Многообразие векторов развития культуры на примере немецкого романтизма

И, наконец, неомифологическая четвертая форма культуры возникает приблизительно к середине 20-го столетия. В указанной ранее литературе сторонников цивилизационной теории (Шпенглер, Данилевский, Тойнби) этот период характеризуется состоянием кризиса. На наш взгляд, в современной западной культуре формируется новый вектор развития культуры и человека, который, возможно, станет доминирующим в последующей культуре.

Обозначенные нами формы отражают изменение идеалообразующего вектора культуры. Каждая форма культуры предполагает домини- рование одного вектора при латентном состоянии других. Так, есть несколько векторов, одновременно присутствующих в культуре в каждом историческом периоде, которые ориентируют и культуру, и индивидуальность на преобладание определенных ценностей. Эти ценности подразумевают разное качество понимания самой индивидуальности, а также различные механизмы ее выделения из сообщества.

В рамках данной статьи мы не будем рассматривать подробно каждую форму культуры, сосредоточимся только на рассмотрении культуры немецкого романтизма. Романтизм возник в Германии в XVIII в. – момент расцвета рациональной формы культуры. В новоевропейской культуре возникает усложнение культурной эволюции за счет возникновения специфических тенденций в рамках основного прогрессивного развития западного общества, ориентированного на достижение рациональности, в частности, в форме науки. Эти тенденции порождают рекурсивное развитие культуры. В этом плане интересно исследовать культуру романтизма в Германии. Мы считаем важным сосредоточиться на романтической культуре, потому что рационалистическая тенденция получила преимущественную рационализацию в истории философии на примере творчества Канта и Гегеля. Целесообразность рассмотрения романтической тенденции важна еще и потому, что романтики остались только возможностью в свое время, но при обострении кризиса рационализма их способы осмысления культуры были востребованы вновь и получили свое развитие в современной культуре, например, в создании нового типа мифологии. Таким образом, один вектор создает непрерывную преемственность, другой отодвигается на второй план, но в нужный момент появляется на исторической арене.

В конце XVIII – начале XIX в. германская культура переходит к третьей, рациональной, форме культуры. Под влиянием идей французской просветительской философии огромная часть одаренных молодых людей была вдохновлена идеями рационализма. Но одновременно с этим под воздействием неудачной, завершающей формы реализации идей рационализма во Франции и Англии возникает негативная реакция на рационализм вообще, в частности выраженная в культуре романтизма. Романтизм в Германии представляет собой отказ от рациональности и стремление к иррациональному задолго до исчерпания идеи немецкого рационализма. Очевидно, что такое расщепление в культуре связано с двойственностью развития немецкой культуры. С одной стороны, она создает собственную рациональную культуру и философию, с другой – заимствует рациональные схемы из Франции именно в тот момент, когда эти схемы приводят к французской революции и порождают разочарование как внутри Франции, так и в других европейских странах.

Очевидно, что такое расщепление вектора развития культуры происходит при переходе к другой форме культуры. Поэтому анализ романтизма, параллельного с рационализмом вектора развития, имеет методологическое значение, уточняет схему развития культуры и типологию гениальности в культуре.

Таким образом можно заключить, что в каждом переходном моменте культуры возможно существование, по крайней мере, двух типов гениев, один из которых ориентируется на «прямой» рациональный путь развития, связанный с наукой, идеей социального прогресса и т.д. Другой же в своем творчестве опирается на наследие определенных историко-культурных вариантов и, переосмысляя и воссоздавая мифологическую культуру, создает возможность другого вектора развития культуры. В частности, романтики оперировали образами художественной литературы и поэзии, идеализированными образами народной культуры, фактически создавая ее новый вариант, черпая в ней основание для нового вектора развития общества. Вероятно, одна из причин возникновения и развития культуры романтизма заключена в попытке устранить недостатки общественного развития и изменения человека, вызванные прогрессом. Вероятно, что они находились под влиянием идей, которые уже высказал Ж.-Ж. Руссо о соотношении научного и производственного прогресса и нравственной деградации человека. По сути, Ж.-Ж. Руссо отказывает в признании созданной человеком цивилизации и науки. Его концепция идеала «первобытного состояния» во Франции была воспринята как экзотическая и не получила широкой поддержки, возможно, из-за ее прямолинейности и, скорее, потому, что к этому моменту сформировалась достаточно весомая концепция изменения общества и человека, связанная с прогрессом разума. Взгляд Руссо явился критикой данной концепции.

Воссоздание идеалов прошлого веком Просвещения было воспринято как регресс, чего не мог принять просветительский разум. Знаменитая фраза стареющего Вольтера, пользующегося авторитетом у представителей философии Просвещения, о том, что при прочтении сочинения «Рассуждения о науках и искусствах» ему хочется встать на четвереньки и побегать, но в силу своего возраста он уже отвык от этой привычки, показывает уровень того сарказма, который выразил Ж.-Ж. Руссо. Похожие идеи формировались и в среде старших романтиков. При этом представители романтической культуры вовсе не выступают против прогресса как такового, они отрицают лишь следствия, которые прогресс порождает в этическом и нравственном отношении. В отличие от Ж.-Ж. Руссо романтики в Германии и России не ставили задачу возвращения к идеалам первобытного состояния. Мифологическая культура была всего лишь отправной точкой для создания нового идеала культуры, общества и индивидуальности. Главное отличие от общепринятой общественной и культурной точки зрения состояло в том, что в основание помещались иного рода установки: эстетическое чувство, нравственные добродетели, основанные не на разуме, а на чувстве, и т.д. Само бытие понималось как некая тайна, постижение которой невозможно рациональными методами, значит, необходим иной путь. И этот путь романтики находили в поэзии, ориентированной на эстетическую чувственность. «Поэт постигает природу лучше, нежели разум ученого» [3 с.58].

Однако центральным вектором развития культуры остается все же развитие по последовательности уже перечисленных четырех форм культуры. В эпоху романтиков это означает усиленное развитие научного мышления и преобладание гениев науки, политики и производства. Таким образом, романтики создают многообразие возможностей развития культуры, которые реализуются не в полной мере.

В развитии западной культуры романтики занимают особенное место. Н.Н. Мисюров считает, что романтизм был только в Германии, а во всех других странах были только их последователи. Эта крайняя точка зрения все же показывает, что немецкие романтики создают это эстетическое направление первыми и в этом плане дальнейшее развитие романтической культуры в различных национальных вариантах представляло собой адаптацию к немецкому влиянию, при этом отличительной чертой романтических настроений являлось стремление к самобытности собственной культуры [4].

Фактически своим творчеством романтики подготавливали переход от рациональной культуры к культуре последующей, которая характеризуется критикой рационального мышления и культуры, выстроенной вокруг рацио, элементами которой являлись классическая наука, религия, ориентированная на внешнюю обрядность и утрачивающая внутреннее содержание, получившие свое развитие и практически применяемые в создании программы воспитания человека, имеющие в своей основе понятие естественного разума, противоположного религиозному чувству, теории общественного развития. Протест против подобного развития культуры выражался не только в содержании написанных трудов, но и в жанре, который романтики избрали для своего творчества. Так как в основе романтизма лежало чувство, в эстетике – чувство прекрасного, в этике – чувство возвышенного, в коммуникации – чувство любви, то самыми приемлемыми способами выразить чувство были искусство и литература, в частности жанр поэзии и народных сказок.

Одновременно надо отметить историческое изменение значимости продуктов науки и эстетики. В момент возникновения новой научной идеи ее действие гораздо сильнее, чем в дальнейшем. Можно сказать, что она испытывает своеобразное моральное старение, ее значимость уменьшается. Например, теория И. Ньютона впоследствии прослеживается в теории Эйнштейна как ее часть, т.е. к этому моменту она утрачивает самостоятельное значение для науки и ее влияние на рациональную парадигму XIX в. снижается. В эстетической сфере культуры происходит обратный процесс. Гениальное произведение в области искусства или литературы после своего создания не только не снижает, но часто даже усиливает свое воздействие на потомков. Правда, следует иметь в виду, что потомки дифференцируют эстетические шедевры соответственно ценностям и установкам своего времени. Таким образом, можно выявить тенденцию снижения значения научного (рационального) произведения и нарастания значения эстетического шедевра.

Путем создания шедевров искусства и художественных текстов романтики осуществляли поиск пути развития культуры в качестве альтернативы культуры, рационально упорядоченной. И гений романтиков заключался в противопоставлении двух типов культуры, один из которых был угадан их интуицией, так как он еще только зарождался в Германии, но не получил своего окончательного воплощения, второй же, изначально отвергая первый, явился его отрицанием. Таким образом, романтики, создавая новый образ, помещали внутрь зарождающейся рациональной культуры ее отрицание и преодоление. Так выстраивалась эволюция двух культур, каждая со своими законами развития. Романтики использовали в своих произведениях жанр сказки или античного и средневекового мифа, который, по их мнению, принципиально отличен от обыденного мировосприятия, так как являет собой высший вид поэзии. Анализируя сказку, Новалис пишет: «Даже полезной могла бы стать сказка. Сказка подобна сновидению, она бессвязна. Ансамбль чудесных вещей и событий. Например, музыкальные фантазии, гармонические сопровождения Эоловой арфы, сама природа. Странно, что абсолютный, чудесный синтез часто является осью сказки или же целью ее. … В будущем мире все станет таким же, как оно было в мире давно прошедшем, и в то же время совершенно иным. Будущий мир есть разумный хаос: хаос сам в себя проникший, находящийся и в себе, и вне себя. Истинная сказка должна быть одновременно пророческим изображением, идеальным изображением, абсолютно необходимым изображением. Истинный сказочный поэт есть провидец будущего»[3, с.60].

Гофман написал ряд произведений, показывающих на примере фигуры героев, заключенных в одном пространстве жизни, но принадлежащих к разным реальностям: обыденной, ориентированной на практику, и романтической, настроенной на духовность. Например, его перу принадлежит произведение «Мастер Иоганн Вахт», где он описывает двух сестер (Нанни и Реттель), принадлежавших к двум различным культурам (рационально-прагматической, характерной для буржуазного класса немецкого общества, и романтическо-чувственной – элитарной). Так, граница этих культур проходит внутри общественного тела, не разделяя и противопоставляя культуру элитарную и народную, но производя разделение по иным характеристикам. Противопоставление народной и элитарной культуры преподносится как противопоставление будущего в настоящем и прошлого в настоящем для иного будущего. «По Новалису, чем глубже мы погружаемся в первичное, тем ближе мы к будущему. В первичном лежит вся полнота времен, следовательно, и будущее, самое отдаленное, тоже там лежит» [5, с. 161]. Подобное разграничение характерно именно для романтиков, поддерживающих тенденцию прославлять архаичную, воссозданную и отчасти воображаемую ими самими составляющую национальной культуры. Рационалистическое движение западного общества движется по пути забвения и пренебрежительного отношения к прошлому, как устаревшего и не имеющего практической пользы в новом обществе, ориентированном на производство и техническое развитие, что намного важнее для процветания Германии и создания достойных условий для существования гражданина. Таким образом, романтики стремятся показать себя в роли носителей народной культуры, но при этом оказываются с ней связаны только теоретически, черпая в ней источники для собственного развития. Именно в среде немецких романтиков, а по аналогии и в среде русских, осуществляется стремление к собиранию фольклора (в Германии самым ярким представителем был Гофман и братья Гримм, в России – А.Н. Афанасьев) и воссозданию народного языка.

Общая для этих двух стран цель, свойственная течению романтизма, заключалась в воссоздании «национального духа», в Германии используется термин «немецкий дух», а в России эта тенденция воплощается в понятии «русская душа». Особенно ярко эта тенденция проявилась именно в России. Романтики указывали на несоизмеримость успехов собственной национальной культуры и инородных заимствований. Д.В. Веневитинов, один из виднейших русских романтиков, писал: «У всех народов самостоятельных просвещение развивалось из начала, так сказать, отечественного: их произведения, достигая даже некоторой степени совершенства и входя, следственно, в состав всемирных приобретений ума, не теряли отличительного характера. Россия все получала извне; оттуда это чувство подражательности, которое самому таланту приносит в дань не удивление, но раболепство; оттуда совершенное отсутствие всякой свободы и неистинной деятельности. Как пробудить ее от пагубного сна? Как возжечь среди этой пустыни светильник разысканий?» [6, с.201]. По мнению русских романтиков, Россия как никакая другая страна заимствовала инородную культуру, результатом чего, как указывал А.С. Пушкин, стало отсутствие самобытного научного и философского языка. Он связывал это с тем, что элитарная культура русского общества была сплошь офранцужена, в связи с чем возникла необходимость выработки собственного категориального аппарата. «У нас нет еще ни словесности, ни книг, все наши знания, все наши понятия с младенчества мы почерпнули в книгах иностранных, мы привыкли мыслить на чужом языке; просвещение века требует важных предметов размышления для пищи умов, которые уже не могут довольствоваться блестящими играми воображения и гармонии, но ученость, политика и философия еще по-русски не изъяснялись – метафизического языка у нас вовсе не существует; проза наша так еще мало обработана, что даже в простой переписке мы принуждены создавать обороты слов для изъяснения понятий самых обыкновенных; и леность наша охотнее выражается на языке чужом, коего механические формы уже давно готовы и всем известны» [7, с.257].

Схожесть немецкого и русского вариантов романтизма еще и в том, что поиски самобытности осуществлялись, с одной стороны, для прославления собственной нации и упрочения оснований ее собственной культуры, с другой – для осуществления вклада в мировую культуру. Таким образом, в этом порыве соединялось национальное как единичное и мировое как всеобщее.

Обращение к деятельности «кружка любомудров», в котором и рождались национальные романтические умонастроения, вновь становится актуальным и в наше время, когда перед Россией вновь остро стоит вопрос о поисках самобытности и отказа от влияния западного варианта массовой культуры.

По мере победы рационального начала культуры происходит переоценка роли и значения романтизма. В конце XIX – начале XX в. возникает так называемое течение неоромантизма, не сформировавшего целостного эстетического направления, но, тем не менее, появление подобного течения делает очевидным тот факт, что путь, проложенный романтиками, до сих пор актуален.

Романтизм является ответом на изобилие, порожденное эстетическим этапом культуры, когда рациональное производство реализуется и в отношении культурного продукта. Именно в эту эпоху начинает появляться коммерческая литература в различных европейских странах, интенсивно эксплуатирующая популярные темы, создавая и тиражируя шаблоны человеческих отношений, отношений человека и общества, описание которых привлекает читателя. Популярные сюжеты создают круг, подобный массовой культуре по структуре, но по системе распространения он таковым еще не является. Романтизм вводит в круг тем и сюжетов народные мотивы, которые резко выделяются своей новизной и многообразием, богатством образов, героев и их поступков, что существенно отличает их литературу от коммерческой. Романтики получают эффект, отличный от ожидаемого, так как коммерческая литература начинает использовать сюжеты романтиков, но в «приземленном варианте», при этом утрачивается сам дух романтизма. Тем не менее сам романтизм выступает как эстетический бунт против рационализации культурнодуховного производства и против массовизации в ее первично-коммерческой форме культуры. Причиной, породившей бунт романтиков, является рационализация обыденного существования человека и утрата эстетического основания в самой культуре, при которой творец создает про- дукт не для любования прекрасным, а для последующего тиражирования. Таким образом, искусство утрачивает свое предназначение и становится обыденным. Такое отношение к прекрасному означает пресыщение и изменение в прежнем типе воспроизводства эстетического типа.

В результате можно сделать следцющие выводы. Существует общая схема развития культуры, заключающаяся в определенной исторической смене вектора ее собственного развития. Романтизм как переходная фаза развития культуры дает возможность проанализировать переход культуры от одной формы к другой в усложненной версии противопоставления параллельных векторов развития. Дальнейшая детализация схемы развития культуры требует выявления соотношения элитарной и народной культуры, с одной стороны, а с другой – компаративистского сопоставления соответствующих тенденций смены векторов в разных культурах.