Неудовлетворенность граждан демократией и протест: Россия в европейском контексте

Введение в проблему: «неудовлетворенные демократы» и политический протест

В конце 1990х гг. в научном дискурсе, посвященном состоянию демократии в мире, вновь зазвучала тема нарастания кризисных явлений, как и после бурного конца 60х — начала 70х гг. с массовыми протестными движениями (Crozier, Huntington and Watanuki 1975). Даже в наиболее развитых странах со стабильными демократическими режимами стали отчетливо проявляться признаки кризиса легитимности.

Всестороннему рассмотрению этой проблемы посвящена важная книга под редакцией П. Норрис «Критичные граждане: Глобальная поддержка демократического правления», объединившая многих известных исследователей (Norris, ed. 1999). Анализ, разрабатывающий концепцию поддержки политической системы как многоуровневого феномена (Easton 1965), показал: «Во многих странах в последние годы отчетливо и последовательно снижалась политическая поддержка властных институтов, но не демократических ценностей и принципов <…> в нарождающихся и переходных демократиях, как и в некоторых стабильных демократиях, граждане очень критичны в своих оценках того, насколько хорошо работает режим. Между идеалами и реальностью наблюдается растущее напряжение. Это могло привести к появлению более 'критичных граждан' или даже 'разочарованных демократов'» (Norris 1999, p. 27). Этот вывод подтверждается, среди прочего, и данными WVS (World Values Survey, начало и середина 1990х): «Значительное число людей по всему миру, — пишет Г.-Д. Клингеманн, — можно назвать 'неудовлетворенными демократами'. Они определенно одобряют демократию как способ правления, но недовольны тем, как в настоящее время действует их система» (Klingemann 1999, p. 32). В развитых индустриальных демократиях, отмечает Р. Далтон, «граждане становятся все более отдаленными от политических партий, более критичными к политическим институтам и менее позитивными к властям», однако «скептицизм не поразил сколько-нибудь заметно поддержку демократических принципов и политического сообщества» (Dalton 1999, p. 74).

Дальнейшие исследования подтвердили, что в новых и старых демократиях не все обстоит благополучно с легитимностью политических режимов. В книге, посвященной «эрозии политической поддержки в развитых индустриальных демократиях», Р. Далтон подкрепляет свое прежнее заключение — проблемы современных демократий связаны с изменением воззрений граждан, которые «становятся недоверчивыми к политикам, скептически настроенными к демократическим институтам и лишенными иллюзий относительно функционирования демократического процесса» (Dalton 2004, p. 1). Недавно П. Норрис еще раз обратилась к проблеме «критичных граждан», представив ее систематический анализ в монографии «Демократический дефицит» (другое обозначение для рассогласования демократических устремлений и реалий) (Norris 2011). Выявленные факты говорят, вопреки сложившемуся мнению, о лишенных определенной направленности флуктуациях оценок, выражающих отношение граждан к политическим режимам, — «общест- венная поддержка политической системы не снизилась сколько-нибудь существенно ни в установившихся демократиях, ни среди широкого ряда стран по всему миру». Тем не менее, «во многих государствах сегодня, — пишет Норрис, опираясь на анализ материалов WVS, — удовлетворенность работой демократии продолжает отставать от общественных чаяний» (см. обобщения в Chapter 12).

О таком отставании свидетельствуют и опросы Сравнительного исследования электоральных систем (Comparative Study of Electoral Systems, CSES, second module, 2001-2006) (Dahlberg, Linde and Holmberg 2013). «В современных демократиях, — отмечено в этом исследовании, — обнаруживаются значительные доли граждан, заявляющих о лояльности демократии как способу организации общества, но выражающих одновременно недовольство тем, как на практике работает демократическая политическая система» (Dahlberg, Linde and Holmberg 2015, p.30).

Г.-Д. Клингеманн, сопоставляя данные 1999 и 2008 гг. (European Values Study / World Values Survey), показал, что большинство граждан Западной и Восточной Европы поддерживают демократию — «более двух третей европейцев в 2008 г. предпочитают демократию автократии», но при этом около половины негативно оценивают ее функционирование в своих странах, причем эти показатели мало изменились за десять лет. «Неудовлетворенные демократы» составляют заметную группу: «В обеих временных точках в среднем около одной трети граждан ценит демократию как идеал, но выражает неудовлетворенность тем, как в реальности действует демократический режим». В старых демократиях выше поддержка демократического правления и ниже неудовлетворенность режимом, чем в новых. За десятилетие в последних доля «неудовлетворенных демократов» несколько сократилась, однако в Западной Европе она заметно выросла (на четырнадцать процентных пунктов) (Klingemann 2014, p. 138-139).

Феномен «критичных граждан» продолжает привлекать внимание исследователей, поскольку предполагается, что он может повлечь за собой очень серьезные последствия для представительной формы правления, прежде всего в области гражданского политического участия, без которого невозможно себе представить такое правление. Высказывались опасения, что эрозия поддержки основных демократических институтов со временем приведет к утрате веры в демократические ценности, отчуждению граждан от политики и распространению политической пассивности. Несогласные с этой точкой зрения считают, напротив, что неудовлетворенные демократы будут содействовать дальнейшему развертыванию процесса демократизации, используя для этого не только выборы и другие устоявшиеся способы воздействия на политику, но и протест, организованный «новыми общественными движениями», выражающими их интересы.

Многие исследования могут служить обоснованием предположения о демократизации, зачастую, правда, в опоре на косвенные свидетельства. Так, в работе С.Г. Барнса, M. Каазе и их коллег «Политическое действие», заложившей основы современных сравнительных исследований политического участия граждан (Barnes, Kaase et al. 1979), было показано, что не депривация, вопреки известным теориям, вовлекает людей в политику (Barnes, Farah, and Heunks 1979). Ключевые факторы «конвенциональных» форм участия — способность к «идеологической концептуализации» и позитивные аттитюды к политической системе (властям, проводимой политике и институтам), однако эти переменные играют меньшую роль в побуждении к протесту, хотя и в этом случае важны левая идеологическая идентификация и негативное отношение к политическим структурам. «Потенциал протеста» выше у представителей младших поколений и зависит главным образом от приверженности «постматериа- листическим ценностям» (Farah, Barnes, and Heunks 1979; Inglehart 1979). Положение о зависимости протестной активности в обществах постмодерна от культурного изменения, связанного с постепенным снижением значимости «материалистических» ценностей и нарастанием важности «постматериалистических» ценностных ориентиров, находило систематическое подтверждение в последующих исследованиях, в том числе и в работах выдвинувшего эту идею Р. Инглехарта. Анализ опросных сведений для США, Западной Германии и Нидерландов (Political Action surveys 1974, 1980-81) показал: «Постматериалисты обнаруживают в 1974 г. намного более высокие уровни протестного потенциала, чем материалисты», более того «в каждой из стран те, кто придерживался постматериалистических ценностей в 1974, с гораздо большей вероятностью сообщали об участии в протестных действиях в 1980-1981, чем материалисты» (Inglehart 1990, p. 311-312). Сдвиги в культуре — распространение постматериализма — вызывают в целом ряде стран (WVS 1981, 1990), согласно результатам Инглехарта, падение доверия к укорененным общественным и государственным институтам (полиции, вооруженным силам, церкви, парламентам, политикам) и ведут к изменению политической активности граждан — «направляемое элитами участие становится слабее, но более автономные и активные формы действия усиливаются» (в том числе такие, как подписание петиций, бойкоты и демонстрации) (Inglehart 1997, p. 311). Культурные изменения, как доказывают эти работы, способствуют развитию демократии. Анализируя последующую «волну» WVS (охватывает страны, в которых сосредоточено около 85% живущих в мире людей), Р. Инглехарт и К. Велцел приходят к заключению: «Нарастающие ценности самовыражения (наименование более широкого, чем постматериализм, ценностного синдрома — ВС) пробуждают общественные силы, которые действует в поддержку демократии, помогая установить демократию там, где ее еще не было, и усилить, если она уже существовала, способствуя эффективности демократических институтов» (Inglehart and Welzel 2005, p. 299).

Культуралистские объяснения протестных действий получили развитие в недавних исследованиях, выполненных с использованием статистического аппарата многоуровневого моделирования. Р. Далтон с коллегами (WVS 1999-2002) обнаружили, что граждане, обладающие ресурсами, «те, кто достаточно хорошо обеспечен, у кого выше образование или вовлеченность в социальные группы, с большей вероятностью используют протест <…>. Кроме того, политические ценности, такие как пост-материалистические предпочтения и левые ориентации, в значительной мере формируют протестное участие». Были обнаружены также значимые интеракции между факторами, характеризующими страны, и переменными индивидуального уровня: «Экономическое развитие и открытые демократические институты облегчают трансляцию индивидуальных ресурсов в политическое действие <…> влияние идеологических характеристик — пост-материализма и левых/правых аттитюдов — значительно усиливается в богатых демократических странах» (Dalton, Van Sickle and Weldon 2010, p. 71-72). К. Велцел, развивая новую версию теории культурного изменения — постепенного распространения «ценностей устремлений к свободе» (emancipative values), приходит (данные WVS 20052008) к сходным заключениям, обнаружив, что приверженность этим ценностям действительно способствует вовлечению граждан в активность общественных движений (петиции, бойкоты, демонстрации). Кроме того, было установлено, что ключевой фактор социетального уровня — распространенность в культуре ценностной приверженности свободе: его взаимодействие с индивидуальными предпочтениями значительно усиливает их влияние. Устремления к сво- боде с особенной силой стимулируют протестную активность в обществах, где они уже получили широкое признание (Welzel 2013, Ch. 7, p. 215-246).

Хотя приведенные факты могут служить косвенным свидетельством о демократической активности «критичных граждан», прямая проверка этого предположения не приводит к однозначным результатам.

Как выяснил Г.-Д. Клингеманн в уже упоминавшейся работе, по сравнению с не демократами «постматериалистов непропорционально много среди и удовлетворенных демократов и неудовлетворенных демократов», особенно — среди последних, причем как в 1999, так и в 2008 г., в старых и новых демократиях (Klingemann 2014, p.141). В обоих временных срезах приверженность демократической системе была в преобладающем большинстве стран Западной Европы, как и в явном большинстве Восточной, положительно связана с протестным потенциалом. Однако «неудовлетворенные демократы» по готовности к протесту не отличались от «удовлетворенных демократов». Эти результаты согласуются с выявленными ранее фактами, согласно которым аттитюды граждан к представителям власти и политическим институтам в развитых индустриальных демократиях (WVS 1995-1998) не связаны с протестом, тогда как «поддержка демократических ценностей является сильным стимулом протестной активности» (Dalton 2004, p. 177).

Согласно результатам изучения политической активности — участия в голосовании, интереса к политике, посещения политических собраний и частоты контактов с политиками — в восьми африканских демократиях (Afrobarometer surveys), «маловероятно, что неудовлетворенные демократы будут бороться за продвижение к демократии, поскольку они политически пассивны, несмотря на их критический настрой и неудовлетворенность» (Doorenspleet 2012, p.292).

Зависимости, полученные при многоуровневом регрессионном анализе данных CSES 2001-2006, также противоречат предположению, согласно которому неудовлетворенные демократы не только не представляют угрозы представительной демократии, но, напротив, являются ресурсом ее развития, поскольку отличаются хорошим образованием, интересом к политике, критическим настроем и склонны к политическому участию. Были выявлены «отрицательные, или незначимые, взаимосвязи между демократическим недовольством и такими переменными, как электоральное участие, партийная идентификация и политическая информированность» (Dahlberg, Linde and Holmberg 2015, p. 31). В этом случае, правда, протестные проявления остались за рамками изучавшегося репертуара политических действий.

Это утверждение опровергает еще одна работа, в которой с помощью двухуровневого моделирования (по данным WVS 1999-2004) изучались три типа политических акций — петиции, бойкоты и демонстрации. Оказалось, что «переменная демократической критичности оказывает существенное воздействие на все эти виды активности. А именно — критичные демократы наиболее активно выражают свою неудовлетворенность, несогласие с правительством и требуют политических реформ» (Qi and Shin 2011, p. 254)

С этим выводом не согласуются результаты П. Норрис, посвятившей обсуждаемой проблеме главу в своей книге, посвященной всестороннему рассмотрению феномена демократического дефицита (Norris 2011, Chapter 11). Проанализировав две разновидности вовлеченности граждан в политику (WVS 2005-2007) — гражданскую заинтересованность (учитывает важность политики для человека, интерес к ней и голосование на парламентских выборах) и участие в протестных акциях (подписание петиций, бойкоты товаров и демонстрации), — Норрис сообщает, что «граждане с более выраженными демократическими притязаниями и большей удовлетворенностью демократией были сильнее заинтересованы политикой и общественными делами», а также, что «те, кто разделял демократические устремления» и «кого не удовлетворяла работа демократии в своей стране», со значительно большей вероятностью участвовали в протестной политике». Однако, «демократический дефицит» (разность между оценками важности для человека жить при демократии и того, насколько, по его мнению, демократическим является правление в стране) «не позволяет предсказать выраженность гражданского интереса, который возникает главным образом под влиянием других факторов, таких как образование и политические знания». Этот дефицит имеет, однако, существенное значение, «снижая склонность к участию в протестной политике, а не <…> повышая ее» (Norris 2011, p. 224-225).

Таким образом, вопрос о последствиях появления заметного слоя «неудовлетворенных демократов» (феномена «критичных граждан», «демократического дефицита») для политической активности остается открытым. Косвенные свидетельства указывают на позитивный сценарий — культурное изменение влечет за собой политические перемены, способствуя развитию демократии. Граждане, разделяющие новые ценности («постматериализма», «самовыражения» или «стремления к свободе»), активно участвуют в протестных акциях, направленных на демократизацию политической системы, и их особенно много как раз среди «неудовлетворенных демократов». Однако попытки, все еще немногочисленные, напрямую проверить предположение об активном участии в политике, в том числе и в протестных акциях, представителей этой категории, приводят к противоречивым результатам. Представленное ниже исследование служит дальнейшему прояснению данного вопроса.

Цели и методы исследования

Настоящая работа посвящена сравнительному исследованию ненасильственного, не нарушающего законов протеста, получившего заметное распространение в политической жизни европейских стран. Сегодня многие граждане этих стран, особенно Западных демократий, используют такие акции, как подписание петиций, бойкоты и демонстрации, для отстаивания своих интересов. Высказывалось соображение, что распространение прямых акций давления на власть может иметь позитивное значение для политического устройства этих стран, способствуя его дальнейшей демократизации. Это связано с предположением о том, что протест является выражением идейных устремления сторонников развертывания демократического процесса — «критически настроенных граждан», тех людей, которые выражая строгую приверженность ценностям демократии, недовольны их воплощением в жизнь в политических режимах своих стран. Однако исследовательские проекты, направленные на подтверждение этого предположения, не принесли убедительных свидетельств в его поддержку. Предпринятое нами исследование как раз нацелено на прояснение данной проблемы — является ли критическое отношение к состоянию демократии, обусловленное рассогласованием желательного и действительного, одним из идейных оснований протестной активности в современной Европе.

Анализ этой проблемы подразумевает решение нескольких задач. Во-первых, нам предстоит выяснить, насколько массовыми стали ненасильственные протестные действия в Европе, в каких странах они превратились в регулярные средства оказания политического давления. Во-вторых, проанализировать, связана ли мобилизация протеста с отношением граждан к демократии — критичностью к действующей политической системе, обусловленной ее несоответствием демократическому идеалу. В-третьих, проверить предположения, выдвинутые в теориях общественных движений, о способствующих протесту контекстуальных условиях — наличию в обществе ресурсов и политических возможностей. Предшествующие исследования позволяют предположить, что влияние критического отношения к демократии на мобилизацию протеста может зависеть от контекста: при усилении указанных условий — повышении ресурсной обеспеченности общества и расширении политический открытости — это влияние будет, скорее всего, проявляться с все большей отчетливостью.

В исследовании анализируются эмпирические данные, собранные в Европейском социальном исследовании 2012 года (European Social Survey; ESS Round 6… 2012) при проведении репрезентативных национальных опросов в 27 странах (средний размер выборки 1870 человек), включая: Бельгию, Болгарию, Великобританию, Венгрию, Германию, Данию, Израиль, Ирландию, Исландию, Испанию, Италию, Кипр, Литву, Нидерланды, Норвегию, Польшу, Португалию, Россию, Словакию, Словению, Украину, Финляндию, Францию, Чехию, Швейцарию, Швецию и Эстонию.

Сведения об участии в протестных акциях были получены из ответов респондентов на следующие анкетные вопросы: «Можно по-разному пытаться улучшить положение дел в [Стране] или избежать принятия неправильных решений. Предпринимали ли Вы на протяжении последних 12 месяцев что-либо из того, что я сейчас назову?». Список возможных политических действий включал и интересующие нас виды активности: «Подписывали петиции, обращения, открытые письма?», «Принимали участие в законных демонстрациях?», «Бойкотировали, отказывались от покупки или потребления каких-либо товаров или услуг, чтобы выразить свой протест?» (да / нет). Показатели протеста в дальнейшем анализе — это индекс участия хотя бы в одной из этих акций (0 — ни в одной из трех, 1 — в одной или более), а также три дихотомические переменные, свидетельствующие отдельно о подписании петиций, бойкотировании и участии в демонстрации (0 — нет, 1 — да).

Независимые переменные, на которых сосредоточивалось наше внимание, измеряют степень критичности участников опросов к действующей в стране политической системе с точки зрения того, насколько демократической она является по отношению желательному состоянию. Одна из переменных такой критичности свидетельствует о рассогласовании между ценностной приверженностью демократии, измеренной по оценке респондентом важности жить при этом политическом устройстве, и его представлением о том, насколько демократической является страна. Другая переменная позволяет учесть такие рассогласования между оценками важности основных характеристик либеральной разновидности демократии и их воплощения в политической системе. Способ конструирования этих индексов и их характеристики будут описаны в соответствующих разделах ниже.

Воздействие переменных критического отношения к демократии на протест анализировалось при контроле основных факторов, которые, согласно накопленным научным фактам, способствуют политическому участию. В известных работах по анализу политических неравенств, выполненных С. Вербой и его коллегами (Burns, Schlozman, Verba 2001; Schlozman, Verba, Brady 2012; Verba and Nie 1972; Verba, Nie, Kim 1978; Verba, Schlozman, Brady 1995), было установлено, что политическая активность индивида зависит, прежде все- го, от его социально-экономического статуса — повышается с ростом образования, доходов, профессионального положения. Статус служит аккумуляции ресурсов, необходимых для занятия политикой, — «гражданских навыков» организационной и коммуникативной деятельности, а также денег и свободного времени. Высокое социальное положение способствует также психологической вовлеченности в политику — формированию у человека интереса к ней, уверенности, что на нее можно повлиять, чувства гражданского долга, политических знаний. Кроме того, человека с заметным статусом будет с большей вероятностью окружать социальная среда, способствующая политическому рекрутированию. Следуя этим указаниям, в нашей работе контролировались три переменных. Во-первых, образование, как показатель когнитивных и гражданских навыков, — суммарное число лет, которые участники опросов посвятили получению образования в формальных учреждениях (школе, училище, колледже, институте или университете и т.п.). Во-вторых, в качестве свидетельства психологической вовлеченности — показатель интереса человека к политике (самооценка при ответе на широко используемый вопрос о том, в какой мере респондента интересует политика, — по шкале от «совсем не интересует» до «очень интересует»). В-третьих, учитывалась интеграция индивида в сети социальных взаимодействий, зафиксированная с помощью индекса «структурного» социального капитала (построен как среднее арифметическое ответов на вопросы о том, а) живет ли респондент один или нет, б) есть ли у него близкие люди, с которыми можно обсудить проблемы личной жизни, в) как часто он встречается на досуге с друзьями, родственниками и коллегами по работе, г) насколько часто ему приходилось в течение последних 12 месяцев работать в добровольной ассоциации или благотворительной организации; при калькуляции значений индекса шкалы этих вопросов преобразовывались, так что могли изменяться от 0 до 1, и значение присваивалось, если были даны ответы не менее чем на два из них)*.

Протестная активность, как вытекает из формулировки проблемы и задач исследования, может быть связана не только с различиями между индивидами, которые позволяют описать указанные переменные, зафиксированные ESS-опросами, но и с контекстуальными факторами — в одних общественных условиях она является более вероятной, чем в других. Более того, идеологические расслоения, отделяющие «критичных граждан» от довольных демократическим status quo, могут со всей определенностью проявляться в одних контекстах, где получили развитие факторы, способствующие подъему общественных движений, но не играть существенной роли в протестной мобилизации в странах, где эти факторы остаются недостаточно развитыми. К числу таких факторов, как показали Р. Далтон, А. ван Сикле и С. Уэлдон (Dalton, van Sickle and Weldon 2010), опираясь на две основные концепции подъема современных общественных движений — теорию мобилизации ресурсов и теорию политических возможностей, следует в первую очередь отнести уровень благосостояния страны, говорящий о наличии в обществе разнообразных ресурсов, важных для организации политических акций, и ее политическую открытость, позволяющую гражданам пользоваться de facto демократическими правами и свободами. Показатель ресурсов в нашей работе

— Валовой национальный доход на душу населения (World Bank, GNI per capita, PPP, international $, 2012, см. URL: < >). Политическая открытость измерялись с помощью обобщенного индикатора «Демократические права и свободы» (World Bank, Worldwide Governance Indicators, WGI, Voice and Accountability, 2012, см. URL: < wgi/>), указывающего на неодинаковые в разных странах возможности участия граждан в избрании властей, степени соблюдения в них свободы выражения мнений, свободы ассоциаций и независимости СМИ. Учитывая тесную корреляцию между этими показателями, нами рассчитывался генерализованный индекс общественного развития, учитывающий оба аспекта — наличие в стране ресурсов и политических возможностей (после преобразования шкал — изменение в диапазоне от 0 до 1 — вычислялось среднее арифметическое значение).

Статистический аппарат, позволяющий анализировать представленные данные — дихотомическая зависимая переменная, иерархическая структура, в которой индивиды, отличающиеся по социальным и идеологическим признакам, соотносятся со странами, описываемыми контекстуальными факторами, — относится к методам двухуровневого логистического моделирования. Такое моделирование осуществлялось с помощью специализированного пакета программ — HLM (Hierarchical Linear and Nonlinear Modeling, см. Raudenbush and Bryk 2002, Ch. 10; при описании результатов используются обозначения, принятые в этой книге). Анализировались модели со «случайными коэффициентами» и интеракциями между переменными 1-го уровня (индивидуальных различий) и факторами 2-го уровня (контекстуальных отличий между странами). При этом шкалы всех переменных и факторов преобразовывались так, что они изменялись в диапазоне от 0 до 1, что позволяет напрямую сравнивать силу их воздействия. Переменные 1-го уровня центрировались относительно средних значений в каждой из стран, а 2-го уровня — относительно общего среднего значения. Опросные данные взвешивались в ходе анализа с помощью переменной pspwght (post-stratification weights), которая устраняет искажения в национальной выборке, вызванные неодинаковыми вероятностями включения в нее, отображением в ней только части населения и ошибками из-за систематической склонности определенных людей к уклонению от ответов (подробнее см. URL: < methodology/>).

Распространенность протестных акций в Европе

Участие граждан в протесте, включая такие акции, как подписание петиций и обращений в адрес властей, бойкот товаров и услуг и участие в демонстрациях, организованных в соответствии с требованиями закона, очень сильно различается в странах Западной Европы и бывших коммунистических государствах. Вопреки очевидному соображению, что люди вроде бы должны протестовать там, где им приходится испытывать материальные трудности из-за невысокого развития экономики и где трудно достучаться до власти по причине неразвитости промежуточных институтов, связывающих их с обществом, протестная активность, как видно на рисунке 1, получает все большее распространение, напротив, по мере того, как в стране растет уровень душевого валового национального дохода в сочетании с расширением политических прав и свобод граждан — с ростом значений на- шего индекса, учитывающего эти аспекты общественного развития.

В таких странах, как Швеция, Исландия, Германия, Швейцария или Норвегия, получивших самые высокие значения этого индекса, протест имеет наибольшее распространение — в течение двенадцати месяцев в нем участвовали от половины до двух третей граждан (старше 14 лет). Обращение к «мягким» средствам прямого политического давления гораздо реже встречается в посткоммунистических государствах, менее развитых — по европейским меркам — и экономически и политически. Так, на Украине, в Венгрии, Литве и России к протесту прибегали лишь очень немногие участники опросов (от 5% до 10%).

Таким образом, в западных европейских демократиях петиции, бойкоты и реже — законные демонстрации входят в число важных средств воздействия граждан на принятие политических решений, к которому достаточно регулярно обращается значительная часть общества, а в наиболее экономически благополучных и политически открытых странах — даже большинство граждан. Для многих новых демократий, появившихся в Центральной и Восточной Европе, гражданский протест в узаконенных формах не характерен — подавляющее большинство здесь остается пассивным.

Неудовлетворенность демократиейи участие в протесте

Полученные в ESS 2012 опросные данные дают возможность использовать несколько подходов к интересующей нас проблеме влияния демократических ценностей и неудовлетворенности состоянием демократии в стране на обращение граждан к ненасильственному протесту. Один из них позволяет воспроизвести методологию анализа «демократического дефицита» (другое обозначение для расхождения оценок важности демократии и ее состояния) и проверить заключение о том, что этот дефицит способствует подавлению, а не укреплению, склонности к протесту (Norris 2011, p. 219-235).

При этом используются сведения, полученные от респондентов при ответе на следующие вопросы анкеты: (а) ценностная приверженность демократии — «Насколько важно для Вас жить в стране с демократической формой правления?», шкала от 0 — «совершенно не важно» до 10 — «чрезвычайно важно»; (б) оценка состояния демократии — «В целом, насколько демократической Вы считаете нашу страну?», шкала от 0 — «совершенно не демократической» до 10

Рисунок 1 . Протестная активность и общественный контекст

— «полностью демократической». В Европе, как видно на рисунке 2, средние оценки важности демократии и состояния политической системы заметно варьируют.

Большинство в любой из изучавшихся стран заявляют, что предпочитают жить именно при этой форме правления (средние оценки больше середины шкалы — 5-ти баллов), однако в России и на Украине, как и во многих других посткоммунистических государствах, а также в некоторых странах на юге Европы, приверженность демократии не имеет такого почти всеохватного распространения в обществе, как на северо-западе, особенно — в Дании, Швеции, Норвегии и Исландии.

В Болгарии, на Украине, в России и Словении общественное мнение оценивает состояние демократии ниже средней градации шкалы — большая часть их граждан полагает, что политическая система остается по преимуществу не демократической. Немного выше такие оценки в других бывших странах социализма и средиземноморских режимах: в них все же преобладают убеждения о соответствии политической систе-

Рисунок 2. Важность демократии и оценки ее состояния в странах Европы (средние значения, шкалы [0, 10])

6,0                       7,0                       8,0                       9,0                       10,0

НАСКОЛЬКО ВАЖНО ЖИТЬ В ДЕМОКРАТИЧЕСКОЙ СТРАНЕ

мы демократическим принципам, правда, далеко не полном. Еще выше они в Западной Европе, а самыми демократическими — но тоже с оговорками, о которых свидетельствуют средние оценки, не превышающие восьми баллов, — считают свои страны участники опросов в Дании, Швейцарии, Швеции, Норвегии и Финляндии.

Наклонная линия на рисунке 2 — это диагональ, свидетельствующая о соответствии между общественными воззрениями на важность демократического правления и на осуществление его принципов в политической системе. Ни в одной из стран нет баланса этих воззрений, и нигде представления о состоянии демократических институтов не превышают того уровня, который считается желательным. Напротив, все страны оказались расположенными ниже диагонали, что свидетельствует об отставании — в представлениях граждан — действительного положения дел от желательного (расстояние от точек расположения стран до этой линии говорит о степени выраженности такого отставания).

На индивидуальном уровне нами рассчитывался индекс критического отношения к демократии, представляющий собой разность между оценками респондентом ее важности и реального состояния. Этот индекс может меняться от -10 до +10, причем сокращение отрицательных значений говорит об уменьшении «избыточной» демократизации (оценка состояния превышает оценку важности), а увеличение положительных — о все большей критичности человека к действующему режиму при соотнесении с его представлением о важности демократии. Наибольшие показатели критичности — в Болгарии (среднее значение индекса 4.4 балла), Италии, на Кипре, Украине, в Словении и Венгрии (более 3.0 баллов), а самые низкие — в Швейцарии (1.0 балл), а также Дании, Франции, Финляндии и Нидерландах (не более 1.5 баллов). В России значение индекса равняется 2.2 — она занимает среднюю позицию в упорядоченном списке стран.

Результаты двухуровневого логистического моделирования, нацеленного на проверку предположений о связях между отношением человека к демократии и его участием в акциях протеста, представлены в таблице 1. Показатель протеста — дихотомическая переменная, отделяющая тех, кто в течение последних 12 месяцев принимал участие хотя бы в одной из акций — подписании петиции, бойкоте или законной демонстрации.

В каждой из представленных моделей контролировались переменные индивидуальных различий, играющие, как сви- детельствуют исследования, существенную роль в политической мобилизации. Это — во-первых, образование, способствующее вовлечению в политическую активность, включая протест, благодаря ресурсам — прежде всего когнитивным и коммуникативным навыкам, необходимым для того, чтобы разбираться в политике и взаимодействовать с другими людьми для отстаивания своих интересов. Во-вторых, такая активность подразумевает соответствующую мотивацию — заинтересованность политикой. В-третьих, мобилизационную доступность — вхождение индивида в неформальные и формальные сети социальных взаимодействий (социальный капитал), позволяющие организаторам уведомить его о политических акциях и привлечь к участию в них. Приведенные в таблице гамма-коэффициенты для этих переменных в полной мере подтверждают высказанные положения: с ростом образования, интереса к политике и социального капитала заметно повышается вероятность участия в протесте. (По величине приведенные гаммы, статистически значимые на высоком уровне, существенно превосходят те, которые характеризуют влияние целого ряда факторов, проверявшихся на предварительной стадии анализа, включая гендерные и возрастные различия, личную неудовлетворенность — материальным положением и жизнью в целом, политическое недовольство по показателям доверия парламенту и другим политическим и государственным институтам, неудовлетворенности состоянием экономики и руководством страны; все эти факторы не учитываются в уравнениях, поскольку — даже при высокой статистической значимости, появляющейся вследствие очень большого числа индивидов на первом уровне, — разница процентных показателей оказывалась весьма скромной).

Различия между странами, связанные с экономическим развитием и политической открытостью, играют очень важную роль, определяя в значительной мере уровень протестной активности в обществе (самая высокая во всех трех моделях гамма, 4.13-4.17, p<0.000). С ростом значений индекса «ресурсы и открытость» существенно увеличивается распространенность в обществе такой активности. Интеракции контрольных переменных с этим индексом свидетельствуют, что их воздействие на протест является сходным в разных контекстах (гаммы невелики и за пределами или на грани статистической значимости).

В модели 1 проверялось, способствует ли приверженность демократическим ценностям участию в акциях проте- ста. Как показано в таблице 1, коэффициент для переменной «важность демократии» оказался положительным — чем выше оценка важности, тем больше вероятность вовлечения в протестные действия (гам-ма=0.76, p<0.000), однако небольшим по величине (заметно меньше по сравнению с контрольными гаммами). И такая зависимость, согласно интеракции между этой переменной и индексом межстрановых отличий, чуть более отчетливо начинает проявляться в обществах, обладающих большими экономическими ресурсами и поли

Таблица 1. Протест и отношение граждан к демократии в контексте различий между странами по экономическому развитию и политической открытости

(Двухуровневые логистические модели с интеракциями между переменными 1-го и 2-го уровней)

ПЕРЕМЕННЫЕ:	Модель 1			Модель 2			Модель 3
	Y	Т-ratio	Sig.	Y	Т-ratio	Sig.	Y	Т-ratio	Sig.
УРОВЕНЬ 1:
Intercept	-1.14	-8.7	.000	-1.12	-8.5	.000	-1.12	-8.5	.000
Образование	2.55	15.4	.000	2.64	15.4	.000	2.59	15.0	.000
Интерес к политике	1.35	18.1	.000	1.46	18.9	.000	1.38	18.9	.000
Социальные сети	1.62	15.4	.000	1.69	16.7	.000	1.65	16.5	.000
Важность демократии	0.76	4.9	.000
Состояние демократии				-0.40	-3.8	.001
Критичность к демократии							1.55	10.3	.000
УРОВЕНЬ 2
Индекс «ресурсы и открытость»	4.16	7.3	.000	4.17	7.2	.000	4.13	7.2	.000
ИНТЕР АКЦИИ
х Образование	-1.93	-1.7	.095	-1.46	-1.3	.222	-1.58	-1.4	.181
х Интерес к политике	-0.96	-2.3	.028	-0.84	-2.0	.052	-0.86	-2.2	.039
х Социальные сети	-0.72	-1.3	.195	-1.07	-1.9	.064	-0.70	-1.3	.198
х Важность демократии	1.32	2.1	.050
х Состояние демократии				-0.32	-1.1	.271
х Критичность к демократии							3.13	4.8	.000

N1 (индивиды): Модель 1 = 48884, Модель 2 = 48521, Модель 3 = 48051; N2 (страны) = 27.

тической открытостью (гамма=1.32, p<0.050). Оценки состояния демократии в стране, как показывает модель 2, тоже связаны с протестом — с ростом недовольства политической системой, признанием ее недостаточно демократической повышается вероятность участия в акциях прямого давления (гамма=-0.40, p<0.001). И такую связь можно обнаружить при любом состоянии ресурсного обеспечения и политических возможностей (интеракция с индексом статистически незначима). Однако нельзя не признать, что все описанные зависимости оказались достаточно слабыми.

Политическое поведение «критичных граждан» позволяет оценить модель 3. Индекс критического отношения к демократии (разность оценок ее важности и состояния) играет существенную роль в объяснении протеста (гамма=1.55, p<0.000). Чем более критическим оно является, тем выше вероятность участия в акциях. Сила этой зависимости неодинакова — зависит от со-циетального контекста. Она возрастает по мере продвижения от менее к более развитым странам — при увеличении значений индекса «ресурсы и открытость» (об этом свидетельствует межуровневая интеракция между переменными «критичность к демократии» и этим индексом: гам-ма=3.13, p<0.000).

В наглядном виде результаты, характеризующие активность «критичных граждан», представлены на рисунке 3. Он построен с использованием уравнения, аналогичного модели 3, но при представлении переменной «критичность к демократии» четырьмя категориями: Не выражена — разность между шкалой «важно жить при демократии» [0, 10] и оценкой того, насколько демократической является страна [0, 10] от -10 до 0; Слабая — разность 1-2 позиции; Умеренная — 3-

Рисунок 3. Протест и критичность к демократии в контексте общественного развития

(По результатам двухуровневого моделирования)

4; Сильная — 5 или более пунктов (при таком укрупнении переменной удается получить достаточно наполненные градации, хотя в менее развитых странах распределение сдвинуто к категориям с выраженной критичностью, а в более развитых, наоборот, — к категориям с меньшей критичностью, однако даже в последних в градацию «сильная» попадало не менее 5% национальной выборки, более 100 человек).

«Мягкий» протест наиболее распространен, как видно на рисунке, в самых развитых экономически и политически открытых обществах. К нему очень редко прибегают в странах, не обладающих этими качествами. Вероятность обращения к протесту заметно выше для критически настроенных граждан, причем влияние этой переменной становится все более отчетливым по мере благоприятного изменения контекста — увеличения ресурсов общества и политических возможностей. В относительно менее развитых в этом отношении государствах, включая Россию, граждане которых отличаются самыми высокими уровнями критичности, она тем не менее не находит никакого проявления в протесте. Так, на полюсе низких значений индекса «ресурсы и открытость» в протестные действия были вовлечены около пяти процентов респондентов, и различия по признаку критичности практически отсутствовали. При продвижении к противоположному полюсу — с высокими значениями этого индекса — доля участников протестов среди тех, кому не свойственна демократическая критичность, возрастает с 5% до 55%,

Рисунок 4 . Выраженность критического отношения к либеральной демократии в Европе

но еще значительней увеличивается этот показатель для «критичных граждан» — с 6% до 73%.

Таким образом, критическое отношение к демократии — важный стимул участия граждан в бойкотах, подписании обращений и законных демонстрациях. Люди, признающие, что им важно жить при демократии, но не считающие политическую систему своей страны в полной мере демократической, пытаются оказывать прямое давление на принятие важных общественных решений, однако это происходит только при благоприятном социетальном контексте — наличии ресурсов и политических свобод. В условиях дефицита тех и других фактор демократической критичности утрачивает свое мобилизующее значение.

«Критичные граждане» с либеральным пониманием демократии и протест

Сравнительное исследование состояния демократии в странах мира показывает, что оно зависит от политической культуры — укоренение ценностных устремлений к свободе создает условия для все большей демократизации, способствуя распространению в обществе понимания демократии, соответствующего либеральной трактовке, и критического отношения к ее состоянию (Welzel 2013, ch. 10; Welzel and Alvarez 2014). Предполагается при этом, что либеральная критичность выступает предпосылкой демократической мобилизации. Это утверждение можно проверить, вновь обратившись к данным ESS 2012 года — анкета, использовавшаяся в этом раунде, содержит два блока вопросов, один из которых посвящен выяснению того, насколько важен для демократии, по мнению респондента, целый ряд ее характеристик, соотносимых теоретически с электоральной, либеральной, социальной и прямой разновидностями этой формы правления, а другой позволяет получить его оценки действующей политической системы с точки зрения выраженности этих характеристик (European Social Survey 2013; Ferrin and Kriesi 2014). Нас здесь будет интересовать только либеральная модель, подразумевающая в то же время и соблюдение требований к электоральному типу.

Индекс «либеральной критичности» рассчитывался как среднее значение индикаторов критического отношения к восьми аспектам либеральной демократии, включая четыре характеристики электоральной демократии (свободные и справедливые выборы, конкуренция политических партий, критика правительства оппозицией, смена на выборах правящей партии, не сумевшей решить проблемы избирателей) и четыре — собственно либеральной (свобода критики правительства в СМИ, обеспечение граждан через эти средства информацией, необходимой для оценки правительства, защита прав меньшинств, реализация в суде принципа равенства всех перед законом). Каждый из этих восьми индикаторов представляет собой разность показателя важности данного аспекта для демократического правления и оценки его реализации в политической системе страны, измеренных шкалами от 0 до 10. Значения индекса либеральной критичности (как и показателя критичности, рассмотренного в предшествующем разделе) могут располагаться в диапазоне от -10 до +10 (со сходной интерпретацией: перемещение к середине шкалы означает сокращение «избыточной» демократизации, а движение далее в направлении роста положительных значений — нарастание критичности либерального толка) (при построении двухуровневых моделей шкала этого индекса, как и всех других переменных, преобразовывалась — диапазон изменений от 0 до 1).

Преобладающее большинство в любой из стран отмечало, что для демократии важны названные восемь характеристик: даже самые маленькие средние значения важности, обнаруженные в Словакии, Бельгии, Литве, Франции, России, достигают отметки 8.0-8.1, а самые большие — Кипр, Болгария, Польша, Испания, Швеция — еще примерно на один пункт шкалы больше, 8.8-9.2. Тем не менее, показатели либеральной критичности — средние для стран (по шкале [-10, +10]) — заметно различаются, как это можно увидеть, обратившись к рисунку 4, что обусловлено вариациями общественного мнения о реализации принципов либерально-демократического правления. Наибольшая критичность характерна для граждан Украины (значение индекса 4.6), России (4.0) и Болгарии (3.8), вполне адекватно воспринимающих несоответствие политического устройства своих стран этой форме правления, а наименьшая — для «консенсусных» демократий Финляндии (0.8), Норвегии, Дании и Швеции (0.9), Швейцарии и Нидерландов (1.1), отличающихся высокими уровнями экономического развития, социального равенства и политической открытости.

Иерархические логистические модели, представленные в таблице 2, показывают, как на дихотомическую переменную участия в протесте (хотя бы в одном из трех типов акций — подписании петиции, бойкоте, демонстрации) влияет «либеральная критичность» (при контроле образования, интереса к политике и социального капитала) и как это влияние меняется в зависимости от социетального контекста, представленного тремя факторами — отдельно экономическим развитием и политической открытостью, а также индексом, отражающим их совместное состояние.

Переменная, фиксирующая степень неудовлетворенности состоянием либеральной демократии, оказалась, согласно приведенным в таблице коэффициентам, самым сильным фактором дифференциации протестной активности: кроме основного эффекта (гамма=2.62, p<0.000), у индекса критичности очень высокими оказались гаммы, свидетельствующие об его интеракциях с показателями социеталь-ных различий.

Модель 4 демонстрирует, что общественные ресурсы, накоплению которых способствует высокий уровень ВНД на душу, создают благоприятные условия для мобилизации протеста (гам-ма=3.93, p<0.000). Отчетливая интеракция фактора «ресурсы» с либеральной критичностью (гам-ма=6.87, p<0.000) говорит о том, что ее позитивное воздействие на вовлечение граждан в протестные акции становится все большим по мере увеличения благосостояния страны. Аналогичные закономерности, согласно модели 5, правда, несколько менее выразительные, проступают при анализе другого фактора 2-го уровня — политической открытости (политических прав и свобод) (для основного эффекта этого фактора гамма=3.35, для интеракции 5.57, p<0.000 в обоих случаях). Подтверждением того, что экономическое благосостояние лучше объясняет интересующую нас зависимость, может служить и сопоставление остаточных дисперсий, характеризующих межстрановые различия связей между критичностью и акциями после контроля интеракций. Объясненная дисперсия для таких различий при учете ВНД составляет 59%, а фактора прав и свобод — 46% (рассчитывается по формуле: % Explained=(U0-U)*100/U0, где U0 — дисперсия гамм критичности в разных странах без учета ее интеракций с контекстуальными факторами, а U — после такого контроля).

Факторы 2-го уровня «ресурсы» и «открытость», как отмечалось ранее, достаточно тесно взаимосвязаны (для 27 стран коэффициент корреляции Пирсона=0.73, p<0.000), откуда и схожесть результатов, тем не менее, в определенной мере они могут дополнять друг друга. Действительно, как свидетельствует модель 6, основной эффект индекса «ресурсы и открытость» (напомним, среднее арифметическое значение составляющих, позволяющее уловить в них как общее, так и особенное) проявляется с большей определенностью, чем каждого из факторов по отдельности (гамма=4.19, p<0.000), как несколько более выразительной становится и его интеракция с критичностью (гамма=7.10, p<0.000).

Иллюстрацией к зависимостям между участи

Таблица 2. Протест и критическое отношение граждан к состоянию либеральной демократии в странах Европы с разным уровнем экономических ресурсов и политических возможностей (Двухуровневые логистические модели с интеракциями между переменными 1-го и 2-го уровней)

ПЕРЕМЕННЫЕ:	Модель 4			Модель 5			Модель 6
	Y	Т-ratio	Sig.	Y	Т-ratio	Sig.	Y	T-ratio	Sig.
УРОВЕНЬ 1:
Критичность (либеральная)	2.62	10.4	.()()()	2.62	9.2	.000	2.63	10.5	.()()()
УРОВЕНЬ 2
ВНД (ресурсы)	3.93	5.0	.000
Права и свободы (открытость)				3.35	4.1	.000
Индекс «ресурсы и открытость»							4.19	7.3	.000
ИНТЕР АКЦИИ
хРесурсы	6.87	7.1	.000
х Открытость				5.57	4.2	.000
х Индекс							7.10	8.3	.000
ДИСПЕРСИИ	и	% Explained		и	% Explained		и	% Explained
у Критичность (И0=3.270)	1.334	59%		1.779	46%		1.292	60%

В моделях контролировались переменные образования, интереса к политике, вовлеченности в социальные сети и особенности их влияния при разных уровнях общественного развития. N1 (уровень индивидов) = 47933, N2 (страны) = 27.

Рисунок 5. Протест и неудовлетворенность либеральной демократией в европейских странах с низкими и высокими значениями индекса

Россия, Украина, Болгария — страны с тремя самыми низкими значениями индекса экономического развития и политических прав и свобод, Норвегия, Швейцария, Швеция — с тремя самыми высокими его значениями. Критичность: либеральная демократия — шкала децилей распределения индекса, фиксирующего степень расхождения между важностью восьми аспектов, характеризующих эту форму политического устройства, и соответствующими оценками реального состояния политической системы.

ем в протесте, либеральной критичностью и фактором «ресурсы и открытость» служит рисунок 5, построенный с использованием уравнения модели 6. На этом рисунке приводятся данные для трех стран с самыми низкими значениями этого фактора, а также для трех — с самыми высокими его значениями. К первым относятся Россия, Украина и Болгария: для них нехарактерно участие в «мягком протесте», и резкий критический настрой многих людей, вызванный недовольством в связи с неразвитостью институтов либераль- ной демократии, не служит различительным признаком политического участия.

Иное дело в Норвегии, Швейцарии и Швеции, отличающихся высоким уровнем экономического развития и политической открытости. Здесь обращения, бойкоты и демонстрации, проводимые с соблюдением законодательства, стали широко использоваться гражданами для защиты своих интересов. Критические настроения, связанные с воспринимаемым рассогласованием между принципами либеральной де- мократии и их воплощением в жизнь, хотя и гораздо менее распространенные, чем в тройке названных выше по-сткоммунистичес-ких обществ, служат важным стимулом мобилизации протеста.

Итак, анализ политического поведения «критичных граждан», недовольных несоответствием политического устройства своих стран принципам либеральной демократии, подтверждает заклю-

Таблица 3. Контекст протеста "критичных граждан": ресурсы и политические возможности (Двухуровневые логистические модели с интеракциями между переменными 1-го и 2-го уровней)

ФАКТОРЫ:	ПЕТИЦИИ			БОЙКОТЫ			ДЕМОНСТРАЦИИ
	Модель 7	Модель 8	Модель 9	Модель 10	Модель 11	Модель 12	Модель 13	Модель 14	Модель 15
	Y (T-ratio)	Y (T-ratio)	Y (T-ratio)	Y (T-ratio)	Y (T-ratio)	Y (T-ratio)	Y (T-ratio)	Y (T-ratio)	Y (T-ratio)
Уровень 1:
Критичность (либеральная)	2.16*** (8.6)	2 1д*** (7.5)	2.16*** (8.6)	3.36*** (8.6)	3.36*** (9.2)	3.38*** (9.1)	2.85*** (7.2)	2 gy*** (7.5)	2.88*** (7.6)
Уровень 2
внд	3 79*** (5.1)		2.56** (2.8)	4.64*** (4.2)		3.49* (2.6)	1.03* (2.4)		1.41* (2.2)
Права и свободы		3.35*** (4.1)	1.58* (2.3)		3.87** (3.3)	1.47 (1.5)		0.52 (1.0)	-0.47 (-0.6)
Интеракции
хВНД	5.83*** (5.4)		4.95** (3.3)	4.97** (3.3)		2.00 (1.0)	4.64* (2.7)		1.22 (0.6)
х Права и свободы		4.29** (3.6)	1.10 (1.0)		5 19*** (5.4)	3.82* (2.6)		4.96*** (5.6)	4.20** (2.8)

чение, сделанное в предшествующем разделе. Они особенно сильно мотивированы на участие в протест

В моделях контролировались переменные пола, возраста, образования, интереса к политике, вовлеченности в социальные сети и особенности их влияния при разных уровнях контекстуальных факторов. N1 (уровень индивидов): Модели 7-9 = 47713, Модели 10-12 = 47656, Модели 13-15 = 47799;

N2 (страны) = 27. p < *0.050, **0.010, ***0.001

ных акциях, но только в том случае, когда этому способствуют благоприятные условия социетального уровня — наличие общественных ресурсов и политических возможностей. Принятие во внимание либерального аспекта делает эти закономерности еще более отчетливыми, чем это было при анализе, не учитывавшем особенностей понимания гражданами демократического устройства.

Петиции, бойкоты, демонстрации: уточнение зависимостей

Выяснив зависимости между либеральной критичностью и протестной активностью, зафиксированной с помощью индекса, допускающего участие в одной из трех разновидностей акций, нам предстоит проверить, насколько они соблюдаются при рассмотрении каждой из этих акций. Результаты такой проверки, которая осуществлялась, как и прежде, с помощью иерархического логистического моделирования, приведены в таблице 3.

Зависимыми переменными выступают дихотомические переменные, показывающие приходилось ли опрошенным гражданам (в течение 12 месяцев) (а) подписывать петиции или нет, (б) бойкотировать товары и услуги и (в) выходить на демонстрации, организованные без нарушения требований закона. Поскольку на эти признаки заметное влияние может оказывать социальная демография (например, к бойкотам чаще прибегают женщины, на демонстрации реже ходят пожилые люди), во всех моделях к числу контрольных переменных, включающих образование, интерес к политике и социальный капитал, были добавлены показатели гендерных и возрастных различий.

Каждая из разновидностей протеста описывается в таблице 3 тремя моделями. В одной из них рассматривается критическое отношение к либеральной демократии, душевой ВНД (на втором уровне) и их взаимодействие, в другой ВНД заменяет показатель политической открытости (прав и свобод), а в третьей — анализируются обе эти контекстуальные переменные и их интеракции.

Результаты подтверждают заключение о том, что либе- ральная критичность играет важную роль, способствуя протестной мобилизации. Важны и контекстуальные факторы — наличие ресурсов и политические возможности. С их расширением недовольство демократией приобретает все большее значение, побуждая критически настроенных граждан к протестной активности — и в форме поддержки обращений в адрес властей, и бойкотов, и демонстраций.

Любопытное уточнение в эти зависимости вносят модели, в которых учитывались одновременно оба социеталь-ных фактора. Хотя они, как было отмечено ранее, тесно взаимосвязаны, в этих моделях все же удается вычленить наиболее существенный контекстуальный аспект, играющий ведущую роль в мобилизации «либеральных критиков». В случае петиций это — общественные ресурсы, скорее всего, распространение компьютерных технологий, Интернета, который в последние годы стал основным средством сбора подписей под разнообразными обращениями к властным органам. Однако для привлечения таких критиков к бойкотам и демонстрациям еще важнее, как оказалось, — политические возможности.

Основные выводы носительно недавно перешли к этой форме правления, далеко не каждый разделяет такие воззрения, но все же — большинство. И именно в них многие граждане не удовлетворены тем, как принципы демократического устройства воплощены в политических институтах страны. Это рассогласование между желаемым и действительным порождает «критически настроенных граждан». Оно с гораздо большей отчетливостью проявляется в относительно менее развитых — по наличию ресурсов и открытости — обществах, чем в старых демократиях, наиболее продвинутых в этом отношении. Аналогичное рассогласование можно обнаружить при сопоставлении того, насколько значимыми признаются участниками опросов признаки либеральной разновидности демократии, и как ими оценивается их реализация в действующих институтах.

Критичное отношение к демократии играет существенную роль в мобилизации протестной активности, включающей подписание обращений, бойкоты и демонстрации. Однако оно играет эту роль только при благоприятных соци-етальных условиях — наличии в обществе ресурсов и политических возможностей.

Россия относится к числу стран, для которых характерны одни из самых низких в Европе показателей развития экономики и политической открытости. В соответствии с общими закономерностями, в нашей стране «мягкий» протест не является систематическим средством отстаивания гражданских интересов. Хотя в обществе распространены критические настроения, вызванные рассогласованием между стремлением наших сограждан к демократии и действующим политическим режимом, не соответствующим их чаяниям, эти настроения не побуждают к регулярным акциям прямого давления на власти, как это происходит в стабильных западных демократиях, обладающих и ресурсами и политическими возможностями для мобилизации широких общественных движений.