Моделирование диалога визуального портрета писателя с художественным миром его произведений (на материале пермской книги)

Книга как артефакт в любой вариации (рукописная, печатная, электронная) соединяет элементы разных искусств, между которыми неизбежно возникают различные диалогические от-ношения2. Интересный пример такого диалога представляет собой взаимодействие портрета писателя (его визуального изображения в книге) с текстом литературного произведения (точнее – с созданным на его основе художественным ми-ром)3. Рассмотрим различные модели указанного взаимодействия на материале книг пермских из-дательств4.

Моделирование диалога визуального портрета писателя с художественным миром его произведений в пространстве книги предполагает учет, по крайней мере, следующих критериев. 1.Особенности портрета

• а) способ выполнения

  – фотография;

• –    репродукция картины или скульптуры;

• –    гравюра или рисунок иллюстратора;

• б)    расположение в книге

  – на первой и/или последней странице обложки;

  – на форзаце и/или фронтисписе;

  – на шмуцтитуле и/или внутри текста и/или на отдельных листах;

• в)    сюжет и композиция

–    одно лицо, погрудный или поясной портрет, в полный рост; –    на фоне природы, книг или других предметов (символов); –    в действии (в том числе как героя книги); 2 .Форма авторского самовыражения

• а)    по отношению к художественному целому

  – биографический автор;

  – автор-творец;

  – образ автора;

• б)    по отношению к жанру

  – лирический герой;

  – автобиографический герой;

• в)    по типу повествования

  – нейтральное (безоценочное);

–    объективное (от 3-го лица с оценкой); –    субъективное (от 1-го лица); 3 .Дистанция между писателем, художником и издателем (или читателем)

• а)    во времени

• – классик или современник;

Эти и другие критерии могут пересекаться, образуя различные варианты в конкретной художественной практике.

Фотография писателя, с одной стороны, представляет «биографического автора» (по терминологии Б.Кормана [Корман 1972: 9]) и выводит читателя за границы художественного мира произведения. В этом случае немаловажно, когда и кем сделана фотография, каков ее сюжет (уточним: последние критерии связаны не только с биографическим автором, но и с образом писателя на портрете). С другой стороны, в пространстве книги визуальный облик писателя на фотографии обретает дополнительные связи с литературным произведением – как внешние (расположение в книге), так и внутренние (они зависят от сюжетно-композиционных особенностей портрета и от жанра литературного произведения). Обратимся к конкретным примерам.

Агния Кузнецова (А.А.Маркова, 1911-1996) родилась в Иркутске, училась и работала в Ленинграде, но в ее повести «Под бурями судьбы жестокой…» (1979) автор отправляется по следам своего предка Петра Яковлевича Кузнецова в село Ильинское Пермской области, которое косвенно связывается с историей А.С.Пушкина и его жены Н.Н.Гончаровой: «Я держу в руках пожелтевшие от времени тетради в самодельных переплетах. Это дневники моих предков: прапрадеда, прадеда и деда. Каким-то чудом были они написаны, таким же чудом сохранились полтора столетия и протянули живую нить из прошлого… <…> Ильинское… Каким-то шестым чувством я узнаю это село издали» [Кузнецова 1979: 5].

Повесть была опубликована в Пермском книжном издательстве. Расположенные внутри текста рисунки пермского художника О.Коровина иллюстрируют описанные в ней события XIX столетия, а фотография на фронтисписе представляет биографического автора Агнию Кузнецову. Взгляд писательницы как будто погружен в воспоминания о прошлом, которое запечатлелось в книгах, расположенных на заднем плане и слегка размытых, как сами воспоминания. И в повести, и в ее оформлении соединяются два времени: прошлое и настоящее.

Повествование о прошлом прерывается обращением автора к своему предку Петру Яковлевичу с предложением «заглянуть в наш век»: «Я и муж – оба писатели. Одна твоя праправнучка, Ольга, волею судьбы живет в Америке, где в Нью-Йорке, в ООН, работает ее муж. Ольга занимается переводами, пишет очерки об Америке. Их дочь, твоя прапраправнучка, Марина живет у меня, кончает 10-й класс, другая, младшая, Ксе- ния, с родителями в Нью-Йорке. Может, это от тебя через века передалась Ксении любовь к рисованию? <…> Вторая моя дочь, Екатерина, твоя праправнучка, – актриса театра «Современник», аспирантка Литературного института имени А.М.Горького. Она пишет очерки и повести. Муж ее тоже актер. А их сыну, праправнуку твоему, Филиппу всего четыре года» [Кузнецова 1979: 68–69]. Мать Петра Яковлевича тоже была актрисой (крепостной), а отец – знахарем. Весь род Кузнецовых в прошлом и настоящем проявляет склонность к литературному творчеству. Прекрасно рисующий Петр Яковлевич боится попасть в Строгановское художественное училище, отдавая предпочтение врачеванию, как его отец, но прапраправнучка может стать художницей.

Таким образом, в исторической по преимуществу повести присутствуют черты не только биографии героя XIX в., но и автобиографии. Биографический автор на фотографии, «проникая» в художественный мир повести, становится ее героем.

Фотография пермского писателя и художника Анатолия Тумбасова (1925-2001) помещена внутри его вербальных и визуальных «зарисовок» под заголовком « Автор А.Н.Тумбасов рисует на природе » (выделено в книге. – Н.Б. ). Изображенный в процессе творчества автор «Осеннего хоровода» на соседней с фотографией странице обращается к своим читателям:

«Рисуем:

карандашом, тушью-пером, тушью-кистью, шариковой ручкой, фломастером, акварелью… на бумаге:

белой, серой, тонированной, оберточной, желтой, в альбоме, блокноте…»5 [Тумбасов 1999: 92].

На той же странице расположен рисунок автора.

Таким образом, биографический автор, изображенный на фотографии, становится героем своих лирических «зарисовок»: «А я рисую грибы: большого и малого – позируют хорошо <…> Перед белым грибом я встаю на колени – срезаю, приговаривая: “Батюшка ты мой!”…» [там же: 10-11]. Книга заканчивается авторской «подписью» – «Рассказал и нарисовал Анатолий Тумба-сов» – и рисунком, на котором не только птица, но и ветка дерева кажутся автопортретом художника, внимательно и немного удивленно смотрящего на читателя.

Фотографией автора, помещенной на фронтисписе, традиционно открывались сборники стихотворений. В поэтических изданиях пермского фонда «Юрятин» фото автора располагается на последней странице (см. книги серий «Ротонда» [Кальпиди 1995 – фото А.Безукладникова] и «Сигнальный экземпляр» [Раков 1996; Данской 1997 – фото А.Зернина]), как в большинстве современных книг. Во-первых, биографический автор, изображенный на фотографии, не должен заслонять автора-творца и лирического героя стихотворений. Во-вторых, в оформлении этих изданий, на наш взгляд, реализуется принцип, отраженный в названии монографии М.П.Абашевой «Литература в поисках лица (Русская проза конца ХХ века: становление авторской идентичности)» (Пермь, 2001). Фотография поэта максимально приближена к образу лирического героя, обретающего самого себя в результате творческой самореф-лексии: «вырезанное» в прямоугольнике фотографии лицо и прямой взгляд создают впечатление встречи поэта в зеркале с собственным отражением.

Сборник стихотворений профессора кафедры русской литературы Пермского государственного университета Р.С.Спивак «Громадная встреча» (2008) подготовлен к печати самим автором и является, по сути, диалогом с недавно умершим мужем, «едва ли не самым авторитетным специалистом в Перми по промышленной очистке воды», который при этом с увлечением рисовал, писал маслом, читал наизусть стихи и прозу [Спивак 2008: 8]. Во многом это диалог поэта с художником, типологически близкий в этом отношении книгам Рильке о Родене, Арагона о Матиссе. На первой странице обложки – роденовская скульптура сплетенных в касании рук («К дорогому прижаться плечу / И к руке прикоснуться рукой» [там же: 78]), на последней – цветная фотография Риты Соломоновны и Анатолия Николаевича на фоне моря. Изображенные крупным планом руки символически выражают то же, что и маленькая фотография, – удивительное родство душ, близость, не прерванную даже смертью.

На фронтисписе – черно-белая фотография автора, маленькая и одинокая, но даже грусть в глазах вызывает впечатление не безысходности, а красоты. На 14-й странице с ней «встречается» большая, на весь лист, черно-белая фотография мужа: кажется, что он прислушивается и отвечает. Между ними – еще одна черно-белая фото- графия счастливой супружеской пары на фоне моря. Отсутствие цвета не только созвучно воспоминаниям о прошлом (этот прием часто используется в кинематографе), но и переносит героев в другой мир, делает возможным иное общение. Не случайно фотография предваряется эпиграфом из И.Бродского:

Значит, нету разлук.

Существует громадная встреча.

Значит, кто-то нас вдруг и темноте обнимает за плечи, и, полны темноты и покоя, мы все вместе стоим над холодной блестящей рекою.

Вместо реки на всех фотографиях книги – море как символ вечности: фигура мужа сначала отдаляется (он одиноко сидит на берегу [там же: 34]), а затем исчезает (пустынный берег моря [там же: 68]). Кроме фотографий, собеседник отвечает на стихи жены яркостью и многоцветьем своих картин, тем самым преодолевая жизнью смерть. Если в большинстве стихотворений – север, зима, холод, темнота, грусть, то на всех картинах (кроме одной) – юг, лето, тепло, свет, радость.

Среди картин только два портрета. Первый – красочный – портрет поэтессы – «портрет лица» в фас с ослепительно голубыми глазами в красно-рыжем обрамлении губ, волос, цветов… Глаза, конечно, устремлены вперед, на встречу с собой, с любимым, с жизнью, со смертью. Второй – черно-белый автопортрет художника в развороте на три четверти, внимательно и задумчиво смотрящего вдаль. Таким образом, диалог портрета (точнее, портретов) и стихов (сквозного лирического сюжета), фотографии и живописи, поэта и художника в данном случае определяется встречей двух творческих личностей.

С оговоркой к «пермской книге» можно отнести не только издаваемые в Перми произведения иногородних писателей, но и изданные в других городах книги пермских авторов, даже если они давно уехали из родного города. На последних страницах суперобложек двух московских книжек Анатолия Королева помещены фотографии автора: на одной изображен зрелый писатель [Королев 1998], на другой – «портрет писателя в юности» [Королев 2002]. Первая книга предваряется авторским предисловием под заголовком «Автопортрет с тремя книгами». Еще с большим основанием автопортретом писателя и художника можно назвать оригинальное издание 2002 г., которое включает: 1) юношеские рисунки автора с предисловиями; 2) сюрреалистический роман-представление «Дракон» (1970-1971) с авторскими коллажами; 3) фотоархив с комментария- ми автора «Утонувшее время». Книга посвящена матери писателя6, портреты которой предваряют и завершают текст, и представляет собой диалог писателя с собственными детством и юностью, запечатленными в рисунках и фотографиях, романе и воспоминаниях.

По фотографиям в книгах пермского прозаика Льва Давыдычева (1927-1988) можно проследить, как менялся облик писателя [Давыдычев 1975; Давыдычев 1986], однако большая часть его произведений для детей издавалась без портрета автора. Игровой вариант взаимодействия визуального портрета писателя и художественного мира его произведений представляет выполненный пермским художником В.Н.Аверкиевым фронтиспис к изданию повестей Л.Давыдычева «Жизнь Ивана Семенова» и «Лелишна из третьего подъезда» [Давыдычев 1990]. На рисунке два плана: в центральной и верхней части – погрудный портрет писателя, вставленный в раму для картин и повешенный на гвоздь, в нижней части – трое ребят в полный рост (два мальчика и девочка с куклой), которые смотрят на портрет и что-то обсуждают. Писатель и дети изображены в разной технике, так как принадлежат к разным мирам. Таким образом, фронтиспис отражает ироническую дистанцию между автором и его героями в творчестве Л.Давыдычева, подчеркивая ее условный характер, особенно ярко выраженный в повести «Ле-лишна из третьего подъезда», которая написана в форме циркового представления и начинается с парада участников. Используемый в повести прием «представление в представлении» перенесен на фронтиспис, изображающий «картину в картине».

Вместо фотографии в книге может помещаться репродукция настоящего живописного или скульптурного портрета писателя, вводящая читателя в историко-культурный контекст эпохи не только писателя, но и художника и привносящая в восприятие произведения дополнительные смыслы. В тематических сборниках пермского издательства использовались как черно-белые (см. книги серии «Домашние вечера»: [Детвора 1989 и др.]), так и цветные (например: [Песнь мира 1981]) репродукции картин известных живописцев, но это не были портреты писателей. В целом литературному произведению не только по материалу и форме, но и по содержанию больше всего соответствует графика: «… в графике изобразительное искусство в максимально доступной ему степени сближается с искусством слова» [Дмитриева 1962: 278]. Кроме того, индивидуальный стиль художника (живописца или скульптора) неизбежно столкнется со стилем ху- дожника-графика, оформляющего книгу. Поэтому последний чаще всего сам изображает писателя, опираясь на известные рисунки, гравюры, картины, фотографии или словесную информацию о его внешнем облике.

Так оформлена серия «Школьная библиотека», выходившая в Пермском книжном издательстве в 1978-1994 гг. (подробнее об этой серии см.: [Бочкарева, Табункина 2011]). Изображение автора литературных произведений в различных вариациях можно обнаружить на фронтисписе примерно половины книг указанной серии, насчитывающей более сорока изданий и в равной пропорции представляющей зарубежных, русских и советских писателей.

Из них только «Божественная комедия» Данте сопровождается классическими произведениями изобразительного искусства [Данте 1994]. Она предваряется помещенной на фронтисписе черно-белой репродукцией фрагмента фрески работы Джотто (современника поэта), изображающей Данте и погружающей читателя в подлинную атмосферу предвозрожденческой эпохи (рубеж XIII-XIV вв.). Кроме того, текст книги сопровождается иллюстрациями Боттичелли, художника переходного этапа в истории итальянского Возрождения (рубеж XV-XVI вв.), на которых изображен Данте как герой «Божественной комедии». Таким образом, в оформлении книги автор «отделяется» от лирического героя, так как они визуализируются в разной технике, разными художниками, в разных частях книги.

Стилизованный портрет Шекспира в исполнении художника М.Курушина на фронтисписе сборника трагедий и сонетов поэта [Шекспир 1979]7 при несомненном иконографическом сходстве с биографическим автором (хотя это авторство постоянно оспаривается) стилистически и композиционно сближается с лирическим героем, составляя очевидную пару образу «смуглой леди» на шмуцтитуле, предваряющем сонеты. Перекличка символических предметов на этих иллюстрациях противопоставляется изображению групп персонажей на иллюстрациях к «Ромео и Джульетте» и к «Гамлету», хотя композиционно все четыре иллюстрации схожи. Более того, в интерпретации Курушина можно проследить эволюцию единого героя от Ромео к Гамлету и поэту, а героини – от Джульетты к «смуглой леди».

Собирательный образ автора представлен в стилизованных изображениях летописца (худож. О.Коровин) [Древнерусские повести 1991] и поэта-воина (худож. В.Остапенко) [«Я был убит в боях…» 1990]. Примечательно, что в первой книге образ древнерусского летописца на титуле амбивалентно дополняется образом скомороха, а во второй книге образ молодого поэта-воина, павшего в годы Великой Отечественной войны, органично соединяет античность и средневековье с ХХ столетием в оригинальной визуальной метафорике. Через античную традицию представлен и обобщенный образ поэта на обложке, фронтисписе и других иллюстрациях к сборнику произведений Дж.Байрона (худож. А.Амир-ханов) [Байрон 1988].

Остальные изображения писателей в пермской серии «Школьная библиотека» можно разделить на несколько групп. К первым относятся погрудные портреты русских и зарубежных писателей XIX-XX вв., созданные художниками Г. и В. Караваевыми [Салтыков-Щедрин 1987], С.Можаевой [Тургенев 1988], В.Аверкиевым [Гете 1981; Твен 1985; Достоевский 1989], О.Коровиным [Купер 1986; Стендаль 1987; Уэллс 1989], В.Остапенко [Грин 1988; Киплинг 1991]. Они в той или иной мере отражают стиль эпохи, в которую жил писатель, и индивидуальную манеру графика. При этом, например, В.Аверкиев приблизил портрет Достоевского к портретам Купера и Стендаля, выполненным ранее О.Коровиным в сходной манере, но дополнительно изобразил на титуле котелок с перчатками, свечу и монеты, тем самым контрастно подчеркнув «простоту» портрета на фронтисписе и акцентируя внимание на противоречивом образе русского писателя. В этой группе менее традиционно выглядят портреты писателей ХХ столетия.

Почти в полный рост изображены отдельные поэты и прозаики XIX в. художниками Н.Горбуновым [Лермонтов 1983; Гончаров 1984], А.Ореховым [Некрасов 1982] и О.Коро-виным [Гюго 1983]. Свеча, листы бумаги и книги на столе варьируются в сходной композиции рисунков Н.Горбунова, хотя на первом изображен создатель поэзии, а на втором – прозы. Некрасов и Гюго изображаются А.Ореховым и О.Коро-виным на фоне природы, хотя и принципиально различной. Пожалуй, не столько жанр публикуемых литературных произведений, сколько общие представления художников о жизни и творчестве авторов повлияли на интерпретацию образа писателя в этой группе портретов.

Наконец, в отдельную группу можно выделить портреты прозаиков ХХ в., представленных в образе героев собственных произведений художниками Н.Горбуновым [Лондон 1980], В.Ка-дочниковым [Пришвин 1984], О.Коровиным [Шолохов 1979; Островский 1982], В.Авер-киевым [Горький 1983; Макаренко 1986]. Их отличает подчеркнутая сюжетность, присутствие других персонажей или вовлеченность в действие.

Таким образом, в серии «Школьная библиотека» можно обнаружить различные варианты интерпретации пермскими иллюстраторами портретов писателей-классиков, вступающих в более или менее сложный диалог с художественным миром издаваемых литературных произведений и отражающих разные формы отношений автора и героя.

Чем ближе стилистически портрет писателя к другим иллюстрациям, тем в большей степени художник ориентируется на образ автора иллюстрируемых произведений, создавая «образ образа». Особенно интересен в этом отношении портрет на фронтисписе книги рассказов Юрия Тынянова «Гражданин Очер», написанных во время эвакуации писателя в Пермь [Тынянов 1990]. Профиль Тынянова, присутствующего в рассказах как образ автора, на иллюстрации художника Олега Коровина напоминает автопортреты Пушкина, именем которого начинается первый рассказ «Гражданин Очер» («расшифровка» одного из стихотворений поэта) и заканчивается весь сборник (отрывок из романа «Пушкин»). Это сходство усиливается воссозданием творческой обстановки и вдохновенной позы писателя за письменным столом. Таким образом, внутренняя близость автора и героя книги (прямо или косвенно Пушкин присутствует во всех включенных в сборник произведениях) эксплицировалась в иллюстрации на фронтисписе. По словам И.Андроникова, Тынянов был и на самом деле «необыкновенно похож на Пушкина» [Андроников 1985: 43].

Другой случай – изображение в портрете писателя (поэта) лирического героя его произведений. Такие «портреты» могут быть множественными, они часто неотделимы от иллюстраций. Сходство визуального изображения лирического героя с внешним обликом писателя становится в этом случае проблематичным, так как «лирика исключает все моменты пространственной выраженности и исчерпанности человека» [Бахтин 1979: 146]. Однако нам кажется, что этот тезис не может полностью оправдать тот факт, что на иллюстрациях Виталия Петрова к произведениям Василия Каменского герой внешне совершенно не похож на автора [Каменский 1963: 4-7]. Обобщенный образ поэта вариативно представлен в трех разных ракурсах и в разных отношениях с соответствующим природным пространством. При этом профильное изображение поэта с книжкой напоминает скорее Пастернака, чем Каменского, хотя расположено под биографической (!) справкой о пермском поэте. Два других изображения иллюстрируют прозаический отрывок «Между небом и землей». Их объединяет пространство хвойного леса, и, на наш взгляд, второй рисунок из двух последних, на котором нет крупного плана, не так шокирует знакомого с фотографиями Каменского читателя, отличается большим лиризмом и точнее передает состояние героя.

Иногда поэтические сборники сопровождаются портретами всех представленных в них авторов, при этом внешний облик поэта непосредственно соотносится с его стихотворением. Довольно удачной в этом отношении представляется подборка произведений А.Ахматовой, О.Берггольц, А.Галича, А.Гитовича, Н.Глазкова, С.Городецкого, С.Гудзенко, Е.Евтушенко, Н.За-болоцкого, М.Исаковского, М.Луконина, Л.Мар-тынова, А.Межирова, А.Твардовского в книжке-миниатюре [Победители 1995], в которой, к сожалению, не указан художник.

Составители сборника русских романсов в миниатюрном формате решили поместить в него не ноты, а поэтические тексты с указанием авторов, но, желая, по их собственным словам, чтобы прозвучала музыка «в душе каждого, кто любит и знает высокую русскую поэзию, соединившуюся в русском романсе с прекрасной музыкой композиторов-классиков» [Русский романс 1978: 5], они сопроводили книгу портретами не поэтов, а композиторов (худож. С.Ковалев).

Конечно, нам не удалось в одной статье по возможности полно охватить продукцию пермских издательств, но мы и не ставили перед собой такой задачи, выбирая только наиболее интересные варианты диалога визуального портрета писателя с художественным миром его произведений. К выделенным в начале статьи критериям неизбежно добавляется индивидуальный стиль художника (автора портрета, чаще всего – графика или фотографа) и творческий метод писателя . Кроме того, для характеристики исследуемого диалога имеет значение степень обобщения образа автора литературных произведений в портрете и степень сходства портрета с фотографиями или иконическими изображениями писателя. Наконец, важную роль играет стилизация портрета и оформления книги в целом под ту или иную культурно-историческую эпоху.

Примечания

• ¹    Исследование выполнено при финансовой поддержке РГНФ и Министерства промышленности, инноваций и науки Пермского края в рамках научно-исследовательского проекта «Языки региональной культуры: пермская художественная книга», № 10-03-82305 а/У.

• ²    В методологии гуманитарных наук сегодня теория диалога базируется на идеях М.М.Бахтина [Бахтин 1979б: 363; Библер 1991 и др.]. Диалог разных видов искусства предполагает выход на проблему синтеза в эстетике, филологии и искусствознании [Бочкарева, Табункина 2010в: 7-29 и др.].

• ³    Такое взаимодействие предполагает постановку проблемы иллюстрации [Тынянов 1977; Кузьмин 1985; Иллюстрации 1988; Бочкарева, Табункина 2010а и др.].

• ⁴    О пермской книге см. также: [Аверина 2001; Бочкарева, Табункина 2010б и др.], о пермских иллюстраторах – [Власова 1981; Казаринова 2010 и др.].

• ⁵    Это воззвание Анатолия Тумбасова по форме и по содержанию напоминает стихотворение его земляка Василия Каменского «Декрет / О Заборной литературе – / О росписи улиц – / О балконах с музыкой – / О карнавалах Искусств»:

А ну ко робята – таланты

Поэты – художники – музыканты Засучивайте кумачевые рукава… [Каменский 1990: 148–149].

• ⁶    В лирическом сюжете сборника Р.Спивак тоже важен образ матери, связанный с мотивом утраты близкого человека.

• ⁷    Другой вариант визуальной стилизации образа Шекспира и его взаимодействия с текстом произведений поэта представляет собой составленная К.Гашевой и оформленная А.Амир-хановым книга «Весь мир – театр: Монологи» (1994), которую мы анализировали в другой работе [Бочкарева 2011]. Графический портрет французского эссеиста, старшего современника Шекспира, Мишеля Монтеня (1533-1592) предваряет на фронтисписе вышедшую ранее миниатюру пермского издательства, содержащую отдельные размышления из знаменитых «Опытов» [Монтень 1991]. В предисловии к полному изданию своей книги автор утверждал: «Если бы я писал эту книгу, чтобы снискать благоволение света, я бы принарядился и показал себя в полном параде. Но я хочу, чтобы меня видели в моем простом, естественном и обыденном виде, непринужденным и безыскусственным, ибо я рисую не кого-либо, а себя самого <…> Если бы я жил между тех племен, которые, как говорят, и по-сейчас еще наслаждаются сладостной свободою изначальных законов природы, уверяю тебя, читатель, я с величайшей охотою нарисовал бы себя во весь рост, и притом нагишом» [Монтень 1992: 5]. На первый взгляд портрет на фронтисписе пермской книги как раз подчеркнуто парадный, а метафорическая стилизация под Средневековье (худож. В.Остапенко), особенно отли-

• чающая расположенный рядом титул, создает дистанцию между изображенным на нем родовитым писателем и представленным выше автором размышлений. Но при внимательном рассмотрении на портрете привлекает высокий лоб и проницательный взгляд, характерный для автора точных и глубоких наблюдений в хорошо подобранных и прекрасно оформленных фрагментах книги. Занимая высокие посты в правительстве страны и родного города, Монтень не хуже своего младшего современника и соотечественника Ф.Рабле понимал природу человека и общества и искал пути ее исправления.

Список книг пермских изданий

Байрон Дж.Г. Паломничество Чайльд-Гарольда / пер. с англ.; сост., послесл. и коммент. Г.Усова; худ. А.Амирханов. Пермь: Перм. кн. изд-во, 1988. 400 с.

Гете И.В. Фауст: трагедия / пер. с нем. Б.Пастернака; худож. В.Аверкиев. Пермь: Перм. кн. изд-во, 1981. 461 с.

Гончаров И.А. Обломов: роман: в 4 ч. / худож. Н.Горбунов. Пермь: Перм. кн. изд-во, 1984. 470 с.

Горький М. Детство. В людях. Мои университеты / худож. В.Аверкиев. Пермь: Перм. кн. изд-во, 1983. 558 с.

Грин А. Бегущая по волнам: Романы и повести / худ. В.Остапенко. Пермь: Перм. кн. изд-во, 1988. 492 с.

Гюго В. Человек, который смеется / пер. с фр. Б.Лившица; худож. О.Коровин. Пермь: Перм. кн. изд-во, 1983. 558 с.

Давыдычев Л.И. Жизнь Ивана Семенова. Ле-лишна из третьего подъезда / худож. В.Аверкиев. Пермь: Перм. кн. изд-во, 1990. 279 с.

Давыдычев Л.И. Иван Семенов, дядя Коля – поп Попов, генерал Шито-Крыто и др.: повести и роман для детей / худож. В.Бушуев. Пермь: Перм. кн. изд-во, 1986. 538 с.

Давыдычев Л.И. Случайный спутник: повести и рассказы / худож. М.Тарасова. Пермь: Перм. кн. изд-во, 1975. 286 с.

Данской Г. Зимний футбол / ред. А.Сидякина, худож. В.Смирнова. Пермь: Изд-во Перм. ун-та, 1997. 65 с.

Данте Алигьери. Божественная комедия / пер. с итал. М.Лозинского; ил. С.Боттичелли. Пермь: Пермская книга, 1994. 478 с.

Детвора: Повести и рассказы русских писателей / сост. Н.Гашева, худож. Е.Нестеров [Г.В.Сорока, В.А.Тропинин, В.Е. и К.Е. Маковские, И.Е.Репин, В.А.Серов]. Пермь: Перм. кн. изд-во, 1989. 377 с.

Достоевский Ф.М. Подросток: роман в 3 ч. / худож. В.Аверкиев. Пермь: Перм. кн. изд-во, 1989. 531 с.

Древнерусские повести / ред.-сост. И.Остапенко; худож. О.Коровин. Пермь: Перм. кн. изд-во, 1991. 270 с.

Кальпиди В. Мерцание / ред. М.Абашева; ху-дож. В.Макарова. Пермь: Изд-во Перм. ун-та, 1995. 140 с.

Каменский В. Журчеек. Между небом и землей // Оляпка. Пермь: Кн. изд-во, 1963. Вып.2. С.4–7.

Киплинг Р. Ким: Роман / пер. А.Колотова. Книги джунглей: рассказы: пер. с англ. / худож. В.Остапенко. Пермь: Перм. кн. изд-во, 1991. 508 с.

Кузнецова А. Под бурями судьбы жестокой…: повесть. Пермь: Перм. кн. изд-во, 1979. 213 с.

Купер Ф. Последний из могикан, или Повествование о 1757 годе / пер. с англ. Е.М.Чистяковой-Вер, А.П.Репиной; худож. О.Д.Коровин. Пермь: Перм. кн. изд-во, 1986. 332 с.

Лермонтов М.Ю. Избранные произведения / худож. Н.Горбунов. Пермь: Перм. кн. изд-во, 1983. 405 с.

Лондон Дж. Повести. Рассказы: пер. с англ. / худож. Н.Горбунов. Пермь: Перм. кн. изд-во, 1980. 376 с.

Макаренко А.С. Педагогическая поэма / ху-дож. И.Аверкиев. Пермь: Перм. кн. изд-во, 1986. 575 с.

Монтень М. Из «Опытов»: пер. с фр. / ред.-сост. Н.Гашева; худож. В.Остапенко; Перм. обл. орг-я Всерос. общ-ва «Книга». Пермь, 1990. 190 с.

Некрасов Н.А. Избранные произведения / ху-дож. А.Орехов. Пермь: Перм. кн. изд-во, 1982. 437 с.

Островский Н.А. Как закалялась сталь: роман / худож. О.Коровин. Пермь: Перм. кн. изд-во, 1982. 366 с.

Песнь мира: стихи [поэтов ХХ столетия] / сост. Н.Гашева, оформление А.Орехова. Пермь: Перм. книж. изд-во, 1981. 136 с.: 15 ил. [П.Пикассо, Р.Гуттузо, Ю.Васильева, Г.Грун-дига, Д.Сикейроса, Х.Даса, С.Красаускаса, Р.Кента, Ф.Мазереля].

Победители: произведения русских поэтов / ред. В.М.Бубнов. Пермь: Изд-во «Детство», 1995. 190 с.

Пришвин М.М. Повести и рассказы / худож. В. Кадочников. Пермь: Перм. кн. изд-во, 1984. 352 с.

Раков В. Золотая игра / ред. А.Сидякина; ху-дож. А.Амирханов. Пермь: Изд-во Перм. ун-та, 1996. 56 с.

Русский романс / сост. Т.О.Каленюк, вступ. слово Б.Штоколова, худож. С.Ковалев. Пермь: Перм. кн. изд-во, 1978. 100 с.

Салтыков-Щедрин М.Е. Господа Головлевы. История одного города / худож. Г.и В.Караваевы. Пермь: Перм. кн. изд-во, 1987. 470 с.

Спивак Р. Громадная встреча: стихи. Пермь: ООО «Студия «ЗëБРА», 2008. 95 с.

Стендаль Ф. Красное и черное. Хроника XIX века / пер. с фр. С.Боброва, М.Богословской, ху-дож. О.Коровин. Пермь: Перм. кн. изд-во, 1987. 514 с.

Твен М. Приключения Тома Сойера / пер. с англ. К.Чуковского. Приключения Гекльберри Финна / пер. с англ. С.Дарузес; худож. В.Аверкиев. Пермь: Перм. кн. изд-во, 1985. 445 c.

Тумбасов А. Осенний хоровод. Пермь: Звезда, 1999. 211 с.

Тургенев И.С. Три встречи: повести / худож. С.Можаева. Пермь: Перм. кн. изд-во, 1988. 277 с.

Тынянов Ю. Гражданин Очер: Уральское наследие. Пермь: Кн. изд., 1990. 164 с.

Уэллс Г. Колеса фортуны. Люди как боги: пер. с англ. / худож. О.Коровин. Пермь: Перм. кн. изд-во, 1989. 398 с.

Шекспир В. Трагедии. Сонеты: Ромео и Джульетта / пер. Б.Пастернака; Гамлет, принц Датский / пер. Б.Пастернака; Сонеты / пер. С.Маршака; худож. М.Курушин. Пермь: Перм. кн. изд-во, 1979. 303 с.

Шолохов М. Избранное / худож. О.Коровин. Пермь: Перм. кн. изд-во, 1979. 398 с.

«Я был убит в боях…»: стихи молодых поэтов, павших в годы Великой Отечественной войны / худож. В.Остапенко. Пермь: Перм. кн. изд-во, 1990. 246 с.

Perm State University