Новые исследования памятника Ростовка близ Омска

Выдающийся археологический памятник Рос-товка, расположенный на левом берегу р. Оми, в непосредственной близости, а в настоящее время фактически в пределах города Омска, был исследован в 60-е гг. прошлого столетия видным сибирским археологом Владимиром Ивановичем Матющенко. Замечательные материалы памятника сразу привлекли внимание научной общественности. В 1988 г. вышла монография, посвященная материалам Ростовки, написанная В.И. Матющенко в соавторстве со своей ученицей Г.В. Синицыной (Ложниковой) [1988]. С тех пор прошло более четверти века, однако эта работа не утратила своей научной значимости. Напротив, памятник постоянно привлекает к себе внимание специалистов, занимающихся проблемами эпохи бронзы Сибири.

Известные события, случившиеся с нашей страной в конце прошлого тысячелетия, коснулись практически всех сфер нашей жизни, и нашей науки в том числе. Несовершенство законодательной базы привело к тому, что в России вдруг возник бизнес, связанный с продажей антиквариата, что привело к волне грабительских, несанкционированных раскопок, которые удалось приостановить (благодаря реорганизации законодательства) только в последние годы.

Как правило, грабители шли по следам археологов. Вооруженные георадарами, они вели свои поиски на поселениях и могильниках, выкапывая металлические предметы, частью поистине уникальные. Тем самым за кратчайший срок российской, а значит, и мировой археологии был нанесен колоссальный, невосполнимый ущерб.

Побывали вандалы и в хорошо известной Рос-товке, а также, по-видимому, в ее окрестностях. Скорее всего, именно отсюда происходит уникальная коллекция сейминско-турбинских бронз, оказавшаяся у коллекционера в Тобольске и впоследствии, благодаря усилиям А.В. Нескорова, ставшая достоянием научного сообщества [Молодин, Нескоров, 2010].

Все эти события привели к мысли о необходимости специального осмотра места расположения Ростовки и проведения здесь максимально возможных работ с целью доисследования не раскопанных В.И. Матющенко участков. К этому нас подталкивало еще и то обстоятельство, что именно из Ростовки происходит сейминско-турбинский наконечник копья, приобретенный перекупщиками у одного из жителей прилегающей к раскопкам В.И. Матющенко усадьбы. Ориентируясь на классификацию Е.Н. Черных и С.В. Кузьминых [1989], его можно отнести к разрядам КД-8 или КД-10 [Молодин, Нескоров, 2010. с. 59–60] (упомина- ние об этой находке нашло отражение в сводке С.В. Кузьминых [2011]).

Такие исследования мы проводили дважды, в 2007 и 2010 гг. Полученные результаты были собраны в двух научных отчетах В.И. Молоди-на [2008, 2010]. Основные данные мы публикуем в данной статье.

Для раскопок были избраны небольшие свободные от застройки участки к югу от раскопок В.И. Матющенко. Площадь первого раскопа составила 22 м2, второй был заложен на территории приусадебного участка, где был обнаружен проданный «черным» археологам наконечник копья, о котором шла речь выше. Кроме того, по сообщениям местных жителей, при ежегодном возделывании огородов здесь находили фрагменты керамики и человеческие кости. Площадь данного раскопа составила 118 м2. К сожалению, закладывать здесь еще какие-либо раскопы не представляется возможным.

Следует сразу сказать: проведенные раскопки однозначно показали, что культурный слой дошел до нас в переотложенном состоянии. Здесь почти ежегодно возделывался огород, по этой причине ожидать обнаружения каких-то непотревоженных комплексов практически не приходилось. Тем не менее во втором раскопе, рядом с домом, было найдено захоронение человека (рис. 1, 1 ).

Погребенный – взрослый человек. От скелета сохранились череп, лежащий на правом боку, ключицы и кости рук, вытянутые вдоль туловища. Судя по положению рук, умерший лежал в вытянутом положении на спине, головой на юг. Справа от правой руки находилось скопление фрагментов костей, которые, скорее всего, являются частями ног погребенного. У окончания левой руки располагался керамический сосуд, который можно отнести к эпохе поздней бронзы (рис. 1, 2 ). Три фрагмента от него обнаружены под нижней челюстью животного (овца?), с левой стороны, в 0,17 м от черепа. Судя по уже опубликованным материалам, погребение это нетипично для могильника Ростовка [Матющенко, Синицына, 1988]. Исходя из того, что В.И. Матющенко в процессе раскопок был найден клад предметов, датируемых переходным от бронзы к железу временем, можно предположить, что обнаруженный нами погребальный комплекс маркируется этим же временем.

Кроме того, на обоих раскопах обнаружены изделия из камня и фрагменты керамики, которые, без сомнения, имели непосредственное отношение к изученному В.И. Матющенко раннему комплексу эпохи бронзы (рис. 2).

Каменный инвентарь представлен несколькими наконечниками стрел, каменными ножами, облом-

Рис. 1. Материалы эпохи поздней бронзы. Памятник Ростовка.

Рис. 2. Материалы эпохи бронзы. Памятник Ростовка.

ками ножевидных пластин, заготовками изделий (см. рис. 2, 1–23 ). Большинство предметов сделаны из одного вида камня и, несомненно, составляют единую группу.

Каменный инвентарь имеет полные аналогии с комплексом изделий, описанных В.И. Матю-щенко и Г.В. Синицыной [1988, рис. 22, 25, 27, 1–4 , 57, 58]. Абсолютные аналогии данному инвентарю мы находим в захоронениях кротовской культуры памятника Сопка-2/4 Б,В [Молодин, Гришин, 2016].

Керамический комплекс представлен двумя группами посуды. К первой принадлежат фрагменты, имеющие непосредственное отношение к сейминско-турбинскому комплексу. В нашей коллекции она представлена серией фрагментов горловин и стенок крупных емкостей, украшенных по шейке волнистыми и зигзагообразными налеп-ными валиками и прочерченным волнообразным узором (см. рис. 2, 24–27 ).

В.И. Матющенко и Г.В. Синицына отнесли такую посуду к керамике третьей группы в предлагаемой ими классификации [Матющенко, Синицына, 1988, рис. 84]. От себя добавим, что морфологически близкая посуда встречается и во второй выделенной ими группе.

Уже приходилось отмечать [Молодин, Гришин, в печати], что данная посуда может представлять некий синтез орнаментальных традиций, сочетающий в себе кротовские и петровские черты, что, вероятно, связано с проникновением на данную территорию с юго-запада представителей северо-казахстанской группы [Зданович, 1988] петровской культуры. О вероятности такого проникновения на восток свидетельствуют два захоронения в скорченном положении на боку, обнаруженные в ростовкинском могильнике [Ма-тющенко, Синицына, 1988, с. 64]. Захоронение петровской культуры было обнаружено одним из авторов настоящей работы на могильнике Сопка-2 [Молодин, 2010].

Таким образом, перед нами явные проявления культурного слоя раннего (кротовского в основе) погребального комплекса, зафиксированного В.И. Матющенко в Ростовке.

Второй комплекс посуды, обнаруженный в Рос-товке и отнесенный В.И. Матющенко и Г.В. Синицыной к более позднему периоду [1988, с. 99], также найден и нами (см. рис. 1, 3–6 ).

Керамика эта представлена фрагментами горловин и стенок так называемых бомбовидных (по терминологии В.И. Матющенко и Г.В. Синицыной [Там же, с 102]) емкостей. Это «закрытые» баночные сосуды с вогнутым внутрь венчиком, по-видимому плоскодонные, украшенные по невы- раженной шейке и тулову рядами крупного «жем-чужника» (по классификации В.И. Матющенко и Г.В. Синицыной это керамика второго комплекса, третьей группы [Там же, с. 104, рис. 32–34]).

Кроме того, к данному комплексу следует отнести и несколько обнаруженных нами фрагментов горшковидной посуды, украшенной по шейке или плечикам «жемчужинами» либо крупными ямочными наколами. Такая посуда также выявлена при раскопках Ростовки [Там же, с. 103, рис. 35].

Касаясь хронологической атрибуции данного керамического комплекса вместе с кладом бронзовых предметов, отличающихся во всех отношениях от раннего, с сейминско-турбинскими бронзами, В.И. Матющенко и Г.В. Синицына склонны датировать и клад, и данный керамический комплекс VIII–VI вв. до н.э. [Там же, с. 125].

К сожалению, в настоящее время, спустя более полувека после масштабных раскопок В.И. Ма-тющенко, проведенных в Ростовке, мы не можем как-то однозначно либо подтвердить, либо опровергнуть связь клада с керамическим комплексом, а следовательно, и более надежно, хотя бы хронологически, диагностировать последний.

То же самое можно сказать и о его культурной диагностике. И это несмотря на то, что за истекшие полвека объем раскопок в Прииртышье и прилегающих территориях, давших весьма существенный материал эпохи поздней бронзы, переходного от бронзы к железу времени и раннего железного века, возрос по сравнению с концом 60-х – началом 70-х гг. прошлого века многократно.

Все вышесказанное позволяет нам сегодня видеть в рассматриваемом керамическом комплексе некое специфическое культурное образование, культурно-хронологическую позицию которого еще предстоит обосновать.