Насколько колумбийские партизаны зависят от коки?

м иф о наркогерилье (наркопартизанах) существует со времен холодной войны. В 1984 г. американский посол в Колумбии Льюис Тамбс, комментируя захват полицией кокаиновой лаборатории в сельве Транкиландии, заявил, что коммунистические повстанцы обеспечивают защиту данного района и являются «наркогерильей». А-мериканский посол руководствовался идеологическими соображениями и целями антинаркотической войны, объявленной президентом США- Р-ональдом Р-ейганом в феврале 1982 г. И хотя колумбийская полиция отрицала, на тот момент, какие либо связи партизан и наркодельцов, термин стал популярен. В его основе лежал тезис об «идеологической деградации» герильи и их трансформации в «военно-преступные наркосообщества, погрязшие в бессмысленном насилии и движимые лишь жаждой наживы на торговле наркотиками» и других видах преступной деятельности».

Среди зарубежных и российских исследователей нет единого четкого представления по поводу степени вовлеченности колумбийских леворадикальных повстанческих формирований в наркобизнес. Советские латиноамериканисты довольно поздно обратили внимание на проблему производства кокаина в Колумбии и вовлеченность герильи в наркобизнес. То ли потому, что «пороки капиталистического общества» казались очень уж далекими от нас, то ли смущала специфика сложного переплетения сил, затронутых существованием наркобизнеса.

СУЛейМАНОВ Анатолий – кафедра мировой и российской политики философского факультета МГУ им. М. В. Ломоносова

На сегодня превалирует две, крайне противоположные, точки зрения на данную проблему. Ч-асть исследователей, ссылаясь на многочисленные факты вовлеченности партизан в наркотрафик (налоги за охрану плантаций коки, производство кокаиновой пасты, пользование наркомафией территориями герильи и т. д.), называют нынешнюю идеологию повстанцев наркоидеологией, не отличая партизан от наркокартелей и наркомафии. А- саму герилью именуют не иначе, как «наркогерильей». Согласно этой точке зрения жизнеспособность левого повстанческого движения в Колумбии и его активизация в 1990-х годах связывается почти исключительно с ростом наркобизнеса в целом и наркопроизводства в частности.

Другая часть исследователей при анализе проблемы употребляет термин «сосуществование» – «coexistence», утверждая, что в условиях Колумбии (при рассмотрении связи между повстанческими формированиями и производителями кокаина) невозможно избежать контактов между этими двумя явлениями, так как они сосуществуют на одной территории, в самых заброшенных районах страны и имеют единую социальную базу – беднейшее крестьянство. В 60-е и 70-е годы влияние FARC простиралось на отдаленные, неконтролируемые армией и правительством сельские районы и крестьянские поселения. Известно, что именно территории, контролируемые FARC, в последующем стали наиболее пригодными для культивации кустов коки. Так получилось, что с расширением международного влияния наркоэкономики, крестьяне стали выращивать на этих землях коку в коммерческих целях. Это совпадение ни в коем случае не может быть отнесено к случайности, оно «лишний раз подтверждает вывод о том, что такого рода явления развиваются по мере ослабления роли государства и ухудшения положения населения».

Сами FARC опровергают всякие обвинения в участии в наркоторговле, утверждая, что «у нас нет никаких связей и никаких «деловых отношений» ни с какими наркокартелями. FARC-EP отвергают наркоторговлю по принципиальным этическим соображениям». Однако нужно отметить, что под наркоторговлей они понимают именно торговлю наркотиками. В то же время повстанцы не отрицают того, что именно наркотики являются одним из источников их доходов. Как заявлял Р-ауль Р-ейес, «FARC присутствуют по всей стране и они нуждаются в ресурсах для усиления своей политической власти. Поэтому налогом облагается все, что выращивается: кусты коки ли это или же рогатый скот, бананы, соя или сорго. Е-сли завтра, допустим, больше не будут выращивать коку, то FARC будут брать налоги с чего-нибудь другого».

Такимобразом,сегодняниктонеотрица-ет факта вовлеченности Р-еволюционных вооруженных сил Колумбии в наркотрафик. Все стороны расходятся лишь в глубине вовлеченности. Потому в этой статье будет опущено исследование того, насколько оправданна и применима по отношению к герилье приставка «нарко». Гораздо более интересным нам представляется изучение того, насколько колумбийские повстанческие организации зависят от коки.

Одним из основных аргументов зависимости повстанцев от коки исследователи отмечают долю наркодоходов в общем объеме их нелегальной экономической деятельности. Р-ассмотрим эту составляющую.

Объем доходов партизанских группировок Колумбии (включающих и наркобизнес, и другие аспекты их нелегальной экономической деятельности) является предметом спекуляции со стороны многих исследователей как в Р-оссии, так и за рубежом. Б-ольшинство оценок явно политизированы. Ч-асто звучащая в Конгрессе США- цифра в 1 млрд. долл. «ежегодного дохода партизан от торговли наркотиками, а также похищений людей, вымогательства и выкупа…» носят явно завышенный характер. Б-ольшинство серьезных экспертов по наркобизнесу и конфликтам в Латинской А-мерике считают по-другому.

По данным колумбийского Межведомственного комитета по борьбе с финансированием герильи, годовой доход FARC и ELN в 1999 г. составлял около 500 млн. долл. (300 млн. долл. – FARC, 200 млн. долл. – ELN). Таких же цифр придерживается профессор Токатлян Х. Г. – один из ведущих независимых экспертов по наркобизнесу и конфликтам в Латинской А-мерике. Таким образом, поступления партизан в два с половиной раза превышают годовой доход «Б-анка Колумбии» и в два раза – доходы крупнейшего издательского холдинга «Тьемпо» и равны половине доходов крупнейшей в стране экономической группы «Б-авария». Однако даже если бы партизаны ежегодно получали 1 млрд. долл. (как это заявляет Конгресс США-), только от наркотиков, это бы вступило в явное противоречие с утверждением Госдепартамента США- о контроле повстанцами 60% американского рынка кокаина и 50% мирового рынка кокаина. Ведь по данным того же Госдепартамента США-. прибыль американского кокаинового рынка только в 2003 г. составила 30 млрд. долл. А- это значило бы, если верить администрации Дж. Б-уша, что в 2003 г. только от американского рынка кокаи- на повстанцы должны были бы получить около 18 млрд. долл.

Данные о доле доходов от наркотиков в общем объеме финансирования повстанческих группировок также сильно разнятся. Б-ольшинство оценок колеблются в пределах от 30% (так долю наркодоходов в бюджете герильи оценивают авторы «Плана Колумбия», что близко к оценкам Госдепартамента США- – 30–40%) до 48– 50% (или около 180 млн. долл.).

По подсчетам видного колумбийского политолога Р-анхеля Суареса, 48% доходов FARC поступает за счет вовлечения в наркотрафик, 36% – в результате вымогательства и 8% – в результате похищений людей (оставшаяся сумма поступает за счет грабежей и прочих преступлений). Р-асследования семилетней давности выявили, что FARC получают неплохую прибыль и на приисках, контролируя добычу золота и платины, а также от криминального бизнеса угона автомобилей в Колумбии (ежегодно в стране угоняются 36 тыс. автомобилей). У ELN несколько другие показатели: 60% – это вымогательства, 28% – выкуп за похищенных и только 5% – наркотрафик.

Такой разный процент вовлеченности партизан в наркобизнес можно объяснить особенностями территорий их контроля. Исторически FARC контролирует джунгли югастраны:департаментыГуавьера,Какета и Путумайо (то есть места проживания вынужденных переселенцев, изгнанных правительством Национального фронта из «крестьянских республик» в начале 60-х годов, эти же неподконтрольные правительству территории стали активно использоваться наркомафией для посевов коки в нач. 80-х годов). А-рмия национального освобождения, изначально не являясь аграрным движением, как FARC, приобрела влияние в регионах, граничащих с Венесуэлой: департаменты Норте де Сантандер и А-раука (это нефтяные регионы Колумбии). Хотя к концу 90-х годов отдельные отряды ELN контролировали районы производства конопли и опийного мака и взимали плату за охрану посевов коки в этих зонах, основной их доход составляют поборы с компаний по добыче и переработке энергоресурсов (так называемый нефтяной паразитизм), а также захват заложников за выкуп. Только в 1998 г. ELN получили около 84 млн. долл. в виде выкупа за освобождение заложников и еще 160 млн. долл. в качестве «отступного» от нефтяных и других компаний. Для сравнения доход ELN от сборов за охрану посевов наркокультур в том же 1998 г. не превышал 5 млн. долл. Это частично объясняет, почему ряд лидеров А-рмии национального освобождения могут себе позволить занять жестко негативную позицию в отношении любых форм наркобизнеса, включая наркопроизводство.

Таким образом, вызывает большие сомнения стремление большинства исследователей конфликта дать однозначную оценку зависимости колумбийских партизан от наркопроизводства и определять их без разбора как наркогерилью (в отличие, например, от перуанской повстанческой группировки «Сендеро Луминосо», никогда не скрывавшей своего участия в международном наркотрафике и объяснявшей его одним из методов борьбы с мировым капитализмом, в частности с США-). Подобная практика, соответствующая нынешнему духу времени борьбы с терроризмом в США- и Колумбии, свидетельствует о нежелании углубляться в более фундаментальные причины вооруженного конфликта и роста наркопроизводства в целом.

Важно отметить, что в вопросах самофинансирования для колумбийской гери-льи характерна определенная специфика по сравнению с аналогичными организациями, действовавшими в других странах Латинской А-мерики. В то время как леворадикальные группировки Сальвадора и Никарагуа в свое время получали существенную помощь из-за рубежа, колумбийская герилья практически не зависела от финансирования извне (в то же время опиравшиеся на собственные источники финансирования, перуанские повстанцы были практически уничтожены силами правопорядка).

Однако, как говорят цифры, участие в наркобизнесе и особенно в наркопроизводстве стало хотя и существенным, но лишь одним из многих факторов количественной трансформации и занимает важное место в деятельности далеко не всех колумбийских левопартизанских группировок. Наиболее заметную роль участие в наркопроизводстве занимает в деятельности Р-еволюционных вооруженных сил Колумбии – А-рмии народа.

На протяжении последних 15 лет основные объяснения количественной и воо- руженной трансформации FARC уже не лежат ни в плоскости критической оценки идеологии этой повстанческой организации, ни в попытках политической экономии объяснить рост людского потенциала герильи закономерным следствием негативных социальных последствий либерализации экономики, макроэкономической стабилизации и сокращения сельскохозяйственного производства. Ухудшение ситуации в аграрном секторе в условиях вооруженного конфликта происходило на фоне «истинной релатифун-дизации страны». Действительно, с 1986 по 1997 год доля латифундий (свыше 200 га) выросла с 35,7 до 50,3%, доля поместий площадью от 50 до 200 га снизилась с 34,8 до 26%, доля же мелких хозяйств (от 5 до 20 га) снизилась с 11,4 до 7%. Процесс ускоренной концентрации земли и капиталов наркодельцов генерировал нищету в колумбийской деревне.

Основное объяснение роста количественной и вооруженной составляющей FARC большинство исследователей видят именно «в торговле кокаином на подконтрольных им территориях», при этом власть на этих территориях повстанцам удается удержать также лишь за счет участия в наркопроизводстве. А-лан Лебрюсс отмечает, что самые успешные повстанческие вооруженные «нападения на вооруженные силы Колумбии в период с 1996 по 2001 год, были в основном осуществлены Южным Б-локом ( один из фронтов FARC – Авт. ) FARC, который базируется в двух подконтрольных повстанцам местах наибольшей концентрации плантаций кустов коки в Колумбии – департаментах Путумайо и Какета. Ч-тобы оценить точность данного утверждения, необходим анализ некоторых цифр.

С тех пор как власти США-и Колумбии в 2000 г. объявили войну наркопроизводству в рамках так называемого Плана Колумбия, его уровень стал сокращаться в стране и на территориях, подконтрольных повстанцам в частности. FARC вот уже три десятилетия контролирует департамент Путумайо и, естественно, основные усилия властей были направлены на то, чтобы сократить наркопроизводство в этом департаменте. Это объяснялось тем, что там самое высокое количество плантаций коки в стране. За пять лет последовательной борьбы с наркопроизводством его уровень значительно снизился в Путумайо, а также дру- гих подконтрольных FARC департаментах (Какета, Каука, Гуавьяре), в которых количество выращиваемых площадей коки, по разным оценкам, некогда составляло до 90% от общего числа площадей по стране. Только в 2003 г. культивация коки в этих районах снизилась на 30%.

Таким образом, согласно превалирующим оценкам деятельности FARC эта организация должна была бы ослабнуть. Это должно было бы коснуться и поддержки организации со стороны населения в подконтрольных ей районах и в уменьшении вооруженных вылазок. На деле же мы наблюдаем обратную ситуацию. С 2002 по 2005 год эксперты отметили удивительную способность повстанцев восстанавливать количественный и вооруженный рост своих рядов. С февраля 2005 г. FARC продемонстрировали увеличение вооруженных нападений на войска ВС Колумбии по всей стране, причем далеко не только на юге страны.

В последние десятилетия ХХ в. левые повстанческие движения в Колумбии действительно переживали определенную количественную трансформацию. Так, если к началу 90-х годов в рядах левоэкстремистских формирований состояли орядка 9 тысяч партизан (из них 5 тыс. – FARC и 2,5 тыс. – ELN), то к 2002 г. уже более 25 тысяч человек – соответственно 20 и 5 тыс. Б-ез сомнения, объяснение существенного количественного рывка рядов герильи (больше FARC, нежели ELN) следует не в последнюю очередь искать в экономической плоскости, поскольку именно своеобразная и прочная финансовая база леворадикальных повстанческих формирований, основанная на вовлечении в наркопроизводство, позволила им в течение последних 15 лет нарастить свою активность. Однако рост людского потенциала герильи нельзя сводить лишь к прибыльности ее участия в наркобизнесе, как это пытаются доказать часть исследователей. Этот рост являлся также привлекательностью ее символики и призывов к социальной справедливости, сохранении основных постулатов идеологии, которая пользуется продолжает пользоваться популярностью среди части крестьян, а также закономерным следствием негативных социальных последствий либерализации экономики, макроэкономической стабилизации и сокращения сельскохозяйственного производства.