Мошенники и мошеннический стиль поведения в социально-психологическом измерении

Мошенничество как специфический вид деятельности человека, близкий по своим параметрам как к девиантному поведению, так и к творчеству, ввиду своей многогранности представляет особый интерес для социально-психологической науки. В современной уголовноправовой доктрине, которая формализует и закрепляет мошенничество как социальное явление, этот феномен, согласно тексту статьи 159 УК представляет собой хищение (совершенное с корыстной целью противоправное безвозмездное изъятие и обращение) чужого имущества путем обмана и (или) злоупотребления доверием [3, с. 18]. В адаптированном неюридическом восприятии многие авторы предлагают понимать под мошенничеством как криминальным поведенческим актом завладение чужим имуществом с использованием обмана или обманное завладение чужим имуществом [5, с. 75]. Именно такой формулы мы будем придерживаться при характеристике социально-психологических особенностей феномена мошенничества, поскольку она позволяет наиболее точно передать именно психологическую сторону межличност- ных отношений, а также раскрыть личностные когнитивные особенности и социально-психологическую направленность личности мошенника.

Стабильность существования такого явления, как мошенничество, обусловлена рядом объективных факторов прежде всего экономического и социального порядка. При этом его рост чаще всего бывает вызван экономическим спадом в том или ином государстве и наиболее ярко проявляется в общественных формациях, имеющих низкий уровень сплоченности, социальной организованности, культуры, национального самосознания и правовой грамотности [7, с. 44; 13, с. 29].

В этом плане российское население, если рассматривать его через призму характеристик большой социальной группы, в настоящий момент представляет собой наиболее благоприятную почву. Это объясняется прежде всего отсутствием четкой универсальной системы социальных ценностей как основы формирования социальных установок и личностной направленности российских граждан, высокой степенью разобщенности и фрустрированности индивидов, составляющих значительную часть населения [2, с. 97; 8, с. 58; 9, с. 99].

Так кто же такие мошенники и каковы социально-психологические особенности этой группы представителей социума, на основании которых позволительно объединить их в некую социальную общность и исследовать как целостное социально-психологическое явление? Для того чтобы ответить на этот вопрос, необходимо обратиться к анализу поведения и образа жизни мошенников, выявлению общих черт, характерных для их поведенческого стиля и особенностей мошеннической деятельности в целом.

Но прежде чем перейти к этому шагу, необходимо определиться, по какому критерию допустимо объединять мошенников в единую социальную группу. В доктрине социальной психологии малые группы принято делить на условные и реальные. В рамках данной классификации мошенников позволительно рассматривать исключительно как условную социальную группу, т. е. искусственно выделенную по признаку общности стиля поведения и образа жизни совокупность людей, реально не имеющих никаких связей между собой [12, с. 18].

Далее необходимо оговориться. Возможно, не совсем правильно так категорично высказываться об общности мошенников, поскольку многие преступления в рассматриваемой сфере требуют объединения усилий нескольких участников для достижения преступного результата ввиду сложности, многоступенчатости действий, образующих само преступление. Для их осуществления необходимо выполнение нескольких психологических ролей, и потому довольно часто мошенничества совершаются в составе группы лиц. На языке уголовного права такие образования имеют значение либо «группы лиц по предварительному сговору», либо «организованной группы», либо «преступного сообщества». Но даже, несмотря на часто встречающийся групповой характер мошенничеств, в целом невозможно предложить такой набор признаков, по которому можно было бы выделить мошенническое сообщество, и его можно было бы отнести к самостоятельному социальному образованию, к примеру, к числу малых групп. Мошенничество нельзя назвать некой разновидностью общей социальной интеракции. Мошенники, как правило, не находятся в непосредственном личном общении, стараются не выстраивать межличностных контактов друг с другом, что не порождает эмоциональных отношений друг к другу, групповых норм, групповых процессов и т. д. [13]. Мошенники не позиционируют себя как представителей отдельной социальной группы или даже просто некой общности и, как ни странно, часто даже не относят себя к представителям преступного мира и носителям криминальной субкультуры, что исключает возможность формирования общих групповых установок, целей, социальной идентификации и т. д.

В данной связи правильнее все же рассматривать сам этот вид преступной деятельности как тип отклоняющегося человеческого поведения, выступающий разновидностью криминальной деятельности, а мошенников — как некую условную общность, представители которой схожи в первую очередь по характеру деятельности.

Что же именно позволяет обособить мошенников как условную социальную группу? Отталкиваясь от общей диспозиции рассматриваемого феномена, остановимся на том, что основной их объединяющий признак — «мошенническая деятельность», суть которой заключается в обманном обогащении преступника за чужой счет. В данном свете мошенническая деятельность рассматривается прежде всего как некий вид отрицательной социальной активности, который может иметь место в самых разных сферах общественных отношений, но всегда носит паразитический характер и направлен на удовлетворение корыстных материальных потребностей мошенника за счет обманутых им лиц [17].

Анализируя структуру мошеннических действий, можно выделить следующие социально- психологические особенности исследуемого социально-психологического явления. Во-первых, мошенничество всегда обусловлено исключительно корыстной мотивацией, суть которой в юридической литературе чаще всего интерпретируется через формулировки «страсть к наживе» или «жажда обогащения» либо аналогичные по смыслу и значению определения, хотя иногда трактуется и в более широком смысле. В некоторых случаях о корысти говорят не только как о стремлении к деньгам, но и как о желании удовлетворить за чужой счет свои личные нематериальные амбиции, «получить личную выгоду, возможно, в ущерб другому или группе (организации)». Кроме того, в социальной психологии, даже в юридической, корысть не всегда имеет преступный оттенок. Как отмечают некоторые специалисты, в частности, в наиболее общем виде корыстная мотивация присуща поведению любого человека [12, с. 24; 14, с. 31].

С таким пониманием корысти вряд ли можно согласиться хотя бы потому, что в этом случае размываются границы между различными по своей социально-психологической природе феноменами, что может поставить исследователя в тупик. Корысть — это явление однозначно негативного содержания, поскольку его суть противоречит основам продуктивного межличностного общения, эффективного социального взаимодействия и развития отношений между людьми в целом. Оно имеет четкую предметную основу в виде денег или имущественных благ, обладающих стоимостным выражением, или иной материальной выгоды. При этом стремление обогатиться законными либо незаконными средствами, но с возмещением убытков не должно расцениваться правом как корысть, по крайней мере, в структуре мошенничества.

Иное видение корысти не позволит точно идентифицировать и категоризировать остальные компоненты психической стороны мошеннической деятельности, также как и выявить ключевые отличительные особенности личности мошенника, базовых элементов ее психической структуры, потребностей, ценностей, социальных установок, направленности и целей [15].

Например, если рассматривать корысть как стремление к личной выгоде — в широком смысле, то к ее проявлениям можно отнести и крайние формы карьеризма, в частности, в виде «шествия по головам», и недозволенные приемы в спорте ради более высокого места в рейтинге, и любые другие радикальные эгоистические действия, которые могут наблюдаться в самых различных сферах деятельности человека. Это приво- дит к смешению представлений о психических процессах, обусловленных разной деятельностью, детерминированной различными потребностями, ценностями и т. д., т. е. различного содержания, а следовательно, и лишает возможности обеспечить чистоту экспериментальных исследований психологии мошенничества.

Теоретически мошенника может ничто не отличать от другого человека в быту и в тех сферах жизнедеятельности, которые не связаны с деньгами или не построены на имущественных интересах [16]. Более того, в юриспруденции и юридической психологии есть термин «беловоротничковая преступность», который используется для обозначения мошенников, и в контексте его смысла к данной категории часто причисляют людей с высокоразвитыми интеллектуальными способностями. По статистике они, как правило, имеют высшее образование, вежливы, общительны, проникновенны и заботливы во взаимоотношениях с другими людьми и в целом довольно часто обладают целым набором положительных человеческих качеств [11, с. 426].

Единственное «явное», в чем они проявляют себя с негативной стороны, это то, что совершают мошеннические действия, с помощью которых обогащаются за счет других людей, общества и государства. Стало быть, ключ к созданию психологического портрета мошенника лежит в исследовании особенностей проявления их психических конструктов в самих мошеннических действиях.

Сущность мошеннических действий, безотносительно того, в какой сфере отношений по поводу владения, пользования и распоряжения имуществом (далее — отношения собственности) они совершаются, заключается: первое — в обмане, второе — в завладении чужим имуществом, т. е. имуществом, которое не принадлежит и по объективным обстоятельствам не может принадлежать мошеннику по закону [6, с. 356].

В приведенной формуле можно выделить два ключевых аспекта проявления психических особенностей лиц, совершающих мошенничества.

Первый — это факт незаконного обогащения мошенника за чужой счет. Этот компонент с точки зрения психологии наиболее ценен, так как имеет корреляционную связь с потребност-но-мотивационной, а также ценностно-ориентационной сферами личности мошенника, дает возможность выявления его социальных установок и личностной направленности.

Второй — использование обмана как инструмента завладения чужим имуществом. С ис- следованием этого элемента дело обстоит немного сложнее, поскольку на начальном этапе психологического анализа праксеологическое значение этого феномена остается неявным. Не совсем ясно то, как обман поможет сформировать представление о тех или иных элементах психической структуры личности мошенника. Данное обстоятельство обусловлено тем, что обман как социально-психологическое явление сопровождает человечество на протяжении всех этапов развития цивилизации [10, с. 215]. При этом даже сейчас он не всегда несет в себе отрицательный социальный смысл. Существует феномен лжи «во благо», когда, например, неизлечимо больного обманывают о состоянии его здоровья, чтобы хоть как-то облегчить его психологическое состояние, или когда обманывают детей, не достигших необходимого возраста и уровня социализации, о деталях половых взаимоотношений между мужчиной и женщиной, чтобы оградить их от неблагоприятных послед- ствий воздействия соответствующих образов на неокрепшее сознание ребенка и несформиро-вавшийся перцептивный аппарат [4]. Поэтому к феномену обмана в структуре мошенничества нужно подходить весьма осторожно.

Однако мошеннический обман имеет свои специфические особенности. В данном случае речь идет об использовании этого инструмента для совершения сложносоставного воздействия на личность обманываемого, которое включает в себя: 1) расположение к себе потерпевшего; 2) введение его в заблуждение относительно имущественной стороны вопроса взаимодействия между ними и 3) побуждение потерпевшего к добровольной передаче имущества или имущественных прав мошеннику. Таким образом, в данном случае речь идет не просто об обмане, а об обмане как элементе сложного манипулятивного психического воздействия на потерпевшего, в результате которого последний передает имущество в пользу мошенника.