Национальная политика Китая в конце 1950-х - конце 1970-х гг.

Национальный вопрос является одной из самых актуальных проблем Китайской Народной Республики с самого момента ее образования. За свою шестидесятипятилетнюю историю национальная политика центрального правительства КНР видоизменялась и эволюционировала. В национальной политике Коммунистической партии Китая принято выделять три этапа: первый этап – с момента образования КНР и до конца 1950-х гг., второй – два следующих десятилетия и третий этап – это период с 1980-х гг. до наших дней [2].

В 1957 г. Мао Цзэдун провозгласил новый лозунг: «Пусть расцветает сто цветов, пусть соперничают сто школ». В Китае многими представителями интеллигенции это было воспринято как аналог оттепели, подобной в СССР. На самом деле это была одна из уловок Председателя КНР с целью выявить оппозиционно настроенные элементы. Среди прочих в этой кампании приняли участие и представители малых народов Китая, будучи уверенными, что настал момент для критики и озвучивания своих требований. Основные требования неханьцев сводились к следующему. Во-первых, часть населения выступала за создание союзных или автономных республик в составе КНР. Во-вторых, требования были направлены против руководства центрального правительства и ханьских ганьбу (чиновников). В-третьих, неханьцы были против прибытия в национальные районы китайских мигрантов, особенно остро эта проблема стояла в

Синьцзяне. В-четвертых, выступали против социалистических преобразований, особенно в области сельского хозяйства. Наконец, в-пятых, участники национальных движений выступали против КПК, а вступивших в партию называли национальными предателями [13, c. 30-35].

Выступления неханьских общественных деятелей весной 1957 г. с критикой национальной политики КПК привели к ответной жесткой реакции. КПК обвинила их в местном национализме, назвав его одной из главных опасностей. Вслед за этим последовали репрессии во Внутренней Монголии и Синьцзян-Уйгурском автономном районе.

Позже в ходе начавшейся политики «большого скачка» был взят курс на «слияние национальностей». Он был как бы продолжением политики коммунизации. Как отмечали некоторые китайские идеологи, поскольку в коммунах трудятся люди разных национальностей, то отношения между ними становятся отношениями между членами коммуны и, следовательно, рамки национального вопроса будут постепенно сужаться вплоть до полного его исчезновения. Как писала в марте 1960 г. газета «Синьцзян жибао», «это слияние является марксистской и коммунистической ассимиляцией… Кто выступает против такой ассимиляции, тот выступает против социализма и коммунизма, против исторического материализма» [5, c. 97]. В условиях роста недовольства неханьцев разворачивается очередная волна критики и репрессий против национальных кадров и увеличивается число ханьских ганьбу.

На втором этапе национальной политики продолжился и процесс автономизации. В 1957 г. был создан еще один автономный округ – Дицин-Тибетский в провинции Юньнань и несколько автономных уездов в провинциях Гуандун и Гуйчжоу. В 1958 г. были образованы Вэньшань-Чжуан-Мяоский и Чусюн-Иский автономные округа в провинции Юньнань и ряд автономных уездов в провинциях Цзилинь, Сычуань, Ляонин и Автономном районе Внутренняя Монголия.

В этом же году было создано два крупных автономных района – Гуанси-Чжуанский и Нинься-Хуэйский. Здесь использовался опыт автономизации Внутренней Монголии. В двух новых национальных автономных районах неханьское население оказалось в меньшинстве и стало составлять примерно треть населения.

В разгар политики «большого скачка» в марте 1959 г. в Тибете произошли события, которые в Китае до сих пор квалифицируются как вооруженный мятеж. В отечественной и зарубежной историографии они рассматриваются как антиханьское восстание [1; 16].

Китайское правительство стремилось преуменьшить масштабы выступления тибетцев, однако, по данным одного из политических отчетов командования НОАК, число убитых участников восстания за период с марта по октябрь 1959 г. составило 87 тыс. человек [15, p. 33]. В ходе карательных операций, которые продолжались до 1961 г. включительно, в Тибете были разрушены почти все храмы и монастыри. Примерно 80 тыс. тибетских беженцев укрылись на территории соседних государств – Индии, Непала, Бутана [15, p. 40].

Только в 1965 г., после относительного умиротворения Тибета, был образован Тибетский автономный район (ТАР). Однако события 1959 г. и последующих годов ухудшили отношения между тибетцами и ханьцами. Скрытая напряженность в этом регионе, также, как и в Синьцзяне, продолжает сохраняться вплоть до наших дней, периодически выливаясь в народные волнения.

После провала политики «большого скачка» в национальном курсе КПК, казалось бы, происходят некоторые изменения. Правительство временно отказывается от установки на «слияние национальностей». Период урегулирования начинается в 1961 г., но все позитивные сдвиги остаются на уровне обсуждений, поскольку политическая элита Китая вовсе не хотела менять направление национальной политики. О непростой обстановке на местах свидетельствует ряд фактов. Например, в мае-июне 1962 г. более 67 тыс. синьцзянцев бежало в Советский Союз, кроме того, большое число жителей этого района перебралось в Афганистан и Пакистан [4, c. 81]. Чжоу Эньлай назвал событие «предательским контрреволюционным выступлением», которое тем не менее было «разгромлено народом всех братских национальностей Синьцзяна» [14]. Поэтому сложно говорить, что период первой половины 1960-х гг. был временем исправления перегибов в национальной политике, как это преподносится в китайской историографии.

Однако следует отметить, что в это время правительство, по крайней мере, не ограничивает рождаемость в национальных районах. В проекте Мао Цзэдуна «Основные положения развития сельского хозяйства КНР на 1956 ‒ 1967 гг.» указано: «За исключением районов проживания национальных меньшинств, во всех густонаселенных районах пропагандировать и распространять мероприятия по ограничению деторождения, поощрять плановое деторождение» [3].

В области образования в это время наблюдается проявление левого идеологического уклона КПК. В сентябре 1958 г. ЦК КПК и Госсовет издали «Указания о работе в области образования». В них выдвигалось требование повысить социалистическую сознательность учащих- ся. Был взят курс на «усиление сплоченности национальностей» и повышение «классового характера обучения» [12]. В то же время начинают создаваться национальные школы различных видов и форм обучения. Появились школы полного и неполного дня, средние школы со специализацией в сторону сельского хозяйства, вечерние школы для взрослых. В скотоводческих районах стали создаваться полустационарные и мобильные начальные школы [12].

Однако политика «большого скачка» не могла не отразиться на национальном образовании. В основу обучения ставится изучение и использование идей Мао Цзэдуна. Другой тенденцией становится усиление роли китайского языка в национальных школах. В период «культурной революции» были закрыты все институты национальностей, а в школах языком обучения стал китайский. Впоследствии газета «Жэньминь жибао» писала (на примере Внутренней Монголии): «… множество национальных школ в Автономном районе Внутренняя Монголия было уничтожено, большое количество книг на национальном языке было сожжено… учителя не осмеливались говорить на монгольском языке, опасаясь, что их причислят к национальным раскольникам» [7]. Аналогичная ситуация имела место и в других районах проживания неханьских национальностей.

Стала ухудшаться и ситуация в области здравоохранения. Не предпринимая серьезных мер в области развития здравоохранения в национальных районах, правительство вводит особый институт так называемых «босоногих врачей» (чицзяо ишэн), которые были членами коммун и не имели специального образования. Они должны были без отрыва от производства оказывать населению простейшие санитарные услуги. В результате здравоохранение вновь оказалось в сильно запущенном состоянии.

Не лучше обстояла ситуация и в отношении КПК к религии. В 1957 г. в национальных районах была развернута кампания против «правых элементов», в числе которых оказались и многие религиозные деятели. Период «культурной революции» стал кульминацией борьбы КПК против религии. Закрывались и разрушались монастыри, храмы и мечети, сохранившиеся после «большого скачка». Так, например, в Тибете в 1950 г. насчитывалось более 6 000 монастырей, а к 1979 г. их осталось всего лишь 5 [16, s. 123]. В отношении же представителей духовенства осуществлялись массовые репрессии; многие из них были вынуждены бежать за границу.

Во второй половине 1960-х – 1970-е гг. в Китае прекращается и национально-языковое развитие. Языки и письменность неханьских народов фактически оказываются вне закона. Систематически уничтожаются книги и рукописи на национальных языках, хранившиеся в библиотеках и частных собраниях, а литература неханьцев была объявлена «феодально-буржуазноревизионистским черным товаром» [6].

Таким образом, с началом «культурной революции» деструктивные тенденции начинают проявляться еще ярче. Одним из лозунгов этого времени становится ликвидация «четырех старых»: «старых идей, старой культуры, старых обычаев и старых привычек». «Культурная революция» стала бедствием для всего населения Китая, но именно неханьские народы пострадали от нее в большей степени. Так, например, даже национальные языки оказывались вне закона.

В это время центральное правительство вновь выступает за «слияние национальностей». Начинается наступление на районную национальную автономию. Органы самоуправления были заменены революционными комитетами, в которых абсолютно преобладали ханьцы, в большинстве своем военные. Одним из итогов «культурной революции» и периода деструкции стало принятие Конституции КНР 1975 г. Из нее были исключены многие положения, касавшиеся прав и свобод неханьских национальностей, например возможность развивать собственные языки и письменность, сохранять или реформировать национальные обычаи.

Начало нового периода в национальной политике Китая связано с 3-м пленумом ЦК КПК 11-го созыва (декабрь 1978 г.). После пленума постепенно стали подвергаться критике почти все установки политики КПК в национальном вопросе, за исключением отношения к районной автономии. Во-первых, была отвергнута установка на «слияние национальностей». Как начинают отмечать китайские ученые, «социалистическое общество – это не эпоха слияния национальностей или их исчезновения; оно является эпохой общего процветания национальностей, эпохой их общего развития» [11, c. 84].

В-вторых, национальный вопрос перестал трактоваться как классовый. В статье, опубликованной в «Жэньминь жибао», признавалось, что отождествление национального вопроса с классовым использовалось для искусственного обострения классовой борьбы в среде неханьских народов [8].

В-третьих, был признан ошибочным перенос центра тяжести борьбы с великоханьским национализмом на борьбу с местным национализмом. Поскольку ханьское население составляло большинство, следовательно, основное внимание должно было быть уделено именно борьбе с китайским национализмом.

Наконец, принцип равноправия национальностей был подтвержден в новой Конституции КНР 1982 г. и Законе КНР о районной национальной автономии 1984 г. Согласно статье 4 Конституции, «государство обеспечивает законные права и интересы национальных меньшинств, защищает и развивает взаимоотношения равноправия, сплоченности и взаимопомощи национальностей» [9]. В статье 48 Закона об автономии говорилось, что «органы самоуправления районов национальной автономии обеспечивают всем национальностям данного района реализацию их равноправия» [10]. Декларативные заявления о равноправии еще не означали, что они будут реализовываться на практике, но, по крайней мере, свидетельствовали о пересмотре общих политических установок.