Некоторые проблемы защиты прав и законных интересов сторон смарт-контракта

Развитие науки и техники традиционно рассматривается как процесс, который при всех своих положительных чертах имеет и определенное негативное влияние на общество. Например, современные технологии нередко используются не только в целях предотвращения и раскрытия правонарушений и преступлений. Не секрет, что благами цивилизации и новейшими научными достижениями активно пользуются и недобросовестные субъекты.

Создание в недавнем времени теории смарт-контрактов, которая включает в себя научно-практические положения, связанные как с юриспруденцией, так и с техническими науками, повлекло за собой некоторое упрощение деятельности отдельных субъектов. Понятно, что смарт-контракты позволяют экономить людские и материальные ресурсы, обеспечивают определенную независимость. Однако при этом возникает проблема эффективной защиты субъектов, которые вступают в подобные отношения. Возникает вопрос, насколько общепринятые формы и способы защиты прав и законных интересов субъектов применимы в данной ситуации или, возможно, следует создать особый специфический механизм охраны интересов сторон смарт-контрактов.

Смарт-контракт в самом общем виде можно определить как запрограммированный договор, его условия прописаны в программном коде и он автоматически исполняется с помощью блокчейна. Смарт-контракты базируются на компьютерном протоколе, который по установленным правилам посылает или получает определенную информацию или изменяет данные. Основанием является заложенный в протоколе программный код. При этом применяются простые правила «если, то»: «если» определенное условие будет исполнено, «то» будет совершено определенное действие1.

Примером самого примитивного смарт-контракта может служить торговый автомат, который запрограммирован на то, что в случае если выбран определенный товар и помещено определенное количество денежных средств, автомат в ответ выдаст сдачу и сам товар2. К подобным сделкам в нашей жизни мы уже привыкли и не считаем их чем-то неординарным.

Активное использование таких сделок является одним из направлений развития идеи электронного правительства в России1.

В смарт-контракте, основанном на технологии блокчейн, формулируются условия контракта на языке программирования, после чего смарт-контракт обычно переносится на блокчейн. Такой контракт исполняется автоматически без участия исполнителя (продавца, подрядчика, исполнителя по договору возмездного оказания услуги и т.п.) при соблюдении заранее определенных условий. Кроме того, программа такого контракта должна быть защищена от несанкционированного изменения его внутренней логики, чтобы сторона договора не могла намеренно препятствовать исполнению смарт-контракта или незаконно изменять его содержание.

Исходя из приведенных самых общих определений смарт-контракта, можно сделать вывод, что смарт-контракт – это не отдельный вид договора. Смарт-контрактом может выступать и договор купли-продажи, и договор аренды, и многие другие гражданско-правовые договорные конструкции. Смарт-контракт предопределяет специфику порядка и способов заключения договора, исполнения обязательств сторон, прекращения договорных отношений.

Одним из традиционных аргументов против широкого использования смарт-контрактов – высокий риск мошеннических действий, которые могут быть совершены в ущерб потребителям и иным участникам подобных сделок. Другой актуальный недостаток смарт-контрактов – проблемы, возникающие при рассмотрении судебных дел в случае возникновения спора2. Суду придется разбирать не только юридические, но и технические вопросы, что создаст проблемы как для самого суда, так и стороны дела, которая является более слабой в плане наличия технических возможностей. Уже даже такое краткое описание проблем, которые могут возникнуть при использовании смарт-контрактов, поставит в тупик многих юристов в тот момент, когда возникнет необходимость защиты сторон такого договора, прежде всего судебной.

Среди примеров сложности использования общих правовых конструкций можно привести следующий пример. В зарубежной литературе подчеркивалось, что при работе со смарт-контрактами существенную сложность вызывает возможности применения норм гражданского законодательства о признании сдел ок недействительными³.

Представим данную проблему по российскому гражданскому праву. Очевидным с первого взгляда представляется вопрос о признании недействительной сделки, совершенной в отсутствии полномочий на ее совершение (например, по недействительной доверенности), или сделки, совершенной недееспособным. Между тем не совсем понятно, как механизм признания сделок недействительными будет действовать применительно к смарт-контрактам, ведь заключать сделку от имени сторон будет компьютер. Смоделируем ситуацию, при которой при участии компьютера заключена сделка от имени недееспособного субъекта. В каком порядке признать такую сделку недействительной?

Обращает на себя внимание и другой момент. Как отмечает А. Савельев, компьютер «равнодушен» к основополагающим правовым принципам права, таким как законность, справедливость, защита слабой стороны. Вместо этого основными принципами формирования условий договора становятся определенность и эффективность1.

По мнению ученых, смарт-контракты не позволяют обеспечить защиту слабой стороны правоотношения, например, потребителя. Утверждается, что правовые положения законодательства о защите прав потребителя и защиты от несправедливых условий договора контракта неприменимы к смарт-контракту. В то же время смарт-контракты могут предоставить потребителям дополнительные рычаги для защиты своих интересов. В настоящее время потребители не имеют никакого реального выбора, как заключить или не заключить договор, какие условия включить в него. Даже если человек понимает эти условия, у него нет переговорной силы для их изменения. Если он решит перейти к другому продавцу, то результат будет тот же2.

Вместе с тем определенность и, особенно, эффективность обычно рассматривались как принципы экономической деятельности, не являясь одновременно основополагающими принципами права. Возникает вопрос, допускается ли полный отказ от принципов законности, справедливости и защиты слабой стороны в целях обеспечения определенности и эффективности.

С точки зрения не только фундаментальной юридической теории, но и формальных правил ст. 1 Гражданского кодекса Российской Федерации (часть первая) от 30.11.1994 № 51-ФЗ следует дать отрицательный ответ на этот вопрос. При всей сложности судебной защиты сторон смарт-кон-тракта суды должны реагировать на грубейшие нарушения сторон при его заключении и исполнении вне зависимости от правильности или неправильности технических программ.

В частности, возможно применение к отношениям сторон принципа добросовестности. Так, абсолютно прав В.Г. Голубцов в том, что введение в гражданское законодательство критериев добросовестности применительно к обязательственному праву способно снять проблему непредсказуемости судебных решений при применении принципа добросовестности1.

Частным случаем применения принципа добросовестности к ситуации со смарт-контрактами может выступать принцип contra proferentem, допускающий, что в случае неясности условия договора и отсутствия возможности установить действительную общую волю сторон договора данное условие толкуется судом в пользу контрагента стороны, которая подготовила проект договора либо предложила формулировку неясного условия. Применительно к рассматриваемой ситуации сказанное означает то, что субъект, ответственный за подготовку программы, создавшей запрограммированный договор, несет риск неясности тех или иных условий соглашения.

К сожалению, многообразной судебной практики по вопросам применения норм, регулирующих отношения субъектов, возникших из смарт-контрактов, в России еще не сложилось. В связи с этим предположить, как суды будут использовать (или вообще отрицать возможность их применения) принципы гражданского права в данных ситуациях, сложно. Однако проанализированные нами материалы зарубежной судебной практики позволяют говорить о том, что основополагающие начала регулирования гражданских отношений далеко не всегда противоречат правилам о смарт-контракта2. Например, сложно представить, по какой причине нормы о защите прав потребителя действительно не должны применяться в данной ситуации, если смарт-контракт соответствует критериям потребительского договора.

В частности, уже давно сложилась практика признания заключенными и действительными соглашений «clickwrap», по которым потребители на каком-либо сайте наживают специальную кнопку «принимаю соглашение» (сМ.: Hill v. Gateway 2000, Inc., 105 F.3d 1147, 1150 (7th Cir. 1997)). При этом в некоторых ситуациях при определении того, было ли соглашение, суды внимательно изучали вопрос о том, получил ли потребитель уведомление об условиях договора, прежде чем согласиться с ним (сМ.: Inc. v. Verio, Inc., 356 F.3d 393, 403 (2d Cir. 2004)).

Кроме того, использование веб-сайта для заключения договора без явного уведомления об условиях использования, которые были просто размещены на домашней странице, также считается недостаточным приняти ем этих условий, особенно если стороной договора является потребитель

Суды устанавливают, было ли стороне договора дано необходимое уведомление о его условии, учитывают, насколько явно из отношений сторон вытекает условие договора. При этом значение могут иметь прошлые деловые отношения и отраслевая практика (сМ.: Schnabel v. Trilegiant Corp., 697 F.3d 110, 121–22 (2d Cir. 2012)).

Хотелось бы привести мысль с еще одного дела, которое, хоть не является давним, но тем не менее в полной мере отражает наше мнение о смарт-контрактах.

Суд США признал страховую компанию ответственной за компьютеризированное восстановление страхового полиса, сославшись на следующее: «компьютер работает только в соответствии с информацией и указаниями, предоставленными его программистами-людьми. Если компьютер не думает, как человек, это вина человека» (сМ.: State Farm Mut. Auto. Ins. Co. v. Bockhorst, 453 F.2d 533 (10th Cir. 1972)).

В целом, завершая краткие рассуждения о проблемах защиты сторон смарт-контракта, следует выразить надежду на то, что судебная практика по вопросам применения норм о смарт-контрактах пойдет не по пути отрицания возможности использования основополагающих принципов гражданского права (прежде всего, добросовестности и юридического равенства участников правоотношений), а по пути адекватного их применения. В противном случае смарт-контракты могут активно использоваться недобросовестными участниками гражданского оборота для различных злоупотреблений.