Научные и правоприменительные подходы к анализу субъективной стороны занятия высшего положения в преступной иерархии

Преступление по своей социальной сущности не сводится исключительно к поведенческому акту. Через нарушение уголовно-правового запрета лицо демонстрирует свое отношение к социуму и требованиям, устанавливаемым к участникам общественных отношений [1, с. 232]. Это свидетельствует о необходимости изучения не только внешней стороны преступления, но и его внутренних характеристик, охватывающих признаки личности и ее психическую связь с содеянным.

Основная часть

Анализируя состав занятия высшего положения в преступной иерархии, многие авторы придают первоочередное значение определению признаков субъекта и сущности деяния, обходя стороной особенности субъективной стороны [2;

3; 4]. Это приводит к неоднозначной оценке указанного элемента со стороны правоприменителей.

Согласно устоявшимся положениям науки уголовного права субъективная сторона преступления комплексно отражает связь общественно опасного деяния с эмоционально-волевой сферой и мыслительной деятельностью совершившего его лица. Обязательным признаком данного состава преступления является вина, представляющая собой внутреннее (интеллектуальное и волевое) отношение лица к содеянному и служащая, исходя из нормы части 1 статьи 24 Уголовного кодекса Российской Федерации (далее – УК РФ), одним из необходимых условий привлечения к уголовной ответственности.

В отечественной уголовноправовой доктрине сформировалась позиция, согласно которой преступления с формальным составом не могут быть совершены с косвенным умыслом. Это объясняется тем, что «возможность совершения человеком действия, характер которого он сознает, но не «желает» (например, «сознательно допускает»), исключается как по логике вещей, так и психологически» [5, с. 202]. Поскольку состав занятия высшего положения в преступной иерархии сконструирован по типу формального и не предусматривает наступления общественно опасных последствий как обязательного условия признания содеянного оконченным, вина в данном случае выражена в форме прямого умысла. Его интеллектуальное содержание заключается в осознании общественной опасности своих действий (бездействия), а волевое – в желании совершить их. Подобная формулировка волевого момента устоялась в теории уголовного права, хотя и расходится с нормой части 2 статьи 25 УК РФ, согласно которой желание лица связано исключительно с общественно опасными последствиями. По этому поводу специалистами давно высказаны предложения по совершенствованию законодательного оформления видов умышленной вины в контексте формальных составов преступления, в частности по введению элемента желания еще и по отношению к самому деянию [6, с. 19; 7; 8, с. 10–11].

Среди ученых в основном отсутствует дискуссия по поводу определения основного признака субъективной стороны применительно к преступлению, предусмотренному статьей 2101 УК РФ. Однако авторы зачастую пренебрегают описанием соответствующего содержания интеллектуального и волевого моментов, ограничиваясь лишь указанием на прямой умысел. Среди немногочисленных научных трудов, содержащих мнения относительно ука- занных аспектов, своеобразной представляется позиция А.В. Гриненко, полагающего, что занятие высшее положение в преступной иерархии – деяние, ставшее результатом умышленных действий лица по получению данного статуса: «Лицо осознавало характер совершаемых в отношении него действий и желало их наступления, результатом чего является занятие лицом высшего положения в преступной иерархии» [9, c.4].

По нашему мнению, корректное описание содержания интеллектуального и волевого моментов прямого умысла как субъективного признака рассматриваемого преступления должно опираться на характер деяния, который признается длящимся и наукой, и практикой. Так, любое длящееся преступление состоит из двух этапов: первоначального акта действия или бездействия и затем последующего – протекающего во времени. Применительно к анализируемому составу в качестве такого первоначального акта суды называют момент обретения (получения) лицом высшего положения в преступной иерархии, а в качестве последующего – непрерывное обладание таким статусом и (или) осуществление определенных обусловленных им функц и1.

Соответственно, интеллектуальный момент прямого умысла лица, занимающего высшее поло- жение в преступной иерархии, предполагает, что оно осознавало общественную опасность как получения, так и удержания своего криминального статуса, а также его использования; волевой – что оно желало совершить все указанные действия. Следовательно, как интеллектуальное, так и волевое содержание прямого умысла в этом случае относится не только к первоначальному этапу указанного длящегося преступления, предполагающему получение искомой позиции, но и к последующему непрерывному обладанию и пользованию ей. В данном контексте Т. В. Якушева справедливо отмечает, что для квалификации содеянного по статье 210 УК РФ лицу мало обладать полученным статусом, оно также должно совершить хотя бы одно умышленное действие по его использованию [10, c. 87].

В свою очередь, суды по-разному описывают содержание прямого умысла в обвинительных приговорах по данной категории дел. Изучение соответствующих решений первых инстанций позволило выделить следующие ситуации:

• а)    отсутствует какое-либо указание на форму вины при подробном описании объективных признаков преступлени я2;

• б)    отсутствует описание интеллектуального и волевого моментов применительно к первоначальному акту преступного поведения, но описывается интеллектуальное содержание прямого умысла на использование соответствующего статуса («осознавая, что занятие высшего положения в преступной иерархии <…> преследуется в Российской Федерации в соответствии с уголовным законодательством, действуя умышленно <…>, осуществлял полномочия лица, занимающего высшее положение в преступной иерархии»), а также общее описание указанных аспектов относительно деяния в целом («совершая указанные преступные действия, <…> осознавал преступный характер и общественную опасность своих действий <…> и желал этого» )3;

• в)    описывается волевой момент и общее указание на умышленную форму вины при совершении первоначального преступного акта («желая самореализоваться в уголовно-преступной среде и имея умысел занять высшее положение в преступной иерархии») и отсутствует описание интеллектуального и волевого аспектов вины при последующем непрерывном облада-

• нии и пользовании указанным ста-тусом4;

• г)    в общих чертах описывается волевой момент при совершении первоначального преступного акта («стремясь занять высшее положение в преступной иерархии») и интеллектуальный – при непрерывном обладании им («осознавая противоправность своих действий, продолжил занимать высшее положение в преступной иерархии» )5. Кроме того, содержание умысла применительно к отдельным действиям по удержанию искомой позиции сформулировано общими не-конкретизированными фразами («умышленно инициировал нанесение на свое тело татуировки, относящейся к типу тюремных или «во-ровских» )6;

• д)    описывается волевой момент при совершении первоначального преступного акта («пожелал реализоваться в уголовно-преступной среде»), а также интеллектуальный и волевой моменты, относящиеся к дальнейшему непрерывному обладанию и пользованию данным положением («имея умысел и в дальнейшем осуществлять функции так называемого «вора в законе» в уголовно-преступной среде, осознавая противоправность своих действий»,

«не пожелал отказаться от своего криминального статуса» )7;

• е)    описывается интеллектуальный и волевой моменты при совершении первоначального преступного акта в виде получения высшего криминального статуса («в продолжении реализации своего преступного умысла, <…> действуя умышленно, <…> осознавая противоправность своих действий <…> и желая этого <…>, признан лицом, занимающим высшее положение в преступной иерархии»), а также общее указание на умысел при совершении действий по его использованию («действуя умышленно, <…> назначил на нижестоящий уровень преступной иерархии следующих лиц, отбывающих наказание…» )8;

• ж)    описываются лишь интеллектуальные аспекты совершения первоначального преступного акта («осознавая свою принадлежность к уголовно-преступной среде, понимая, что нарушает состояние защищенности жизненно важных интересов личности, общества и государства, умышленно <…> приобрел

криминальный статус «вор в законе») и последующего непрерывного деяния – обладания и пользования полученным местом («осознавая противоправность своих действий, продолжил занимать высшее положение в преступной иерархии», «осознавая противоправность своих действий, принимал участие в разрешении различного рода споров и конфликтов между лицами, придерживающимися криминальной идеологии» )9;

• з)    подробно описываются интеллектуальное и волевое содержание прямого умысла как на первоначальном этапе длящегося преступления («зная об этом, но, не желая становиться на путь исправления, стремясь самореализоваться и закрепиться в преступной среде, получить определенный криминальный статус <…>, принял решение <…> занять высшее положение в преступной иерархии»), так и на последующем («несмотря на свою осведомленность о принятии ФЗ <…>, которым в УК РФ введена ст. 210.1 УК РФ, <…>, желая осуществлять функции «положенца», <…> осознавая противоправность своих

действий, занимал высшее положение в преступной иерархии» )10.

С учетом особенностей объективных признаков анализируемого преступления последний из подходов представляется наиболее верным. Вместе с тем неясна позиция судов, избравших данный подход относительно описания интеллектуального и волевого содержания прямого умысла применительно к общественно опасным последствиям, которые не предусмотрены составом преступления. Еще более спорной представляется констатация возможности их наступления, которая характерна для косвенного умысла, а не прямого. Кроме того, вопросы вызывает целесообразность понимания под такими последствиями нанесение вреда основному или дополнительным непосредственным объектам рассматриваемого преступления («предвидя возможность наступления общественно опасных последствий в виде нарушения общественной безопасности и нормального функционирования указанного исправительного учреждения», «осознавая <…> наступление общественно опасных последствий в виде нарушения общественной безопасности, нормального функционирования государственных, коммерческих и иных организаций, общественных объединений»)11, а также уголовное преследование за содеянное12.

Ряд авторов, к слову, исследуя состав занятия высшего положения в преступной иерархии, также определяют содержание волевого момента прямого умысла как желание не только совершения соответствующего деяния, но и наступления общественно опасных последствий [11, с. 131; 12].

С точки зрения устоявшихся положений российской уголовноправовой доктрины подобные формулировки, используемые в науке и практике, не бесспорны и представляются, как минимум, излишними, в особенности – в тексте судебных решений.

Что касается факультативных признаков субъективной стороны занятия высшего положения в преступной иерархии, таковые диспозицией нормы статьи 210 УК РФ не предусмотрены, а потому на квалификацию содеянного не влияют. Вместе с тем в 67 % обвинительных приговоров по данной категории дел судами установлены мотивы и цели лица, которые в одном случае относятся к первоначальному преступному акту – получению искомого статуса, в другом – к последующему длящемуся удержанию и использованию данной позиции.

• ¹²    Приговор    Верховного    Суда

  Республики Дагестан по делу № 2-6/2021 от

Так, по мнению судов, целями получения высшего места в иерархии криминального мира являются: создание безупречной криминальной репутации и повышение своего преступного авторитета, оказание влияния в преступной среде, извлечение имущественной и неимущественной выгоды для себя и иных лиц, улучшение своего социального положения. Среди мотивов при этом называются корыстные побуждения и (или) иная личная заинтересованность, которые сохраняются и при совершении лицом второго этапа преступления – непрерывного обладания и пользования своим приобретенным положением. В свою очередь, цели лица, получившего искомый статус, на данном этапе обусловлены уже занятой позицией и заключаются: в укреплении и повышении положения в преступной иерархии, увеличении своего криминального авторитета, обеспечении эффективности управления криминальной средой на подконтрольной территории, внедрении и развитии преступной идеологии, пополнении так называемого «воровского общака». Кроме того, сохраняется цель извлечения имущественной и неимущественной выгоды для себя и третьих лиц.

Таким образом, общая мотивация лиц, совершающих преступление, предусмотренное статьей 210 УК РФ, сводится к следующему:

• а)    к корыстным побуждениям, продиктованным желанием извлечения прибыли из противоправной деятельности;

• б)    к престижным и властным мотивам в виде желания обладать определенным криминальным авторитетом и оказывать влияние на иных членов преступной среды, ко-

• торые судами истолковываются как иная личная заинтересованность.

Вероятно, установление данных факультативных признаков субъективной стороны состава анализируемого преступления производится судами не только в соответствии с требованиями пункта 2 части 1 статьи 73 УПК РФ, согласно которым мотивы подлежат доказыванию при производстве по уголовному делу. Представляется, что правоприменители таким образом стремятся подчеркнуть связь лиц, занимающих высшее положение в преступной иерархии, в первую очередь, с организованной преступностью, поскольку по смыслу положений пункта «а» статьи 2 Конвенции Организации Объединенный Наций против транснациональной организованной преступност и13 и части 4 статьи 35 УК РФ цели соответствующих преступных объединений состоят именно в получении, прямо или косвенно, финансовой или иной материальной выгоды, а также ввиду того, что организованная преступность тесно связана с иными видами преступности, включая уголовно наказуемые деяния террористической и экстремистской направленности, для которых нередко характерна аналогичная мотивация.

Вместе с тем полагаем, что обозначенные в обвинительных приговорах мотивы и соответствующие цели действительно должны оцениваться исключительно как фа- культативные признаки субъективной стороны, не влияющие на квалификацию содеянного. В частности потому, что потенциальное введение таковых в качестве обязательных при формулировании диспозиции нормы статьи 210 УК РФ создаст возможности для избежания уголовной ответственности лидеров преступной среды ввиду очевидных сложностей в доказывании этих признаков.

Выводы и заключение

Изложенное позволяет заключить, что авторами при исследовании субъективной стороны занятия высшего положения в преступной иерархии в целом игнорируется описание интеллектуального и волевого содержания прямого умысла в пользу подробной характеристики специального субъекта преступления и объективных признаков содеянного. В то же время суды при отсутствии достаточных научных разработок по данному вопросу уделяют недостаточно внимания этим аспектам в описательной части обвинительных приговоров по указанной категории дел, что представляется существенным упущением, способным привести к обжалованию. Решение указанной проблемы видится в интенсификации научных исследований в данной области, доведении их результатов до правоприменительных органов, а также в предоставлении соответствующих разъяснений Пленумом Верховного Суда Российской Федерации, которые обеспечат единообразное понимание и правильную квалификацию содеянного.