Некоторые вопросы определения сущности споров о праве и их разновидности

Провозглашение Российской Федерации правовым государством обусловливает создание в государственном механизме системы организационно обособленных судебных органов, функционирующих в качестве независимого арбитра, призванного разрешать возникающие в обществе конфликты. Деятельность, осуществляемая судами, рассматривается как правосудие, т. е. применение в особом порядке к установленным фактам норм права и вынесение решения (постановления, приговора), разрешающего дело. Для правильного понимания сущности правосудия необходимо иметь в виду такой его признак, как разрешение спора между двумя (или больше) участниками процесса, представляющими и отстаивающими противоположные (или хотя бы несовпадающие) интересы [9, с. 45 — 46]. Спор о праве выступает предметом судебного разбирательства, а его разрешение составляет сущность правосудия. Таким образом, изучение спора о праве как явления правовой действительности имеет научный и практический интерес, а с учетом проводимой в стране судебной реформы приобретает еще и особую актуальность.

Спор о праве в литературе трактуется как разновидность правового конфликта, вызванного столкновением интересов, различных правовых взглядов и позиций, отличий в правопонимании [12, с. 29 — 30]. Для уяснения его природы как предмета судопроизводства следует обратиться к структуре субъективного права. В ней принято выделять ряд элементов, характеризующих его содержание, а именно, возможность: 1) определенного поведения обладателя субъективного права; 2) требования совершения определенных действий со стороны других лиц; 3) обращения в необходимых случаях к государству для принудительной реализации права [8, с. 84]. Для пас важен последний, подразумевающий возможность лица требовать реализации субъективного права путем его признания, разрешения спора о праве или восстановления права в случае нарушения. Защита субъективных прав, как правило, предполагает разрешение конфликта между заинтересованными сторонами, возникающего по поводу разногласий о принадлежности права, нарушении права или охраняемого законом интереса.

Исследователи указывают, что спор о праве представляет собой «одну из форм осуществления субъективного материального права» [4, с. 19], а разбирательство спора — способ его защиты. Последняя не исключена и при отсутствии спора, например в порядке особого производства, когда устанавливается факт владения вещью, восстанавливается утраченный документ и т. д. Однако надо отметить, что и в «бесспорном» производстве могут наблюдаться разногласия участвующих в деле лиц по поводу тех или иных обстоятельств, подлежащих установлению. Не случайно процессуальное законодательство предусматривает возможность участия в особом производстве помимо заявителя заинтересованных лиц [1; 3].

Анализ субъективных прав, выступающих предметом спора, осуществляется, как правило, в рамках отраслевых юридических наук. Наибольших успехов в этом направлении добились представители гражданского права и процесса. Вопросы, связанные с оспариванием или нарушением субъективных гражданских прав, рассматриваются цивилистами во взаимосвязи с правом на иск и его реализацией в рамках искового судопроизводства. Возможность обратиться за защитой как составная часть самого субъективного права, правомочие его обладателя называется правом на иск в материальном смысле, а право на иск в процес-

суалыгом смысле есть «обеспеченная обязанностью суда возможность истца обосновывать с использованием предоставленных законом средств правомерность предъявленного иска» и возникает с момента возбуждения дела судьей [13, с. 123]. Думается, что вполне обоснованно понимание спора в единстве его материальной и процессуальной составляющих, так как разногласия порождаются в поле регулятивного правоотношения между его участниками, а затем выносятся на разрешение компетентного органа — суда, становясь предметом судебного разбирательства. Например, споры о субъективных гражданских правах рассматриваются в порядке искового производства, которое регламентируется нормами гражданского и арбитражного процессуального права и обеспечивает максимальные гарантии правильного разрешения противоречий. Однако разрешение споров, вытекающих из гражданских правоотношений, может осуществляться и в ином порядке, в частности в соответствии с Федеральным законом «О третейских судах в Российской Федерации» от 24 июля 2002 года № 102-ФЗ третейскими судами по правилам, несколько отличающимся от процедуры искового производства [2].

Постоянное внимание вызывают споры, возникающие из отношений, основанных па юридическом неравенстве участников , которые отечественные правоведы характеризуют как административные споры. Сам этот термин традиционно употребляется в широком смысле и охватывает не только дела, касающиеся административно-правовых отношений, но и те, в основе которых лежит столкновение интересов участников конституционных, финансовых и иных правоотношений. Стоит заметить, что ранее наличие споров в рамках административных правоотношений ставилось под сомнение, так как «спор о праве возможем только при равном положении субъектов, а если один из них обладает властными полномочиями, спора быть не может» [13, с. 7].

В литературе встречается точка зрения, что уголовный процесс представляет собой порядок разрешения своеобразного спора о праве — праве государства применить наказание [11, с. 5], а дело об ад министративном правонарушении «вполне правомерно рассматривать как спор об административной ответственности» [6, с. 90]. Иногда все указанные разновидности конфликтов трактуются как публично-правовые споры по признаку присутствия субъекта, наделенного властными полномочиями и реализующего их в публичных интересах в рамках спорного правоотношения. Так, по мнению Г. Дикова, к публично-правовым спорам можно отнести споры между частным лицом и государством, возникающие по инициативе либо частного лица (административноправовые), либо государства (по поводу совершения административных правонарушений и уголовных преступлений). Публично-правовыми являются и споры, находящиеся в ведении конституционных (уставных) судов, осуществляющих «публичный арбитраж внутри государственной системы, между отдельными органами и ветвями власти» [5, с. 98 — 99]. Однако данный подход представляется не вполне обоснованным. Исследователями неоднократно подчеркивается, что спор о праве и дело о правонарушении выступают относительно самостоятельными предметами судебного разбирательства иди разбирательства во внесудебных органах. Ю. Н. Старило в пишет, что «дела об административных правонарушениях — это дела о применении наказания, т. с. это дела, возникающие в известном смысле вне спорных отношений» [10, с. 130].

Внимание ученых-правоведов привлекают споры не только о субъективном праве, содержание которых определяется отраслевой принадлежностью дел, но и об объективном праве, или так называемые споры о норме. Разумеется, споры о взыскании задолженности по неисполненному гражданско-правовому договору, обжаловании постановления о назначении административного наказания, восстановлении гражданина на работе существенно отличаются от дел о признании не соответствующими Конституции Российской Федерации какого-либо нормативного акта или его отдельных положений, оспаривании ненормативных актов органов государственной власти и местного самоуправления и их должностных лиц. По мнению ряда авторов, споры об объектив- 63

ном праве порождаются разногласием субъектов публичных правоотношений по поводу законности правовых актов (действий и решений) органов публичного управления [6, с. 93]. Подобные конфликты характеризуются, как правило, отсутствием нарушенного субъективного права, а их предметом являются вопросы законности действий или решений субъекта, наделенного властными полномочиями, либо конституционности того или иного правового акта.

Деятельность судов по проверке конституционности правовых актов или их соответствия актам большей юридической силы именуется нормоконтролем, который может быть абстрактным (непосредственным) или косвенным (опосредованным). При оспаривании нормативных актов на «основании несоответствия их Конституции, общепризнанным принципам и нормам международного права либо несоответствия нормативного акта иному нормативному акту, обладающему большей юридической силой, проявляется нормоконтроль непосредственный (абстрактный)» [7, с. 2]. В таких случаях действия суда не направлены на разрешение какого-либо конкретного дела. В результате судопроизводства выносится решение о признании акта недействительным и об утрате им юридической силы, которое обязательно для всех субъектов права. Нормоконтроль бывает косвенным, если суд при рассмотрении спорного правоотношения устанавливает, что акт, подлежащий применению, противоречит Конституции, закону. При подобных обстоятельствах суд вправе не использовать «дефектный» акт и принимает решение, руководствуясь актом большей юридической силы. Оно распространяется лишь на конкретную ситуацию и лиц, участвующих в данном деле, не становясь обязательным в последующем при рассмотрении аналогичных дел для других правоприменителей.

Часто встречаются высказывания о том, что реализацию судами нормоконтроля нельзя считать правосудием. Оно должно быть отнесено к особой форме осуществления судебной власти — судебному контролю. Обоснование своей позиции исследователи видят в том, что при проверке законности или конституционности акта «предметом рассмотрения является не столько конкретное правоотношение, правовая ситуация, сколько само право, точнее, норма права» [5, с. 101]. Следовательно, роль суда в подобных делах заключается не в разрешении спорной ситуации, что принято считать функцией правосудия, а в осуществлении контроля за действиями и решениями органов государственной власти и местного самоуправления.

Резюмируя, отметим, что изучение споров о праве как предмета судебного разбирательства невозможно без комплексного анализа средств и процедур их разрешения, обращения к природе судебной власти, ее функций и форм осуществления.

Поступила 16.02.04.

Особенности современной ситуации в России требуют анализа концептуальных подходов к планированию семьи как особому социальному явлению и создания научно обоснованной концепции планирования семьи.

Сам термин «планирование семьи» первоначально использовался для обозначения социального института, призванного удовлетворять потребность общества в сохранении определенной численности населения и поддержании соответствующего уровня рождаемости, т. е. направленного па управление репродуктивными процессами на определенной территории [12, с. 369]. Сейчас под планированием семьи понимают также внутрисемейный процесс — определение времени рождения детей и их количества в семье [12. С. 369]. В любом случае это область особых человеческих, общественных отношений, которые регулируются установленными правилами, моральными нормами, нравственными принципами.

Данный Институт сформировался в конце XIX — начале XX в., когда заговорили о проблеме перенаселенности на Земле. Одним из первых на нее указал Томас Мальтус. На протяжении XX в. многими учеными и исследователями приводились данные об ускоренном росте населения планеты и истощении природных ресурсов. Правительства, прежде всего развивающихся стран, опираясь на призывы неомальтузианцев к отказу от рождения ребенка для повышения благополучия в отдельной семье [23], пытались снизить рождаемость. Однако уже в 80-е гг. начало подвергаться критике отношение к планированию семьи как к средству изменения характера воспроизводства и подъема уровня жизни населения [27]. Мы считаем, что пути естественного уменьшения рождаемости следует искать не в обязательном распространении противозачаточных средств, а в интенсивной индустриализации названных регионов.