Нерчинский приказчик П. Я. Шульгин: воин и дипломат

Bagrin E. A. Nerchinsk Executive Officer P. Ya. Shulgin: Warrior and Diplomat. Vestnik NSU. Series: History and

Philology , 2023, vol. 22, no. 1: History, pp. 44–56. (in Russ.) DOI 10.25205/1818-7919-2023-22-1-44-56

«Китайския и даурския 1 службы Нерчинских острогов» 2 приказчик Павел Яковлевич Шульгин – личность для истории становления российской власти в Забайкалье значительная. Между тем ему и его деятельности не посвящено ни одного специального научного исследования 3. Упоминания П. Я. Шульгина при описании событий забайкальской истории нередко носят негативный оттенок. Причина этого в том, что исследователи, обращаясь к периоду его руководства Нерчинским уездом 4, в первую очередь концентрируют внимание на конфликте приказчика с частью нерчинских служилых людей, обвинявших его в незаконных действиях [Васильев, 1916; Люцидарская, Каменецкий, 2020; Трухин, 2021]. А. П. Васильев писал о Шульгине, что «несправедливостью, взяточничеством и жестокостью он превзошел всех предшественников». Однако Васильев отмечал и энергичную политику нерчинского приказчика. Шульгин остановил натиск табунутов 5, распространил границы русского влияния на юго-восток по р. Аргуни и подчинил себе Албазинский острог [Васильев, 1916, c. 131–138]. Г. Б. Красноштанов также писал о том, что Шульгин был очень деятельным человеком, склонным к смелым решениям. В рамках исследования, посвященного Н. Р. Черниговскому, Красноштанов впервые обратился к фактам, касающимся службы Шульгина в Тобольске и Якутске перед назначением в Даурию. Однако «нерчинский период» жизни Шульгина был рассмотрен только в связи с его взаимодействием со служилыми людьми Албазинского острога [Красноштанов, 2008, c. 186–232]. А. А. Люцидарская и И. П. Каменецкий отметили роль Шульгина в организации поиска серебряной руды на территории Нерчинского уезда, а также его помощь посольству Н. Спафария в Китай [Люцидарская, Каменецкий, 2020, c. 86].

Цель нашего исследования – показать, что деятельность Шульгина на посту приказчика Нерчинских острогов привела к значительному усилению позиций России в Восточном Забайкалье. Для этого мы сконцентрируем внимание на двух наиболее важных, на наш взгляд, проблемах: мерах по отражению агрессии «немирных» 6 монголов и тунгусов и защите ясачных людей 7, а также разрешению русско-аборигенных конфликтов в пределах Нерчинского уезда.

Ситуация в Восточном Забайкалье, накануне приезда Шульгина в Даурию была непростая. Тобольский сын боярский Д. Д. Аршинский, занимавший место нерчинского приказчи- ка четыре года и восемь месяцев (с 10 апреля 1669 г.), проводил крайне нерешительную политику в ответ на нападения «немирных иноземцев» 8 на ясачное население Нерчинского уезда. Основной причиной этого, на наш взгляд, было опасение спровоцировать конфликт с маньчжурским Китаем 9. Кроме того, немаловажным было и то, что Аршинский, вероятно, не имел и внутренних побуждений к активным действиям. Обращаясь к царю из Даурии, он отмечал свою долгую службу в Сибири и участие во многих военных походах, замечая, что стал «стар и увечен» и заслуживает перемены с «дальней» службы [Красноштанов, 2008, c. 182–183, 186, 232].

Время, когда Аршинский управлял Нерчинским острогом, можно охарактеризовать как период сильного давления на ясачное население Восточного Забайкалья и Приамурья со стороны «немирных» монголов, табунутов, тунгусов и дауров. В районе Еравнинских озер табу-нуты агрессивно и безнаказанно вытесняли из кочевий местных тунгусов, плативших ясак в Телембинский острог. В районе рек Онон и Ингода на ясачных людей регулярно нападали «воровские» 10 тунгусы и намясинцы 11. В 1669 г. произошли события, значительно подорвавшие авторитет русской власти в Забайкалье. За несколько лет до этого баргузинские и верхоленские брацкие 12 ясачные люди «от Баргузинского острогу от Байкаловского морю и с Ольхону острова» ушли к мунгальскому Дайкон-тайше. Затем в 1666/1667 г. небольшая часть из них прикочевала к Нерчинску и три года платила ясак 13. В июне 1669 г. около 15 000 воинов мунгальского Дайкон-тайши приблизились к Нерчинску на расстояние дневного перехода и, «неволей» забрав брацких людей к себе, отошли, расположившись всего в четырех днях езды от Нерчинска. Безнаказанность действий монголов привела к тому, что уже осенью – зимой 1669 г. тунгусы, кочующие по Онону, отказались платить ясак, обратив внимание на неспособность русских их защитить. Более того, в апреле 1670 г. они напали на лагерь ясачных сборщиков – служилых людей Телембинского острога и угнали у них коней. Казакам пришлось спасаться на плотах. В это же время продолжился процесс перехода бар-гузинских брацких людей к монгольским тайшам (АИ, 1842, № 250, c. 539–540; ДАИ, 1857, т. 6, № 15, c. 84–85).

Не менее тревожной была обстановка в Приамурье, где в 1665/1666 г. был основан Алба-зинский острог, формально 14 подчиненный Нерчинску. «Богдойская» (подвластная мань- чжурам) территория, распространялась на бассейн Зеи, контролировавшийся даурами. Она стала центром притяжения «иноземцев», недовольных русской властью. Якутские служилые люди писали: «…богдойские люди с ясачными людьми торгуют, меняя на соболей серебряные кольца, луки, азямы и камки призывают к себе в Дауры на Зийские сторонние реки и за Зию-реку». С юга Якутского уезда сюда уходили ясачные тунгусы и якуты. Дауры обложили данью тугирских тунгусов Инкагульского рода на р. Удь, которые платили ясак в Вехнемайском зимовье и распускали слухи о том, что они готовы выйти через Тугирь и Олёкму на р. Лену и атаковать русские остроги (ДАИ, 1857, т. 6, № 22, c. 153–154).

Тобольский сын боярский П. Я. Шульгин, сменивший Аршинского, руководил Нерчинским уездом четыре года и пять месяцев (с 30 ноября 1673 г. по конец апреля – начало мая 1678 г. 15) [Красноштанов, 2008, с. 186, 232]. На протяжении этого времени в его распоряжении было от 170 до 190 служилых людей. В случае необходимости Шульгин привлекал к военным походам ссыльных и промышленных людей, увеличивая военные силы примерно в два раза. При этом он не мог рассчитывать на помощь ратников из западносибирских городов и соседних Енисейского, Илимского и Якутского уездов, так как их военный контингент был отвлечен на юг и северо-восток Сибири [Леонтьева, 2012, c. 27–42; Багрин, 2021].

Этими силами он должен был удерживать в повиновении около 15 000 «иноземцев», населявших Нерчинский уезд. По данным Б. О. Долгих, основным ясачным населением земель, контролируемых Нерчинском, были два тунгусских племени – нелюды и намясинцы. Нелю-ды включали в себя роды Баягир, Дуликагир, Колтагир, Луникир, Баликагир, Челкагир, Шунинский и др. Совокупно они могли выставить около 1 000 воинов. Князцу Гантимуру из рода Дуликагир оказывалось особое доверие. Шульгин писал: «…в Нерчинском остроге ду-ликагирского роду князец Гантимур с родом своим служат государю прямою правдою и ясак платят без аманатов сполна» 16. Дуликагиры помогали русским действовать против «воровских» тунгусов в бассейне Аргуни [Долгих, 1960, c. 345]. Мужчин из этого рода освобождали от ясака и при условии крещения в православную веру набирали в службу казаками. Кроме того, они усиливали немногочисленные отряды служилых людей, отправлявшиеся за ясаком 17. Вторым наиболее сильным племенем были намясинцы, или намяты, – тунгусы, подверженные сильному влиянию монгольской культуры, склонные к «измене» и переходу в земли монголов [Долгих, 1960, c. 335–336, 338–339, 344–345, 347, 349; Зуев, 2020].

Коренные жители Нерчинского уезда, платившие ясак, считались подданными России. Они могли рассчитывать на самую главную царскую «милость», которая обещалась им при приведении в подданство, – защиту. В ситуации, когда русские власти игнорировали обеспечение их безопасности, начинался переход в зону влияния другого сюзерена [Зуев и др., 2017, с. 268–292]. В условиях Нерчинского уезда это было несложно, так как большинство коренных жителей вели кочевой образ жизни и могли уйти под защиту монгольских правителей.

К моменту приезда Шульгина самой важной проблемой в Нерчинском уезде было давление табунутов на телембинских ясачных людей. Это монголоязычное племя традиционно занимало большую территорию, прилегающую к р. Селенге. Здесь, по подсчетам Долгих, жило около четырех тысяч табунутов. Еще две тысячи переходили на земли, контролируемые нерчинскими служилыми людьми. С 1664 г. табунуты, имевшие не менее 1 000 воинов, регулярно нападали на тунгусов в районе Еравнинских озер, рек Хилок, Кудунуй и др. [Долгих, 1960, с. 321–322, Александров, 1984, с. 71; Красноштанов, 2008, с. 203]. Жалобу об этом Шульгин получил, когда ехал принимать в свое управление Нерчинский уезд и остановился в Телембинском остроге. Ясачные тунгусы отметили, что табунуты с 1670 по 1673 г. убили у них больше 30 лучших людей 18, «и детей в полон емлют, и животы грабят, и лошади, и скот отгоняют» 19 [Красноштанов, 2008, с. 202].

В первую очередь нерчинский приказчик попытался выяснить, кому подчиняются табуну-ты. По сведениям ясачных людей, это был монгольский Очирой Саин хан. 23 декабря 1673 г. Шульгин отправил к нему сына боярского Бориса Ложкина, подьячего Данила Карташева, рядовых казаков Григория Булыгина и Карпа Юдина с просьбой «унять» агрессоров 20. Однако табунуты не пропустили посыльных через свои земли. Они вернулись назад 20 февраля 1674 г. в сопровождении табунутских посланцев [Александров, 1984, с. 71]. Представители тайшей 21 Кетайчжи и Иркема известили Шульгина о том, что табунуты никому не подчиняются, а угодья, примыкающие к Телембинскому острогу, считают своими. В ответ Шульгин попросил передать, что если они без разрешения будут кочевать по Хилку и около Еравнин-ских озер, нападая на русских подданных, то он прикажет «из даурских острогов огрозиться ратными людьми без пощады». Однако реакции на его угрозу не последовало. Видимо, табу-нуты помнили нерешительную политику Аршинского. Весной 1674 г. они были в «днище» от Телембинского острога. Поэтому ясачные тунгусы были вынуждены жить недалеко от него под охраной служилых людей [Красноштанов, 2008, с. 202–203].

1 мая 1674 г. Шульгин собрал для нападения на табунутов значительные силы, включавшие служилых, охочих (добровольцев) и ясачных людей 22. Походом командовали его сын Василий, нерчинский сын боярский Григорий Лоншаков и албазинский пятидесятник Никифор Черниговский. Отряд выбил табунутов от Еравнинских озер, встретив их в полутора днях пути от Телембинского острога. Кочевники потеряли в бою больше 100 воинов [Долгих, 1960, с. 322; Красноштанов, 2008, с. 203–204]. Этот «погром», по сообщению селенгинского приказного человека Гаврилы Ловцова, стал причиной «задора» с другими табунутскими тайшами, которые угрожали походом на Селенгинск и Братские остроги. По этой причине селенгинцы в августе 1674 г. боялись выезжать за ясаком (ДАИ, 1857, т. 6, № 114, с. 353– 354). 5 декабря 1674 г. селенгинский приказной человек прислал Шульгину вестовую отписку, сообщив о том, что 500 табунутских воинов идут в Нерчинский уезд войной (ДАИ, 1859, т. 7, № 67, с. 324). Поэтому в январе 1675 г. Шульгин приказал нерчинскому сыну боярскому Бажену Никитину быть готовым к приходу противника к Телембинскому острогу 23. Однако опасения не подтвердились. Табунуты не напали. Таким образом, смелые действия Шульгина решили 10-летнюю проблему безопасности телембинских ясачных людей.

Победа над табунутами имела большое значение для укрепления русской власти в Забайкалье. В декабре 1674 г. (не позднее 10-го числа 24) нерчинские дети боярские Г. Лоншаков и Игнатий Милованов отправились в монгольские земли для покупки скота. Здесь по приказу Шульгина они призвали брацких людей, отогнанных монголами в 1669 г., назад в русские владения. В январе 1675 г. больше 1 000 улусных людей князца Зербо, включая 20 представителей племенной аристократии, вышли к Нерчинску. Предполагалось, что они перейдут к Байкалу и на о. Ольхон через Баргузинский острог. Однако Шульгин и Зербо не договорились об условиях этого перехода. Разногласия вылились в бой бурят с нерчинскими казаками, произошедший не позднее сентября 1675 г. на р. Торге. Служилые люди потеряли убитыми двух человек и многих ранеными. В итоге из вероятного союзника Зербо стал противником. Его люди отогнали от Нерчинска государственных и личных коней нерчинских казаков 25 (АИ, 1842, № 250, с. 539–540; ДАИ, 1859, т. 7, № 73, с. 344; № 75, с. 371–372).

8 июля 1675 г. Шульгин отправил к монгольскому Дайкон тайше десятника Филиппа Свешникова 26, рядовых казаков Василия Милованова, Петра Якимова и толмача Григория Харитонова. Взяв у монголов проводников, они должны были ехать вверх по р. Онону до улуса тайши. Посланцам предписывалось предложить ему перейти в русское подданство, чтобы «великий государь на него Дайкон тайшу войною послать не велел», а «пожаловал… ево… ото всяких неприятельских людей оборонять своими… людми». Шульгин объявлял, что ушедшие к Нерчинску брацкие люди принадлежат России, так как «искони… великому государю ясак платили». Ф. Свешников не получал полномочий решать серьезные вопросы и должен был предложить Дайкон тайше прислать своих посланников в Нерчинск 27. Таким образом, Шульгин не только старался наладить диалог, избежав конфликта, но и демонстрировал уверенность в своих силах, возможно, рассчитывая подтолкнуть к переходу в русские земли других кочевников.

Данная политика приносила свои плоды. В 1677 г. монгольский князец Мунгутей сообщил Ярофею Могулеву, покупавшему в его улусе скот, о том, что он хочет перейти под защиту Нерчинска. 18 августа 1677 г. Шульгин приказал Я. Могулеву, В. Милованову и толмачу Дмитрию Суетину отправиться вверх по Онону в кочевья Мунгутея. Они должны были передать весть о том, что нерчинский приказчик готов принять его в русское подданство. В памяти посланцам Шульгин обращал внимание на то, что при успехе миссии об их личном вкладе будет написано в Москву. Таким образом, нерчинский приказчик стимулировал своих подчиненных к активности 28.

Во время переговоров с кочевниками Шульгин был осторожен. Это хорошо иллюстрирует случай во время одного из визитов посланцев мунгальского контайши в Нерчинск. По приказу П. Я. Шульгина им выдали вино – выпить за «государское многолетнее здоровье». Приняв чаши, послы «поднесли» одну из них самому приказчику, но он отказался ее выпить, вероятно, опасаясь отравления 29.

Часть ясачных тунгусов, кочевавших около рек Чита, Онон, Ингода и др., подвергалась набегам «немирных» тунгусских родов чемчагиров, поинкинов, каранутов и онкотов, которые угоняли конные табуны и скот. Общее число воинов «воровских людей» в этом районе достигало 250 чел. Наибольшему давлению подвергался Луникирский род [Долгих, 1960, с. 342, 346–347]. Несмотря на то, что масштаб этих нападений был значительно меньше, чем со стороны табунутов, Шульгин серьезно относился к этой проблеме.

В июле 1675 г. (не раньше 15-го числа) князец Луникирских тунгусов Балбач сообщил о том, что «воровские» тунгусы Ижевцево рода вместе с намясинцами убили у него двух лучших человек, и попросил «дать свою государскую оборону». Шульгин отреагировал решительно. В том же месяце он разослал весть об опасности в Телембинский, Иргенский и Еравнинский остроги и стал тайно собирать силы в Нерчинске для незамедлительного удара по «ворам». Кроме служилых людей в поход должны были выйти «ясачные иноземцы», а также добровольцы из числа ссыльных людей, служивших в Телембинском остроге. Так как в войске было мало начальных людей, Шульгин приказал телембинскому приказному человеку Г. Лоншакову, имевшему большой опыт противостояния табунутам, передать дела нерчинскому сыну боярскому Б. Никитину и срочно отправляться на место сбора 30. К сожалению, мы не знаем результата этого похода. Однако благодаря таким действиям Шульгина ясачные люди могли быть довольны подданством России. Долгих отмечает, что, имея за плечами поддержку русских, нерчинские тунгусы стали сами вторгаться по рекам Онону и Аге в монгольские земли [Долгих, 1960, с. 350].

Ситуация в Приамурье также требовала активного вмешательства. В 1676/1677 гг. на Зею бежали ясачные тунгусы, которые перебили в Майском зимовье служилых людей во главе с Иваном Карасем и забрали своих аманатов. На Зее они объединились с «прежними изменниками» тунгусами Петрушкина рода. Сюда же откочевали ясачные якуты. Шульгин писал о них: «…живут с теми де ворами кочуют неподалеку». Понимая, что сил, которыми он располагает, недостаточно для большого похода на Зею, приказчик просил якутского воеводу А. А. Барнешлева прислать в Приамурье служилых людей. Эти планы, вероятно, оказались нереализованными, так как Якутский уезд испытывал дефицит военных людей 31.

Несмотря на то, что отношения администрации Нерчинска и албазинцев, стремившихся к казачьей вольнице, были сложными, Шульгин укреплял позиции албазинских казаков. Не позднее конца августа 1675 г. Шульгин направил в Албазинский острог, не имевший артиллерии, «пищаль медную» длиной два аршина и весом шесть пудов с полупудом и «пищаль затинную железную» длиной три аршина, поступившие из Енисейска в Нерчинск в 1672 г. [Трухин, 2020, с. 204] (АИ, 1842, № 226, c. 482). Кроме того, Шульгин одобрял нападения албазинских казаков на тунгусов Петрушкина рода, но отмечал недопустимость своевольных походов, которые могли нанести ущерб ясачным людям 32. Нерчинский приказчик понимал, что усиление влияния гарнизона Албазинского острога в Приамурье ослабляет маньчжурское влияние, которое вызывало волнения коренных народов вплоть до оз. Байкал.

Вторым по значимости направлением деятельности Шульгина было разрешение русско-аборигенных конфликтов в пределах Нерчинского уезда. Не позднее лета 1670 г. «изменил» ясачный тунгус Якутского уезда Онкоулко (Анкоулка) Сегленкин со своим родом. Поводом для этого послужили «налоги и насильства сына боярского Матвея Веснина, сотника Третьяка Зырянова и иных немногих толмачей и служилых людей», собиравших ясак в Чаринском зимовье. Онкоулко и его люди стали кочевать в Даурии, переходя оттуда севернее в верховья Олёкмы. В конце 1673 г. (не позднее 20 декабря) они осмелели настолько, что пришли под Албазинский острог. Тунгусы стали нападать на албазинских промышленных и служилых людей, занимавшихся пушным промыслом, убив трех из них. Остальные были вынуждены укрыться в Албазине 33 (ДАИ, 1857, т. 6, № 22, с. 153–154).

Эти события совпали со временем, когда Шульгин только прибыл в Нерчинск и принял его в свое управление. Получив сведения о ситуации под Албазином, он действовал быстро. В первую очередь Шульгин поставил управлять Албазинским острогом своего человека – нерчинского казака Семена Михайлова Вешняка 34, который вступил в должность албазин-ского приказного человека 10 февраля 1674 г. спустя всего 20 дней после получения известий о нападении тунгусов. Это был первый приказчик в Албазине, назначенный из Нерчинска. Таким образом, албазинцы теряли значительную часть своей «вольности», но, видимо, масштаб опасности со стороны тунгусов воспринимался ими как исключительный, поэтому они согласились перейти под прямое управление нерчинской администрации. Затем, заручившись государственным указом, Шульгин приказал Вешняку и албазинцам «походами или на промыслах изымать Анкоулка или сына ево взять в аманаты». Приказ был «накрепко»

передан «во всех зимовьях на промыслах»35 (Албазинское воеводство, 2019, № 20, с. 102– 103).

Меньше чем через два месяца на р. Нюкзе, правом притоке р. Олёкмы, промышленными людьми Якутского уезда были взяты в аманаты чаринские тунгусы Киндигирского рода: брат Онкоулко Такиля (Терешка) с сыном Теленпием (Туленца) и его же дядя Кирикан. Их поместили в Нюкзенское зимовье, которое вскоре осадили тунгусы, надеявшиеся отбить родственников. Бывшие в осаде промышленные люди Е. Григорьев, М. Мусатов и еще 5 чел. смогли выбраться из зимовья, чтобы привести помощь своим товарищам, продолжавшим удерживать аманатов. Они добрались до Албазинского острога, где 5 апреля 1674 г. сообщили об обстановке. 15 апреля 1674 г. на выручку осажденным в Нюкзенском зимовье людям отправились 60 албазинских казаков во главе с десятником А. Прокопьевым. Они «оборонили» (т. е. защитили) промышленных людей и забрали аманатов из Нюкзенского зимовья в Алба-зинский острог. Тунгусы, возглавляемые Демкой Анкаулевым, понимая, что силой вопрос возвращения родных не решить, попросили об уступках. Они предложили заменить в аманатах Такиля на его сына Теринца, а Туленцу на его брата Бартынея и, самое главное, разрешить им отдавать заложников и приносить ясак в Албазинский острог, не выдавая их назад в Якутский уезд, где они подвергались притеснениям. Кроме того, они обещали захватить аманатов у «немирных» тунгусов Петрушкина рода и передать их албазинцам. Все их просьбы были удовлетворены. Таким образом, был создан прецедент, когда под контроль албазин-ской администрации перешли тунгусы, прежде платившие ясак в Якутском уезде 36.

Якутский воевода А. А. Барнешлев писал Шульгину о том, что чаринские тунгусы Кинди-гирского рода вынуждены платить ясак в Якутск и в Албазин, так как их заложники находились в обоих острогах. Он считал действия албазинцев неправомерными. Однако Шульгин в переписке с Барнешлевым отстаивал законность перехода аманатов из рода Онкоулко в Албазин, обращая внимание на то, что он действовал с ведома Москвы и Тобольска. Правильность его решения была подтверждена уже в этом же году 37.

24 ноября 1674 г. в Баунтовском остроге изменили тунгусы Киндигирского рода во главе с князцом Мунго и Челкагирского рода, возглавляемого Дербугой. Соединившись с «захре-бетными» тунгусами, они напали на Баунтовский острог и, ранив несколько служилых людей, отбили аманатов. Мунго грозился сжечь Баунтовский острог, высказывая желание «идти с войною» и на другие русские укрепленные пункты. Шульгину стало известно от нерчинских служилых и промышленных людей, которые промышляли соболя, что «воры» с Мунго прошли вниз по хребтам и по р. Шилке к Албазинскому острогу на соединение с тунгусами Онкоулка 38. В Албазин срочно отправились «нарошные» гонцы, нерчинские казаки: десятник Яков Максимов и рядовой Митка Тимофеев. Шульгин приказал Максимову при приближении баунтовских тунгусов к Албазину взять у них аманатов «разговорами» или «за боем». Мы не знаем подробностей появления Мунго в Приамурье, но, вероятно, он не нашел здесь поддержки. Не последнюю роль в этом сыграло то, что родственники мятежника Онко-улко сидели в албазинской аманатской избе. Не позднее 3 февраля 1676 г. Мунго вернулся в Баргузинский уезд, дал аманата и стал платить ясак «по прежнему». Баргузинский приказчик Богдан Несвитаев отметил, что Баргузинский, Ангарский, Баунтовский и Кучинский остроги жили в это время «смирно и безмятежно» (АИ, 1842, № 258, с. 561–562; ДАИ, 1857, т. 6, № 122, с. 367–368; 1859, т. 7, № 73, с. 343). Таким образом, расчетливые действия Шульгина в Приамурье привели к стабилизации обстановки в Прибайкалье.

С другой стороны, Шульгин осторожно относился к ясачным людям, переходившим из одного уезда в другой. В 1674/1675 гг. тунгусы Киндигирского рода князца Немтия (Нелтия) бежали из ведомства Баргузинского острога в Нерчинский уезд 39. Баргузинский приказчик Б. Несвитаев прислал из Баргузинского острога в Телембинский енисейских служилых людей во главе с Сергушкой Игнатьевым с просьбой содействовать в «аманатской поимке» беглецов. По приказу телембинского приказного человека, нерчинского сына боярского Б. Никитина нерчинские казаки поймали у перебежчиков двух «лутчих мужиков» Халбея и Челнугу и «посадили в железо». Однако их родственники, как и в описанном случае под Албазином, били челом с просьбой давать аманатов и платить ясак в Телембинский острог, а не в Баунтовский, где «за обидою и налогом» енисейского казака Елистратка Брюхова «платить им ясаку не в мочь». Шульгин, не имея на этот счет государева указа, приказал отдать аманатов енисейским служилым людям, чтобы «в Баргузинском и Баунтовском острогах в… ясачном сборе помешки не было». При этом он четко обозначил свое нежелание претендовать на «чужих» ясачных плательщиков 40: «как впредь будут поиманы и иных родов Ба-унтовского ясаку тунгусы, и я потомужъ отошлю их в Баргузинской острог не задержав» (АИ, 1842, № 258, с. 561–562; ДАИ, 1857, т. 6, № 122, с. 368).

Шульгин создавал благоприятные условия для возвращения нерчинских «иноземцев», ушедших из сферы подчинения России. 31 июля 1677 г. Сонбукой – сноха намясинского шу-ленги 41 Анки, сообщила в нерчинской съезжей избе через своего мужа Мынгея о том, что Анки кочует в трех днях пути от Нерчинска на Борзинских высотах. Его лучшие и все улусные люди во главе с Токоем стояли всего в «полуднище» на ключе Урдубулак. Намясинцы «изменили» в 1674/1675 гг. Они отогнали от Нерчинска 12 «государевых» и 250 казачьих лошадей, перебив несколько служилых людей. Теперь же Анки снова был готов платить ясак в Нерчинск, и ждал к себе ясачных сборщиков, обещая вернуть украденные табуны. Однако он не хотел приближаться к Нерчинску, опасаясь «аманатской поимки». К шуленге (не раньше 19 августа 1675 г.) отправился нерчинский казачий десятник В. Захаров с казаками и толмачами С. Анисимовым и Г. Расторгуевым. Несмотря на то, что намясинцами были убиты русские люди, Шульгин принял условия Анки, руководствуясь в первую очередь государственными интересами. Более того, условия платы ясака были льготными: три соболя с человека с возможностью заменить их скотом, а в крайнем случае – лошадьми 42. Ясачным сборщикам запрещалось брать только «худую животину» 43. Отметим, что Шульгин старался не «перегибать палку» в отношении ясачных людей, предоставляя им и отсрочку в платеже 44. Например, тунгусам Челкагирского рода оставили лошадей, так как они были «нужны» (т. е. находились в плохом состоянии), и забрали их позднее 45.

В то же время Шульгин, укрепляя свою власть, часто играл на противоречиях разных родоплеменных групп Забайкалья. Это следует из материалов «судного дела», в котором был собран ряд обвинений, выдвинутых против Шульгина нерчинскими казаками. В них отмечено, что по «подговору» нерчинского приказчика сын князя Катана, Гантимуров внук Шулен-ского рода Алдар отогнал табун у брата Катана Бородоя, младшего сына Гантимура, шуленга Уляцкого рода Чечек и тунгус Кучилиновского рода Залгитай украли табуны у монголов, а тунгус Калтагирского рода Матанга – у брацких ясачных людей. Все они из своей добычи дали Шульгину, а также его «потаковщикам» (помощникам) Филиппу Яковлеву и толмачу Григорью Харитонову по «доброму коню». Алдар также свидетельствовал в Енисейске о том, что он, кроме трех соболей государственного ясака, давал Шульгину и его сыну Василию еще по два соболя 46. Подобные действия не только были незаконны, но и наносили прямой ущерб государству. Например, брацкие шуленги Абахай и Тураки со своими людьми перестали платить ясак и ушли от Нерчинска, так как их табуны были отогнаны луникирски-ми тунгусами Балбачом и Тебенчой, действовавшими по приказу Шульгина 47 (ДАИ, 1859, т. 7, № 75, с. 372).

В феврале – марте 1677 г. нерчинские казаки обвинили Шульгина в ряде противоправных действий 48. Мы не будем останавливаться на них подробно, отметим только, что такие же злоупотребления совершались многими начальными людьми, занимавшими административные должности в Сибири [Александров, Покровский, 1991]. Масштаб нарушений, совершенных Шульгиным, не был расценен в Енисейске как повод для немедленного отстранения его от власти. Часть обвинений, особенно тяжких, таких как продажа его сыном Василием китайским людям огнестрельного оружия, пороха и свинца 49, видимо, не подтвердились. Кроме того, Шульгина не поддерживала только часть служилых людей в Нерчинске. В оппозиции к нему были такие казачьи лидеры, как Григорий Лоншаков, Семен Вешняк, Иван Астраханцев, Василий Захаров. На стороне приказчика остались Никифор Сенотрусов и Филипп Яковлев 50 (ДАИ, 1859, т. 7, № 75, с. 374) [Трухин, 2021]. Данное разделение показывает, что деятельность Шульгина, вызвавшая возмущение части нерчинских детей боярских и казаков, расценивалась неоднозначно и в рамках одного коллектива. Расследование должно было начаться тобольским сыном боярским Андреем Строгановым не раньше осени 1677 г., а Шульгин оставался на своем посту до самой смерти от болезни весной 1678 г.

Итак, за время своего руководства Нерчинским уездом Павел Яковлевич Шульгин кардинальным образом изменил позиции российской власти в Восточном Забайкалье. Успешные военные предприятия следовали в ответ на любую агрессию по отношению к контролируемому из Нерчинска ясачному населению. Образ русских как защитников стал привлекательным и соответствовал обещаниям, которые получали «иноземцы» при объясачивании. Уход братских людей, тунгусов и намясинцев под власть монгольских предводителей сменился обратной тенденцией. В то же время Шульгин укрепил позиции России в Приамурье, вооружая казаков Албазинского острога и стимулируя их продвижение в бассейн Зеи. Нерчинский приказчик активно использовал и «мирные» средства влияния на «иноземцев»: переговоры, учет реальных возможностей плательщиков ясака, уплата дани без выдачи аманатов и др. Таким образом, умелая политика, сочетавшая в себе элементы силового давления и диплома- тии, помогла Шульгину создать благоприятные условия для расширения зоны влияния Российского государства в Даурии.