставшееся время профессора могли тратить на написание работ, как монографий, так и статей.

В-третьих, в синодальный период, с 1869 г., чтобы получить магистерскую или докторскую степень, надо было не просто написать, но и опубликовать диссертацию. Да, это требовало немалых материальных средств, но опубликованная книга, которую можно было купить или почитать в библиотеке, становилась видимым вкладом в дело развитие богословской науки. В советский период речь шла исключительно о машинописи, которая, как правило, в двух экземплярах хранилась в академической библиотеке, в которую сторонним читателям попасть было непросто. Опубликовать же исследование в виде статей было практически невозможно, т. к. количество журналов было незначительным. Да и редакции руководствовались не научными интересами исследователей, а юбилейными датами и текущей церковно- политической повесткой дня.

В-четвертых, наличие магистерской степени мало влияло на материальное положение, в отличие от того же синодального периода, когда после принятия академического устава 1869 г. исполняющий должность доцента наставник со степенью кандидата получал 1200 руб. в год, экстраординарный профессор со степенью магистра — 2000 руб., а ординарный профессор с докторской степенью — 3000 руб.29 Другими словами, материальный фактор в дореволюционный период также стимулировал наставников и подталкивал к скорейшему написанию ученых диссертаций. В советский период такого не было.

Другими словами, условия для преподавательской и научно- исследовательский деятельности в синодальный и советский (1950–1960-е гг.) периоды были совершенно разными. Поэтому характеристику Учебного комитета — «застой в науке» — не стоит рассматривать как объективную и справедливую, а чтобы требование звучало справедливым, необходимо было создавать соответствующие условия.